Бояре Рюрика. Глава 14(отрывок)

Глава 14
(823 гг. от Р.Х.)
 
Шум и крики, доносящиеся с драккаров данов, стали глуше. Даже их стрелы перестали стучать в борта драккара свеев. Харальд осторожно выглянул из-за щита, которым прикрывался от стрел, и увидел, что даны всё-таки понемногу отстают. Тревога стала отступать, и Харальд даже иронично улыбнулся. Собственно радоваться было нечему. В этот раз удача отвернулась от свеев. Из пяти драккаров, на которых в набег вышел Харальд с дружиной, осталось всего три. Одному драккару в битве с данами пробили борт, и он затонул, другой сгорел. Конунг подобрал оставшихся в живых викингов, и поэтому перегруженный сверх меры драккар Харальда не поспевал за более лёгкими, плывшими впереди. После этой кратковременной битвы подоспевшие на помощь даны начали преследование свеев. Даже недолгая в это время года ночь не помогла воинам конунга Харальда скрыться.
Свеи плыли в протоке между двух скалистых островов, где слабое дуновенье ветерка не могло наполнить парус. Гребцы уже изнемогали, поднимая и опуская в воду тяжёлые длинные весла, заставляя драккар двигаться вперёд. Казалось, что пройдёт ещё немного времени, и они, изнурённые этой гонкой, усталые упадут на дно драккара. Харальд с надеждой всматривался вдаль, стараясь по верхушкам волн отыскать место постоянного порыва ветра.
- Стейнар, - повернулся он к рулевому, - правь вон к той скале! За ней точно должен быть ветер!
Драккар Харальда изменил направление и поплыл к оконечности острова, всё более удаляясь от остальных драккаров свеев. Конунг повернулся к воинам и громко закричал, заглушая скрип уключин и шум стекающей воды с лопастей вёсел:
- Потерпите ещё чуть-чуть! Скоро поставим парус, и можно будет передохнуть!
Викинги из последних сил налегли на вёсла, но из-за вожделённой цели – скалы показались четыре драккара с данами и устремились наперерез свейскому кораблю. Они не были так перегружены, как драккар Харальда, и поэтому стремительно летели навстречу. Конунг оглянулся: спереди - даны, сзади – даны, два других драккара свеев были далеко и, поставив паруса, удалялись в открытое море, не имея возможности прийти на помощь.
Харальд с горящими глазами и ярой решительностью завопил:
- Воины, Один улыбнулся нам. Враг рядом. Встретим смерть с распростёртыми объятиями! Вальгалла ждёт нас!
Викинги побросали вёсла и схватились за оружие. Конунг поспешно поверх одежды надел тяжёлую кольчугу и, достав меч и прикрывшись щитом, стал ждать врагов. Вначале посыпались стрелы, выбирая себе жертвы, а затем подплывшие драккары данов, ломая оставшиеся в воде вёсла, ударились бортами о борта драккара Харальда. Свеи ожесточённо отбивались, но подплывавшие на драккарах даны становились на место павших, и постепенно свеи падали бездыханными. У Харальда и Стейнара сорвали доспехи, повалили их на дно и связали верёвками.
Конунг лежал, не в силах пошевелиться, и смотрел на приблизившегося к нему высокого седовласого дана. Тот бесцеремонно ткнул носком сапога ему под рёбра:
- Ты кто?
- Убей меня! – Сквозь зубы процедил Харальд, передёрнув плечами и пытаясь освободиться от связывающих его пут. – Я не боюсь смерти.
- Почему вы этих оставили в живых? – Повернулся седовласый дан к своим воинам.
- Это их предводитель и его кормчий.
- Как зовут тебя, ярл? – Опять ткнул его ногой дан.
Харальд дёрнулся от удара и прохрипел:
- Я не ярл. Я конунг земли Скандия. У меня много ярлов, и они отомстят за меня.
- И где эта земля?..
- Там. – Неопределённо мотнул головой Харальд. – За морем. Не томи, убей скорее!
- Ты хочешь лёгкой доли. – Усмехнулся дан. – Тот, кто идёт спать с собаками, пусть не жалуется потом на блох. Я тебя подарю нашему конунгу Готфриду.
Седовласый дан гордо вскинул голову и непререкаемым тоном скомандовал:
- Возвращаемся в Худебю!
Следующие сутки пути Харальду не перепало ни крошки хлеба, ни глотка воды. Связанные руки и ноги затекли, и поэтому когда его повели по деревянному настилу вдоль берега, он еле-еле передвигал ноги. Точно также рядом с Харальдом ковылял и Стейнар. Даны подвели пленников к пожилому коренастому воину с властно вздёрнутой вверх бородой. Седовласый дан толкнул свеев к его ногам:
- Готфрид, это конунг свеев и его кормчий.
- Конунг?! – Заинтересовался Готфрид. Он схватил его за волосы и, откинув его голову назад, всмотрелся в его лицо. – Чем богата твоя земля?
- Моя земля – это скалы, покрытые лесом. А богата она воинами, которые отомстят за меня.
Готфрид рассмеялся:
- Вначале я получу с твоих ярлов за тебя выкуп, а затем вы все поклянётесь мне в верности и будете платить дань. Бросьте их в яму!
Пленникам развязали путы и спустили в глубокую яму с отвесными стенками. Сверху яму прикрыли решёткой из толстых сосновых жердей. Готфрид встал на эту решётку и, не стесняясь женщин, начал мочиться сверху на свеев. Харальд под громкий хохот окружающих метался по узкой яме, стараясь увернуться от этой зловонной жидкости. Стейнар, прижавшись к стене, молча переносил унижения.
До вечера их больше никто не беспокоил, если не считать неугомонных мальчишек, бегающих мимо ямы, и, взявши себе за правило, обязательно испражняться на свеев сверху. Уже в сумерках им бросили два куска заплесневелой дурно пахнущей лепёшки. Стейнар с жадностью набросился на свой кусок, а Харальд, учуяв противный запах, с брезгливостью отдал свой хлеб соседу.
Наступившая ночь принесла пленникам тишину и спокойствие. В яме было так темно, что Харальд не мог даже разглядеть рядом находящегося Стейнара. Конунг слышал только его дыхание да почёсывание. Вдруг раздались голоса, и при свете факелов решётку убрали, вытащили Стейнара и увели. Опять наступила тишина, и в этой тиши Харальд почувствовал, как сверху посыпалась земля. Он поднял голову и над краем ямы увидел тёмное пятно.
- Конунг! – Харальд услышал тихий шёпот. – Конунг, моё имя Ульвар. Раб я здесь. Лови!..
Сверху упал рваный кусок войлока, в который можно было завернуться.
- Куда отвели Стейнара? – Харальд задрал голову кверху.
- Его конунг Готфрид отпустил, чтобы он привёз выкуп. Лови!
Что-то тяжёлое ударило Харальда по плечу и упало на землю. Он присел и, нащупав упавшее, поднёс к лицу. Острый запах копчености защекотал обоняние конунга. Это была большая копчёная треска. Харальд зубами вцепился в рыбу и, набив полный рот едой, еле смог проговорить:
- Мне бы воды!
- Воду пленникам разносят по утрам. Придётся подождать.
- Помоги мне выбраться отсюда.
- Отсюда не убежишь. Я иногда буду приносить тебе рыбу, но обещай мне, что когда тебя выкупят, то ты заберёшь и меня.
- Хорошо. – Согласился Харальд и опять погрузил свои зубы в сочное копчёное мясо.
 
*   *   *
 
Бернар шёл по мрачным и прохладным переходам Инденского монастыря, направляясь к монастырской церкви. Поворачивая в одном из узких коридоров, он столкнулся с толстым монахом, державшим в руках кувшин. При столкновении из кувшина на одежду маркиза плеснулось вино.
- Чёрт! – Выругался Бернар и с силой оттолкнул рыхлое тело монаха.
Тот отпрянул к стене, а затем, упираясь в неё спиной, поджал ноги и плюхнулся своим толстым задом прямо на пол.
- Не гневи Господа, сын мой! – Пьяным заплетающимся языком проговорил монах и, запрокинув голову, начал пить из кувшина.
Сделав несколько глотков, он громко рыгнул и осоловелым взглядом уставился на Бернара.
- Тьфу! – В негодовании сплюнул маркиз.
Куда делась эта неистовая аскетичность монахов и строгость монастырских нравов, проповедуемых покойным аббатом монастыря Бенедиктом. После смерти духовного наставника императора Людовика Бенедикта влияние императорской власти на церковную жизнь сильно ослабло. Бернар видел, как изменяется положение церкви в империи, как она высвобождается из-под влияния светской власти и сама начинает диктовать свою волю. А ведь были времена, когда высшие духовные лица с опаской смотрели на власть держащих. В 816 году, когда нового папу Стефана избрали без согласия Людовика, то папа сам приехал к императору в Реймс[1], где короновал его и его жену золотой короной, привезённой с собой. А разве не властью императора назначались аббаты в монастыри! Желая, чтобы его духовный наставник Бенедикт был рядом, Людовик назначил его аббатом в монастырь Мармутье, а позже после строительства монастыря Корнелимюнстер перевел его аббатом туда. Но вскоре этот монастырь, в котором сейчас находился Бернар, благодаря названию реки, близ которой был расположен, стал называться Инденский.
А сейчас! Священники избирают себе аббатов, невзирая на мнение императора. Этому, конечно, способствовал и сам император Людовик. Маркиз помнил, как в прошлом году император, собрав большое количество представителей светской и духовной знати, не выдержав угрызений совести по поводу гибели своего племянника и многих других, принёс публичное покаяние.
Бернар очень хорошо запомнил этот день. Император, преклонив колени в центре большого зала, говорил о том, что терзало его душу. А во главе тех, кто выслушивал прегрешения императора, стояли отцы церкви. Бернар с сожалением смотрел на кающегося императора. Он считал это слабостью и видел это во взглядах многих вельмож, в том числе и сыновей императора. Слабый император – слабое государство. Не лучше ли ему принять сан и замаливать свои грехи в каком-либо монастыре? Но кто его может заменить? Неуравновешенный и взрывной Лотарь, за которым стоит враг Бернара – граф Нантский или упрямый и недоверчивый, смотрящий на всех исподлобья Пипин? А может неуверенный, не имеющий своего мнения и легко поддающийся влиянию Людовик? Кто из них?
От этих мыслей его отвлёк тихий женский голос:
- Бернар, мне нужно поговорить с тобой наедине.
Маркиз обернулся – перед ним стояла Юдифь. В ней он не заметил былого величия, гордости и пренебрежения, и эта кротость озадачила его.
- Я понесла, Бернар.
Маркиз снисходительно улыбнулся:
- Поздравляю! Для императора это будет радость.
- Если бы… Я не знаю, как сказать ему об этом. Я давно не проводила ночь с Людовиком. Это твой ребёнок, Бернар.
Холодная дрожь пробежала по телу маркиза. Он оглянулся на кающегося императора, и неожиданная мысль озарила его:
- Сообщи ему об этом завтра. Скажешь, что Всевышний принял его покаяние, убрал свою карающую длань и наградил его зачатием ребёнка.
Это было в прошлом году, а сейчас уже почти полтора месяца маркиз пребывал в свите Людовика, который над усопшим телом своего бывшего духовника[2] проводил многочасовые чтения молитв и песнопения псалмов. В этом монастыре император абсолютно отрешился от мирской жизни, и эта его затворническая жизнь тяжёлым ярмом давила на вельмож его свиты. Бернар надеялся, что неожиданный приезд канцлера в монастырь (а канцлер не посмел бы потревожить императора без причины) способствует прекращению добровольного заточения государя и, соответственно, скучному времяпровождению его сопровождающих. Но Людовик только отмахнулся от сообщения Бернара, велев ждать его в своих покоях.
Вернувшийся к вельможам маркиз громко объявил, что император Людовик скоро будет, вызвав оживление, но даже это сообщение не смогло изменить непроницаемого выражения лица канцлера. Бернар отошёл к окну, небольшие цветные византийские стёкла которого слабо пропускали свет, и стал делать предположения о столь неожиданном визите канцлера. Но это продолжалось недолго, так как двери отворились и в сопровождении аббата монастыря и нескольких монахов появился сам император.
Канцлер поспешил ему навстречу и, церемониально поклонившись, торжественно произнёс:
- Ваше Величество, я прибыл сообщить, что императрица родила сына!
Внезапная весть ошеломила маркиза, и он в испуге окинул окружающих, но в возникшем радостном шуме никто не смотрел на него. Радостная улыбка озарила его: у него есть сын! Так вот кто может сменить этого никчёмного слабого императора!
- Сын! Боже, благодарю тебя! – Радостно возвёл кверху глаза Людовик. – Я назову его Бенедиктом.
- Мой государь, - растерянно произнёс канцлер, - но императрица уже произвела обряд крещения.
- Уже крестила его? – Недовольно поджал губы Людовик.
- Да, и назвала его Карлом.
Бернар довольно улыбнулся: Юдифь всё-таки умна. С таким именем его сыну не придётся долго находиться в тени сыновей императора.
- Карлом? – Удивление Людовика сменилось величавостью. – В честь моего отца! Да, это правильно! Как он выглядит?
- Очень трудно сказать об этом в этом возрасте. – Развёл руками канцлер. – Лысый…
- Лысый[3]?
- Пухленький и лысый… Как все дети.
- Мой сын не такой, как все. – После этих слов императора канцлер склонился в почтении и попятился. – Я позабочусь о том, чтобы у него был достойный духовник! Хотя сейчас очень трудно найти такого, каким был для меня Бенедикт.

[1] Реймский собор до 1825 года станет традиционным местом коронации французских правителей.
[2] Бенедикт умер в 821 году в Инденском монастыре, тело его было погребено в монастырской церкви.
[3] Будущий король Франции получил это прозвище, хотя и не был лысым.
 

© Copyright: М.Лютый, 2017

Регистрационный номер №0378236

от 3 марта 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0378236 выдан для произведения: Глава 14
(823 гг. от Р.Х.)
 
Шум и крики, доносящиеся с драккаров данов, стали глуше. Даже их стрелы перестали стучать в борта драккара свеев. Харальд осторожно выглянул из-за щита, которым прикрывался от стрел, и увидел, что даны всё-таки понемногу отстают. Тревога стала отступать, и Харальд даже иронично улыбнулся. Собственно радоваться было нечему. В этот раз удача отвернулась от свеев. Из пяти драккаров, на которых в набег вышел Харальд с дружиной, осталось всего три. Одному драккару в битве с данами пробили борт, и он затонул, другой сгорел. Конунг подобрал оставшихся в живых викингов, и поэтому перегруженный сверх меры драккар Харальда не поспевал за более лёгкими, плывшими впереди. После этой кратковременной битвы подоспевшие на помощь даны начали преследование свеев. Даже недолгая в это время года ночь не помогла воинам конунга Харальда скрыться.
Свеи плыли в протоке между двух скалистых островов, где слабое дуновенье ветерка не могло наполнить парус. Гребцы уже изнемогали, поднимая и опуская в воду тяжёлые длинные весла, заставляя драккар двигаться вперёд. Казалось, что пройдёт ещё немного времени, и они, изнурённые этой гонкой, усталые упадут на дно драккара. Харальд с надеждой всматривался вдаль, стараясь по верхушкам волн отыскать место постоянного порыва ветра.
- Стейнар, - повернулся он к рулевому, - правь вон к той скале! За ней точно должен быть ветер!
Драккар Харальда изменил направление и поплыл к оконечности острова, всё более удаляясь от остальных драккаров свеев. Конунг повернулся к воинам и громко закричал, заглушая скрип уключин и шум стекающей воды с лопастей вёсел:
- Потерпите ещё чуть-чуть! Скоро поставим парус, и можно будет передохнуть!
Викинги из последних сил налегли на вёсла, но из-за вожделённой цели – скалы показались четыре драккара с данами и устремились наперерез свейскому кораблю. Они не были так перегружены, как драккар Харальда, и поэтому стремительно летели навстречу. Конунг оглянулся: спереди - даны, сзади – даны, два других драккара свеев были далеко и, поставив паруса, удалялись в открытое море, не имея возможности прийти на помощь.
Харальд с горящими глазами и ярой решительностью завопил:
- Воины, Один улыбнулся нам. Враг рядом. Встретим смерть с распростёртыми объятиями! Вальгалла ждёт нас!
Викинги побросали вёсла и схватились за оружие. Конунг поспешно поверх одежды надел тяжёлую кольчугу и, достав меч и прикрывшись щитом, стал ждать врагов. Вначале посыпались стрелы, выбирая себе жертвы, а затем подплывшие драккары данов, ломая оставшиеся в воде вёсла, ударились бортами о борта драккара Харальда. Свеи ожесточённо отбивались, но подплывавшие на драккарах даны становились на место павших, и постепенно свеи падали бездыханными. У Харальда и Стейнара сорвали доспехи, повалили их на дно и связали верёвками.
Конунг лежал, не в силах пошевелиться, и смотрел на приблизившегося к нему высокого седовласого дана. Тот бесцеремонно ткнул носком сапога ему под рёбра:
- Ты кто?
- Убей меня! – Сквозь зубы процедил Харальд, передёрнув плечами и пытаясь освободиться от связывающих его пут. – Я не боюсь смерти.
- Почему вы этих оставили в живых? – Повернулся седовласый дан к своим воинам.
- Это их предводитель и его кормчий.
- Как зовут тебя, ярл? – Опять ткнул его ногой дан.
Харальд дёрнулся от удара и прохрипел:
- Я не ярл. Я конунг земли Скандия. У меня много ярлов, и они отомстят за меня.
- И где эта земля?..
- Там. – Неопределённо мотнул головой Харальд. – За морем. Не томи, убей скорее!
- Ты хочешь лёгкой доли. – Усмехнулся дан. – Тот, кто идёт спать с собаками, пусть не жалуется потом на блох. Я тебя подарю нашему конунгу Готфриду.
Седовласый дан гордо вскинул голову и непререкаемым тоном скомандовал:
- Возвращаемся в Худебю!
Следующие сутки пути Харальду не перепало ни крошки хлеба, ни глотка воды. Связанные руки и ноги затекли, и поэтому когда его повели по деревянному настилу вдоль берега, он еле-еле передвигал ноги. Точно также рядом с Харальдом ковылял и Стейнар. Даны подвели пленников к пожилому коренастому воину с властно вздёрнутой вверх бородой. Седовласый дан толкнул свеев к его ногам:
- Готфрид, это конунг свеев и его кормчий.
- Конунг?! – Заинтересовался Готфрид. Он схватил его за волосы и, откинув его голову назад, всмотрелся в его лицо. – Чем богата твоя земля?
- Моя земля – это скалы, покрытые лесом. А богата она воинами, которые отомстят за меня.
Готфрид рассмеялся:
- Вначале я получу с твоих ярлов за тебя выкуп, а затем вы все поклянётесь мне в верности и будете платить дань. Бросьте их в яму!
Пленникам развязали путы и спустили в глубокую яму с отвесными стенками. Сверху яму прикрыли решёткой из толстых сосновых жердей. Готфрид встал на эту решётку и, не стесняясь женщин, начал мочиться сверху на свеев. Харальд под громкий хохот окружающих метался по узкой яме, стараясь увернуться от этой зловонной жидкости. Стейнар, прижавшись к стене, молча переносил унижения.
До вечера их больше никто не беспокоил, если не считать неугомонных мальчишек, бегающих мимо ямы, и, взявши себе за правило, обязательно испражняться на свеев сверху. Уже в сумерках им бросили два куска заплесневелой дурно пахнущей лепёшки. Стейнар с жадностью набросился на свой кусок, а Харальд, учуяв противный запах, с брезгливостью отдал свой хлеб соседу.
Наступившая ночь принесла пленникам тишину и спокойствие. В яме было так темно, что Харальд не мог даже разглядеть рядом находящегося Стейнара. Конунг слышал только его дыхание да почёсывание. Вдруг раздались голоса, и при свете факелов решётку убрали, вытащили Стейнара и увели. Опять наступила тишина, и в этой тиши Харальд почувствовал, как сверху посыпалась земля. Он поднял голову и над краем ямы увидел тёмное пятно.
- Конунг! – Харальд услышал тихий шёпот. – Конунг, моё имя Ульвар. Раб я здесь. Лови!..
Сверху упал рваный кусок войлока, в который можно было завернуться.
- Куда отвели Стейнара? – Харальд задрал голову кверху.
- Его конунг Готфрид отпустил, чтобы он привёз выкуп. Лови!
Что-то тяжёлое ударило Харальда по плечу и упало на землю. Он присел и, нащупав упавшее, поднёс к лицу. Острый запах копчености защекотал обоняние конунга. Это была большая копчёная треска. Харальд зубами вцепился в рыбу и, набив полный рот едой, еле смог проговорить:
- Мне бы воды!
- Воду пленникам разносят по утрам. Придётся подождать.
- Помоги мне выбраться отсюда.
- Отсюда не убежишь. Я иногда буду приносить тебе рыбу, но обещай мне, что когда тебя выкупят, то ты заберёшь и меня.
- Хорошо. – Согласился Харальд и опять погрузил свои зубы в сочное копчёное мясо.
 
*   *   *
 
Бернар шёл по мрачным и прохладным переходам Инденского монастыря, направляясь к монастырской церкви. Поворачивая в одном из узких коридоров, он столкнулся с толстым монахом, державшим в руках кувшин. При столкновении из кувшина на одежду маркиза плеснулось вино.
- Чёрт! – Выругался Бернар и с силой оттолкнул рыхлое тело монаха.
Тот отпрянул к стене, а затем, упираясь в неё спиной, поджал ноги и плюхнулся своим толстым задом прямо на пол.
- Не гневи Господа, сын мой! – Пьяным заплетающимся языком проговорил монах и, запрокинув голову, начал пить из кувшина.
Сделав несколько глотков, он громко рыгнул и осоловелым взглядом уставился на Бернара.
- Тьфу! – В негодовании сплюнул маркиз.
Куда делась эта неистовая аскетичность монахов и строгость монастырских нравов, проповедуемых покойным аббатом монастыря Бенедиктом. После смерти духовного наставника императора Людовика Бенедикта влияние императорской власти на церковную жизнь сильно ослабло. Бернар видел, как изменяется положение церкви в империи, как она высвобождается из-под влияния светской власти и сама начинает диктовать свою волю. А ведь были времена, когда высшие духовные лица с опаской смотрели на власть держащих. В 816 году, когда нового папу Стефана избрали без согласия Людовика, то папа сам приехал к императору в Реймс[1], где короновал его и его жену золотой короной, привезённой с собой. А разве не властью императора назначались аббаты в монастыри! Желая, чтобы его духовный наставник Бенедикт был рядом, Людовик назначил его аббатом в монастырь Мармутье, а позже после строительства монастыря Корнелимюнстер перевел его аббатом туда. Но вскоре этот монастырь, в котором сейчас находился Бернар, благодаря названию реки, близ которой был расположен, стал называться Инденский.
А сейчас! Священники избирают себе аббатов, невзирая на мнение императора. Этому, конечно, способствовал и сам император Людовик. Маркиз помнил, как в прошлом году император, собрав большое количество представителей светской и духовной знати, не выдержав угрызений совести по поводу гибели своего племянника и многих других, принёс публичное покаяние.
Бернар очень хорошо запомнил этот день. Император, преклонив колени в центре большого зала, говорил о том, что терзало его душу. А во главе тех, кто выслушивал прегрешения императора, стояли отцы церкви. Бернар с сожалением смотрел на кающегося императора. Он считал это слабостью и видел это во взглядах многих вельмож, в том числе и сыновей императора. Слабый император – слабое государство. Не лучше ли ему принять сан и замаливать свои грехи в каком-либо монастыре? Но кто его может заменить? Неуравновешенный и взрывной Лотарь, за которым стоит враг Бернара – граф Нантский или упрямый и недоверчивый, смотрящий на всех исподлобья Пипин? А может неуверенный, не имеющий своего мнения и легко поддающийся влиянию Людовик? Кто из них?
От этих мыслей его отвлёк тихий женский голос:
- Бернар, мне нужно поговорить с тобой наедине.
Маркиз обернулся – перед ним стояла Юдифь. В ней он не заметил былого величия, гордости и пренебрежения, и эта кротость озадачила его.
- Я понесла, Бернар.
Маркиз снисходительно улыбнулся:
- Поздравляю! Для императора это будет радость.
- Если бы… Я не знаю, как сказать ему об этом. Я давно не проводила ночь с Людовиком. Это твой ребёнок, Бернар.
Холодная дрожь пробежала по телу маркиза. Он оглянулся на кающегося императора, и неожиданная мысль озарила его:
- Сообщи ему об этом завтра. Скажешь, что Всевышний принял его покаяние, убрал свою карающую длань и наградил его зачатием ребёнка.
Это было в прошлом году, а сейчас уже почти полтора месяца маркиз пребывал в свите Людовика, который над усопшим телом своего бывшего духовника[2] проводил многочасовые чтения молитв и песнопения псалмов. В этом монастыре император абсолютно отрешился от мирской жизни, и эта его затворническая жизнь тяжёлым ярмом давила на вельмож его свиты. Бернар надеялся, что неожиданный приезд канцлера в монастырь (а канцлер не посмел бы потревожить императора без причины) способствует прекращению добровольного заточения государя и, соответственно, скучному времяпровождению его сопровождающих. Но Людовик только отмахнулся от сообщения Бернара, велев ждать его в своих покоях.
Вернувшийся к вельможам маркиз громко объявил, что император Людовик скоро будет, вызвав оживление, но даже это сообщение не смогло изменить непроницаемого выражения лица канцлера. Бернар отошёл к окну, небольшие цветные византийские стёкла которого слабо пропускали свет, и стал делать предположения о столь неожиданном визите канцлера. Но это продолжалось недолго, так как двери отворились и в сопровождении аббата монастыря и нескольких монахов появился сам император.
Канцлер поспешил ему навстречу и, церемониально поклонившись, торжественно произнёс:
- Ваше Величество, я прибыл сообщить, что императрица родила сына!
Внезапная весть ошеломила маркиза, и он в испуге окинул окружающих, но в возникшем радостном шуме никто не смотрел на него. Радостная улыбка озарила его: у него есть сын! Так вот кто может сменить этого никчёмного слабого императора!
- Сын! Боже, благодарю тебя! – Радостно возвёл кверху глаза Людовик. – Я назову его Бенедиктом.
- Мой государь, - растерянно произнёс канцлер, - но императрица уже произвела обряд крещения.
- Уже крестила его? – Недовольно поджал губы Людовик.
- Да, и назвала его Карлом.
Бернар довольно улыбнулся: Юдифь всё-таки умна. С таким именем его сыну не придётся долго находиться в тени сыновей императора.
- Карлом? – Удивление Людовика сменилось величавостью. – В честь моего отца! Да, это правильно! Как он выглядит?
- Очень трудно сказать об этом в этом возрасте. – Развёл руками канцлер. – Лысый…
- Лысый[3]?
- Пухленький и лысый… Как все дети.
- Мой сын не такой, как все. – После этих слов императора канцлер склонился в почтении и попятился. – Я позабочусь о том, чтобы у него был достойный духовник! Хотя сейчас очень трудно найти такого, каким был для меня Бенедикт.

[1] Реймский собор до 1825 года станет традиционным местом коронации французских правителей.
[2] Бенедикт умер в 821 году в Инденском монастыре, тело его было погребено в монастырской церкви.
[3] Будущий король Франции получил это прозвище, хотя и не был лысым.
 

 

Бояре Рюрика. Глава 15(отрывок)

Вятичи. Глава 19(отрывок)