Перекресток Глава 9

Я слоняюсь по Ланчин в поисках новых жертв.
Как я уже сказал, что не зацикливаюсь на одном. Не торчу на местах своих преступлений. Не наблюдаю, дроча в прорези кармана на наглухо застегнутые мешки, куда прячут мою работу. Не пускаю слюну, на изумленные лица копов.
Я не такой.
Я другой.
Я всегда был другим.
Наверное, все началось в утробе матери-шлюхи, пока она носила меня под сердцем и трахалась в это же время с клиентами.
До сих пор воротит от мысли, что чей-то грязный член бился о стенки, пока я преспокойненько плавал в своем импровизированном бассейне.
Захожу в бар под названием «Креветка».
По мне… это дохлая и сгнившая креветка, в чьем брюхе сдохли оплодотворенные яйца.
Сажусь за барную стойку и заказываю водку со льдом.
Из раздолбанного музыкального автомата доносится «Dear Mr. Fantasy».[1]
«Уважаемый господин Фантазия, наиграй нам мелодию,
Такую, что сделает нас счастливыми.
Выведи нас из того мрака, в котором мы находимся:
Пой песни, играй на гитаре,
Давай поскорее!
Ты – тот, кто может нас рассмешить,
Но, делая это, ты плачешь...
Пожалуйста, не грусти, если это то, о чем ты думаешь.
Мы бы тогда никогда не знали тебя все эти годы...».[2]
Жаль, нет того, кто смог бы сделать нас счастливыми.
Жаль, нет того, кто смог бы вывести нас из тьмы.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы разглядеть клиентуру.
Мой затылок, как третий глаз, воспринимает всех в черном свете, с дымчатым мерцанием. Это значит, что грязь продолжает расти.
И я умышленно шагнул в грязь.
Пока водка опаляет мое горло, я думаю – чем могу поживиться в баре?
Шлюхой, что жмется к наркоману, или наркоманом, к которому жмется шлюха, а его взгляд застрял на облупившемся потолке? Все они… приелись, мне так кажется.
Шлюхи, наркоманы, бомжи… у всех одни лица.
Даже любимая еда, может надоесть.
Боковое зрение улавливает нового посетителя.
Новый, как только что, напечатанная газета или бутылка с наглухо закрытой пробкой.
Он садиться за стойку и заказывает скотч. Потом еще и еще.
Новый клиент выпивает четыре порции скотча и курит.
Он также не смотрит по сторонам.
Не смотря на то, что мы сидим через два стула, я чувствую запах его одеколона и чистого тела.
Он отличается от сброда, что сидит в баре.
Он такой же, как я.
Разница в том, что, когда он вскакивает со стула, чуть не опрокинув его, я замечаю полицейский значок.
Но я не паникую. К чему?
Когда коп уходит, ко мне подсаживается шлюха.
От нее несет потом и дешевым лаком для волос. У нее даже изо рта воняет этим лаком, так что я подразумеваю, что шлюха использует его не по назначению.
Она говорит мне – привет, улыбаясь во весь рот. Помада у нее размазана по уголкам. Тушь скопилась под глазами и напоминает синяки. Лицо бледное, как поганка, сливается с цветом ее волос.
Я отвечаю ей – привет.
Она говорит – хочешь трахнуться?
Я отвечаю – хочу. Но на самом деле, не хочу. Я хочу кого-нибудь убить. И похоже, это будет она.
Шлюха ведет меня в туалет.
Туалет еще хуже бара.
Пустой и грязный, напоминает канализацию со сливными трубами.
Чтобы пописать, надо засунуть свой член в трубу. Но думаю, что моча, вместе с ржавой водой, будет рваться наружу.
Может, я и утрирую и туалет выглядит, как замызганная от грязи и мусора, комната с кабинками.
Но я вижу его именно таким.
Когда мы заходим в кабинку, шлюха задирает юбку до пояса и поворачивается ко мне спиной.
Она спрашивает – есть ли у меня презерватив? Я отвечаю – нет.
Тогда, она хмыкает и говорит – плевать, у меня все равно матка не работает.  
Я смотрю на ее задницу. Она вся в синяках и рыхлая, как земля.
И тут… я на перепутье. Я не знаю, что мне делать…
Достать член или достать нож…
Шлюха вертит рыхлой задницей и шепчет – давай, милый, трахни меня.
Последний раз, когда я трахался, было в кабинке клуба.
Прошло уже…  
Я не был с женщиной очень давно, и как странно, меня это не особо заботило.
Я даже не дрочил, чтобы получить разрядку.
Видимо, моя разрядка заключается в другом.
Я разряжаюсь, когда лишаю кого-нибудь жизни.
Шлюха поворачивается ко мне, всматриваясь в мое лицо стеклянными глазками и говорит – тебе помочь?
Она тянет руки к молнии моих джинсов. Расстегивает и запускает руку под трусы, хватая член. Вытаскивает его наружу и мнет, своими худыми и холодными пальцами.
Я смотрю вниз, на свой член, на ее руку, а в голове мелькают картинки, как она хрипит, выплевывая кровь.
Член набухает, и это не благодаря шлюхе. Благодаря моему воспаленному сознанию и кровавым картинкам.
Она говорит – ого, он у тебя такой огромный, и жадно улыбается.
После толкает меня к стене кабинки, а сама прижимается ко мне спиной. Мы одного роста, так что мой причиндал находится на уровне ее естества. Она продолжает мять член, пока он не становится твердым, почти каменным. Затем, чуть наклоняется вперед и направляет в себя.
Я замираю.
Я все еще на перепутье.
Когда член входит в нее, я чувствую жар и влагу. Мышцы ее влагалища крепко обхватывают мою длину и сокращаются.
Шлюха стонет, размеренно качаясь вперед-назад, вперед-назад.
Я чувствую, как ее тугая пасть, скользит по моей плоти, а мышцы сжимаются, точно тупые клыки животного.
Я теряюсь. Мое сознание покидает меня.
Я понимаю, что не могу двигаться. Мое тело одеревенело.
Картинки гаснут, а на передний план выходит совсем другое.
Порочные женщины с обнаженными телами. Их ноги широко разведены, рты шепчут, жаждут…
Я понимаю, что не смогу убить… не сейчас.
Сейчас, я хочу трахнуть эту грязную шлюху.
Поэтому, я толкаю ее к стене кабинки, и вхожу до упора.
Шлюха вскрикивает, но умоляет еще.
И я начинаю двигаться.
Внутрь-наружу. Внутрь-наружу. Внутрь-наружу.
Ее и моя смазка хлюпает, когда я вхожу и выхожу из нее.
Ее плоть сжимается, а мой член горит, как покрышки гоночной машины, когда я увеличиваю скорость.
Возбуждение бешено несется по венам, бьет в поясницу, охватывая мои бедра.
Я потею и хриплю, пока шлюха царапает ногтями кабинку.
А затем… дрожь простреливает мошонку и я замираю, судорожно глотая воздух.
Оправляя юбку и взбивая прическу, она говорит – ты был великолепен.
Великолепен?
Я ошеломлен тем, что сделал. Я изменил себе. Вместо того, чтобы выпустить шлюхе кишки, я трахнул ее.
Я ничем не лучше тех, что сидят в баре и пьют прогоркшее пиво и курят подобранные бычки с асфальта.
Я ничем не лучше тех, кто платит шлюхам за секс, а после бегают по врачам, пытаясь избавится от триппера.
Стою, вжавшись в кабинку, со спущенными до колен, джинсами и хлопаю глазами, как тупой придурок. Чувство, будто меня использовали. Меня использовала та, которую я возненавидел в детстве.
Первый раз, рыжеволосая толстуха, подружка моей матери-шлюшки, довела меня до оргазма в ручную и ртом… а потом, она трахнула меня, как полагается.
Это было за месяц до того, как я пошел в клуб.
И чем я лучше этих отбросов?
Выхожу из туалета, стараясь не смотреть в сторону блондинки.
Эта тварь улыбается мне, салютуя заляпанным стаканом, в котором шипит пиво.
Сажусь за стойку и заказываю еще водки.
Я хочу забить гнилой привкус во рту. Я хочу забить гнилую мысль, отвратную для меня мысль, что я совершил в туалете.
Выпиваю залпом и выдыхаю. Воздух наполняется очередной порцией амбре алкоголя.
Мое дыхание вносит свою лепту в зараженный воздух.
Расплачиваюсь и выхожу из бара, оглядываясь по сторонам.
Я должен кого-нибудь убить.
Последнее, о чем мне хочется думать, так это о шлюхе в туалете.
Черт, я ублюдок. Я ненавижу ублюдков.
И если я хочу выбраться из клише ублюдков, мне нужно кого-нибудь убить. 
Иду по улице, ежась в куртке.
Раньше, она пахла кожей, а теперь пахнет туалетом и лаком для волос. Мои руки пахнут лаком для волос. Мой член пахнет лаком для волос.
Я хочу смыть с себя этот запах.
Запах унижения. Запах предательства.
Иду дальше по улице.
Мне на глаза попадаются два наркомана.
Они сидят на асфальте под рассеянным светом фонаря и смотрят друг на друга.
Неразборчиво бормочут.
Неразборчивое бормотание – это язык наркоманов.
Я подхожу ближе, чтобы услышать то, о чем они говорят, держа руки в карманах.
- Что будет, если на нас упадет астероид? – спрашивает один.
- Тогда мы умрем. – Отвечает другой.
- Я колю себе дрянь и не умираю. – Возражает первый.
- Так ты колешь дрянь, а не астероид. – Заключает наркоман.
Я делаю еще шаг к ним.
- А что будет, если я выпущу вам кишки? – спрашиваю я. Один из наркоманов, что говорил о смерти, поворачивает ко мне голову и смотрит пустыми глазами.
- Будет много крови.
Я перевожу взгляд на второго. Тот пожимает плечами.
- Наверное, упадет астероид.
Я качаю головой.
Как их можно понять? Как им можно что-то объяснить?
Когда вам выпустят кишки – вы умрете.
А наркоман твердит о том, что упадет астероид.
Вы умрете. Ваши кишки выскользнут наружу. Кровь зальет вашу одежду и асфальт, на котором вы стоите и вы умрете.
При чем тут астероид?
Я мог бы убить их. Но я не хочу.
Не хочу, потому что смерть прекрасна.
А эти двое – не прекрасны. Они даже не симпатичны.
Они хуже обезьяны, торчащей в клетке и жующей фрукты, напичканные ядом.
Смерть должна быть прекрасна, а не с накаченными дерьмом, организмом и футами костей, обтянутые бренной кожей.
Иду дальше. 
Вижу молодую парочку.
Девушка в косухе и коротком красном платье. На ногах стоптанные кеды. У нее длинные каштановые волосы с вплетенными косичками.
Он – так же в косухе и рванных на коленках, черных джинсах. Без футболки.
Обнаженный, жилистый торс с татуировками.
Его волосы выкрашены в медный цвет и торчат в стороны.
Они идут, обнимаясь и говорят о чем-то.
Очередные отбросы.
Я вижу, к чему приведут эти отбросы.
Она забеременеет и попытается сделать аборт в ручную и загнется от потери крови.
Он вколет большую дозу наркоты и сдохнет, опорожнившись под себя.
Прекрасное будущее.
Какое поколение, такое и будущее.
А что до моего будущего… так у меня и прошлого не было.
Помню, как-то отчим привел в дом девушку. Мне было двадцать, а о матери-шлюхе ни слуху, ни духу.
Отчим, сказал, что теперь, это твоя мать и я обязан называть ее матерью.
Я не собирался называть малолетку – матерью, учитывая, что и свою родную, не особо жаловал в этом поприще.
Новая мать, которой всего шестнадцать лет.
Глупое молодое создание, но красивое. У отчима был вкус, а вот с мозгами – полная каша.
У отчима было много женщин. Полный аналог клиентов, моей мамаши.  
Я спросил ее – осознает ли она, прелесть иронии, что она несовершеннолетняя приемная мамаша, которая обязана воспитывать несовершеннолетнего юношу и ублажать растлителя, которому хрен знает сколько лет?  
Она ответила – осознаю.
Я спросил – почему ты здесь?
Она ответила – здесь лучше.
Почему? Я не понимал, чем здесь лучше, среди дерьма и озабоченного старого пердуна с выхлопом, хуже, чем из тухлой бочки?
Я спросил – разве, жить с родителями не лучше?
Моя мать умерла. – Отвечает она, опустив глаза. – А отец пьет.
Я сказал – ты глупая. И закончишь жизнь глупо, если останешься с ним.
Честно говорят, мне было плевать на ее будущее. Но видеть молодое тело в объятиях извращенца с кучей болезней… да пошло оно.
Лизи, так она представилась, подняла на меня свои ясные, до поры, до времени, ясные голубые глаза и нежно улыбнулась.
Твой отец добрый. Он оберегает меня. Он никогда не ударит меня.
Я рассмеялся.
Зная, своего отчима, я прекрасно себе это представлял.
Никогда не говори – никогда. – Отвечаю я и качаю головой. – Ты удивишься, на что способен этот ублюдок, когда дело касается траханья.
Мать-шлюха исчезла, как я уже сказал, а отчим жил с новоиспеченной малолетней мамашей, которая вертелась, как белка в колесе, лишь бы ему угодить. Она и мне пыталась угодить, только я не принимал ее заботу.
Я ждал, когда этот хрупкий прутик сломается под своим же весом.
Ага.
Как-то ночью, я был у себя в комнате и пытался уснуть. Знаете, как-то не особо удается вырубиться, когда за стеной раздаются монотонные толчки и сдавленный хрип ублюдка-отчима. Да, и самое интересное, я не слышал Лизу. Ни писка, ни вздоха. Ничего.
Я крутился с бока на бок, пока не вырубился. Возможно, к тому времени и звуки иссякли.
А вот, когда я открыл глаза, то увидел Лизу. Она сидела на моей кровати. Ее глаза были красными и опухшими от слез.
- Что ты тут делаешь?
- Прости. Я не хотела тебя разбудить. Можно, я останусь здесь?
- Здесь? – я натягиваю одеяло на грудь. – Какого черта? Почему ты не спишь с ним?
- Я не могу. – Она нервно перебирает пальчики. – Он занял кровать, а я не могу уснуть. Я могу спать на полу… только можно здесь?
Я не хочу, чтобы она торчала в моей комнате. В моем личном пространстве.
- Возвращайся к нему.
- Пожалуйста, - Лизи начинает плакать. – Пожалуйста, Шон. Я не буду тебе мешать. Я буду тихой. Пожалуйста.
Я кривлюсь, но соглашаюсь, только чтобы это молодое существо перестало ныть.
- Ладно. – Я отворачиваюсь от нее к стенке, подложив под голову руку. Слышу, ее едва уловимые шаги и легкий скрип половиц.
Мы молчим долгое время. Я думаю…
Насколько сильно нужно себя не уважать, чтобы прийти в дом к мудаку, у которого за пазухой кот наплакал, а в штанах мышь повесилась. Забавное сравнение, но это так. Я не представляю, может ли этот ублюдок что-то дать женщине, которое мы, называем – удовольствием? Я думаю, насколько нужно быть глупой и доверчивой, чтобы пойти на поводу у отчима и согласится оставить свою жизнь, сменив ее на худшую?
- Отчего умерла твоя мать? – спрашиваю я. Черт, я же не хотел говорить о чем-то с ней. Я хотел спать. Но, когда она здесь, сон не идет. Это знаете, когда хочется спать, но не получается. Не потому что тебе мешают, потому что твои мозги на пределе и не дают спуску.
- От передозировки. – Тихо отвечает она. – Она дважды ложилась в клинику. После лечения, мама встретила старых друзей. Не удержалась и переборщила.
- А твой отец. Он поэтому пьет?
- Он и до этого пил. После смерти мамы, стал пить еще больше.
- Он бил тебя?
- Да.
- За что? – я тру нос и хмурюсь.
- За то, что я лишняя. От меня нет проку и никакой прибыли.
- И поэтому ты здесь?
Лизи не ответила.
- У тебя есть братья или сестры?
- Нет. – Лизи тихо всхлипывает. – А где твоя мама?
Я не желаю вспоминать о ней. Не желаю даже думать, где она может быть. Может… может, она уже гниет где-нибудь в канаве или от ее тела отрывают куски бесхозные собаки…
- Беспонятия.
- А твой отец?
- Не знаю. – Бурчу я. Этот разговор раздражает меня. Я нервно сгибаю и разгибаю колени под одеялом и кусаю ногти. – Я не хочу говорить об этом. И лучше тебе уснуть, иначе вернешься к нему.
Она повинуется и больше не спрашивает.
Мы снова молчим. Молчим, может час, может, полтора.
Я все еще никак не могу уснуть. В голове бегут мысли и все они… черт, все они вьются вокруг Лизи и отчима. Вьются, как стрелы лианы... как плюща…
- Тебе понравилось трахаться с отчимом? – наконец, спрашиваю я. Этот вопрос меня заботит больше, чем ее дерьмовая судьба.
- Честно… нет.
- Почему? – я набираюсь смелости, и поворачиваюсь к ней лицом. Лизи лежит на коврике, в трех футах от меня, подложив под голову руку. Хлопковый халат, обтягивает ее линию бедра и талии.   
- Потому что это был мой первый раз.
У меня округляются глаза. Я испытываю и ужас и ненависть к этой девушке.
Она не только наивна и глупа. Она пустоголовая дура! Как можно трахаться с мужиком девственницей? Как можно трахаться с тем, который понятия не имеет, что такое осторожность? Как? Как?  
- И ты все равно сделала это с ним?
Лизи утыкается лицом в сгиб руки.
- Тебе было больно? – мой нездоровый интерес к боли зашкаливает. Конечно, ей было больно, но она не показало ее отчиму. Представляю, какого это ощущать, когда тебе всовывают нечто, что не подходит по параметрам – хей, отличный размерчик. Как раз мой. – Ответь. Тебе было больно? – я сажусь на кровати.
Лизи отнимает лицо от руки и смотрит на меня. На ее щеках слезы.
- Да.
- Почему ты не кричала?
- Не хотела расстраивать Джона.
Какая добросердечная барышня. Чтобы не расстроить ублюдка-отчима, она терпела боль, пока он трахает ее, как шлюху.
Да, уж. Где тут до расстройства.
- У тебя была кровь?
- Да.
- Встань и подойди ко мне.
Я не боюсь, что отчим внезапно ворвется в комнату и устроит драку. Он пьян и получил толику удовольствия. Так что, до утра его из пушки не разбудишь.
Лизи повинуется и подходит ко мне.
- Сними халат.
Она сглатывает, но делает, как я говорю. Ее халат, теперь лежит на полу.
Я внимательно изучаю ее фигуру.
Лизи совсем не плоха. У нее фигура развитой, шестнадцатилетней девушки, с полными грудями и тугими сосками. Тонкая талия. Мягкий живот. Не плоский, с небольшим жирком, но ее это не портит. Округлые бедра. Темный треугольник волос, там, где сходятся бедра.
Она хороша… и я чувствую, что у меня стоит. Может, потому что я хочу в туалет, а может, потому что я смотрю на ее обнаженное тело. 
Это будет мой второй опыт с женщиной. Первой была рыжеволосая толстуха. А сейчас, возможно, это будет Лизи.
С ней будет проще и не так противно. Хотя, мысль, что она трахалась с отчимом, меня злит. Не из-за ревности, а из-за ее глупости.
Я велю ей поставить ногу на кровать, так чтобы я мог видеть ее там.
Она повинуется и ставит ногу на кровать, чуть отведя ее в сторону.
Я вижу на внутренней стороне бедра засохшие дорожки крови. Ее не много, но достаточно для первого раза.
Смотрю на ее соски и замечаю следы зубов.
- Он кусал тебя?
- Да.
- Тебе было больно?
- Да.
- А ты не пробовала дать сдачи? Укусить его в ответ? Или тебе нравится боль?   
- Мне не нравится боль.
Называйте меня садистом… но, я думаю, что Лизи лгала. Иначе, она бы закричала.
Терпеть боль от любимого человека, и от того, кто тебе противен – разные вещи.
- Шон… у тебя… - она сглатывает, пялясь на мой стояк под одеялом. Неплохое наглядное пособие по туристической палатке в собранном виде.
- Тебя это смущает? – я смачиваю палец слюной и касаюсь кровяной дорожки, ведя его к самому естеству.
- Нет. Просто… - Лизи резко замолкает, когда мой палец входит в ее лоно. Там очень горячо и очень влажно.
Я могу быть ублюдком… да, я и есть ублюдок. Но, я надеюсь, что когда вытащу палец, то увижу кровь Лизи.
Так и есть.
Я пару минут рассматриваю глянцевую жидкость на пальце.
- Почему ты не смыла кровь?
- Я… я не знаю… я сразу пришла к тебе…
- … жалости от меня не жди. – Грубо говорю я.
- Я не прошу жалости. – Лизи вздыхает. Ее грудь опадает. Соски торчат. – Просто хотела побыть там, где тише. – А потом она вскрикивает. Это первый раз, когда я слышу, как она вскрикивает… именно тогда, когда я сую палец себе в рот. Тот самый, что побывал в ее лоне. Солоноватый привкус стискивает мои челюсти. Чувство… черт, я хуже, чем отчим. Я извращенец. Я дегустирую девственную кровь Лизи, как глоток дорогого вина.
- Ты вкусная. – Говорю я. Я действительно урод. Я надеюсь, что она вытаращит глаза на меня, схватит халат и выбежит из комнаты. Но Лизи не уходит. Она смотрит на меня, приоткрыв пухлый ротик. Она не понимает, что ее кровь, столь ценна для меня… столь привлекательна. Да, в тот момент, мне казалось, что я кончу, только от вкуса. 
- Х-хочешь еще… - робко спрашивает Лизи.
Вот я, точно, вытаращиваю на нее глаза, но киваю.
Да, я киваю, черт возьми.
Лизи опускает ноги и стаскивает одеяло с меня. Мой член торчит, выдавливая из себя предсемя. После, она берет меня за руку, а сама садится на край кровати, и широко разводит ноги в стороны.
Я смотрю на нее… смотрю на ее губы, соски, живот и на темный треугольник. Там все открыто. Там розовый, смешался с красным.
Опускаясь на колени, я осознаю, что сейчас я буду рабом этого места.
Ухватив Лизи за бедра, я высовываю язык и веду вдоль кровавой дорожки к плоти. Мягкой и горячей плоти. Вкус крови на моем языке, в моем горле и мне это нравится. Член дребезжит от возбуждения, пока я тщательно вылизываю Лизи, а она, запустив пальцы в мои волосы, стонет. Она стонет и я слышу это всеми клетками своего организма.
Но я хочу большего… проглотив кровь, вместе с ее соками, я хочу, мать твою, большего. Я хочу слышать, как она кричит, когда я буду входить в нее. Я хочу слышать, как она будет просить меня остановится, потому что ей больно. Я хочу, чтобы ей было больно.
Больно со мной, а не с мудаком за стенкой. 
Когда ее тело содрогается в оргазме, я наваливаюсь на Лизи и резко вхожу в нее.
Там стало еще горячее и еще влажнее. Намного… моя слюна, ее оргазм – все это поднимает меня на ступеньку выше.
Я жестко двигаюсь в ней, а она вскрикивает.
Вскрикивает, когда я безжалостно трахаю ее. Когда кусаю ее соски и крепко держу за волосы. Она вскрикивает, когда я хватаю ее за нижнюю губу и прокусываю до крови.
Вкус выбивает из меня воздух, а она снова кончает и я кончаю, задерживая кровь во рту.
Я ублюдок.
Я извращенец.
Я только что трахнул ту, которая недавно лишилась невинности.
Я взял ее так же грубо, как и отчим.
Но… с одной разницей – я был впереди отчима по числу оргазмов и звуков.
Один – ноль, ублюдок.   
 
[1] Исполнитель «Traffic». (Прим. автора)
[2] Слова из песни «Dear Mr. Fantasy». (Прим. автора) 

© Copyright: Юлия Пуляк, 2014

Регистрационный номер №0243938

от 7 октября 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0243938 выдан для произведения: Я слоняюсь по Ланчин в поисках новых жертв.
Как я уже сказал, что не зацикливаюсь на одном. Не торчу на местах своих преступлений. Не наблюдаю, дроча в прорези кармана на наглухо застегнутые мешки, куда прячут мою работу. Не пускаю слюну, на изумленные лица копов.
Я не такой.
Я другой.
Я всегда был другим.
Наверное, все началось в утробе матери-шлюхи, пока она носила меня под сердцем и трахалась в это же время с клиентами.
До сих пор воротит от мысли, что чей-то грязный член бился о стенки, пока я преспокойненько плавал в своем импровизированном бассейне.
Захожу в бар под названием «Креветка».
По мне… это дохлая и сгнившая креветка, в чьем брюхе сдохли оплодотворенные яйца.
Сажусь за барную стойку и заказываю водку со льдом.
Из раздолбанного музыкального автомата доносится «Dear Mr. Fantasy».[1]
«Уважаемый господин Фантазия, наиграй нам мелодию,
Такую, что сделает нас счастливыми.
Выведи нас из того мрака, в котором мы находимся:
Пой песни, играй на гитаре,
Давай поскорее!
Ты – тот, кто может нас рассмешить,
Но, делая это, ты плачешь...
Пожалуйста, не грусти, если это то, о чем ты думаешь.
Мы бы тогда никогда не знали тебя все эти годы...».[2]
Жаль, нет того, кто смог бы сделать нас счастливыми.
Жаль, нет того, кто смог бы вывести нас из тьмы.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы разглядеть клиентуру.
Мой затылок, как третий глаз, воспринимает всех в черном свете, с дымчатым мерцанием. Это значит, что грязь продолжает расти.
И я умышленно шагнул в грязь.
Пока водка опаляет мое горло, я думаю – чем могу поживиться в баре?
Шлюхой, что жмется к наркоману, или наркоманом, к которому жмется шлюха, а его взгляд застрял на облупившемся потолке? Все они… приелись, мне так кажется.
Шлюхи, наркоманы, бомжи… у всех одни лица.
Даже любимая еда, может надоесть.
Боковое зрение улавливает нового посетителя.
Новый, как только что, напечатанная газета или бутылка с наглухо закрытой пробкой.
Он садиться за стойку и заказывает скотч. Потом еще и еще.
Новый клиент выпивает четыре порции скотча и курит.
Он также не смотрит по сторонам.
Не смотря на то, что мы сидим через два стула, я чувствую запах его одеколона и чистого тела.
Он отличается от сброда, что сидит в баре.
Он такой же, как я.
Разница в том, что, когда он вскакивает со стула, чуть не опрокинув его, я замечаю полицейский значок.
Но я не паникую. К чему?
Когда коп уходит, ко мне подсаживается шлюха.
От нее несет потом и дешевым лаком для волос. У нее даже изо рта воняет этим лаком, так что я подразумеваю, что шлюха использует его не по назначению.
Она говорит мне – привет, улыбаясь во весь рот. Помада у нее размазана по уголкам. Тушь скопилась под глазами и напоминает синяки. Лицо бледное, как поганка, сливается с цветом ее волос.
Я отвечаю ей – привет.
Она говорит – хочешь трахнуться?
Я отвечаю – хочу. Но на самом деле, не хочу. Я хочу кого-нибудь убить. И похоже, это будет она.
Шлюха ведет меня в туалет.
Туалет еще хуже бара.
Пустой и грязный, напоминает канализацию со сливными трубами.
Чтобы пописать, надо засунуть свой член в трубу. Но думаю, что моча, вместе с ржавой водой, будет рваться наружу.
Может, я и утрирую и туалет выглядит, как замызганная от грязи и мусора, комната с кабинками.
Но я вижу его именно таким.
Когда мы заходим в кабинку, шлюха задирает юбку до пояса и поворачивается ко мне спиной.
Она спрашивает – есть ли у меня презерватив? Я отвечаю – нет.
Тогда, она хмыкает и говорит – плевать, у меня все равно матка не работает.  
Я смотрю на ее задницу. Она вся в синяках и рыхлая, как земля.
И тут… я на перепутье. Я не знаю, что мне делать…
Достать член или достать нож…
Шлюха вертит рыхлой задницей и шепчет – давай, милый, трахни меня.
Последний раз, когда я трахался, было в кабинке клуба.
Прошло уже…  
Я не был с женщиной очень давно, и как странно, меня это не особо заботило.
Я даже не дрочил, чтобы получить разрядку.
Видимо, моя разрядка заключается в другом.
Я разряжаюсь, когда лишаю кого-нибудь жизни.
Шлюха поворачивается ко мне, всматриваясь в мое лицо стеклянными глазками и говорит – тебе помочь?
Она тянет руки к молнии моих джинсов. Расстегивает и запускает руку под трусы, хватая член. Вытаскивает его наружу и мнет, своими худыми и холодными пальцами.
Я смотрю вниз, на свой член, на ее руку, а в голове мелькают картинки, как она хрипит, выплевывая кровь.
Член набухает, и это не благодаря шлюхе. Благодаря моему воспаленному сознанию и кровавым картинкам.
Она говорит – ого, он у тебя такой огромный, и жадно улыбается.
После толкает меня к стене кабинки, а сама прижимается ко мне спиной. Мы одного роста, так что мой причиндал находится на уровне ее естества. Она продолжает мять член, пока он не становится твердым, почти каменным. Затем, чуть наклоняется вперед и направляет в себя.
Я замираю.
Я все еще на перепутье.
Когда член входит в нее, я чувствую жар и влагу. Мышцы ее влагалища крепко обхватывают мою длину и сокращаются.
Шлюха стонет, размеренно качаясь вперед-назад, вперед-назад.
Я чувствую, как ее тугая пасть, скользит по моей плоти, а мышцы сжимаются, точно тупые клыки животного.
Я теряюсь. Мое сознание покидает меня.
Я понимаю, что не могу двигаться. Мое тело одеревенело.
Картинки гаснут, а на передний план выходит совсем другое.
Порочные женщины с обнаженными телами. Их ноги широко разведены, рты шепчут, жаждут…
Я понимаю, что не смогу убить… не сейчас.
Сейчас, я хочу трахнуть эту грязную шлюху.
Поэтому, я толкаю ее к стене кабинки, и вхожу до упора.
Шлюха вскрикивает, но умоляет еще.
И я начинаю двигаться.
Внутрь-наружу. Внутрь-наружу. Внутрь-наружу.
Ее и моя смазка хлюпает, когда я вхожу и выхожу из нее.
Ее плоть сжимается, а мой член горит, как покрышки гоночной машины, когда я увеличиваю скорость.
Возбуждение бешено несется по венам, бьет в поясницу, охватывая мои бедра.
Я потею и хриплю, пока шлюха царапает ногтями кабинку.
А затем… дрожь простреливает мошонку и я замираю, судорожно глотая воздух.
Оправляя юбку и взбивая прическу, она говорит – ты был великолепен.
Великолепен?
Я ошеломлен тем, что сделал. Я изменил себе. Вместо того, чтобы выпустить шлюхе кишки, я трахнул ее.
Я ничем не лучше тех, что сидят в баре и пьют прогоркшее пиво и курят подобранные бычки с асфальта.
Я ничем не лучше тех, кто платит шлюхам за секс, а после бегают по врачам, пытаясь избавится от триппера.
Стою, вжавшись в кабинку, со спущенными до колен, джинсами и хлопаю глазами, как тупой придурок. Чувство, будто меня использовали. Меня использовала та, которую я возненавидел в детстве.
Первый раз, рыжеволосая толстуха, подружка моей матери-шлюшки, довела меня до оргазма в ручную и ртом… а потом, она трахнула меня, как полагается.
Это было за месяц до того, как я пошел в клуб.
И чем я лучше этих отбросов?
Выхожу из туалета, стараясь не смотреть в сторону блондинки.
Эта тварь улыбается мне, салютуя заляпанным стаканом, в котором шипит пиво.
Сажусь за стойку и заказываю еще водки.
Я хочу забить гнилой привкус во рту. Я хочу забить гнилую мысль, отвратную для меня мысль, что я совершил в туалете.
Выпиваю залпом и выдыхаю. Воздух наполняется очередной порцией амбре алкоголя.
Мое дыхание вносит свою лепту в зараженный воздух.
Расплачиваюсь и выхожу из бара, оглядываясь по сторонам.
Я должен кого-нибудь убить.
Последнее, о чем мне хочется думать, так это о шлюхе в туалете.
Черт, я ублюдок. Я ненавижу ублюдков.
И если я хочу выбраться из клише ублюдков, мне нужно кого-нибудь убить. 
Иду по улице, ежась в куртке.
Раньше, она пахла кожей, а теперь пахнет туалетом и лаком для волос. Мои руки пахнут лаком для волос. Мой член пахнет лаком для волос.
Я хочу смыть с себя этот запах.
Запах унижения. Запах предательства.
Иду дальше по улице.
Мне на глаза попадаются два наркомана.
Они сидят на асфальте под рассеянным светом фонаря и смотрят друг на друга.
Неразборчиво бормочут.
Неразборчивое бормотание – это язык наркоманов.
Я подхожу ближе, чтобы услышать то, о чем они говорят, держа руки в карманах.
- Что будет, если на нас упадет астероид? – спрашивает один.
- Тогда мы умрем. – Отвечает другой.
- Я колю себе дрянь и не умираю. – Возражает первый.
- Так ты колешь дрянь, а не астероид. – Заключает наркоман.
Я делаю еще шаг к ним.
- А что будет, если я выпущу вам кишки? – спрашиваю я. Один из наркоманов, что говорил о смерти, поворачивает ко мне голову и смотрит пустыми глазами.
- Будет много крови.
Я перевожу взгляд на второго. Тот пожимает плечами.
- Наверное, упадет астероид.
Я качаю головой.
Как их можно понять? Как им можно что-то объяснить?
Когда вам выпустят кишки – вы умрете.
А наркоман твердит о том, что упадет астероид.
Вы умрете. Ваши кишки выскользнут наружу. Кровь зальет вашу одежду и асфальт, на котором вы стоите и вы умрете.
При чем тут астероид?
Я мог бы убить их. Но я не хочу.
Не хочу, потому что смерть прекрасна.
А эти двое – не прекрасны. Они даже не симпатичны.
Они хуже обезьяны, торчащей в клетке и жующей фрукты, напичканные ядом.
Смерть должна быть прекрасна, а не с накаченными дерьмом, организмом и футами костей, обтянутые бренной кожей.
Иду дальше. 
Вижу молодую парочку.
Девушка в косухе и коротком красном платье. На ногах стоптанные кеды. У нее длинные каштановые волосы с вплетенными косичками.
Он – так же в косухе и рванных на коленках, черных джинсах. Без футболки.
Обнаженный, жилистый торс с татуировками.
Его волосы выкрашены в медный цвет и торчат в стороны.
Они идут, обнимаясь и говорят о чем-то.
Очередные отбросы.
Я вижу, к чему приведут эти отбросы.
Она забеременеет и попытается сделать аборт в ручную и загнется от потери крови.
Он вколет большую дозу наркоты и сдохнет, опорожнившись под себя.
Прекрасное будущее.
Какое поколение, такое и будущее.
А что до моего будущего… так у меня и прошлого не было.
Помню, как-то отчим привел в дом девушку. Мне было двадцать, а о матери-шлюхе ни слуху, ни духу.
Отчим, сказал, что теперь, это твоя мать и я обязан называть ее матерью.
Я не собирался называть малолетку – матерью, учитывая, что и свою родную, не особо жаловал в этом поприще.
Новая мать, которой всего шестнадцать лет.
Глупое молодое создание, но красивое. У отчима был вкус, а вот с мозгами – полная каша.
У отчима было много женщин. Полный аналог клиентов, моей мамаши.  
Я спросил ее – осознает ли она, прелесть иронии, что она несовершеннолетняя приемная мамаша, которая обязана воспитывать несовершеннолетнего юношу и ублажать растлителя, которому хрен знает сколько лет?  
Она ответила – осознаю.
Я спросил – почему ты здесь?
Она ответила – здесь лучше.
Почему? Я не понимал, чем здесь лучше, среди дерьма и озабоченного старого пердуна с выхлопом, хуже, чем из тухлой бочки?
Я спросил – разве, жить с родителями не лучше?
Моя мать умерла. – Отвечает она, опустив глаза. – А отец пьет.
Я сказал – ты глупая. И закончишь жизнь глупо, если останешься с ним.
Честно говорят, мне было плевать на ее будущее. Но видеть молодое тело в объятиях извращенца с кучей болезней… да пошло оно.
Лизи, так она представилась, подняла на меня свои ясные, до поры, до времени, ясные голубые глаза и нежно улыбнулась.
Твой отец добрый. Он оберегает меня. Он никогда не ударит меня.
Я рассмеялся.
Зная, своего отчима, я прекрасно себе это представлял.
Никогда не говори – никогда. – Отвечаю я и качаю головой. – Ты удивишься, на что способен этот ублюдок, когда дело касается траханья.
Мать-шлюха исчезла, как я уже сказал, а отчим жил с новоиспеченной малолетней мамашей, которая вертелась, как белка в колесе, лишь бы ему угодить. Она и мне пыталась угодить, только я не принимал ее заботу.
Я ждал, когда этот хрупкий прутик сломается под своим же весом.
Ага.
Как-то ночью, я был у себя в комнате и пытался уснуть. Знаете, как-то не особо удается вырубиться, когда за стеной раздаются монотонные толчки и сдавленный хрип ублюдка-отчима. Да, и самое интересное, я не слышал Лизу. Ни писка, ни вздоха. Ничего.
Я крутился с бока на бок, пока не вырубился. Возможно, к тому времени и звуки иссякли.
А вот, когда я открыл глаза, то увидел Лизу. Она сидела на моей кровати. Ее глаза были красными и опухшими от слез.
- Что ты тут делаешь?
- Прости. Я не хотела тебя разбудить. Можно, я останусь здесь?
- Здесь? – я натягиваю одеяло на грудь. – Какого черта? Почему ты не спишь с ним?
- Я не могу. – Она нервно перебирает пальчики. – Он занял кровать, а я не могу уснуть. Я могу спать на полу… только можно здесь?
Я не хочу, чтобы она торчала в моей комнате. В моем личном пространстве.
- Возвращайся к нему.
- Пожалуйста, - Лизи начинает плакать. – Пожалуйста, Шон. Я не буду тебе мешать. Я буду тихой. Пожалуйста.
Я кривлюсь, но соглашаюсь, только чтобы это молодое существо перестало ныть.
- Ладно. – Я отворачиваюсь от нее к стенке, подложив под голову руку. Слышу, ее едва уловимые шаги и легкий скрип половиц.
Мы молчим долгое время. Я думаю…
Насколько сильно нужно себя не уважать, чтобы прийти в дом к мудаку, у которого за пазухой кот наплакал, а в штанах мышь повесилась. Забавное сравнение, но это так. Я не представляю, может ли этот ублюдок что-то дать женщине, которое мы, называем – удовольствием? Я думаю, насколько нужно быть глупой и доверчивой, чтобы пойти на поводу у отчима и согласится оставить свою жизнь, сменив ее на худшую?
- Отчего умерла твоя мать? – спрашиваю я. Черт, я же не хотел говорить о чем-то с ней. Я хотел спать. Но, когда она здесь, сон не идет. Это знаете, когда хочется спать, но не получается. Не потому что тебе мешают, потому что твои мозги на пределе и не дают спуску.
- От передозировки. – Тихо отвечает она. – Она дважды ложилась в клинику. После лечения, мама встретила старых друзей. Не удержалась и переборщила.
- А твой отец. Он поэтому пьет?
- Он и до этого пил. После смерти мамы, стал пить еще больше.
- Он бил тебя?
- Да.
- За что? – я тру нос и хмурюсь.
- За то, что я лишняя. От меня нет проку и никакой прибыли.
- И поэтому ты здесь?
Лизи не ответила.
- У тебя есть братья или сестры?
- Нет. – Лизи тихо всхлипывает. – А где твоя мама?
Я не желаю вспоминать о ней. Не желаю даже думать, где она может быть. Может… может, она уже гниет где-нибудь в канаве или от ее тела отрывают куски бесхозные собаки…
- Беспонятия.
- А твой отец?
- Не знаю. – Бурчу я. Этот разговор раздражает меня. Я нервно сгибаю и разгибаю колени под одеялом и кусаю ногти. – Я не хочу говорить об этом. И лучше тебе уснуть, иначе вернешься к нему.
Она повинуется и больше не спрашивает.
Мы снова молчим. Молчим, может час, может, полтора.
Я все еще никак не могу уснуть. В голове бегут мысли и все они… черт, все они вьются вокруг Лизи и отчима. Вьются, как стрелы лианы... как плюща…
- Тебе понравилось трахаться с отчимом? – наконец, спрашиваю я. Этот вопрос меня заботит больше, чем ее дерьмовая судьба.
- Честно… нет.
- Почему? – я набираюсь смелости, и поворачиваюсь к ней лицом. Лизи лежит на коврике, в трех футах от меня, подложив под голову руку. Хлопковый халат, обтягивает ее линию бедра и талии.   
- Потому что это был мой первый раз.
У меня округляются глаза. Я испытываю и ужас и ненависть к этой девушке.
Она не только наивна и глупа. Она пустоголовая дура! Как можно трахаться с мужиком девственницей? Как можно трахаться с тем, который понятия не имеет, что такое осторожность? Как? Как?  
- И ты все равно сделала это с ним?
Лизи утыкается лицом в сгиб руки.
- Тебе было больно? – мой нездоровый интерес к боли зашкаливает. Конечно, ей было больно, но она не показало ее отчиму. Представляю, какого это ощущать, когда тебе всовывают нечто, что не подходит по параметрам – хей, отличный размерчик. Как раз мой. – Ответь. Тебе было больно? – я сажусь на кровати.
Лизи отнимает лицо от руки и смотрит на меня. На ее щеках слезы.
- Да.
- Почему ты не кричала?
- Не хотела расстраивать Джона.
Какая добросердечная барышня. Чтобы не расстроить ублюдка-отчима, она терпела боль, пока он трахает ее, как шлюху.
Да, уж. Где тут до расстройства.
- У тебя была кровь?
- Да.
- Встань и подойди ко мне.
Я не боюсь, что отчим внезапно ворвется в комнату и устроит драку. Он пьян и получил толику удовольствия. Так что, до утра его из пушки не разбудишь.
Лизи повинуется и подходит ко мне.
- Сними халат.
Она сглатывает, но делает, как я говорю. Ее халат, теперь лежит на полу.
Я внимательно изучаю ее фигуру.
Лизи совсем не плоха. У нее фигура развитой, шестнадцатилетней девушки, с полными грудями и тугими сосками. Тонкая талия. Мягкий живот. Не плоский, с небольшим жирком, но ее это не портит. Округлые бедра. Темный треугольник волос, там, где сходятся бедра.
Она хороша… и я чувствую, что у меня стоит. Может, потому что я хочу в туалет, а может, потому что я смотрю на ее обнаженное тело. 
Это будет мой второй опыт с женщиной. Первой была рыжеволосая толстуха. А сейчас, возможно, это будет Лизи.
С ней будет проще и не так противно. Хотя, мысль, что она трахалась с отчимом, меня злит. Не из-за ревности, а из-за ее глупости.
Я велю ей поставить ногу на кровать, так чтобы я мог видеть ее там.
Она повинуется и ставит ногу на кровать, чуть отведя ее в сторону.
Я вижу на внутренней стороне бедра засохшие дорожки крови. Ее не много, но достаточно для первого раза.
Смотрю на ее соски и замечаю следы зубов.
- Он кусал тебя?
- Да.
- Тебе было больно?
- Да.
- А ты не пробовала дать сдачи? Укусить его в ответ? Или тебе нравится боль?   
- Мне не нравится боль.
Называйте меня садистом… но, я думаю, что Лизи лгала. Иначе, она бы закричала.
Терпеть боль от любимого человека, и от того, кто тебе противен – разные вещи.
- Шон… у тебя… - она сглатывает, пялясь на мой стояк под одеялом. Неплохое наглядное пособие по туристической палатке в собранном виде.
- Тебя это смущает? – я смачиваю палец слюной и касаюсь кровяной дорожки, ведя его к самому естеству.
- Нет. Просто… - Лизи резко замолкает, когда мой палец входит в ее лоно. Там очень горячо и очень влажно.
Я могу быть ублюдком… да, я и есть ублюдок. Но, я надеюсь, что когда вытащу палец, то увижу кровь Лизи.
Так и есть.
Я пару минут рассматриваю глянцевую жидкость на пальце.
- Почему ты не смыла кровь?
- Я… я не знаю… я сразу пришла к тебе…
- … жалости от меня не жди. – Грубо говорю я.
- Я не прошу жалости. – Лизи вздыхает. Ее грудь опадает. Соски торчат. – Просто хотела побыть там, где тише. – А потом она вскрикивает. Это первый раз, когда я слышу, как она вскрикивает… именно тогда, когда я сую палец себе в рот. Тот самый, что побывал в ее лоне. Солоноватый привкус стискивает мои челюсти. Чувство… черт, я хуже, чем отчим. Я извращенец. Я дегустирую девственную кровь Лизи, как глоток дорогого вина.
- Ты вкусная. – Говорю я. Я действительно урод. Я надеюсь, что она вытаращит глаза на меня, схватит халат и выбежит из комнаты. Но Лизи не уходит. Она смотрит на меня, приоткрыв пухлый ротик. Она не понимает, что ее кровь, столь ценна для меня… столь привлекательна. Да, в тот момент, мне казалось, что я кончу, только от вкуса. 
- Х-хочешь еще… - робко спрашивает Лизи.
Вот я, точно, вытаращиваю на нее глаза, но киваю.
Да, я киваю, черт возьми.
Лизи опускает ноги и стаскивает одеяло с меня. Мой член торчит, выдавливая из себя предсемя. После, она берет меня за руку, а сама садится на край кровати, и широко разводит ноги в стороны.
Я смотрю на нее… смотрю на ее губы, соски, живот и на темный треугольник. Там все открыто. Там розовый, смешался с красным.
Опускаясь на колени, я осознаю, что сейчас я буду рабом этого места.
Ухватив Лизи за бедра, я высовываю язык и веду вдоль кровавой дорожки к плоти. Мягкой и горячей плоти. Вкус крови на моем языке, в моем горле и мне это нравится. Член дребезжит от возбуждения, пока я тщательно вылизываю Лизи, а она, запустив пальцы в мои волосы, стонет. Она стонет и я слышу это всеми клетками своего организма.
Но я хочу большего… проглотив кровь, вместе с ее соками, я хочу, мать твою, большего. Я хочу слышать, как она кричит, когда я буду входить в нее. Я хочу слышать, как она будет просить меня остановится, потому что ей больно. Я хочу, чтобы ей было больно.
Больно со мной, а не с мудаком за стенкой. 
Когда ее тело содрогается в оргазме, я наваливаюсь на Лизи и резко вхожу в нее.
Там стало еще горячее и еще влажнее. Намного… моя слюна, ее оргазм – все это поднимает меня на ступеньку выше.
Я жестко двигаюсь в ней, а она вскрикивает.
Вскрикивает, когда я безжалостно трахаю ее. Когда кусаю ее соски и крепко держу за волосы. Она вскрикивает, когда я хватаю ее за нижнюю губу и прокусываю до крови.
Вкус выбивает из меня воздух, а она снова кончает и я кончаю, задерживая кровь во рту.
Я ублюдок.
Я извращенец.
Я только что трахнул ту, которая недавно лишилась невинности.
Я взял ее так же грубо, как и отчим.
Но… с одной разницей – я был впереди отчима по числу оргазмов и звуков.
Один – ноль, ублюдок.   
 

 

[1] Исполнитель «Traffic». (Прим. автора)
[2] Слова из песни «Dear Mr. Fantasy». (Прим. автора) 

 

Перекресток Глава 8