ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ТЕТРАДЬ. Часть первая. Глава 6. Философическая дурь. Особенности женской групповухи
В 1990-е годы в Россию хлынули коммерсанты со всего мира. Ещё бы – новая рыночная территория всегда сулит быстрые прибыли. Но экономические интересы должны быть прикрыты привлекательными для аборигенов игрушками, в том числе «культурными». Интеллигенцию нашу охмуряли «иррациональными способами познания» и «доминантой субъекта», ведущими якобы к настоящей свободе. Надо сказать, что с истинно гуманитарным образованием у нас (да и везде) большая беда. А без него купиться на всякие глупости, которые то и дело рождает воображение, – пара пустяков. Особенно, если все вокруг уже купились. Логика никак не присутствует в реальном преподавании гуманитарных наук, ученики лишь послушно повторяют за «гуру» то, что те «открыли в моменты просветления». Число просветлённых гуру растёт внушительными темпами, а люди всё больше верят в то, что Солнце вращается вокруг Земли.
У Симона Соловейчика был непростой путь к своей газете. Как всякого одарённого человека, его мучили в редакциях, коверкали статьи, блокировали публикации. В пятьдесят лет он круто изменил свою жизнь: ушёл из журналистики вовсе и завёл другую семью. Вместе с женой его приютил у себя на даче писатель Анатолий Рыбаков. Жили они тогда почти впроголодь, но надежды на лучшее будущее не теряли. В переломные 1990-е Рыбаков уехал в США. Через него Соловейчик познакомился с какими-то людьми, которые вложили деньги в новую российскую газету для учителей и родителей. Сам он полагал, что она станет продолжением линии, обозначенной в 1980-е «Учительской газетой» и «Педагогикой сотрудничества». Отчасти это сделать удалось.
Как и многие, Соловейчик поначалу был совершенно очарован возможностями, которые дарила ему изменившаяся социальная реальность. Старший сын его отправился на учёбу в Америку (это плюс к психфаку МГУ), жена устроилась в российское отделение «Рейтер», сам он получил трибуну, с которой мог говорить без помех всё, что считал нужным. Более того – он попробовал себя в совершенно ином творческом деле, сочинил целую газету, и она оказалась востребованной. И он поверил в капитализм. В то, что такой способ экономических отношений осчастливит каждого россиянина. Немалую роль в этом смысле сыграло и общение с Анатолием Чубайсом, который в ту пору был не меньше воодушевлён вездесущим рынком.
Третья (философская, как её называли в редакции) полоса «Первого сентября» быстро заполнилась всякими изысками о СёренеКьеркегоре, Эдмунде Гуссерле, Мартине Хайдеггере, Карле Ясперсе. Много всякого было понаписано и о методике Марии Монтессори и школах Рудольфа Штайнера. Не хочу обидеть никого из перечисленных, но только слепой может не заметить, что все они, вольно или невольно, ограничивали личность в её развитии чувственными инструментами восприятия. Для познания себя и мира человеку этого ох как недостаточно.
В общем, как вы понимаете, я не вписывалась полностью в то, что делал Симон Соловейчик. Но, возможно, именно это и послужило основанием для нашей дружбы. Она не требовала бесконечных встреч и разговоров «вживую» – мы были в состоянии диалога благодаря самой газете, тому, что и как мы для неё писали. Хотя, конечно, и наши дискуссии за её пределами тоже делали своё дело. Иногда они обретали характер очень острый, даже непримиримый – я заявляла, что наша третья полоса распространяет дурь. Главный редактор вздыхал и предлагал написать что-нибудь о поэтах, которые тоже всегда мыслители. Помню, я сделала-таки эссе о Марине Цветаевой для этой «умной» полосы. Помню также и тот факт, что Соловейчик сам взялся его сокращать – материал оказался объёмнее печатной площади, которая была позволительна. Только после его смерти мне был явлен настоящий профессиональный уровень других редакторов, и этот эпизод стал понятен.
Несмотря на солидный уже возраст, Соловейчик сохранил ту застенчивость, которая часто отличает глубокого и совестливого человека, он многие вещи не мог говорить людям в глаза, опасаясь, что его поймут неправильно. Видя, что редколлегия ведёт себя, мягко говоря, нецивилизованно, он придумал для неё воспитательный крючок – «Пушкинские проповеди» . Конечно, они были написаны и в помощь учителям. Но, в первую очередь, именно для наших родных редакционных тётенек. Он выбирал какое-нибудь стихотворение и его строфами объяснял, почему человек должен быть добр. Однажды он сознательно допустил в такой проповеди фактическую ошибку, по которой я поняла, что наш персональный диалог для него важен. Мы оба хорошо знали биографию российского поэтического солнца, поэтому «пароль» сработал. Думаю, что такая игра была у него и с другими авторами – это и интересно, и полезно. Тем более в ситуации, когда редколлегия очень тщательно отслеживает все «отношения». Была и ещё одна специальная воспитательная рубрика – «Стыд неграмотности». Тоже призвана была работать на внутреннюю и внешнюю аудитории.
Женские группы – вообще большая проблема для руководителей. Они требуют «демократии», то есть равного внимания к каждой даме, признать «выдающуюся подругу» они могут только в случае обгона последней прочих на несколько порядков. Если лидер в женской стае – номер один, то все другие – номер двадцать один. Но все. Поэтому зачастую никакого лидера вообще нет, а есть двоечки-троечки, легко меняющиеся партнёршами по «дружбе». Пунктирная коммуникация, дающая чисто эмоциональную подпитку, куда важнее устойчивой информационной или деловой коммуникации. В крайнем случае, право на какую-то значимость получает старшая по возрасту – но она находится, скорее, вне группы, чем внутри её. Что интересно, при этом каждая женщина себя считает наиболее «правильной», у неё есть некая самоуверенность. Видимо, сказывается тысячелетиями длившееся естественное соревнование в очень неестественных, ограниченных социумом, условиях. У мужчин подобное поведение тоже имеет место в случае слишком большой зависимости от обстоятельств, а не от собственной деятельности. Но они, к счастью, запрашивают от окружения комплименты реже и присутствие лидера в группе воспринимают как должное.
Как я уже заметила, мне в отношениях с редакторами «Первого сентября» помог имеющийся ко времени описываемых событий опыт работы в школе. Однако там засилье женщин к столь уродливым формам общения, с которыми я столкнулась в редакции, всё-таки не приводит. Спасает невозможность спрятаться за чужими спинами, необходимость хоть как-то, а работать самостоятельно – учитель же не может месяцами отменять уроки и всё своё внимание сосредоточить на сплетнях и интригах.
Сначала мне была довольно странна потребность моих редакционных коллег в индивидуальном внимании – а я почувствовала её быстро и даже несколько рассердилась: взрослые люди оказались более зависимыми от моего участия в них, чем дети! Ребёнку предложишь какое-нибудь занятие – он и доволен, вполне сам при себе трудится, забывает о тебе. А эти большие тёткиежеминутно ждут, чтобы каждую погладили по голове и подтвердили, что она прекрасна.
Булат Окуджава прав, конечно: людям не стоит стесняться говорить друг другу комплименты. Но это ведь должны быть объективные оценки, а не дешёвый ритуал, бессмысленность которого для каждого очевидна. Хотите расположить человека к себе, снять с него колючую и тяжёлую кольчугу недоверия ко всем? Найдите в нём сначала то, что на самом деле хорошо, и разверните этой стороной его к себе – он будет вам за это по-настоящему благодарен и даже смирится со своими несовершенствами. Может быть, не сразу и не на всю оставшуюся жизнь. Но тем не менее. А если вам удастся произвести такие отдельные развороты со всеми участниками «дикой» группы, она в целом обязательно станет чище.
18 января 2013 года
P.S. Уважаемые читатели! Для понимания позиции автора лучше знакомиться со всеми главами книги, причём в порядке их нумерации.
Помочь сайту
Поздравления
