ПТ. Часть первая. Глава 4. Заложники скромности. Среда как двигатель пошлости

Глава 3. От маленьких гениев к большим дуракам. Безграничность общения

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ТЕТРАДЬ. Часть первая. Глава 4. Заложники скромности. Среда как двигатель пошлости

Можете ли вы, уважаемые читатели, назвать хотя бы нескольких выдающихся педагогов? Антон Макаренко? Так. А ещё? А ещё… Был какой  -то Ян Амос Коменский, классно-урочную систему изобрёл. А, ну да – Януш Корчак, тот, что в газовую камеру вместе с детьми шагнул. Пожалуй, на этом любой считающий себя образованным человек останавливается. Хотя вполне возможна ситуация, когда он и этих не назовёт.

С одной стороны, российское общество всё время воодушевлённо напоминает, что педагог должен быть некоей идеальной личностью, с другой, оно совершенно не знакомо с педагогическим творчеством, с его мастерами. Ну, что там, дети, маленькие, недоросли – значит, и деятельность, с ними связанная, этакая не важная, не серьёзная, не взрослая. Своё же детство большинство людей забывает, ошибочно считает его неполноценным периодом жизни.

Есть и другие причины общественного замалчивания успехов учителей. Сама профессия требует умения воспринимать ученика равноправной по отношению к себе, непременно любимому, личностью. Да, ещё не раскрывшейся, не предъявившей все свои способности, не имеющей выразительных практических результатов в освоении жизни, но уже личностью.  Именно здесь тезис о том, что ближнего следует любить не менее, чем себя, применяется как ни в какой другой области отношений. Учитель поэтому спокойно отходит в сторону, давая ученику возможность заявить себя. Нередко из-за этого у растущего человека возникает иллюзия, что он учителя перегоняет.

Для того чтобы понять, что сделали для меня мои школьные учителя, я должна была сама 15 лет побывать в учительской шкуре и параллельно освоить ещё несколько профессий, дабы получить опыт общения со многими и разными людьми. Педагог работает на будущее, уловить в настоящем его достижения весьма проблематично. Можно, конечно, просто положиться на то, что называется репутацией, – она обычно известна в той местности, где он трудится. Но это есть результат коллективного эмоционального восприятия – учеников, их родителей, других учителей – того, что он делает, не более. Можно задать некие математические параметры и измерить ими педагогический результат. Это делается постоянно: то процент успеваемости, то баллы ЕГЭ, то число поступивших в вузы школьных выпускников. Но и это мало что сообщает о влиянии конкретного учителя на конкретного ученика.

Разумеется, школа – не единственный фактор воздействия на растущего человека. Глуп тот, кто считает, что его учительство (или родительство) – главное, что есть в среде обитания ребёнка, а значит, и его воспитания. Картина всегда довольно сложная. Однако это не позволяет учителю и приуменьшать своё участие в жизни ученика. Такая тенденция сейчас прослеживается довольно явно, проистекает она в том числе и из вынужденного перехода российского общества к буржуазной педагогике, которая, как ни крути, а строится на опасной для развития личности теории полной зависимости человека от среды. Хотя декларативно внушается, что у всех в так называемом демократическом обществе есть возможности для успеха.

ЮНЕСКО в 1988 году объявила имена четырёх педагогов, оказавших на человечество в XX веке наибольшее влияние. Это были Антон Макаренко, Мария Монтессори, Джон Дьюи и Георг Кершенштейнер. Про первого из этих людей в СССР говорили очень много. И правильно делали – Макаренко работал со сложными подростками, бывшими беспризорниками, он организовал в колонии настоящее производство фотоаппаратов, которое помогало этим «отбросам» найти себя в полезном труде. Конечно, там не всё было гладко и сладко, но Макаренко доказал, что даже такие трудные люди поддаются педагогическому влиянию. Он был довольно дружен с Максимом Горьким и по его совету написал книги «Педагогическая поэма» и «Флаги на башнях». Если бы этих книг не было, наверное, многие так и не узнали бы, что, собственно, делал Макаренко для своих воспитанников. У него, кстати, было достаточно врагов – как у всякого незаурядного человека. В перестроечные годы они вновь зашевелились и обвинили педагога в антигуманных методах работы.

Зато весьма популярным у нас стало упоминание Дьюи. Только лишь потому, что он сам себя провозгласил гуманистом. Придумал он то, что всегда было известно: человек должен хорошо приспосабливаться к различным ситуациям. Посему задача педагога – моделировать разнообразные положения, которые предлагает реальный социум, и наблюдать за тем, как ребёнок к ним адаптируется. Гуманизм же сводился к тому, что ученика не следует утруждать «отвлечёнными» материями. Американские учителя вспоминают, что в 1920-е годы в результате увлечения школ идеями Дьюи многие выпускники не умели ни писать, ни читать.

Если уж говорить о педагогах-гуманистах XXвека, то следует вспомнить о Василии Сухомлинском. Да¸ опять советский период. А что вы хотите? Культурный поиск в это время шёл очень активный, он проявился и в педагогике. Не ограничение оперативной приспосабливаемостью к среде, а возможность её осмысленного возделывания для обеспечения личностного развития каждого – вот что занимало лучших педагогов СССР. Такой социальный акцент за кордоном пытались объяснить как причёсывание всех под одну гребёнку. У формалистов, в самом деле, только и получается, что подобное причёсывание. Сухомлинский же был очень тонким, я бы даже сказала, поэтически настроенным человеком. Это чувствуется во всём, что он написал. Подозревать его в невнимании к отдельному ребёнку – кощунство. Причём он не был оторванным от реальности мечтателем: учителя павлышской школы, где он директорствовал, вспоминали его как очень строгого, немногословного, быстро находящего нужное средство для разрешения той или иной проблемы. О Василии Александровиче много писал и Симон Соловейчик, он считал своим журналистским долгом рассказать об этом выдающемся педагоге. Если бы себе такой долг вменили и другие, культура наша только бы выиграла. Но, увы, мы всё ещё ленивы и нелюбопытны.

Есть интересные имена и в более далёком прошлом: Иоганн Песталоцци, Жан-Жак Руссо, Константин Ушинский, Лев Толстой. Их идеи не бесспорны, но все эти люди мучительно размышляли над тем, как должно вести себя взрослому, чтобы не навредить ребёнку, а напротив – развить лучшее, что в нём есть, и тем самым приумножить это лучшее в обществе. Конечно, каждый из них был в плену у того времени, которое застал, но ведь каждый был и заложником вечности, если верить поэту. :)

Знаете, существует такой смешной спор о писателях-врачах и писателях-учителях. Мол, врачи известны, а учителя – нет. Значит, и писатели они плохие, и про человека что-то недопонимают. Это неправда (посмотрите только на имена тех, кого я перечислила выше). Настоящий учитель приближается к тому пониманию человека, перед которым все писания блекнут. :) Однако он скромен – он другим быть не может. А наша пошлая среда остервенело кричит о тех, кто и сам о себе кричать горазд.

4 января 2012 года

P.S. Уважаемые читатели! Для понимания позиции автора лучше знакомиться со всеми главами книги, причём в порядке их нумерации.

Глава 5. "Первое сентября". Гамбургский счёт к шопоголичкам