Главная → Проза → Эссе и статьи → Литературоведение → Дневник Владимира Мономаха

Дневник Владимира Мономаха

24 февраля 2015 - Вячеслав Отшельник
К ИСТОКАМ ДНЕВНИКОВЕДЕНИЯ

«Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, 
не посмейтесь…»
Владимир Мономах (начало 12-го века)

"Поучение" Мономаха:
духовная грамота, мемуары или... дневник?

Среди памятников литературного творчества отечественной истории не сохранилось сколько-нибудь древних экспонатов, относящихся, скажем, к периоду Киевской Руси, которые можно было бы причислить к жанру дневника. В немногочисленных сохранившихся реликвиях той поры мы находим, как правило, лишь выписки из Евангелие и других произведений греко-римской культуры, появлявшиеся на Руси в связи с утверждением христианства, развитием экономических и культурных связей с Византией. Большей частью, это относится к летописям.

Но летописи и их более поздние списки нельзя рассматривать в качестве своего рода прообраза дневника. Даже к мемуарному жанру их никак нельзя отнести. Ведь это были не воспоминания летописцев, а переписка либо более ранних источников, либо изложение сомнительной достоверности преданий, сказаний, сказок, легенд, либо относительно достоверные сведения из жизни современников. Причём, летописец почти всегда самоотстранялся от изложения событий «от первого лица» - от своего имени, а датировка отсутствовала. События же увязывались по времени обыкновенно с библейскими обстоятельствами, церковными и языческими праздниками. Говоря о летописи, мы имеем дело с самостоятельным литературным явлением, имеющем глубокие исторические корни и традиции (в целом, утраченные ныне), но не имеющем прямого отношения к рассматриваемой нами тематике и не являющимся сколько-нибудь родственным ей, учитывая стиль и способ описания. Можно с уверенностью сказать, что они стояли ближе к художественной литературе, чем к документальной, довольно достоверно описывая нравы и обычаи тех времён, передавая традиции и фольклор, но сомнительными, как источники исторических сведений.

Постепенно, по мере укрепления христианских ценностей, развития собственной государственности и культуры, а главным образом, благодаря обретению своей азбуки, стали появляться произведения, собственно написанные в России. При этом письменность всё более приобретает прикладное, житейское, мирское назначение, постепенно теряя свою функцию, как средство исключительно церковной коммуникации. Киевская Русь и феодальные княжества России не оставили нам свидетельств существования авторских подневных датированных записей от первого лица, но это ещё не говорит о том, что их не было в принципе. Но уже всё более входили в практику всякого рода грамоты, духовные, завещания, письма, послания, где, по крайней мере, более-менее точно определялись дата и авторство документов. Некоторым из них посчастливилось стать бесценными реликвиями далёких потомков.

К числу наиболее ранних таких документов можно отнести так называемое «поучение сыновьям» Владимира Мономаха, написанное им собственноручно, но не сохранившееся в оригинале, а лишь изложенное в одной из летописей. Летописец, надо предполагать, копировал первоисточник. И слава ему, а не то бы мы и этого не имели.

Но на какой год приходится оригинал утраченной рукописи Мономаха - неизвестно. У исследователей до сих пор нет единого мнения по этому поводу, да и вряд ли оно когда будет. Расхождения составляют разницу в… 25 лет. То есть, некоторыми учёными признаётся, что основной текст «поучения», содержащий подробное жизнеописание князя (его автобиографию) составлен задолго до его смерти, а позднейшие вставки, как то: «сидя на санях» (в преддверии смерти) и другие – результат неоднократного редактирования самим Мономахом, как считает Н. В. Шляков («О поучении Владимира Мономаха». СПб., 1900 г.)

«Итак, - резюмирует в предисловии к своему переводу произведения А. Ю. Карпов, - "Поучение" Владимира Мономаха… …представляет собой единое произведение. Единое по жанру, но единое ли по времени работы над ним? Мысль о том, что князь возвращался к "Поучению" и дорабатывал его, высказанная еще М. П. Погодиным и Н. В. Шляковым и поддержанная Д. С. Лихачевым, кажется весьма плодотворной».

И далее пишет:

«Можно согласиться с основным выводом М. П. Погодина: Мономах, действительно, сам указал причину, заставившую его взяться за перо ("усретоша бо мя слы от братья моея на Волзе …"); по всей вероятности, именно на этом пути ("и се ныне иду Ростову") он и начал работу над "Поучением". Очень показательно, что, подробно рассказав о своем черниговском и переяславском княжении, Мономах ни словом не обмолвился о княжении в Киеве. На мой взгляд, это однозначно свидетельствует о том, что "Поучение", в основной своей части, написано до вступления Мономаха на киевский престол, то есть до мая 1113 г…
…В самом деле, трудно объяснить, почему Мономах так подробно описывает свои "пути" до 1096—1097 гг. (или, может быть, до 1100—1101 гг., см. выше), которым отведено в рукописи почти три полных листа, а о событиях, относящихся к более позднему времени (до 1117 г.) упоминает лишь вскользь, в нескольких фразах. Рассказ об этих последних событиях занимает в рукописи Лаврентьевской летописи лишь несколько строчек и скомпонован в одном месте: между фразой "а се ныне иду Ростову" и воспоминаниями о частых поездках Владимира из Чернигова в Киев еще при жизни отца (т. е. ранее 1093 г.). Вполне естественно предположить, что эти несколько строк представляют собой позднейшую вставку, сделанную самим Мономахом в первоначальный текст своего "Поучения"». (Карпов А. Ю. Великий князь Владимир Мономах. М.: Русскiй мiръ, 2006 (серия Русскiй мiръ в лицах)).

К чему я клоню…

Если довериться летописцу в том, что он относительно точно воспроизвёл содержание этого документа, то можно смело отнести последний, как минимум, к мемуарному жанру, а это уже что-то родственное по отношению к дневнику. И хотя по определению это произведение адресовано ближайшим наследникам (сыновьям), ничто не противоречит тому, чтобы рассматривать его более широко: и как завещание более отдалённым потомкам, и как наставление соотечественникам и как духовный памятник Личности в целом.

Даже современный мемуарный жанр не всегда предполагает точную дату завершения работы (завершение написания воспоминаний). Как правило, это некое заключение по итогам жизни, авторская оценка всего состоявшегося на момент «подведения черты», отчёт о проделанной работе с точки зрения оправдания Себя, поиска ответа на вопрос: «Не напрасно ли я прожил жизнь?», своего рода исповедь, где дата написания текста уже не столь актуальна, как дата окончания жизни. Мемуары обычно пишут те, кому уже есть что сказать другим людям, кто начинает чувствовать, что надо что-то сказать. И этим параметрам явно соответствовал наш Мономах.

Опустим библейский официоз в произведении, неизменно сопутствовавший всякому личному и письменному обращению той далекой эпохи. На нём строилась вся нравственная и законодательная база наших предков. Это другая тема. Но приведём здесь сугубо личное, исходящее из глубины Души, из Себя.

«…Прочитав эти словеса божественные, дети мои, восхвалите Бога, давшего нам милость Свою. А это — от худого моего ума наставление. Послушайте меня: если не всё примите, то половину.

Если смягчит вам Бог сердце, слезы пролейте о грехах своих, говоря: "Как помиловал Ты блудницу, и разбойника, и мытаря, так и нас, грешных, помилуй". И в церкви то делайте, и [спать] ложась. Ни одной ночи не пропускайте: если можете, поклонитесь до земли; если же занеможется вам — тогда трижды. А того не забывайте, не ленитесь: ведь этим ночным поклоном и [молитвенным] пением человек побеждает дьявола, и что человек нагрешит за день, этим избавляется. И когда на коне едете и нет у вас ни с кем дела, если других молитв не умеете сказать, "Господи помилуй" повторяйте беспрестанно в тайне (ибо эта молитва всех лучше) — нежели о пустом думать, ездя.

Более же всего убогих не забывайте, но сколько можете по силам вашим, кормите, и сироте [милостыню] подавайте, и вдовицу сами оправдывайте, а не давайте сильным погубить человека. Ни правого, ни виноватого не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет достоин смерти, не губите никакой души христианской. Говоря что-либо — дурное ли, доброе, — не клянитесь Богом, не креститесь — нет в том тебе никакой нужды. Если же будете крест целовать братии или еще кому, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том целуйте, а дав целование, соблюдайте его, чтобы, нарушив, не погубить души своей. Епископов, и священников, и игуменов [почитайте]; с любовью принимайте от них благословение, и не отстраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы принять по их молитве от Бога. Более всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; всё, что Ты дал нам, — не наше, но Твое, поручил нам на малое время. И в земле [ничего] не прячьте — то нам великий грех.

Старых почитай, как отца, а молодых — как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем смотрите. Не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь. На воевод не полагайтесь; ни питью, ни еде не потворствуйте, ни спанью; и сторожей сами снаряжайте. И ночью, повсюду наряд расставив, около воинов ложитесь, а вставайте рано. И оружие не снимайте с себя сразу, не оглядевшись, по беспечности — ибо внезапно человек погибает. Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда: оттого ведь душа погибает и тело. Куда бы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам ни своим, ни чужим вред причинять ни селам, ни посевам, чтобы не начали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напоите, накормите жаждущего. А более всего чтите гостя, откуда бы он к вам ни пришел: простолюдин ли, или знатный, или посол. Если не можете одарить — то пищей и питьем: они ведь, проходя, прославят человека по всем землям или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. И мимо человека не пройдите, не поприветствовав, доброе слово ему скажите. Жену свою любите, но не дайте им над собою власти. А вот вам конец всему: страх Божий имейте превыше всего.

Если начнете забывать это, то часто перечитывайте: и мне будет не стыдно, и вам будет добро.

Чего умеете хорошего, того не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь. Как и отец мой, дома сидя, выучил пять языков — оттого и честь от иных земель. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что доброе, прежде всего к церкви: да не застанет вас солнце в постели. Так ведь поступал отец мой блаженный и все добрые мужи свершенные. На заутрене воздав Богу хвалу, и потом при восходе солнца, и увидев солнце, [надлежит] прославить Бога с радостью и сказать: "Просвети очи мои, Христе Боже, давший мне свет Твой прекрасный" (ср. Пс. 12, 4). И еще: "Господи, приложи мне лето к лету, чтобы, в прочих грехах своих покаявшись, исправил жизнь свою". Так я прославляю Бога, и когда сажусь думать с дружиною, или [собираюсь] творить суд людям, или на охоту ехать, или на сбор дани, или ложиться спать; спанье от Бога установлено в полдень — в это ведь время почивают и зверь, и птицы, и люди.

А теперь поведаю вам, дети мои, труд свой, как трудился я, в разъездах и на охотах, [с] тринадцати лет...»

Далее подробно приводятся автобиографические сведения («Поучение» Владимира Мономаха), которые, собственно, и стали «притчей во языцех» всех исследователей, пытавшихся сопоставить описываемые события с предполагаемым временем написания этого произведения. Так и не найдя «общего знаменателя», наши учёные скромно завуалировали главное в определении жанра изучаемого предмета.

Смею предположить, руководствуясь логикой, что сам автор этих с позволения сказать мемуаров, в совершенстве владевший грамотой, для написания своего бессмертного и бесценного для нас «поучения», пользовался, в той или иной мере, какими-то черновыми записями, памятками «для себя», где сохранял основные обстоятельства места и времени тех или иных событий из своей жизни.

Достаточно просто прочитать этот документ истории, чтобы иметь основание сделать такую гипотезу. И хотя некоторые исследователи ссылаются на отличную память Мономаха, цитировавшего наизусть Евангелие, но библейские догмы - это одно, их следовало знать каждому христианину, подобно тому как нынешние набожные люди легко цитируют библию, а подробные обстоятельства многолетней давности из реальной жизни - другое. Многие ли из нас столь же подробно и живо могут описать, полагаясь лишь на свою память, события давно минувших дней?

Что говорит в принципе против того, что Мономах вёл (с тринадцати лет!), своего рода, записную книжку или даже дневник, который и послужил в последствии основным материалом для написания «Поучения»? Напротив, подробности его жизнеописания, содержащиеся в «Поучении», наталкивают на мысль об этом. В таком случае, эти гипотетические записи (если, конечно, они существовали) и могли бы рассматриваться в качестве одного из прообразов современного дневника.

Мало того, у нас нет никаких оснований категорически отрицать, что сам оригинал «поучения», написанный собственной рукой Мономаха, в действительности мог представлять собою дневник. Именно в пользу этой, самоубийственной для меня гипотезы, и говорит то, что исследователи до сих пор спорят о времени написания оригинала рукописи.

Оправдываясь, скажу, что гипотеза, в отсутствие точных сведений, - не кощунство, а лишь один из способов, признанных наукой, приблизиться к истине. Насколько «научна» именно эта гипотеза - вопрос, вероятно, спорный. Я пока не готов идти напролом, голословно утверждая её состоятельность, так как пользуюсь логическим анализом уже добытых авторитетными учёными сведений и не компетентен в чисто научных вопросах. Но и не намерен отказывать себе в удовольствии и праве предполагать, тогда как истинные профессионалы не особо то и располагают.

Конечно, можно с уверенностью сказать, что дневниковедение как культура, в нашем нынешнем представлении, в этот древний период нашей истории ещё не зародилось. Принято считать, что дневники, в их современном виде, появились в России лишь к концу 18-го века. Тем не менее, это не произошло на пустом месте: доселе они назывались, может быть, по другому, и несли в себе скорее практическое, сугубо прикладное значение, более выполняя функцию журнала, некой записной книжки, хранилища данных, важной информации, экономического, статистического, учётного характера. Об этом свидетельствует и то, что само понятие "дневник" - более поздняя словоформа, чем "журнал", "записная книжка", означавшие в конце 18-го - начале 19-го века одно и то же.

Таким образом, предшественниками классического дневника можно считать такие документы, которые наиболее полно соответствуют нашему нынешнему представлению о назначении и функциях дневника. Несогласие с этим не критично, но на мой взгляд отдаляет от правильного (научного) анализа исторического прошлого. Если в ведении дневника взять за основу методологию летописных традиций, которая всё ещё имеет место быть даже у современных авторов, то о документальности нужно забыть, а следовательно, и об уроках истории… Делая современную летопись, вроде т.н. «политических дневников», всевозможных публицистических сериалов под вывеской «дневника», мы снимаем с себя ответственность за «правду» и «ложь», идеализируем описываемые события и наше отношение к ним, вольно или невольно искажаем действительность в угоду навязываемым стереотипам и общественному мнению, дезавуируем грань между личным и официозом.
 
© Вячеслав Отшельник, "Культура дневниковедения" 2009 г
 

© Copyright: Вячеслав Отшельник, 2015

Регистрационный номер №0273548

от 24 февраля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0273548 выдан для произведения:
К ИСТОКАМ ДНЕВНИКОВЕДЕНИЯ

«Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, 
не посмейтесь…»
Владимир Мономах (начало 12-го века)

"Поучение" Мономаха:
духовная грамота, мемуары или... дневник?

Среди памятников литературного творчества отечественной истории не сохранилось сколько-нибудь древних экспонатов, относящихся, скажем, к периоду Киевской Руси, которые можно было бы причислить к жанру дневника. В немногочисленных сохранившихся реликвиях той поры мы находим, как правило, лишь выписки из Евангелие и других произведений греко-римской культуры, появлявшиеся на Руси в связи с утверждением христианства, развитием экономических и культурных связей с Византией. Большей частью, это относится к летописям.

Но летописи и их более поздние списки нельзя рассматривать в качестве своего рода прообраза дневника. Даже к мемуарному жанру их никак нельзя отнести. Ведь это были не воспоминания летописцев, а переписка либо более ранних источников, либо изложение сомнительной достоверности преданий, сказаний, сказок, легенд, либо относительно достоверные сведения из жизни современников. Причём, летописец почти всегда самоотстранялся от изложения событий «от первого лица» - от своего имени, а датировка отсутствовала. События же увязывались по времени обыкновенно с библейскими обстоятельствами, церковными и языческими праздниками. Говоря о летописи, мы имеем дело с самостоятельным литературным явлением, имеющем глубокие исторические корни и традиции (в целом, утраченные ныне), но не имеющем прямого отношения к рассматриваемой нами тематике и не являющимся сколько-нибудь родственным ей, учитывая стиль и способ описания. Можно с уверенностью сказать, что они стояли ближе к художественной литературе, чем к документальной, довольно достоверно описывая нравы и обычаи тех времён, передавая традиции и фольклор, но сомнительными, как источники исторических сведений.

Постепенно, по мере укрепления христианских ценностей, развития собственной государственности и культуры, а главным образом, благодаря обретению своей азбуки, стали появляться произведения, собственно написанные в России. При этом письменность всё более приобретает прикладное, житейское, мирское назначение, постепенно теряя свою функцию, как средство исключительно церковной коммуникации. Киевская Русь и феодальные княжества России не оставили нам свидетельств существования авторских подневных датированных записей от первого лица, но это ещё не говорит о том, что их не было в принципе. Но уже всё более входили в практику всякого рода грамоты, духовные, завещания, письма, послания, где, по крайней мере, более-менее точно определялись дата и авторство документов. Некоторым из них посчастливилось стать бесценными реликвиями далёких потомков.

К числу наиболее ранних таких документов можно отнести так называемое «поучение сыновьям» Владимира Мономаха, написанное им собственноручно, но не сохранившееся в оригинале, а лишь изложенное в одной из летописей. Летописец, надо предполагать, копировал первоисточник. И слава ему, а не то бы мы и этого не имели.

Но на какой год приходится оригинал утраченной рукописи Мономаха - неизвестно. У исследователей до сих пор нет единого мнения по этому поводу, да и вряд ли оно когда будет. Расхождения составляют разницу в… 25 лет. То есть, некоторыми учёными признаётся, что основной текст «поучения», содержащий подробное жизнеописание князя (его автобиографию) составлен задолго до его смерти, а позднейшие вставки, как то: «сидя на санях» (в преддверии смерти) и другие – результат неоднократного редактирования самим Мономахом, как считает Н. В. Шляков («О поучении Владимира Мономаха». СПб., 1900 г.)

«Итак, - резюмирует в предисловии к своему переводу произведения А. Ю. Карпов, - "Поучение" Владимира Мономаха… …представляет собой единое произведение. Единое по жанру, но единое ли по времени работы над ним? Мысль о том, что князь возвращался к "Поучению" и дорабатывал его, высказанная еще М. П. Погодиным и Н. В. Шляковым и поддержанная Д. С. Лихачевым, кажется весьма плодотворной».

И далее пишет:

«Можно согласиться с основным выводом М. П. Погодина: Мономах, действительно, сам указал причину, заставившую его взяться за перо ("усретоша бо мя слы от братья моея на Волзе …"); по всей вероятности, именно на этом пути ("и се ныне иду Ростову") он и начал работу над "Поучением". Очень показательно, что, подробно рассказав о своем черниговском и переяславском княжении, Мономах ни словом не обмолвился о княжении в Киеве. На мой взгляд, это однозначно свидетельствует о том, что "Поучение", в основной своей части, написано до вступления Мономаха на киевский престол, то есть до мая 1113 г…
…В самом деле, трудно объяснить, почему Мономах так подробно описывает свои "пути" до 1096—1097 гг. (или, может быть, до 1100—1101 гг., см. выше), которым отведено в рукописи почти три полных листа, а о событиях, относящихся к более позднему времени (до 1117 г.) упоминает лишь вскользь, в нескольких фразах. Рассказ об этих последних событиях занимает в рукописи Лаврентьевской летописи лишь несколько строчек и скомпонован в одном месте: между фразой "а се ныне иду Ростову" и воспоминаниями о частых поездках Владимира из Чернигова в Киев еще при жизни отца (т. е. ранее 1093 г.). Вполне естественно предположить, что эти несколько строк представляют собой позднейшую вставку, сделанную самим Мономахом в первоначальный текст своего "Поучения"». (Карпов А. Ю. Великий князь Владимир Мономах. М.: Русскiй мiръ, 2006 (серия Русскiй мiръ в лицах)).

К чему я клоню…

Если довериться летописцу в том, что он относительно точно воспроизвёл содержание этого документа, то можно смело отнести последний, как минимум, к мемуарному жанру, а это уже что-то родственное по отношению к дневнику. И хотя по определению это произведение адресовано ближайшим наследникам (сыновьям), ничто не противоречит тому, чтобы рассматривать его более широко: и как завещание более отдалённым потомкам, и как наставление соотечественникам и как духовный памятник Личности в целом.

Даже современный мемуарный жанр не всегда предполагает точную дату завершения работы (завершение написания воспоминаний). Как правило, это некое заключение по итогам жизни, авторская оценка всего состоявшегося на момент «подведения черты», отчёт о проделанной работе с точки зрения оправдания Себя, поиска ответа на вопрос: «Не напрасно ли я прожил жизнь?», своего рода исповедь, где дата написания текста уже не столь актуальна, как дата окончания жизни. Мемуары обычно пишут те, кому уже есть что сказать другим людям, кто начинает чувствовать, что надо что-то сказать. И этим параметрам явно соответствовал наш Мономах.

Опустим библейский официоз в произведении, неизменно сопутствовавший всякому личному и письменному обращению той далекой эпохи. На нём строилась вся нравственная и законодательная база наших предков. Это другая тема. Но приведём здесь сугубо личное, исходящее из глубины Души, из Себя.

«…Прочитав эти словеса божественные, дети мои, восхвалите Бога, давшего нам милость Свою. А это — от худого моего ума наставление. Послушайте меня: если не всё примите, то половину.

Если смягчит вам Бог сердце, слезы пролейте о грехах своих, говоря: "Как помиловал Ты блудницу, и разбойника, и мытаря, так и нас, грешных, помилуй". И в церкви то делайте, и [спать] ложась. Ни одной ночи не пропускайте: если можете, поклонитесь до земли; если же занеможется вам — тогда трижды. А того не забывайте, не ленитесь: ведь этим ночным поклоном и [молитвенным] пением человек побеждает дьявола, и что человек нагрешит за день, этим избавляется. И когда на коне едете и нет у вас ни с кем дела, если других молитв не умеете сказать, "Господи помилуй" повторяйте беспрестанно в тайне (ибо эта молитва всех лучше) — нежели о пустом думать, ездя.

Более же всего убогих не забывайте, но сколько можете по силам вашим, кормите, и сироте [милостыню] подавайте, и вдовицу сами оправдывайте, а не давайте сильным погубить человека. Ни правого, ни виноватого не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет достоин смерти, не губите никакой души христианской. Говоря что-либо — дурное ли, доброе, — не клянитесь Богом, не креститесь — нет в том тебе никакой нужды. Если же будете крест целовать братии или еще кому, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том целуйте, а дав целование, соблюдайте его, чтобы, нарушив, не погубить души своей. Епископов, и священников, и игуменов [почитайте]; с любовью принимайте от них благословение, и не отстраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы принять по их молитве от Бога. Более всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; всё, что Ты дал нам, — не наше, но Твое, поручил нам на малое время. И в земле [ничего] не прячьте — то нам великий грех.

Старых почитай, как отца, а молодых — как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем смотрите. Не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь. На воевод не полагайтесь; ни питью, ни еде не потворствуйте, ни спанью; и сторожей сами снаряжайте. И ночью, повсюду наряд расставив, около воинов ложитесь, а вставайте рано. И оружие не снимайте с себя сразу, не оглядевшись, по беспечности — ибо внезапно человек погибает. Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда: оттого ведь душа погибает и тело. Куда бы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам ни своим, ни чужим вред причинять ни селам, ни посевам, чтобы не начали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напоите, накормите жаждущего. А более всего чтите гостя, откуда бы он к вам ни пришел: простолюдин ли, или знатный, или посол. Если не можете одарить — то пищей и питьем: они ведь, проходя, прославят человека по всем землям или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. И мимо человека не пройдите, не поприветствовав, доброе слово ему скажите. Жену свою любите, но не дайте им над собою власти. А вот вам конец всему: страх Божий имейте превыше всего.

Если начнете забывать это, то часто перечитывайте: и мне будет не стыдно, и вам будет добро.

Чего умеете хорошего, того не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь. Как и отец мой, дома сидя, выучил пять языков — оттого и честь от иных земель. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что доброе, прежде всего к церкви: да не застанет вас солнце в постели. Так ведь поступал отец мой блаженный и все добрые мужи свершенные. На заутрене воздав Богу хвалу, и потом при восходе солнца, и увидев солнце, [надлежит] прославить Бога с радостью и сказать: "Просвети очи мои, Христе Боже, давший мне свет Твой прекрасный" (ср. Пс. 12, 4). И еще: "Господи, приложи мне лето к лету, чтобы, в прочих грехах своих покаявшись, исправил жизнь свою". Так я прославляю Бога, и когда сажусь думать с дружиною, или [собираюсь] творить суд людям, или на охоту ехать, или на сбор дани, или ложиться спать; спанье от Бога установлено в полдень — в это ведь время почивают и зверь, и птицы, и люди.

А теперь поведаю вам, дети мои, труд свой, как трудился я, в разъездах и на охотах, [с] тринадцати лет...»

Далее подробно приводятся автобиографические сведения («Поучение» Владимира Мономаха), которые, собственно, и стали «притчей во языцех» всех исследователей, пытавшихся сопоставить описываемые события с предполагаемым временем написания этого произведения. Так и не найдя «общего знаменателя», наши учёные скромно завуалировали главное в определении жанра изучаемого предмета.

Смею предположить, руководствуясь логикой, что сам автор этих с позволения сказать мемуаров, в совершенстве владевший грамотой, для написания своего бессмертного и бесценного для нас «поучения», пользовался, в той или иной мере, какими-то черновыми записями, памятками «для себя», где сохранял основные обстоятельства места и времени тех или иных событий из своей жизни.

Достаточно просто прочитать этот документ истории, чтобы иметь основание сделать такую гипотезу. И хотя некоторые исследователи ссылаются на отличную память Мономаха, цитировавшего наизусть Евангелие, но библейские догмы - это одно, их следовало знать каждому христианину, подобно тому как нынешние набожные люди легко цитируют библию, а подробные обстоятельства многолетней давности из реальной жизни - другое. Многие ли из нас столь же подробно и живо могут описать, полагаясь лишь на свою память, события давно минувших дней?

Что говорит в принципе против того, что Мономах вёл (с тринадцати лет!), своего рода, записную книжку или даже дневник, который и послужил в последствии основным материалом для написания «Поучения»? Напротив, подробности его жизнеописания, содержащиеся в «Поучении», наталкивают на мысль об этом. В таком случае, эти гипотетические записи (если, конечно, они существовали) и могли бы рассматриваться в качестве одного из прообразов современного дневника.

Мало того, у нас нет никаких оснований категорически отрицать, что сам оригинал «поучения», написанный собственной рукой Мономаха, в действительности мог представлять собою дневник. Именно в пользу этой, самоубийственной для меня гипотезы, и говорит то, что исследователи до сих пор спорят о времени написания оригинала рукописи.

Оправдываясь, скажу, что гипотеза, в отсутствие точных сведений, - не кощунство, а лишь один из способов, признанных наукой, приблизиться к истине. Насколько «научна» именно эта гипотеза - вопрос, вероятно, спорный. Я пока не готов идти напролом, голословно утверждая её состоятельность, так как пользуюсь логическим анализом уже добытых авторитетными учёными сведений и не компетентен в чисто научных вопросах. Но и не намерен отказывать себе в удовольствии и праве предполагать, тогда как истинные профессионалы не особо то и располагают.

Конечно, можно с уверенностью сказать, что дневниковедение как культура, в нашем нынешнем представлении, в этот древний период нашей истории ещё не зародилось. Принято считать, что дневники, в их современном виде, появились в России лишь к концу 18-го века. Тем не менее, это не произошло на пустом месте: доселе они назывались, может быть, по другому, и несли в себе скорее практическое, сугубо прикладное значение, более выполняя функцию журнала, некой записной книжки, хранилища данных, важной информации, экономического, статистического, учётного характера. Об этом свидетельствует и то, что само понятие "дневник" - более поздняя словоформа, чем "журнал", "записная книжка", означавшие в конце 18-го - начале 19-го века одно и то же.

Таким образом, предшественниками классического дневника можно считать такие документы, которые наиболее полно соответствуют нашему нынешнему представлению о назначении и функциях дневника. Несогласие с этим не критично, но на мой взгляд отдаляет от правильного (научного) анализа исторического прошлого. Если в ведении дневника взять за основу методологию летописных традиций, которая всё ещё имеет место быть даже у современных авторов, то о документальности нужно забыть, а следовательно, и об уроках истории… Делая современную летопись, вроде т.н. «политических дневников», всевозможных публицистических сериалов под вывеской «дневника», мы снимаем с себя ответственность за «правду» и «ложь», идеализируем описываемые события и наше отношение к ним, вольно или невольно искажаем действительность в угоду навязываемым стереотипам и общественному мнению, дезавуируем грань между личным и официозом.
 
© Вячеслав Отшельник, "Культура дневниковедения" 2009 г
 
Это эссе в авторском блоге "БЫТИЕ. МИРОВОЗЗРЕНИЕ. ЛИЧНОСТЬ"
 
Её жизнь - молния!
ФИЛОСОФИЯ ДНЕВНИКА
Рейтинг: 0 1020 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!