Снеговик

Вася сидел за письменным столом и делал уроки. Он никогда не позволял себе лениться. Недаром его, ученика 5-го «Б» ставили в пример и награждали грамотами. Недаром он завоевал почетное третье место на областной математической олимпиаде. И если бы не сестра-первоклассница, которая вечно ныла и требовала к себе внимания, он бы не третье, а первое место на олимпиаде занял, это точно. Но сегодня тихо. Сестру Таньку на скорой помощи увезли часа четыре назад. Хотя, что с ней такого случилось? Да ничего. Так, воспаление хитрости. Ну, температура, ну, кашель… И что? Он, Вася, тоже кашляет, да «скорые помощи» ему не вызывают. А тут прямо конец света какой-то! Сначала бабушка вместе с внучкой на «скорой» уехала. Потом мама с работы позвонила, сказала, что они с папой в больницу пойдут. И пошли, видимо. На часах 8 вечера, и никого дома. И есть нечего. Правда, сготовить-то, конечно, можно… Но мужское ли это дело – готовить?
Вася решил последнюю задачку и стал собирать портфель.
– Вот, – подумал он, – я уже все домашнее задание выполнил. А так бы еще не менее часа провозился…
И как раз в это время раздался звонок.
– Ну, наконец-то пришли, – подумал Вася и пошел открывать дверь.
На пороге стояла только бабушка, очень бледная и какая-то испуганная.
– Что это с тобой? – удивился Вася.
– Плохо дело совсем, – ответила бабушка, проходя на кухню. – У Танечки воспаление легких.
– Да? Ну ничего, выздоровеет.
Бабушка покачала головой и выложила из сумки на стол полбатона колбасы, хлеб и молоко.
– Ты уж тут сам себя обслужи, – сказала она, – а я назад, в больницу. Да в храм забегу, свечку поставить.
– Да чего там делать-то? – искренне удивился Вася. – Тем более втроем. Чай не помрет ваша Танечка.
– Пень ты бесчувственный, – закричала вдруг бабушка, – может и помереть! В любой момент может! Это же воспаление легких! Двустороннее!
И бабушка ушла, хлопнув дверью.
А Вася так и застыл на месте с колбасой в руке. Он вспомнил вдруг, как вчера они шли с Таней из школы. Она уже тогда заболела и сильно кашляла. К тому же умудрилась потерять где-то шарф. Они шли, а навстречу дул сильный ветер, бросая в них хлопья снега. У Васи тогда на мгновение мелькнула мысль отдать сестре свой шарф, но он тут же отогнал ее прочь, ибо сам замерз.
– Эгоист несчастный! – Запоздало сам себя обозвал Василий.
Он только сейчас с ужасом осознал всю серьезность положения. Только сейчас понял, что может лишиться надоедливой, но все-таки такой любимой сестренки. И все из-за того, что шарф пожалел!
Вася бросился в прихожую, кое-как оделся, обулся и побежал в больницу, благо, что недалеко она была. Уже через четверть часа он ворвался в нее и наткнулся в коридоре на тетю Машу, работающую там нянечкой.
– Где Танька? – задыхаясь, спросил он.
– В шестой палате, – ответила тетя Маша, схватив Васю за ворот пальто, – ты верхнюю-то одежду сними, бахилы вот надень, да халат, потом уж я тебя пущу.
Вася переоделся, как велено, и бросился было к сестре, но тетя Маша вновь его остановила.
– Подожди минут пять, – сказала она, – а то от тебя морозом несет. Да смотри, там не паникуй, делай вид, что все нормально. Понял?
Когда Вася оказался, наконец, в палате, он увидел сестру под капельницей, бабушку и родителей. Бабушка сидела в углу около двери и молча смахивала слезы. Папа же с мамой расположились рядом с Таней на стульях и, перебивая друг друга, рассказывали ей что-то веселое. А бледная, как мел, Таня то улыбалась, то заходилась в кашле. Еще Вася заметил, что веселые лица родителей – лишь маски, которые они надели на себя. А на самом деле им очень, очень плохо...
– Привет, сестра, – сказал Вася, – ты кончай болеть-то. Я такую новую компьютерную игру достал, класс! Тебе понравится.
– Какую? – оживилась Таня.
– Увидишь, как выпишут.
– Не, – вдруг захныкала Таня, – не поправлюсь я. Снеговик ведь не придет.
– Бредит, – печально прошептал папа и поднес палец к губам.
Таня закрыла глаза, но продолжала говорить:
– Он к окну обещал подойти. Завтра. Но по дороге волки на него напали. Они его в овраг сбросили. Нет больше снеговика, и меня не будет…
Таня замолчала и впала в забытье.
Мама побежала за врачом, а папа вывел Васю из палаты и велел идти домой.
– Снеговик, снеговик, – снимая халат и бахилы, пришептывал Вася, – будет тебе снеговик, вот погоди…
Он вышел во двор больницы, осмотрелся. Вверху бледным светом маячили окна.
– Одно, два, три, четыре, – считал мальчик, пытаясь определить, где окно Таниной палаты.
Наконец присмотрел небольшой холмик на газоне, который был хорошо виден из любого окна, и принялся за дело. Снега в этом году, прямо скажем, было мало. Да и тот, что удавалось наскрести, просто рассыпался в руках… Вася старался, мучился, но лишь на варежках налипла пара мокрых комочков. Тогда он сбросил варежки и попытался слепить ком голыми руками. Получился снежок размером с теннисный мячик, но руки словно превратились в ледышку. Вася покатил свой комочек по двору, но снег к нему не приставал! Тогда Вася снова надел варежки и заплакал. Слезы замерзали на его щеках, но он ничего не замечал. Он не чувствовал как коченеют ноги, на которые он в спешке вместо валенок надел старые дырявые ботинки. Он чувствовал только свою вину перед сестрой и знал, знал наверняка, что если она выглянет завтра в окошко и не увидит придуманного ею снеговика, будет беда. Пусть папа с мамой и приняли Танины слова за бред – они взрослые, они не понимают…
Еще Вася вспомнил, как бабушка часто и подолгу молилась перед иконой за здравие родных, как взяла его однажды в церковь, и он почувствовал там, что Бог есть. Есть! И хотя потом это ощущение ушло куда-то за мелкими заботами, сейчас оно вдруг вернулось яркой вспышкой истины в его сердце и душу. И он стал молиться.
– Помоги мне, Господи! – шептал он. – Пожалуйста, сделай так, чтобы снег лепился! Таня утром выглянет в окно и обрадуется. И на поправку пойдет. Прости меня, Господи, что я своего шарфа для нее пожалел!..
Он говорил еще что-то, долго и бессвязно. Неправильно, наверное, говорил, ведь он не знал ни одной молитвы, но зато очень искренне.
– Если и суждено кому-то умереть, – прошептал он наконец, – то забери, Господи, мою душу! Ведь это я во всем виноват…
А время шло, и Вася, практически отморозивший себе и руки, и ноги, и все, что только можно отморозить, начал вдруг согреваться. Теплые волны проходили через него одна за другой. Потом на его одежде стал таять снег, и он почувствовал тепло у себя внутри, словно там, где-то у сердца, включилась маленькая горячая печка. Глянул Вася себе под ноги и увидел, что стоит в луже воды.
Одновременно с этим с неба начал падать густой, крупными хлопьями, снег. И он был именно такой, из которого дети лепят снеговиков, горки и крепости!
– Спасибо Тебе, Господи!
Откинув не нужные больше варежки, Василий снова принялся лепить снеговика. И дело заспорилось. Он катал комья снега по двору, и они быстро увеличивались в размерах. И вот уже все готово – один шар большой, второй поменьше, третий совсем маленький. Василий поставил их один на другой, как положено, а потом слепил новорожденному снеговику руки «калачиком».
Теперь морковку! А где ее достать? Бак для пищевых отходов – вон он, недалеко от двери стоит. Ничего не поделаешь, придется туда заглянуть. И там действительно нашлась морковка – большая и на вид совершенно нормальная. И зачем только ее выкинули? А впрочем, спасибо!
Морковка заняла свое место, и снеговик получился на загляденье. Вася еще кое-что подправил, подгладил, довел до совершенства. Потом отошел подальше, чтобы со стороны посмотреть на свое творение. И он увидел, что снеговик покрылся блестящей корочкой льда и стал переливаться всеми цветами радуги.
Домой Василий шел как будто с работы: повзрослевший, усталый. Пришел, скинул промокшую верхнюю одежду. На кухне налил себе в кружку молока, отрезал ломоть хлеба, колбасу. Поел. И только тут осознал, что устал смертельно. Кое-как дотащился до своего диванчика и мгновенно уснул…
Утром Вася не стал завтракать, только чаю выпил, и побежал в больницу. Снеговик стоял на прежнем месте и при свете дня казался еще внушительнее. Василий поднял глаза на ряд больничных окон и в окошке шестой палаты увидел румяное, смеющееся лицо сестры. А рядом удивленные и озадаченные лица родителей.
– Выписывайся скорей! – крикнул Вася Тане и, помахав рукой, пошел домой.
Он шел совершенно счастливый, хотя и помнил, что просил Господа взять его душу. Но он знал, точно знал, что Господу не нужна эта жертва. А еще он понял, что к Богу следует обращаться не только в беде, но и в радости. Поэтому по дороге из школы в больницу он свернул к церкви и впервые, сам, без бабушки, потянул на себя тяжелую дверь храма…