Орифламма
Кеды вязнут в песке. Солнце шпарит. Форменный бадлон прочно и неотвратимо прилип к спине. Впереди длинной вереницей пыхтят 37 обалдуев, разгвоздяев и двоечников. Нет, 38 – иже Серый с нами...
Над колонной кривобоко качается самодельный портшез из двух жердей и дырявой серовской олимпийки. С него виновато взирает на окружающую действительность притихший и полубосой «трехсотый» Ябеда Луферов. Тридцать девятый участник похода, геморрой ходячий…
Частично все-таки утративший гордый блеск непобедимости, помятый и потный Четвертый отряд «Альтаира» унылой рысцой следует по маршруту экстрим-кросса к финальному этапу – брать вожделенную Орифламму. Завершать свое Последнее Испытание.
Орифламма – это флаг. Главный флаг соревнований. Шикарное полотнище алого шелка, отделанное золотыми кисточками. Пламя и золото, как во времена древних королей... Отряд, первым добравшийся до Орифламмы, и станет победителем.
Плюс: Орифламму не принято прятать. Ее так разместят, чтобы заметна была издалека. Минус: если все четыре отряда прошли дистанцию без существенных минусов, пойди её ещё возьми из-под носа у конкурентов! А результатов остальных отрядов мы пока не знаем…
Кроки последнего этапа, честно добытые кадетом Лезвицкой в гермопакете на древке флага второго этапа, неумолимо ведут нас прямиком на берег моря. К «альтаировской» купальне.
- Три тысячи троллячьих задниц! Вот она!!! – окаянный Ябеда Луферов, указуя чумазым пальцем в сверкающую даль, подскакивает на своих носилках. От неожиданности Кривандин, Гольянов, Забелин и Комоедов роняют хлипкую конструевину, которая рассыпается, и посреди колонны образуется весьма живописная куча-мала…
- Четвертый, гоблин вас раздери!!! Не останавливаться!!! Вперед, подколодные!!!
Выдергиваю Луферова за что попало из кучи товарищей, и задницей вверх перекидываю через плечо в «позу пожарного». Что мне еще остается… Утопил тапок в болоте, зараза, а за босого в строю меня Петрович без чаю сожрет.
- А кое-кто обещал, что ни одного кадета на себе не потащит… - ядовито лыбится Комоедов.
- А кто тебе сказал, Комоедов, что Ябеда – нормальный кадет? Это – воплощение моего проклятия…
- Не рычи… Ты ж – не я! - Серый укоризненно взирает на меня и помогает Комоедову подняться.
Эх, ответить бы, да некогда. Рвем дальше – туда, куда секунду назад указывал тонкий палец с обкусанным ногтем…
…Вот она – Орифламма. Триста метров до нее осталось! Воткнута на высоте всего-то трех с половиной метров на ту самую деревянную вышку в форме усеченной каркасной пирамиды, с которой во время занятий плаванием следит за порядком и отдает команды свистком неугомонная дезертирша-физкультурница Солдат Джейн.
В обычное время на эту вышку физручка поднимается по деревянной лестнице. Теперь лестница убрана. А все четыре грани аккуратно и гладко зашиты листами пятимиллиметровой фанеры. Как хочешь, так и лезь за этой троллячьей Орифламмой!
Вертикальный вольт
На холме над пляжем белеют тенты, высятся судейские столы. Представитель Спорткомитета с постной физиономией, почетный гость – отставной военный, не опускающий бинокля взлохмаченный Петрович с мегафоном - все на месте. За веревочным ограждением, под сенью дурацких фанатских транспарантов – гомонливая толпа зрителей.
Но хуже всего, что мы – не первые.
У кромки воды, в 50 метрах о вышки с Орифламмой, умывается Первый отряд в грязных желтых футболках, во главе с отдувающейся, но сияющей Марковкой. Скардольф, сидя прямо на песке, пожевывает негорящую трубочку-носогрейку и шевелит усами, как тюлень.
(Эти-то как раньше нас успели, блин-компот?)…
Но хуже всего, что одновременно с нами, только с противоположной стороны песчаной косы, в кильватер за неутомимой Мургаритой на пляжик влетает Второй отряд. Громадный Михалыч маячит замыкающим, сияя улыбкой во все аж отсюда заметные тридцать два зуба. Весь личный состав у Второго - на месте.
(Ну, да, глупо было бы надеяться, что Горшков утопит в болоте Магомедалиеву, а Ганьшина до потери сознания заездит своего Ежикова… Кто б им дал!).
- Приветствуем участников соревнований, прибывших на финишный этап вторыми! – гремит на полнеба мегафон Петровича, - Второму и Четвертому – слава и честь… А также по десять дополнительных баллов! Напоминаю, что Первый, прошедший свой маршрут с одной потерей и утративший двадцать баллов, но достигший промежуточного финиша раньше всех, получил пятнадцать!
Отдышаться у нас ровно столько времени, на сколько запоздает со своим явлением Третий. Как только финишируют они, начнется борьба за Орифламму… Можно стряхнуть с плеча подвывающего Ябеду и жадно присосаться к горячему горлышку фляги, любезно протянутой прозрачной рукой вездесущей Бескудниковой.
- Четвертый, не садимся! Дышим, приводим себя в порядок. Желающие могут разуться, умыться. В воду дальше, чем по колено, не заходить!.. Саблина, это у вас колено?.. А по-моему, уже талия, если я, конечно, не ошибаюсь – на вас ее не видно!
- Гыть! – воззрившись куда-то вдаль поверх голов, икает Серый. – А что – и так можно?..
Там, куда он глядит, по крутой тропе с горы на пляж шустро катится в розовой маечке Солдат Джейн. За ней, пестрой цаплей в развевающемся драном парео и очередной нелепой шляпке, перебирает длинными ногами в цветных брючках княжна Тараканова. А над головами их кадетов нахально плывет на руках… алюминиевая стремянка!
- Не можно, Серый… Задачу и инвентарь для решающего штурма нам должны объявить непосредственно перед финалом. Сейчас Петрович им вставит фитиля! К тому же они, кажется, не все.
В подтверждение моих слов над косой надтреснуто гремит мегафон:
- Третьему – плюс пять баллов за прохождение маршрута! И минус сорок за сошедших с дистанции Коца и Чугунову!.. Виолетта Тимофеевна, извольте подойти к судейскому столу… вместе со стремянкой вашей загадочной!
(Влетит ей сейчас! Неотвратимо, страшно и неистово влетит! Пойти, что ли, послушать-позлорадствовать?)…
- Виолетта, где вы взяли то, что на маршруте не было заложено, и откуда узнали, что Орифламму надо будет по стене штурмовать? - бушует Петрович. – Вас что – снять с финала совсем? И что у вас за «моральная поддержка» за спиной? Коллега, изыдите вон, ради всех святых! Вы мне еще с утра извинения не принесли – за зубную пасту!
(Это я-то – моральная поддержка Таракановой?!! Только и остается, что окатить судейский стол мутно-мрачным взглядом и торжественно, с достоинством удалиться прочь… Чтоб тебе в вечернем чаю собственный носок обнаружить, Петрович! Психолог ты наш… восхитительный!).
Когда зареванная княжна тоже возвращается к своему отряду, директор снова берется за мегафон:
- Участники соревнований, внимание! По красной сигнальной ракете каждый отряд приступает к разработке способа подъема на башню. Как только способ найден, на судейский стол должна с курьером поступить записка с его указанием. Один и тот же способ не может быть использован двумя отрядами. Из дополнительных штурмовых средств можно применить лишь те, что найдутся непосредственно при участниках и в пределах отмеченной веревочным заграждением зоны пляжа и спортплощадки. Получив исполнительное разрешение от главного судьи, отряд приступает к выполнению задачи. Как только Орифламма окажется в руках одного из участников соревнований, не считая кураторов и наставников, будет дан сигнал, закрывающий турнир. Взятая Орифламма приносит отряду сто баллов. Абсолютный победитель определяется с подсчетом всех баллов заработанных и потерянных с момента старта.
Оставляя легкий дымный шлейф, ракета с шипением и свистом уходит в ослепительную лазурь.
Время пошло!..
Первый отряд готов с ответом почти мгновенно. Не прошушукавшись и минуты, кадеты «стреляют» у Скардольфа огрызок карандаша, и курьер несется наверх – только пятки сверкают!
Третий молчит. Из под него будто фундамент выбили. Но мозги скрипят – аж отсюда слышно!
Второй гомонит и подвывает, что-то бурно обсуждая.
Щелкаю секундомером:
- Что зависли, Четвертый? А ну, шевели думалками! Три минуты на решение – пять секунд на бросок курьера до судей!
(Секундомер, падла, не работает. Не иначе, все-таки погиб в речке, даром, что был в гермопакете…).
- А лестницу никак нельзя потихоньку спереть? – заговорщицки щурится Комоедов, - Она, как бы, тоже в зоне огороженной территории оказалась!
- Комоедов!!! Чтоб тебе в столовой техи компот посолили! У меня уже зла на твои глупости не хватает…
Первый получил исполнительное. К одной из граней пирамиды подскакивает стайка «желтых» пацанов, вооруженных перочинными ножиками, и начинает синхронно выкручивать здоровенные шурупы, которыми техи привернули фанеру. Правильно – снять листы и влезть по каркасу! У троих из пятерых ножики ломаются сразу же – привинчено все капитально. Оставшиеся в строю двое осознают, что могут предаваться этому медитативному занятию - выкручиванию - вплоть до самого вечера…
Но Первые не сдаются! Один из утративших свой нож малышей наглейшим образом пытается выпросить отвертку у Михалыча. У нормального теха всегда ведь есть с собой отвертка! Но Михалыч – не нормальный, он – выдающийся, и отвертки у него нет. Он может только сочувственно погладить пыхтящего от досады кадета по вихрастой голове.
(Любого из моих просто разорвало бы от таких телячьих нежностей верзилы-теха!).
Мои обсуждают варианты – один другого чудесатее… Перебирают перспективы оперативного выкапывания голыми руками шведской стенки со спортплощадки, например.
(Тьфу, даже слушать не хочется, неудачники-разгвоздяи-двоечники! Таракановская лестница стереотипом в головах застряла… За пять минут до победы вознамылились продуть, не иначе! Ты ли это, Четвертый? Где твои фантазия, хитрость, азарт?.. ).
Первый уже выкрутил скопом нижние шурупы, а до следующего ряда не достает – бойцам роста не хватает. И тогда рослый смазливый Додонов, любимый Марковкин ботаник, невозмутимый спортсмен, которого все пацаны лагеря зовут «царь Додон», а девочки - «красавчик-Святославчик», подсаживает на плечи какого-то мелкого соотрядника. Крохотный шкет, восседая на шее могучего товарища, высунув язык от усердия, приступает к методичному выколупыванию верхних шурупов.
Тут же из кучки сидящего на песке Второго отряда стремительно вылетает Игогоша Гончаров.
- Эй, царь Додон!!! Спасибище за идею! – И, то ли похлопав оторопевшего Додона по спине, то ли шлепнув его маленького напарника по заднице, несется к столам судейской коллегии...
Второй отряд выбирает гимнастическую пирамиду – и тоже получает исполнительное.
(А что, даже инвентарь никакой искать не придется… Для пирамиды инвентарь – сами бойцы!).
У подножия свободной от шуруповыковыривателей стороны вышки атлантами встают четверо самых крепких и сильных Мургаритиных бойцов. Им на плечи лезут Неверович с Ежиковым. Красношляпин подсаживает туда же беспрестанно раздающую пацанам всяческие ЦУ Ганьшину…
(Ганьшину, Ганьшину, смерть мою, кого же еще!!!)
Когда Ганьшина уже почти оседлала Ежикова, пирамида рассыпается по уровню Неверовича… Итог: куча-мала у подножия стены и универсальное заклинание удачи: «На колу мочало – начали сначала!». Атланты на сей раз располагаются к стене лицом, с упором руками. Неверовича закидывает им на плечи Ежиков, затем лезет сам – и обрушивает всех второй раз. На Ганьшину. Которая издает сдавленное «Ой!» и еще нечто витиеватое, совершенно немыслимое в устах добропорядочной и положительной барышни-отличницы.
- Четвертый! Есть решение? Продуваем безбожно!!! У них ведь сейчас всё получится…
- Есть! - Звонко выкликает Ябеда Луферов. - Отряд обсуждение закончил.
- Излагай!
- Вы кино «Человек с бульвара Капуцинов» смотрели?
- Допустим…
- Помните укатайно-ржачный момент, как индейцы городок штурмовали? Там такая тётка была, которая на палке по стене взбегала. Парни за другой конец палку держали, а она прямо шагала доверху! Круто!
- Кажется, этот каскадерский прием у киношников называется «вертикальный вольт»… - ввертывает свои пять копеек Серый. – Разбежаться с шестом… У стены трое-четверо работают как противовес, а головной взбегает прямо по стене. Шест – не проблема, четырехметровые юниорские для прыжков в высоту есть на спортплощадке. Но этому приему учиться надо…
- Мы смо-ожем! – ноет Луферов. - На даче пробовали с Гольяновым, Забелиным и Комоедовым. Как я влетел на сарай – маму едва обморок не хватил!
- Я тебе за Инессу Николаевну задницу надеру, Ябеда!..
- А вам нельзя. Телесные наказания в учебных заведениях отменены в 1912 году.
(И смотрит!.. Реакции ждет… Обломись, Ябеда!)
- …Ты не врешь? У вас это получалось?
- Не-а! Не вру! Пацаны – свидетели. Правда, одну жердину мы сначала сломали…
-… Добро. Разрешаю. Пиши заявку!.. Кривандин! За шестом на спортплощадку! Бескудникова – с запиской в судейскую! Быстро!!!
- Зануда, а он же у нас – босой «трехсотый»… - Серый пальцем тычет в пыльную Ябедину ногу.
- Кадеты Четвертого, кто из отряда готов пожертвовать боевому товарищу обувь 37 размера?
- Я! - Изящная Лезвицкая принимается расшнуровывать кеды.
…Розовые девчоночьи кеды, расписанные умильными физиономиями щеночков-далматинцев…
Ябеду перекашивает до трудноузнаваемости.
- Другого варианта нет, Луферов! Смешнее тебя в таких кедах, наверное, буду выглядеть только я. Но я не надену…
- Постесняетесь?
- Не налезут!.. А ты – герой. Ты сможешь.
(Пауза на 10 секунд… Ну что, подколодные, дальше будем время терять?).
- Есть, наставник! – и Ябеда решительно тянется за дамской обувкой.
Пирамида Второго отряда тем временем восстанавливается после третьего разрушения – на сей раз по уровню атлантов. У царя Додона и его желтомаечного напарника остался один ряд еще не вывернутых шурупов и только половина последнего ножика… А в судейскую по тропе несется, наконец, курьер запоздавшего Третьего отряда.
- Сергей Евгеньевич, еще раз, пожалуйста, как эта фигня называется?
- Вертикальный вольт.
- Внимание, кадетам Луферову, Забелину, Гольянову, Комоедову – к исполнению вертикального вольта приступить!
Они вылетают с шестом наперевес на короткую прямую перед злосчастной вышкой и торпедой несутся вперед - как на таран. Зрители заворожено замирают. Судейский комитет привстает за своими тяжкими столами.
- Коллега, что вы делаете?.. – подлетает очень сердитая Мургарита и шипит, как выкипающий чайник над костром.
- …Побеждаю!!!
(Этот её взгляд надо видеть… Нет, пожалуй, лучше не надо… Не все выдержат…).
И в тот миг, когда с хлопком падает на песок все-таки отвинченный Додоном фанерный лист, Ганьшина с плеч Неверовича и Ежикова влезает на платформу вышки.
Древко Орифламмы плотно загнано в степс – жестяной стакан, прибитый к деревянной основе платформы. Ганьшина дергает его так и сяк. Но коварная деревяшка не поддается. Перестарались техи, ящик пива им каждому на рыло!..
Когда девочке, наконец, удается вырвать древко из степса, слева от нее внезапно вырастает взлетевший на шесте Луферов. И за навершие Орифламму – ЦАП!
- Сгинь, Ябеда ЛУЗЕРОВ!!! – верещит Ганьшина и рвет древко на себя.
- Как скажете, леди! – криво усмехается Луферов, явно копируя мои интонации. Легко сдергивает шелковое полотнище с древка и с вожделенным трофеем отважно сигает в песок с трехметровой высоты. Орифламма в полете разворачивается в его руке огромным огненным языком…
Ганьшина успевает на прощание перетянуть Ябеду древком поперек спины.
Со стороны судейского стола в небо залпом взвиваются три красные ракеты, гремит гонг, заливается свисток, орут зрители. И тут же все сигналы тонут в душераздирающем вопле Ганьшиной:
- НЕ-ЧЕСТ-НО!!!
Цунами
- Что, Кубок теперь пилить будем? – риторически вопрошает Мургарита, – Пополам?.. Моя-то знамя первая схватила!
- Ну что вы, Маргарита Георгиевна… Кубку вовсе не будет некомфортно стоять целый год в моем кабинете - совершенно целым. К тому же, традиция против разделения на части этого славного древнего артефакта…
- Значит, он наш, коллега!
- Конечно, наш, коллега… Переходящий, общешкольный… Вот, к моему Четвертому и перешёл очень вовремя!
- Ну, это мы еще посмотрим!!!
(Когда-нибудь она меня проклянет. Непременно и насмерть. Но не сегодня. Не сегодня…).
Ко мне с трех сторон аккуратно приближаются потирающий руки Скардольф, злорадно сияющая Марковка и разъяренная Солдат Джейн. Последний путь к отступлению уже перекрыт Мургаритой.
(Очень мило!... Решили в судейскую под конвоем доставить? Да ладно, в лучшем случае – сделаю вид, будто это у меня такой почетный эскорт…).
У подножия тренерской вышки Четвертый отряд дружно качает Ябеду Луферова. В горячий воздух почти до верхушки деревянной башенки, полуразвороченной Первым отрядом , взмывают то огненный язык алого шелка, то розовые кеды в далматинчиках.
Судьи безмолвствуют, скрывшись в шатре Спорткомитета. Зрители на лысой высотке за веревочным барьером, напротив, орут, прикрывшись от палящего светила своими плакатами. Надо всем этим безобразием гордо реет зеленохвостый коробчатый змей с окаянным черным нетопырем на боку.
На вышке все еще мается зарёванная Ганьшина в растрепанных чувствах. И всякий раз, когда Ябеда подлетает ввысь, пытается искренне благословить его со своих высот. Древком от Орифламмы – по чему попало…
Мы с Серым стоим, как два конченных остолопа, и заворожено наблюдаем, как в бурлящее озерцо зеленых камуфлированных форменок врезается красная футболка с командным номером на спине. Над футболкой прыгает разлохмаченная рыжая башка.
-Гыть! – икает Серый. – Это же наш Ёжиков! Он чё – тоже твоего качать полез?..
- Как бы не так, коллега… Не дождемся мы от Ёжикова этакого благородства!
С разных сторон к ликующему Четвертому приближаются еще два алых пятна. Горшков – побыстрее, Неверович – помедленнее… Выгребая локтями, как колесный пароход против волны, Ёжиков добирается до Ябеды, выдирает у него из рук Орифламму, одним движением сбивает в ком и завязывает в узел. И жестом заправского гандболиста посылает далеко вверх и в сторону.
Над зеленым бурлящим вулканом взмывает ввысь алая комета. Лоскуток огня в золотой бахроме трепещет на ветру. Над истоптанной желтой косой рыбкой взлетает в яшинском «рондате на 90» самый безбашенный вратарь «Альтаира» Игогоша Гончаров. По-кошачьи цапает в дрожащей от жары лазури шелковый комок, технично перекатывается с предплечья на спину, подскакивает и ловко, с ноги, пасует Орифламму Неверовичу.
(Правильно! Одна из особенностей акробатического приема «рондат»: спортсмен может развернуться в воздухе на нужное число градусов без малейшей потери скорости. Крайне полезное умение, Гончаров, что на футбольном поле, что в драке!..).
Неверович прижимает Орифламму к груди, и с неожиданной для рыхлого троечника прытью несется к спортплощадке, где у самой ограды железной когортой – плечом к плечу, - уже встал кулаками наружу готовый к бою Второй отряд. За ним с грозным нарастающим гулом катится по песку только что потоптавшееся по безрассудному Ёжикову и отважному Гончарову зеленое цунами Четвертого. Лавой! Как красные кавалеристы в плохих фильмах про Гражданскую войну…
- …Серый! Сейчас что-то будет!
- По ходу, э-э, Очень Большая Драка?
- Она самая…
- А чё мы стоим?
- Так еще рано. На драку надо вовремя приходить. А то ещё не с кого будет дисциплинарки списывать…
- А если опоздать – то УЖЕ не с кого…
- …Опаздывать в этой жизни я умею исключительно на женскую истерику, Серый… Алярм!!!
Бесцеремонно хватаю Мургариту за руку, чтобы через мгновение вместе с ней оказаться между стремительным зеленым цунами и железной алой скалой.
Скадольф пытается нас подстраховать. Вместе с Марковкой… Но спотыкается об отчаянно свистящую на бегу Солдата Джейн, мешкает - и получает прямо в свое выдающееся пузо артиллерийский снаряд в виде несущегося сломя голову Неверовича с Орифламмой…
Влекомый могучей инерцией, коллега сбивает с ног несчастную Марковку, ни в чем не повинного Серого и физручку, поперхнувшуюся собственным свистком.
Итого: весь возможный в данной ситуации резерв педсостава дружно копошится в песке в положении лежа. Следовательно, подкреплений ближайшие три-четыре минуты не будет. А жаль!
…Спина к спине. С Мургаритой… Она – лицом к своим, я – к своим. Изящная заколка в её строгой прическе чуть ли не до половины длины вонзается мне меж лопаток…
- Стоять, Четвертый!..
- Отставить, Второй!
Цунами сникает и останавливается - в четырех шагах от нас…
- Четвертый, кру-гом! На сорок шагов отсюда вверх по берегу - шагом марш!!! Сидеть смирно, ожидать меня. Кто куда шарахнется – я потом скажу, что с ним будет.
- Погодите, коллега! – оборачивается наша железная леди, - это не всё! За бессовестную попытку организации массовой драки - с Четвертого отряда пятьдесят дисциплинарных баллов!
(За спиной громко ржёт Второй. Ну, пусть ржёт… Хорошо смеётся тот, кто смеётся не в последний раз!).
- Ладно, коллега. Угодно пятьдесят, значит, пусть будет пятьдесят. Но позвольте и я тогда свое слово скажу…
- На здоровье! И что ж вы скажете? Выгораживать будете, как всегда?
(Нет. Всего лишь стрелки переводить. Как всегда…).
- За оперативное строительство на болоте населенного пункта Мраки и недостойную чести кадетов попытку обмана на сложном испытательном маршруте своих боевых товарищей – со второго отряда СТО дисциплинарных баллов!
Мургарита роняет очки.
- Что?.. Какого драного гоблина?!
- Его самого, Маргарита Георгиевна… Посёлок Мраки… Не знаете о таком? Это предмет территориальных споров между нашими с вами «государствами». Спросите вашего Рыжикова-Ёжикова и иже с ним, где он находится, и как чудесным образом возник на участке нашего маршрута за одну ночь. Прямо на низовом болоте, в котором, между прочим, человек за полминуты тонет.
Эффектно извлекаю из кармана мятое-жёваное ёжиковское послание и жестом дипломата, вручающего главе враждебной державы пакт об объявлении войны, с сухим полупоклоном сую в руку Мургарите. Она подбирает очки, нервно вытирает их снежным батистовым платочком. Читает вслух:
«Что, вернулись? Ну, тут же ясно было написано – «Мраки»! Так вам и надо, Четвертый! Враг будет разбит, победа будет за нами! С горячей плюхой вместо привета – Второй».
Вестником справедливости меж нами нарисовывается вывалянный в песке до ушей Серый. В правой руке у него болтается крепко стиснутый за плечо очень мятый Игогоша. В левой, в аналогичной позиции – не менее мятый Ёжиков с фингалом во весь правый глаз...
(Что, хренов провокатор боевых действий, досталось тебе походя то ли от чужих, то ли от своих? Зато можешь собой гордиться: ты, Ёжиков, только что мир перевернул, сломав кучу стереотипов. С твоей подачи героический Второй планирует и последовательно реализует сложную интригу, а подколодный Четвертый очертя голову кидается на Большое Бредовое Побоище...).
- А это, коллеги, авторы идеи и этого письма. Прикиньте: нарисовали за ночь ложный указатель, и вместо реально присутствовавшего на маршруте поселка Марки чуть не загнали Четвертый в откровенную болотину. Вон, Луферов едва там не утоп, и даже тапочки свои оставил…
- Ну, что вы на это скажете, Маргарита Георгиевна?
- Скажу, что, похоже, победил Первый отряд. Единственный, кто не облажался на этих соревнованиях. Без Орифламмы – зато с совестью.
Она резко разворачивается на месте и твердой, легкой поступью шествует наверх – к судейским столам, к палаткам Оргкомитета… И прорвавшийся с моря ветер крутит песчинки у ее простых парусиновых туфель.
Я знаю – у Мургариты сейчас сухие глаза…
Серый трогает меня за рукав:
- Давай оставим всех этих чертеняк на Скардольфа и пойдем за таракановской стремянкой. Надо Ганьшину с вышки снять – она ж до сих пор там сидит, несчастная.
[Скрыть]Регистрационный номер 0473442 выдан для произведения:Орифламма
Кеды вязнут в песке. Солнце шпарит. Форменный бадлон прочно и неотвратимо прилип к спине. Впереди длинной вереницей пыхтят 37 обалдуев, разгвоздяев и двоечников. Нет, 38 – иже Серый с нами...
Над колонной кривобоко качается самодельный портшез из двух жердей и дырявой серовской олимпийки. С него виновато взирает на окружающую действительность притихший и полубосой «трехсотый» Ябеда Луферов. Тридцать девятый участник похода, геморрой ходячий…
Частично все-таки утративший гордый блеск непобедимости, помятый и потный Четвертый отряд «Альтаира» унылой рысцой следует по маршруту экстрим-кросса к финальному этапу – брать вожделенную Орифламму. Завершать свое Последнее Испытание.
Орифламма – это флаг. Главный флаг соревнований. Шикарное полотнище алого шелка, отделанное золотыми кисточками. Пламя и золото, как во времена древних королей... Отряд, первым добравшийся до Орифламмы, и станет победителем.
Плюс: Орифламму не принято прятать. Ее так разместят, чтобы заметна была издалека. Минус: если все четыре отряда прошли дистанцию без существенных минусов, пойди её ещё возьми из-под носа у конкурентов! А результатов остальных отрядов мы пока не знаем…
Кроки последнего этапа, честно добытые кадетом Лезвицкой в гермопакете на древке флага второго этапа, неумолимо ведут нас прямиком на берег моря. К «альтаировской» купальне.
- Три тысячи троллячьих задниц! Вот она!!! – окаянный Ябеда Луферов, указуя чумазым пальцем в сверкающую даль, подскакивает на своих носилках. От неожиданности Кривандин, Гольянов, Забелин и Комоедов роняют хлипкую конструевину, которая рассыпается, и посреди колонны образуется весьма живописная куча-мала…
- Четвертый, гоблин вас раздери!!! Не останавливаться!!! Вперед, подколодные!!!
Выдергиваю Луферова за что попало из кучи товарищей, и задницей вверх перекидываю через плечо в «позу пожарного». Что мне еще остается… Утопил тапок в болоте, зараза, а за босого в строю меня Петрович без чаю сожрет.
- А кое-кто обещал, что ни одного кадета на себе не потащит… - ядовито лыбится Комоедов.
- А кто тебе сказал, Комоедов, что Ябеда – нормальный кадет? Это – воплощение моего проклятия…
- Не рычи… Ты ж – не я! - Серый укоризненно взирает на меня и помогает Комоедову подняться.
Эх, ответить бы, да некогда. Рвем дальше – туда, куда секунду назад указывал тонкий палец с обкусанным ногтем…
…Вот она – Орифламма. Триста метров до нее осталось! Воткнута на высоте всего-то трех с половиной метров на ту самую деревянную вышку в форме усеченной каркасной пирамиды, с которой во время занятий плаванием следит за порядком и отдает команды свистком неугомонная дезертирша-физкультурница Солдат Джейн.
В обычное время на эту вышку физручка поднимается по деревянной лестнице. Теперь лестница убрана. А все четыре грани аккуратно и гладко зашиты листами пятимиллиметровой фанеры. Как хочешь, так и лезь за этой троллячьей Орифламмой!
Вертикальный вольт
На холме над пляжем белеют тенты, высятся судейские столы. Представитель Спорткомитета с постной физиономией, почетный гость – отставной военный, не опускающий бинокля взлохмаченный Петрович с мегафоном - все на месте. За веревочным ограждением, под сенью дурацких фанатских транспарантов – гомонливая толпа зрителей.
Но хуже всего, что мы – не первые.
У кромки воды, в 50 метрах о вышки с Орифламмой, умывается Первый отряд в грязных желтых футболках, во главе с отдувающейся, но сияющей Марковкой. Скардольф, сидя прямо на песке, пожевывает негорящую трубочку-носогрейку и шевелит усами, как тюлень.
(Эти-то как раньше нас успели, блин-компот?)…
Но хуже всего, что одновременно с нами, только с противоположной стороны песчаной косы, в кильватер за неутомимой Мургаритой на пляжик влетает Второй отряд. Громадный Михалыч маячит замыкающим, сияя улыбкой во все аж отсюда заметные тридцать два зуба. Весь личный состав у Второго - на месте.
(Ну, да, глупо было бы надеяться, что Горшков утопит в болоте Магомедалиеву, а Ганьшина до потери сознания заездит своего Ежикова… Кто б им дал!).
- Приветствуем участников соревнований, прибывших на финишный этап вторыми! – гремит на полнеба мегафон Петровича, - Второму и Четвертому – слава и честь… А также по десять дополнительных баллов! Напоминаю, что Первый, прошедший свой маршрут с одной потерей и утративший двадцать баллов, но достигший промежуточного финиша раньше всех, получил пятнадцать!
Отдышаться у нас ровно столько времени, на сколько запоздает со своим явлением Третий. Как только финишируют они, начнется борьба за Орифламму… Можно стряхнуть с плеча подвывающего Ябеду и жадно присосаться к горячему горлышку фляги, любезно протянутой прозрачной рукой вездесущей Бескудниковой.
- Четвертый, не садимся! Дышим, приводим себя в порядок. Желающие могут разуться, умыться. В воду дальше, чем по колено, не заходить!.. Саблина, это у вас колено?.. А по-моему, уже талия, если я, конечно, не ошибаюсь – на вас ее не видно!
- Гыть! – воззрившись куда-то вдаль поверх голов, икает Серый. – А что – и так можно?..
Там, куда он глядит, по крутой тропе с горы на пляж шустро катится в розовой маечке Солдат Джейн. За ней, пестрой цаплей в развевающемся драном парео и очередной нелепой шляпке, перебирает длинными ногами в цветных брючках княжна Тараканова. А над головами их кадетов нахально плывет на руках… алюминиевая стремянка!
- Не можно, Серый… Задачу и инвентарь для решающего штурма нам должны объявить непосредственно перед финалом. Сейчас Петрович им вставит фитиля! К тому же они, кажется, не все.
В подтверждение моих слов над косой надтреснуто гремит мегафон:
- Третьему – плюс пять баллов за прохождение маршрута! И минус сорок за сошедших с дистанции Коца и Чугунову!.. Виолетта Тимофеевна, извольте подойти к судейскому столу… вместе со стремянкой вашей загадочной!
(Влетит ей сейчас! Неотвратимо, страшно и неистово влетит! Пойти, что ли, послушать-позлорадствовать?)…
- Виолетта, где вы взяли то, что на маршруте не было заложено, и откуда узнали, что Орифламму надо будет по стене штурмовать? - бушует Петрович. – Вас что – снять с финала совсем? И что у вас за «моральная поддержка» за спиной? Коллега, изыдите вон, ради всех святых! Вы мне еще с утра извинения не принесли – за зубную пасту!
(Это я-то – моральная поддержка Таракановой?!! Только и остается, что окатить судейский стол мутно-мрачным взглядом и торжественно, с достоинством удалиться прочь… Чтоб тебе в вечернем чаю собственный носок обнаружить, Петрович! Психолог ты наш… восхитительный!).
Когда зареванная княжна тоже возвращается к своему отряду, директор снова берется за мегафон:
- Участники соревнований, внимание! По красной сигнальной ракете каждый отряд приступает к разработке способа подъема на башню. Как только способ найден, на судейский стол должна с курьером поступить записка с его указанием. Один и тот же способ не может быть использован двумя отрядами. Из дополнительных штурмовых средств можно применить лишь те, что найдутся непосредственно при участниках и в пределах отмеченной веревочным заграждением зоны пляжа и спортплощадки. Получив исполнительное разрешение от главного судьи, отряд приступает к выполнению задачи. Как только Орифламма окажется в руках одного из участников соревнований, не считая кураторов и наставников, будет дан сигнал, закрывающий турнир. Взятая Орифламма приносит отряду сто баллов. Абсолютный победитель определяется с подсчетом всех баллов заработанных и потерянных с момента старта.
Оставляя легкий дымный шлейф, ракета с шипением и свистом уходит в ослепительную лазурь.
Время пошло!..
Первый отряд готов с ответом почти мгновенно. Не прошушукавшись и минуты, кадеты «стреляют» у Скардольфа огрызок карандаша, и курьер несется наверх – только пятки сверкают!
Третий молчит. Из под него будто фундамент выбили. Но мозги скрипят – аж отсюда слышно!
Второй гомонит и подвывает, что-то бурно обсуждая.
Щелкаю секундомером:
- Что зависли, Четвертый? А ну, шевели думалками! Три минуты на решение – пять секунд на бросок курьера до судей!
(Секундомер, падла, не работает. Не иначе, все-таки погиб в речке, даром, что был в гермопакете…).
- А лестницу никак нельзя потихоньку спереть? – заговорщицки щурится Комоедов, - Она, как бы, тоже в зоне огороженной территории оказалась!
- Комоедов!!! Чтоб тебе в столовой техи компот посолили! У меня уже зла на твои глупости не хватает…
Первый получил исполнительное. К одной из граней пирамиды подскакивает стайка «желтых» пацанов, вооруженных перочинными ножиками, и начинает синхронно выкручивать здоровенные шурупы, которыми техи привернули фанеру. Правильно – снять листы и влезть по каркасу! У троих из пятерых ножики ломаются сразу же – привинчено все капитально. Оставшиеся в строю двое осознают, что могут предаваться этому медитативному занятию - выкручиванию - вплоть до самого вечера…
Но Первые не сдаются! Один из утративших свой нож малышей наглейшим образом пытается выпросить отвертку у Михалыча. У нормального теха всегда ведь есть с собой отвертка! Но Михалыч – не нормальный, он – выдающийся, и отвертки у него нет. Он может только сочувственно погладить пыхтящего от досады кадета по вихрастой голове.
(Любого из моих просто разорвало бы от таких телячьих нежностей верзилы-теха!).
Мои обсуждают варианты – один другого чудесатее… Перебирают перспективы оперативного выкапывания голыми руками шведской стенки со спортплощадки, например.
(Тьфу, даже слушать не хочется, неудачники-разгвоздяи-двоечники! Таракановская лестница стереотипом в головах застряла… За пять минут до победы вознамылились продуть, не иначе! Ты ли это, Четвертый? Где твои фантазия, хитрость, азарт?.. ).
Первый уже выкрутил скопом нижние шурупы, а до следующего ряда не достает – бойцам роста не хватает. И тогда рослый смазливый Додонов, любимый Марковкин ботаник, невозмутимый спортсмен, которого все пацаны лагеря зовут «царь Додон», а девочки - «красавчик-Святославчик», подсаживает на плечи какого-то мелкого соотрядника. Крохотный шкет, восседая на шее могучего товарища, высунув язык от усердия, приступает к методичному выколупыванию верхних шурупов.
Тут же из кучки сидящего на песке Второго отряда стремительно вылетает Игогоша Гончаров.
- Эй, царь Додон!!! Спасибище за идею! – И, то ли похлопав оторопевшего Додона по спине, то ли шлепнув его маленького напарника по заднице, несется к столам судейской коллегии...
Второй отряд выбирает гимнастическую пирамиду – и тоже получает исполнительное.
(А что, даже инвентарь никакой искать не придется… Для пирамиды инвентарь – сами бойцы!).
У подножия свободной от шуруповыковыривателей стороны вышки атлантами встают четверо самых крепких и сильных Мургаритиных бойцов. Им на плечи лезут Неверович с Ежиковым. Красношляпин подсаживает туда же беспрестанно раздающую пацанам всяческие ЦУ Ганьшину…
(Ганьшину, Ганьшину, смерть мою, кого же еще!!!)
Когда Ганьшина уже почти оседлала Ежикова, пирамида рассыпается по уровню Неверовича… Итог: куча-мала у подножия стены и универсальное заклинание удачи: «На колу мочало – начали сначала!». Атланты на сей раз располагаются к стене лицом, с упором руками. Неверовича закидывает им на плечи Ежиков, затем лезет сам – и обрушивает всех второй раз. На Ганьшину. Которая издает сдавленное «Ой!» и еще нечто витиеватое, совершенно немыслимое в устах добропорядочной и положительной барышни-отличницы.
- Четвертый! Есть решение? Продуваем безбожно!!! У них ведь сейчас всё получится…
- Есть! - Звонко выкликает Ябеда Луферов. - Отряд обсуждение закончил.
- Излагай!
- Вы кино «Человек с бульвара Капуцинов» смотрели?
- Допустим…
- Помните укатайно-ржачный момент, как индейцы городок штурмовали? Там такая тётка была, которая на палке по стене взбегала. Парни за другой конец палку держали, а она прямо шагала доверху! Круто!
- Кажется, этот каскадерский прием у киношников называется «вертикальный вольт»… - ввертывает свои пять копеек Серый. – Разбежаться с шестом… У стены трое-четверо работают как противовес, а головной взбегает прямо по стене. Шест – не проблема, четырехметровые юниорские для прыжков в высоту есть на спортплощадке. Но этому приему учиться надо…
- Мы смо-ожем! – ноет Луферов. - На даче пробовали с Гольяновым, Забелиным и Комоедовым. Как я влетел на сарай – маму едва обморок не хватил!
- Я тебе за Инессу Николаевну задницу надеру, Ябеда!..
- А вам нельзя. Телесные наказания в учебных заведениях отменены в 1912 году.
(И смотрит!.. Реакции ждет… Обломись, Ябеда!)
- …Ты не врешь? У вас это получалось?
- Не-а! Не вру! Пацаны – свидетели. Правда, одну жердину мы сначала сломали…
-… Добро. Разрешаю. Пиши заявку!.. Кривандин! За шестом на спортплощадку! Бескудникова – с запиской в судейскую! Быстро!!!
- Зануда, а он же у нас – босой «трехсотый»… - Серый пальцем тычет в пыльную Ябедину ногу.
- Кадеты Четвертого, кто из отряда готов пожертвовать боевому товарищу обувь 37 размера?
- Я! - Изящная Лезвицкая принимается расшнуровывать кеды.
…Розовые девчоночьи кеды, расписанные умильными физиономиями щеночков-далматинцев…
Ябеду перекашивает до трудноузнаваемости.
- Другого варианта нет, Луферов! Смешнее тебя в таких кедах, наверное, буду выглядеть только я. Но я не надену…
- Постесняетесь?
- Не налезут!.. А ты – герой. Ты сможешь.
(Пауза на 10 секунд… Ну что, подколодные, дальше будем время терять?).
- Есть, наставник! – и Ябеда решительно тянется за дамской обувкой.
Пирамида Второго отряда тем временем восстанавливается после третьего разрушения – на сей раз по уровню атлантов. У царя Додона и его желтомаечного напарника остался один ряд еще не вывернутых шурупов и только половина последнего ножика… А в судейскую по тропе несется, наконец, курьер запоздавшего Третьего отряда.
- Сергей Евгеньевич, еще раз, пожалуйста, как эта фигня называется?
- Вертикальный вольт.
- Внимание, кадетам Луферову, Забелину, Гольянову, Комоедову – к исполнению вертикального вольта приступить!
Они вылетают с шестом наперевес на короткую прямую перед злосчастной вышкой и торпедой несутся вперед - как на таран. Зрители заворожено замирают. Судейский комитет привстает за своими тяжкими столами.
- Коллега, что вы делаете?.. – подлетает очень сердитая Мургарита и шипит, как выкипающий чайник над костром.
- …Побеждаю!!!
(Этот её взгляд надо видеть… Нет, пожалуй, лучше не надо… Не все выдержат…).
И в тот миг, когда с хлопком падает на песок все-таки отвинченный Додоном фанерный лист, Ганьшина с плеч Неверовича и Ежикова влезает на платформу вышки.
Древко Орифламмы плотно загнано в степс – жестяной стакан, прибитый к деревянной основе платформы. Ганьшина дергает его так и сяк. Но коварная деревяшка не поддается. Перестарались техи, ящик пива им каждому на рыло!..
Когда девочке, наконец, удается вырвать древко из степса, слева от нее внезапно вырастает взлетевший на шесте Луферов. И за навершие Орифламму – ЦАП!
- Сгинь, Ябеда ЛУЗЕРОВ!!! – верещит Ганьшина и рвет древко на себя.
- Как скажете, леди! – криво усмехается Луферов, явно копируя мои интонации. Легко сдергивает шелковое полотнище с древка и с вожделенным трофеем отважно сигает в песок с трехметровой высоты. Орифламма в полете разворачивается в его руке огромным огненным языком…
Ганьшина успевает на прощание перетянуть Ябеду древком поперек спины.
Со стороны судейского стола в небо залпом взвиваются три красные ракеты, гремит гонг, заливается свисток, орут зрители. И тут же все сигналы тонут в душераздирающем вопле Ганьшиной:
- НЕ-ЧЕСТ-НО!!!
Цунами
- Что, Кубок теперь пилить будем? – риторически вопрошает Мургарита, – Пополам?.. Моя-то знамя первая схватила!
- Ну что вы, Маргарита Георгиевна… Кубку вовсе не будет некомфортно стоять целый год в моем кабинете - совершенно целым. К тому же, традиция против разделения на части этого славного древнего артефакта…
- Значит, он наш, коллега!
- Конечно, наш, коллега… Переходящий, общешкольный… Вот, к моему Четвертому и перешёл очень вовремя!
- Ну, это мы еще посмотрим!!!
(Когда-нибудь она меня проклянет. Непременно и насмерть. Но не сегодня. Не сегодня…).
Ко мне с трех сторон аккуратно приближаются потирающий руки Скардольф, злорадно сияющая Марковка и разъяренная Солдат Джейн. Последний путь к отступлению уже перекрыт Мургаритой.
(Очень мило!... Решили в судейскую под конвоем доставить? Да ладно, в лучшем случае – сделаю вид, будто это у меня такой почетный эскорт…).
У подножия тренерской вышки Четвертый отряд дружно качает Ябеду Луферова. В горячий воздух почти до верхушки деревянной башенки, полуразвороченной Первым отрядом , взмывают то огненный язык алого шелка, то розовые кеды в далматинчиках.
Судьи безмолвствуют, скрывшись в шатре Спорткомитета. Зрители на лысой высотке за веревочным барьером, напротив, орут, прикрывшись от палящего светила своими плакатами. Надо всем этим безобразием гордо реет зеленохвостый коробчатый змей с окаянным черным нетопырем на боку.
На вышке все еще мается зарёванная Ганьшина в растрепанных чувствах. И всякий раз, когда Ябеда подлетает ввысь, пытается искренне благословить его со своих высот. Древком от Орифламмы – по чему попало…
Мы с Серым стоим, как два конченных остолопа, и заворожено наблюдаем, как в бурлящее озерцо зеленых камуфлированных форменок врезается красная футболка с командным номером на спине. Над футболкой прыгает разлохмаченная рыжая башка.
-Гыть! – икает Серый. – Это же наш Ёжиков! Он чё – тоже твоего качать полез?..
- Как бы не так, коллега… Не дождемся мы от Ёжикова этакого благородства!
С разных сторон к ликующему Четвертому приближаются еще два алых пятна. Горшков – побыстрее, Неверович – помедленнее… Выгребая локтями, как колесный пароход против волны, Ёжиков добирается до Ябеды, выдирает у него из рук Орифламму, одним движением сбивает в ком и завязывает в узел. И жестом заправского гандболиста посылает далеко вверх и в сторону.
Над зеленым бурлящим вулканом взмывает ввысь алая комета. Лоскуток огня в золотой бахроме трепещет на ветру. Над истоптанной желтой косой рыбкой взлетает в яшинском «рондате на 90» самый безбашенный вратарь «Альтаира» Игогоша Гончаров. По-кошачьи цапает в дрожащей от жары лазури шелковый комок, технично перекатывается с предплечья на спину, подскакивает и ловко, с ноги, пасует Орифламму Неверовичу.
(Правильно! Одна из особенностей акробатического приема «рондат»: спортсмен может развернуться в воздухе на нужное число градусов без малейшей потери скорости. Крайне полезное умение, Гончаров, что на футбольном поле, что в драке!..).
Неверович прижимает Орифламму к груди, и с неожиданной для рыхлого троечника прытью несется к спортплощадке, где у самой ограды железной когортой – плечом к плечу, - уже встал кулаками наружу готовый к бою Второй отряд. За ним с грозным нарастающим гулом катится по песку только что потоптавшееся по безрассудному Ёжикову и отважному Гончарову зеленое цунами Четвертого. Лавой! Как красные кавалеристы в плохих фильмах про Гражданскую войну…
- …Серый! Сейчас что-то будет!
- По ходу, э-э, Очень Большая Драка?
- Она самая…
- А чё мы стоим?
- Так еще рано. На драку надо вовремя приходить. А то ещё не с кого будет дисциплинарки списывать…
- А если опоздать – то УЖЕ не с кого…
- …Опаздывать в этой жизни я умею исключительно на женскую истерику, Серый… Алярм!!!
Бесцеремонно хватаю Мургариту за руку, чтобы через мгновение вместе с ней оказаться между стремительным зеленым цунами и железной алой скалой.
Скадольф пытается нас подстраховать. Вместе с Марковкой… Но спотыкается об отчаянно свистящую на бегу Солдата Джейн, мешкает - и получает прямо в свое выдающееся пузо артиллерийский снаряд в виде несущегося сломя голову Неверовича с Орифламмой…
Влекомый могучей инерцией, коллега сбивает с ног несчастную Марковку, ни в чем не повинного Серого и физручку, поперхнувшуюся собственным свистком.
Итого: весь возможный в данной ситуации резерв педсостава дружно копошится в песке в положении лежа. Следовательно, подкреплений ближайшие три-четыре минуты не будет. А жаль!
…Спина к спине. С Мургаритой… Она – лицом к своим, я – к своим. Изящная заколка в её строгой прическе чуть ли не до половины длины вонзается мне меж лопаток…
- Стоять, Четвертый!..
- Отставить, Второй!
Цунами сникает и останавливается - в четырех шагах от нас…
- Четвертый, кру-гом! На сорок шагов отсюда вверх по берегу - шагом марш!!! Сидеть смирно, ожидать меня. Кто куда шарахнется – я потом скажу, что с ним будет.
- Погодите, коллега! – оборачивается наша железная леди, - это не всё! За бессовестную попытку организации массовой драки - с Четвертого отряда пятьдесят дисциплинарных баллов!
(За спиной громко ржёт Второй. Ну, пусть ржёт… Хорошо смеётся тот, кто смеётся не в последний раз!).
- Ладно, коллега. Угодно пятьдесят, значит, пусть будет пятьдесят. Но позвольте и я тогда свое слово скажу…
- На здоровье! И что ж вы скажете? Выгораживать будете, как всегда?
(Нет. Всего лишь стрелки переводить. Как всегда…).
- За оперативное строительство на болоте населенного пункта Мраки и недостойную чести кадетов попытку обмана на сложном испытательном маршруте своих боевых товарищей – со второго отряда СТО дисциплинарных баллов!
Мургарита роняет очки.
- Что?.. Какого драного гоблина?!
- Его самого, Маргарита Георгиевна… Посёлок Мраки… Не знаете о таком? Это предмет территориальных споров между нашими с вами «государствами». Спросите вашего Рыжикова-Ёжикова и иже с ним, где он находится, и как чудесным образом возник на участке нашего маршрута за одну ночь. Прямо на низовом болоте, в котором, между прочим, человек за полминуты тонет.
Эффектно извлекаю из кармана мятое-жёваное ёжиковское послание и жестом дипломата, вручающего главе враждебной державы пакт об объявлении войны, с сухим полупоклоном сую в руку Мургарите. Она подбирает очки, нервно вытирает их снежным батистовым платочком. Читает вслух:
«Что, вернулись? Ну, тут же ясно было написано – «Мраки»! Так вам и надо, Четвертый! Враг будет разбит, победа будет за нами! С горячей плюхой вместо привета – Второй».
Вестником справедливости меж нами нарисовывается вывалянный в песке до ушей Серый. В правой руке у него болтается крепко стиснутый за плечо очень мятый Игогоша. В левой, в аналогичной позиции – не менее мятый Ёжиков с фингалом во весь правый глаз...
(Что, хренов провокатор боевых действий, досталось тебе походя то ли от чужих, то ли от своих? Зато можешь собой гордиться: ты, Ёжиков, только что мир перевернул, сломав кучу стереотипов. С твоей подачи героический Второй планирует и последовательно реализует сложную интригу, а подколодный Четвертый очертя голову кидается на Большое Бредовое Побоище...).
- А это, коллеги, авторы идеи и этого письма. Прикиньте: нарисовали за ночь ложный указатель, и вместо реально присутствовавшего на маршруте поселка Марки чуть не загнали Четвертый в откровенную болотину. Вон, Луферов едва там не утоп, и даже тапочки свои оставил…
- Ну, что вы на это скажете, Маргарита Георгиевна?
- Скажу, что, похоже, победил Первый отряд. Единственный, кто не облажался на этих соревнованиях. Без Орифламмы – зато с совестью.
Она резко разворачивается на месте и твердой, легкой поступью шествует наверх – к судейским столам, к палаткам Оргкомитета… И прорвавшийся с моря ветер крутит песчинки у ее простых парусиновых туфель.
Я знаю – у Мургариты сейчас сухие глаза…
Серый трогает меня за рукав:
- Давай оставим всех этих чертеняк на Скардольфа и пойдем за таракановской стремянкой. Надо Ганьшину с вышки снять – она ж до сих пор там сидит, несчастная.