Лес мне шепчет речь свою исконную,
(жаль, но разучился понимать).
Помню только грусть его иконную,
и ручьёв святую благодать.
Как в ладони, моей Малой Родины,
как в былое детство наяву,
под кусты разложистой смородины
завалюсь в душистую траву.
Позабуду беды все и горести,
глядя в неба голубой разлив,
на краю своей житейской повести,
захолустье это полюбив.
Я не знаю сколько мне отмеряно
(а и знал бы, разве изменить?).
Наверстать бы всё, что мной утеряно,
как в клубок размотанную нить.
Но глядят с печалью непроглядною
черноглазо ягоды с ветвей,
я остался только с ненаглядною
всё простившей Родиной моей.