Вот стою пред расхристанным морем,
как забросивший невод старик.
Перед ним, как пред собственным горем,
как уснувший в кустах материк.
Нет в котомке ни воли, ни хлеба,
ни надежд, ни дорог, ни пути.
Только ветер, глядящий на небо -
как подраныш с поднявшей руки.
Сотрясая пространство словами
говорю, говорю, говорю.
Упираюсь в пространство стопами,
подпираю рассвет и зарю.
И, как пьянь беспросветная плачу:
больно, Господи! Душу прими!
Ничего на земле я не значу,
ты обратно, к себе забери.
Но, как невод, заброшенный трижды,
моя треба – песок на устах.
…Материк, как покойник средь тризны,
заворочался с всхлипом в кустах.
И стоит обалдевший пред миром -
дайте выпить, иссохся внутрях.
Всё, как водится – кончилось пиром,
и братаньем на рыбьих костях.
Ну а я? Человек-невеличка,
что им всем до души и до нужд?
Перелётная серая птичка -
непонятен для глаза, и чужд.
[Скрыть]Регистрационный номер 0221321 выдан для произведения:Вот стою пред расхристанным морем,
как забросивший невод старик.
Перед ним, как пред собственным горем,
как уснувший в кустах материк.
Нет в котомке ни воли, ни хлеба,
ни надежд, ни дорог, ни пути.
Только ветер, глядящий на небо -
как подраныш с поднявшей руки.
Сотрясая пространство словами
говорю, говорю, говорю.
Упираюсь в пространство стопами,
подпираю рассвет и зарю.
И, как пьянь беспросветная плачу:
больно, Господи! Душу прими!
Ничего на земле я не значу,
ты обратно, к себе забери.
Но, как невод, заброшенный трижды,
моя треба – песок на устах.
…Материк, как покойник средь тризны,
заворочался с всхлипом в кустах.
И стоит обалдевший пред миром -
дайте выпить, иссохся внутрях.
Всё, как водится – кончилось пиром,
и братаньем на рыбьих костях.
Ну а я? Человек-невеличка,
что им всем до души и до нужд?
Перелётная серая птичка -
непонятен для глаза, и чужд.