В мастерской у художника злые полотна пылятся
И промасляных тряпок, и тюбиков старых гора.
Как легко сумасбродству во имя искусства предаться -
Перепутал художник в безумстве своем колера.
Смотрят мрачно с холстов в опьянении сытом вампиры,
Птичьим клином летят в неизвестные дали гробы,
Небо – черное с красным в цейтноте застывшего мира.
Поднеси же, безумец, к полотнищу кисть с голубым!
Но маэстро уже над грядущим шедевром колдует,
Ранит кистью, как шпагой, он нежную ткань полотна.
Может, он красоту настоящего мира ворует?
А быть может, чужие тревоги воспринял сполна?
Затушил он окурок, неясно который по счету,
И сейчас же в волнении новую пачку открыл!
Неприкаянность мысли – тяжелая это работа,
И работал безумец, совсем выбиваясь из сил.
Набросал на холсте он топор и кровавую плаху
И раскрытые клювы летящего вниз воронья,
Расстегнул в иступленьи пропахшую потом рубаху
И горящую спичку забросил на кучу тряпья.
Он в великом безумстве своем не заметил пожара,
Для него все земные заботы – сует суета.
Был, наверно, сродни он презревшему вечность Икару,
Но, конечно, чужим для дарящего вечность Христа.
[Скрыть]Регистрационный номер 0061322 выдан для произведения:
В мастерской у художника злые полотна пылятся
И промасляных тряпок, и тюбиков старых гора.
Как легко сумасбродству во имя искусства предаться -
Перепутал художник в безумстве своем колера.
Смотрят мрачно с холстов в опьянении сытом вампиры,
Птичьим клином летят в неизвестные дали гробы,
Небо – черное с красным в цейтноте застывшего мира.
Поднеси же, безумец, к полотнищу кисть с голубым!
Но маэстро уже над грядущим шедевром колдует,
Ранит кистью, как шпагой, он нежную ткань полотна.
Может, он красоту настоящего мира ворует?
А быть может, чужие тревоги воспринял сполна?
Затушил он окурок, неясно который по счету,
И сейчас же в волнении новую пачку открыл!
Неприкаянность мысли – тяжелая это работа,
И работал безумец, совсем выбиваясь из сил.
Набросал на холсте он топор и кровавую плаху
И раскрытые клювы летящего вниз воронья,
Расстегнул в иступленьи пропахшую потом рубаху
И горящую спичку забросил на кучу тряпья.
Он в великом безумстве своем не заметил пожара,
Для него все земные заботы – сует суета.
Был, наверно, сродни он презревшему вечность Икару,
Но, конечно, чужим для дарящего вечность Христа.