Избранные стихотворения - 2.
25 марта 2015 -
Алексей Баландин
Ранние стихотворения (1990-2000-е)
«Я уйду»Я уйду в далёкие леса, Где ручей прозрачен как роса,
Где слышны лишь птичьи голоса,
Где глухая гать.
Ничего с собою не возьму,-Лишь с клюкою старую суму,-
На прощанье глаз не подниму
На отца и мать.
Книжных полок неживая пыль… Полусон,тупая полубыль…-
А нога наступит на ковыль
Там в степях ночных…
А нога оступится в ручей, где мильоном ниточек-лучей
Засверкает кружево ночей
Или снов смешных…
Что и делать, коль в душе печаль; мозг разорван, холоден как сталь…
Что и делать коль совсем не жаль
Этот тихий дом…
И не жаль её горячих слёз,-аромата бархатных волос
И завял букет ненужных роз
На окне моём…
Что и делать…Значит не кори.- Не люблю я городской зари,
Где желты и мутны фонари,
Да асфальта блеск.-
Я люблю, лишь призрачные сны, - лишь волшебный тихий свет Луны
Да напев задумчивый волны,
На опушке крест.
Что и делать, если до утра этих бледных всполохов игра,
Эта алость с негой серебра
Сказки вещих сов…
Как и быть в нахлынувшей волне,если слышу пенье в тишине,
И, склонившись, шепчет что-то мне
Ангел белых снов…
И откуда эта красота!- Как улыбка ясная Христа…-
Вновь душа наивна и чиста.-
Хоть обратно в Рай.
Боже! Как у струн твоих тепло!- Осени смычком своим чело!-
Чтобы я ушёл…нетяжело…
Ну а ты - ИГРАЙ!
1991 г.
«Геба»
Я думал,что день короткий,
мелькнёт без следа пропав
и ветер бессильно-кроткий
задышит коврами трав.
Соблазн изумрудов тусклых
на камнях зажжёт луна
и снова запляшут куклы
в пустом маскараде сна.
И из декораций неба,
средь блеска исскуственных свеч,
обратно возникнет Геба,
неся зыбкий мрамор плеч.
Зальётся стыдливой краской,
присев на коленях моих;-
и древней задышит сказкой
в безмолвии комнат пустых.
И маком запахнет душно,
закружится голова…-
Не нужно,поверь, не нужно
в признанья свивать слова!
Пускай разорвётся от гнева
ревнивый твой Кронион - (прим.:Зевс,сын Крона,муж Гебы)
мы Музы посадим слева,
а справа – сам Апполон!
Свирели зальются звонко…
Неужто не счастливы мы
качаясь в вибрациях тонких
мерцающей полутьмы!
Гляди,рядом с нами Шива в венке из лесных цветов.-
Он нам подмигнул игриво,-
он нас поразвлечь готов…
И вот из раскрытой двери,
до пояса обнажена
танцуя, вплывает Пери,
прекрасная, как Луна.
И ты забываешься,Геба…-
Но мне каждый час как нож,-
прорвут скоро кони Феба
снотворного сумрака дрожь…
Соблазн изумрудов тусклых
погасит на камнях день
исчезнут немые куклы,
испуганно канут в тень.
Исчезнет прекрасная Пери,
танцуя с тревогой в глазах,
и тихо прикроет двери
волшебник в лесных цветах.
Замолкнет и звук свирели,
а с ним пропадёшь и ты,
лишь сломанный лист иммортели
оставив на пепле мечты
Памяти умершего друга ( СЕРГЕЮ КУЗЬМИНУ)
…Но я знаю,вернётся он снова,
постучит в мою сонную дверь
словно призрачный образ былого,
долгожданно-ненужный теперь.
И прерву я пустую работу,-
изощнённо,черта за чертой
нанося на пурпур позолоту
онемевшей,усталой рукой,
Отложу свои тонкие кисти,
и прислушаюсь: сон или звук,-
одуревший от красок лучистых,
от видений, парящих вокруг.
Подойду молча к двери, открою
и,не веря, глаза подниму:
«Здравствуй, Серый!», а он: «Что с тобою!?
Распахни свою шире тюрьму!»
Удивлённый его появленьем,
отупело застыну и вдруг
разорвётся звенящим мгновеньем
этой жизни безвыходный круг.
С ироничной улыбкою скажет
эксцентричный какой-то привет
и войдёт, и шутливо замажет
на эскизе тоски силуэт…
Словно выплеск счастливого мира,
то ругаясь, то смехом звеня,
с удивительным взгляом вампира
тихо сядет напротив меня.
Будет слушать о лесе зелёном,
запах сота… «такие дела…»
и засмотрится ярким неоном,
промелькнувшим за гранью стекла.
И во всём этом городе скудном,
распластавшемся в серой пыли
будут двое в бла-бла безрассудном ,
уноситься опять от земли.
Не узнают в мистическом споре,
что уж солнце встаёт за окном,-
запивая что радость что горе
одинаково жгучим вином.
Примечание: «запах сота».Имеется в виду запах рамки с пергой и мёдом из улья. Мы с Сергеем долго работали на пасеке. Причём он был пчеловод от Бога,интуитивный, чему я немало завидовал. Грешен. Надеюсь он меня простит за это оттуда.
«Отъезжающей»
(прощание с покровской писательницей Ларисой Черниковой, уезжающей 199(?) на жительство за границу.Умерпла во Франции несколько лет назад )
«Прощай Вселенная,знакомая,родная! Прощай неидеально-плоский мир!»
Страна безвестная,блуждающий Офир, как ты безжалостно в душе её молчала!
Молчала в неизбывно-долгих днях! Молчала вечность целую как-будто!-
Кромешный бред и вот СУДЬБЫ МИНУТА взметнулась, как фарфоровый сквозняк…
Одной Минуты свет над колыбелью…качнулись погремушки стылых брызг…
скрипачки, размалёванные вдрызг, заплакали смеющейся пастэлью.
Как всполохи полярные легки, они явились сдуру и случайно,
наскрипывая приторного Гайдна, в финальном благозвучии тоски.
Их музыкой мираж Иерусалима из блёклых появился облаков
вплетая тайну золотых веков в улыбку фантастического мима.
То добрый Бог, немилосердный к нам,простёр над вами длани избавленья,-
он вам подносит два глотка забвенья и шепчет, что надежда будет… там,
куда порой (кто упрекнёт за это), носились вы чахоточной мечтой
питаясь тамарисковой весной, чтоб выжить в наше северное лето.
Недостижимый прежде, близок он,- исход всегда отчаянно-жаланный…
где мир наш вспомнится пустой и странный,-лишь как последний и кошмарный сон.
Любите днём людей и звёзды ночью, ласкайте моря светлую лазурь!-
оставьте нам наитий наших дурь и злую неспособность к многоточью!
Берите жизнь, нам оставляя смерть,- навязчивую, нежную Колдунью
и роковую тягу к новоолунью, и горькое проклятье – НЕ УМЕТЬ.
Вот вам совет на грустное прощанье: во имя света, чувства красоты- фиалковые хрупкие цветы не понимают ГОРЕЧИ ПРОЩАНЬЯ.
Без грусти жизнь,как аромат без солнца…Но грусть цветка роасплывчато-легка…
Так будьте же подобием цветка,- взгляните сквозь ажурное оконце
На жалкий RUS ,прекрасный и смешной,на подлый RUS, неизлечимый в горе
что уж смердит в позоре и разоре, распотрошённый Борькой-сатаной. (прим.:Ельцин)
Скажите вслух: прощайте тени сна,свой вдох прерывистый внезапно обрывая, как вы привыкли,-медленно вставая с бокалом ярко-красного вина.
И никому не нужно улыбаться в неловкости привычной толкотни
ведь мы теперь,как никогда одни и потому легко так расставаться.
Скажите тост за то, чтоб этот день единственным остался бы вовеки.-
Вы знаете,-влажнеют ваши веки…Мы знаем, вам пригрезится сирень
пахучая, росистая, родная, оторопелая от солнечных лучей,-
Запомните, что этот мир ничей,- он лишь иллюзия серебряного мая…
Он лишь фантазия и мы его творим,- и каждый его видит новым, разным,-
июлем знойным, октябрём ненастным,- но это всё мираж, сознанья грим.
Творите мир надежды синеокой, вы,устремившаяся к странам золотым.-
Идите к ним и поклонитесь им от нас,чужих,на севере далёком…
От тех,кого венцом венчает Мрак, кто втайне,без надежды,ждёт покоя…-
Ваш день пройдёт,как аромат левкоя, а мы опять вернёмся в гадость драк.
Перегрызёмся мы…я знаю,знаю…Но в этот миг я мыслю об иных
о вас,спасённых…я грущу о них и обречённо им хорошего желаю.
…Зачем желать? – Они его получат…Но пожелать себе – обидный жест
в глухом чаду оболганных сиест нас неизбежно яд похмелий пучит.
Никто нас не накажет и не ждёт,-лиха тоска о Духе вездесущем,-
И о цветах на побережье лучшем любой из нас презрительно соврёт…
Давайте ж выпьем за нездешний мир, который лишь для вас осуществится…
Там дивный рай, там радостные лица им непонятен наш унылый пир.
Эй,свейся вновь, Ирония-Мираж! Судьба красотка – мрачная натура,-
какая странная, негибкая фигура! Какой вокруг неё ажиотаж!
То Королева жизни. За столом… сидит под маской на почётном месте.-
И все молчат,она не любит лести, она мертва - ведь знает обо всём.
Царица-маска отпускает вас, одну из подданных своих … к покою, благословляя призрачной рукою в молитве непроизносимых фраз…
Так будьте счастливы, не забывайте нас и наши голоса в чернильных строчках,- абсурд скрывайте в бесконечных точках, живите упоительным СЕЙЧАС!.
Письмо к Юлии (на 8 Марта)
Восьмое марта – твой не лучший день, - в тот день ты ждёшь чего-то неземного,
и всё-таки получишь только тень и бледное, пусть искреннее слово.
Тебя поздравят добрые друзья и нежно прорычит «Медведь» нелепый,-
наобещает дальние края,- а ты представишь золотые цепи.
Ты будешь слушать,веря не вполне, и станешь улыбаться злей и реже…
Уйдёшь… Затем взгруснётся в вещем сне о короле под маскою медвежьей.
…Блуждает в снах мохнатый пиллигрим… Он о чём не знает и не любит
он никого…Над ним заклятья дым,- он роковой черты не переступит.
В хрустальный Замок,где он прежде жил лесная Ведьма порчу напустила,-
ведь Замок – тот же Лес, он в нём кружил и колдовскую травку сторожил
Всё ожиданьем в его жизни было.
В зажатой лапе мягко и тепло… Там бабочка с глазами вместо крыльев,
как память, умирает тяжело, от воздуха лесного обессилев…
Не Бабочка – Надежда! И берёг её Медведь, ступая осторожно…
Надежда-бабочка, нет – Фея …Будет срок,- Ей стать самой собою будет можно
и,прерванный, продолжить свой полёт…Но навсегда лишь дружба улетает,-
она вернётся, чары разорвёт и в ней, спасённый, Ангела узнает.
Всё станет сразу ясно и легко и жизнь пахнёт опять желаньем Счастья -
подняться выше гор и облаков, до солнечного диска раскачатьсЯ!
И жить… потом , познав ,что это ЕСТЬ, что можно этого всегда коснуться, -
лишь тайные слова сквозь сон прочесть и пару раз ,как следует ругнуться.
…Восьмое Марта – твой не лучший сон,- ещё пока-что одинокий праздник…
Улыбки,смех, цветы бокалов звон… Вон одноклассницу (……….) одноклассник.
Зима уходит,лето далеко…Невесело… И даже снег не сыплет…
А где-то там за мёртвою рекой, всё ждёт меня родной,лесной ЕГИПЕТ!
…Несётся вновь дорогой ледяной сияющий,серебряный троллейбус,
по струнам проводов водя дугой – гудящей скрипкой стонет тяга к небу…
Есть тайный смысл под мелочью любой,- взгляни на фонари,дома и лица,-
Не сказка разве?!! Скажешь сказка , снится,но всё-равно не снится нам любовь!
Поверишь ли, что даже это - СОН , поверишь ли в ПОКРОВСКУЮ ЛЕГЕНДУ !? где смех и боль и нити всех времён, где Бога с Дьяволом я слушаю беседу.
В ту сказку хмурую, не впишешься,Юль, ты,- заверченная в безъисходном вихре
необъяснимого,-где даже не мечты, но лишь с мечтой безжалолстные игры…
Восьмое Марта- чудное число, я в этот миг хотел бы разобраться,-
хоть я разжал ладонь, но на чело зачем-же бабочки садятся и садятся?
(1996 год)
Эпилог из «Мёртвой буквы» (невошедший),
перед тем,как герой выпрыгивает в конце повести из окна. Навеянное мотивами рок-группы «Воскресенье»
А может быть,разбить Портрет
и погрузиться в мир иной,
где солнечный рисуя свет
приснился бабочке Поэт?...
Мышонка к звёздам отпусти,
пока он Жабою не стал,-
а я устал, меня прости…-
Я мёртвой буквой быть устал!..
Раскрыто вдребезги окно,-
в него влетел бродяга – Дождь:
«Ну что, приятель, как оно?..
Ты что-то слишком долго ждёшь».
«ГОМО СПИРИТУС» (лат.: двойной перевод: человек духовный – человек проспиртованный)
(Разговор за выпивкой воспроизведённый по памяти на следующий день)
Пропадать в зеркалах совершенства научился безрадостно ты,-
никогда не достигнешь блаженства,не избавившись от пустоты.
Никогда ты не станешь строже,не осмыслишь свой мир скромней,-
ведь на свете всём нет моложе беспокойной души твоей.
Жизнь тебя не коснётся больно, не пробьёт зыбких стен Беда,-
всё случается не произвольно, - не случится ничто,никогда.
Ты доверчевей всех на свете,- в сотый раз попадаешь в плен
к хитрой, светловолосой леди вечно девственных перемен.
И без горького вожделенья,по тропе из упавших звёзд
ощущая только движенье,ты отважно идёшь во весь рост.
...Нам с тобою досталось право отыскать в Пустоте Грааль,-
слава, но иллюзорная слава: Снобезумие, снопечаль!
Отколоть от мозаики знанья миф, нашёптывающий … (о чём?),
жить в горячечном ритме дерзанья и лечиться параличём.
Не очнуться, не подскользнуться…О, хотя бы кто подтолкнул!-
не пора ль,дурачок, проснуться в бред из коего ты уснул.
Ты не думал,что бесконечен будет призраков переход.-
ждал,что кто-то, с лицом человечьим в лабиринте тебя найдёт.
Но в НИГДЕ никого не встретишь, НИОТКУДА не ляжет путь…
ты отс утствия не заметишь…А была ли в присутствии суть?
Отчего-то вдруг запотели, дрогнув заумью, зеркала. - Как мучительно,в самом деле, оказаться на грани стекла!..
И теперь не остановиться, но уже не успеть войти
в Счастье, где отражённые лица, словно Ангелы в заперти.
И безмерна уже преграда, а надежда поджала хвост
и зачем нам с тобой это надо?! – Разве мир не прекрасен и прост!?.
Что ж, бери бумеранг свой в руки,прошибай свой усталый висок
под гудящие с неба звуки, от которых ты так далёк!
С дряблой доблестью не прибавил ты к Галактикам ни одной,
и едва ли ты крылья расправил или лодку построил как Ной.
Что ж ты смог? – Лишь себе присниться, как Нарцисс, став как моль под стеклом,-
не исчезнуть,не довоплотиться , философским упившись вином.
Надо ль было, реальность теряя, впасть в сомнения у рубежа,
просмотреть и миражность Рая и спасительный рай Миража!?-
Я такой же как ты…отчасти… Соучастье не от добра! Было глупо не верить в Счастье,- поговорка,как жизнь стара!..
По сверкающим дугам Эклиптик, нет не нам, бедолага шагать!..-
Нам с тобой остаётся врасти в них, это лучше чем водку лакать…
«Спорщики девяностых»
…Беспокоили странные темы
и трещал в междометиях русских
в цепких кольцах извечной дилеммы
постмодерновый термин французский
Очумело и неторопливо
два безумца вели беседу,- издевательски-полуигриво
в переливах шального бреда.
То ли демоны,то ли Боги,
непохожие на живущих,-
и возвышенны и убоги
в отрешенье от нужд не сущих:
«Мировая дурь повсеместна,
этот мир можно лишь оплакать,-
знать в людских головах,если честно,-
вместо мозга –прокисшая мякоть».
Эй,попрыгай вполоборота,-
горький искус пустого Солнца.-
в кольцах демона Бафомёта
вязкой кровтю отрава льётся.
Перельётся в бокалы бреда,
только пей до дна, не стесняясь,-
и , ещё за час до рассвета ,
ты с ума сойдёшь, осыпаясь…
Ах оставь, не жалей нисколько
взбудораженного рассудка…-
Пусть останется только долька,
лишь коротенькая минутка
на блуждающий мост прозренья,
перекинутый в Бесконечность,
где тебя опалит без сомненья
несказанной улыбкой Вечность.
…Говорили о чём-то важном
два юродствующих бездельника,-
вечером расходясь миражным,
распрощались до понедельника.
Говорил один утомлённее,-
слал в гранённый стакан пожелания…-
для другого словесной агонии
ещё длилось разочарование…
…Будет утро,-все споры снимутся
не похмельем, так злой иронией
снова адские бездны раздвинуться –
МИР,ПРЕДСТАНЕТ ПОСЮСТОРОННЕЕ.
«Что-то». (грустная новелла в стихах)
Там где зыбко сливаются тени неизвестно которого дня,-
перед домом,упав на колени, раскололося в брызги огня…
просквозило по тусклым пирилам, постучало в забытую дверь…
Но никто в, неживом и остылом ,этом доме не взрогнул теперь В этом доме печально и сонно,- Терпкий воздух томительных грёз,-
словно всё – от трубы до балкона – истончилось болезнью мимоз.
Истончилось и не обратилось…-Захлебнулся певучий камин. - и никак золотая остылость не стечёт с отсыревших гардин.
По ночам лёгким стуком в окошко не ударит ночной мотылёк,- лишь хромая и старая кошка опрокинет цветочный горшок…
А хозяин?.. Хозяин в больнице…Слышит только гудёщую медь… безнадёжные всплески зарницы всё ему не дают умереть… Всё вгрызаются в яркие грёзы несказанно-прекрасных миров
то ли взрывы, то ль майские грозы, то ли ругань хмельных докторов…
Но в объятиях сна неземного растворялся Возврата призыв
хладнокровно-усталое слово –словно эхо в висках: «Будет жив».
Очумелые лица сиделок…Сонно-мраморный отблеск от лиц…- То в халатах мучительлно-белых, то в слепящих мерцаньях зарниц…- Словно шприцами саван мне вяжут,- и протяжно поют про войну… Кто-то в тёмном на складки укажет и гадает по полотну…
Там,где зыбко сливаются тени неизвестно которого дня
Безнадёжно встаёт на колени Тихий Ангел, молясь за меня.-
Отбивает земные поклоны жалко крестится нежной рукой,- свет лампадки чадит на иконы…Сновидений знакомых покой…
Ангел тот– не с небесной орбиты,- лишь одно знает слово: «ВЕРНИСЬ»…
В грустном взоре, как в шаре пробитом - неспеша уходящая жизнь.
Грустно ходит среди привидений в позабытом печальном дому,- В посвящённых ей стихотвореньях, отражаясь как в тонком дыму.
Проверяет – готовы ли платья, так ли тусклы и странны цвета….
И целует свои же распятья и хоронит меня ... у креста…
Покидает больницу хозяин…Он как-будто бы тот и не тот
как прощённый из жалости Каин, но зачем он прощён - не поймёт.
По дороге, заросшей травою подступает к владеньям своим…-
хрупкий вечер над головою расплескал фиолетовый дым…
Долго шёл он и вот заблудился….Колдовской заклубился туман.
Он под призрачной ивой напился, но та влага была как дурман.
Пролежал, до рассвета прогрезил сквозь глухую,саднящую боль,-
видел вновь – кто-то близкий невесел, этот близкий - что чёрная моль…
Вот двоиться она начинает… Вот двоятся уже сраза две…
Вот их множество рядом порхает ,- милый облик в чудной голове…
Вьются рядом,-легки и тревожны,- припадают с истомой к губам,- и отбиться уже невозможно от крылатых и траурных Дам.
Но загадочным преображеньем, рой спиралью свивается в круг,- из которого –символ спасенья – улыбается пьяный Хирург.
Был так пасмурен призрак рассвета…Моросил в слякоть бледную дождь…
Он очнулся, подумал: «Всё это – постинфарктного кризиса дрожь…»
Перед ним старый дом вязко-белым миражём колыхался слегка… И,казалось, в окне заблестела долгожданным приветом рука…
Она вновь ему ночью приснилась…Тихий Ангел пленительных грёз!- с кроткой лаской над ним наклонилась: «Снова,В ЖИЗНИ , у нас не сбылось!»
Охладила прохладной рукою жар грячечных пристальных глаз,
на прощанье вздохнула: «С тобою, не прощаюсь :вся Вечность у нас!»
Он смотрел…С каждым мигом прекрасней ,всё прозрачней и чище она,- с каждым мигом сжимал он напрасней, словно плачущий, хруст полотна.
Растворилась, исчезла, пропала, не вернётся, зови не зови. После ада больничного стала она тенью от следа Любви. Ничего в ней не стало земного, растворилась она в Глубине,-
лишь предчувствие мира Иного разрасталось прорехой во сне. И в ночи серебристого света приходил к нему Ангел Другой
у кровати стоял до рассвета, щёк иссохших касаясь рукой
На лице у него отчужденье, на плаще замогильный был знак,- он порой бормотал в нетерпенье: «Что ж ты,сволочь, не сдохнешь никак!».
…Не заметил, как кончилось лето...Осень ранняя в этом году.-
Но в дому – нити звёздного света, и звучит вне ночей,без рассвета тихий шёпот: «Мой милый, я жду!»
«ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО АНТОНИЯ» (фантазия на классическую тему).
Антоний слаб рассудком и счастьем обойдён в пещере одиноко молитву шепчет он.
От слабого дыханья чуть плещется свеча.- с поблёкших губ слетает молитва,горяча.
По серым стенам в сумрак стекают капли слёз,
чертя блестящей струйкой на плесени вопрос . Свеча свой зыбкий отблеск прольёт на старика.- перевернёт страницу дрожащая рука. Магический,как-будто,от книги вьётся газ, сияет взор влюблённый в милитвенный экстаз.
Земного наслажденья не нужно старику,- лишь только бы лелеять высокую тоску,- лишь только бы до бреда молитвой разгорясь
почувствовать,как дрогнет оживших буквиц вязь,-
и как монахи-буквы под бедной головой
заплачутся в молитве в дрожанье свечки злой. И медленно поникнет в лучисто-тихий сон
Антоний неразумный, что счастьем обойдён.
Но он, увы напрасно старается теперь,-
какая-то открылась заваленная дверь,
повеяло простором, кольнуло под ребро, куда-то запросилось капризное нутро.
Не может он забыться, читать не может вновь,- ударила по венам разбуженная кровь. И слышит, будто кто-то смеётся за спиной: «Когда такой ты сильный, то поборись со мной!» Вот мрак махнул крылами огромного грача,
тревожно задрожала,запрыгала свеча, По серым стенам в сумрак упали капли слёз,
как лепестки бездомных, но лучезарных роз.
Испуганно страницы покинула рука…
Дрожит тревожный отблеск во взоре старика… . Но с помощью молитвы себя он вновь смирил,-
он верил как младенец,- и Бог его любил.
Прислушался Антоний, сурово губы сжав…-
Услышал чудо-песню и переливы арф.
Услышал песню-чудо о радости земной, -
поник своей печальной седою головой… ОН вспомнил, что под солнцем весну встречает мир,
что козлоногий кравчий сейчас людей кумир.
Что диких вакханалий теперь настал черёд,
что о земном блаженстве язычница поёт.
(в пещеру Антония доносится песня языческого праздника):
«Во славу Диониса
мы будем петь весь день
под сводом веток тиса
пляши,кому не лень!
Хватай мгновенья!
Разбей хрусталь тоски! Волшебные глотки
пей в кубке наслажденья!
Эй,погляди смелее,
стань веселей!
Полней,мой друг, полнее
бокал налей!
По зову Афродиты
кидайся смело в пляс,
Где страстно руки свиты
и жарче пламя глаз!
Хватай любую!
Играй,свирель, играй!
Стыда не знает Май,
свободу всем даруя!
Вакханка улыбнётся -
ты не робей
Укрыться в тень от солнца
спеши за ней!
Во славу Диониса
всё ходуном пошло.-
Уже в глазах слилися
и горы и село.
Свирели,звонче!
Беснуйся в танце, мир!
Чтобы любовью пир
продолжить этой ночью!
Эй, выпей чашу эту!-
И руку дай!
Поверь, что горя нету! –
Есть буйный Май!.
Усмешкой озлобленья вдруг искривился рот.
Спасительною сенью предстал унылый грот.
«Спаси себя от мира,- и будешь ты блажен»-
Послышался вдруг голос от этих серых стен.
Но звуки дикой песни настырно режут слух.
Летит,лица касаясь, соблазнов хитрый дух;
И обвивает томно , и ластится, и жжёт,-
По серым стенам россыпь жемчужная течёт.
Свеча опалом ярким играет,песне в такт…
Антоний стиснул книгу, но видит: на листах
Преобразились буквы, роскошно расцветясь.-
Их закружилась в танце расплющенная вязь.
Друг друга оплетают и паутину ткут
Из множества лучистых и сладострастных пут.
Извивши еся нити на старика легли,
На стенах онемелых светильники зажгли.
Развесили гирлянды узорные кругом
Из трещин,мхов и капель, вдруг брызгнувших дождём.
Антоний еле дышит: «Не даст всевышний пасть,
Но видно в этой песне есть дьявольская власть»
…По серым стенам в сумрак уж слёзы не текут,-
Алмазного сиянья там плещется салют.
Свеча,дрожа, погибла, изогнуто застыв,
Но от свечи багровый клубится перелив.
Трепещут под ногами бутоны алых роз,
И,смутно пробуждаясь от сумасшедших грёз
Цветенье своих бредов являют наяву
в искристых пересветах качая синеву.
А под ногами льётся сиянье как ручей
В оттенках разноцветья меняясь всё быстрей,-
Кружащиеся буквы попрыгали в волну,
Блаженно погрузились в цветную глубину.-
И плещутся со смехом, и стонут в глубине,
От страсти изнывая, а может быть во сне…
Извившиеся нити жемчужных паутин
Сплетают грани зыбких,пленительных картин…
«Да что же это,право!?. Какой же в этом прок!?.»
Сказал, смеясь, Антоний, моляся на восток…
В пещеру любопытный прокрался ветерок,
Но мрака испугался и в холоде прдрог.
Рванулся вновь на волю и взвился в синеву,
Упал,капризно ластясь, на мягкую траву.
Налились жаром солнца лелёные листы
И тянут руки к небу деревья и кусты.
К полудню ути хает многоголосье птиц,
Но всё нежнее пенье языческих певиц..
Там у ручья,в долине, веселью нет конца,
Там пьяность ароматов касается лица…
Прерывистые речи и переливный смех.-
Цирера закидала цветною пюлью всех.
Сквозь тонкие просветы расвесистых дубов
Стекают змеи Феба, кидаясь в дым цветов.
Там светом золотистым им погибать не лень,-
Ликуют, плавно гаснут-лишь заползают в тень.
Под сводом веток дуба прохладный ветер сник,-
Лежат свирель и бусы,венок из повелик,
и слышатся лишь вздохи и поцелуев плеск…
Вовсю змеистых нитей нескромный пляшет блеск.
…У ручейка в долине веселью нет конца,-
Заслушались крестьяне певицу и певца.
Проплещет,улетая с дыханьем ветерка
Пленительная песня,как аромат легка…
Вот местная Венера,волос рассыпав вязь
Поёт на томной арфе, краснея и смеясь…
Ей вторит на кифаре восторга не тая
Юнец едва созревший (похожий на меня).
Эфебов дерзких взгляды зажгли ей лицо…
Зовёт надрывно арфа, истомой дышит всё.
Свиваются обьятья танцующих вокруг,-
Всё медленнее танец,нежнее песни звук…
Прижмётся тало жарче, блеснут в ответ глаза
Погибнет меж губами жемчужная слеза…
( Пишу и напеваю: «Пускай века пройдут,
Я не забуду этих классических минут…
Пусть лишь в воображеньи, всего-то на полдня
Блеснул весёлый праздник и так смутил меня).
С почтением Приапу бокалы зазвенят:
Он слабым покровитель,ему тут каждый рад.
Он подарил весну им с Юноной заодно,
а мудрая Церера им принесла вино.
С кунжутом сладким булки ячменные лежат;
Кувшины с терпкой влагой и всюду виноград…
Прилягут,захмелевши под ветками олив:
«Зачем нам Бог,который всего лишь справедлив?»…
Смеясь решают духа лесного напоить
И выпытать все тайны, что мог бы он таить:
О кладах потаённых, о чудесах лесных,
О скромницах-дриадах и как-бы встретить их.
Но вотЭв одежде бклой и сам Сильван идёт,-
В одной руке с кувшином, в другой плоды несёт.
Венок сосновых веток сползает на висок
Всех просит из кувшина отведать жгучий сок.
Его,забавы ради, в круг пляшущий берут,-
Верёвкой вяжут руки, смеются и поют,
Затем на пень сажают, и разжимают рот
Излишним угощеньем туда вино течёт.
Кто-то сказал: «Довольно! Пора бы меру знать!»
Сильвана развязали, но начал он плясать.
Мальчишка на свирели пастушьей заиграл…
Сильван шатаясь пляшет…Но вот он и устал.
Беднягу окружили и просят рассказать
Какую-нибудь сказку. Уж начали пугать,
Что вновь свирель зальётся и в круг его толкнут
И до темна пропляшет, пусть полубог, но – шут…
И начал о Пандоре рассказ вести Сильван,
И в слушающих,вскоре, пропал вина дурман:
«Давно, во время оно , по всей Земле царя,
Сверкала с небосклона предвечная Заря…
И нивы были полны,-Земля цвела,как сад
И счастливо все жили и каждый был богат.
Коварство,страх и зависть таились в глубь лесов.
с парами поднимались к обителям богов.
Покинувших берлоги, кошмаров не губя,
Доверчивые боги впустили их в себя.
Им вторя, - в наказанье они послали в мир
Прекрасное созданье, пленительный кумир.
И только лишь Пандору увидел человек,
Стал чужд и скучен взору ковёр цветов и рек.-
Идёт за ней с тоскою, её одну зовёт,-
Она ж с усмешкой злою амфор о камень бьёт
И из него взмывают все беды в небеса
Тенями покрывают долины и леса.
И, недоумевая, застыли все кругом,-
Не стало больше рая, - одна мечта о нём.
Осталась лишь надежда, а рай для них погиб,-
Где анемон цвёл прежде корявый вздулся гриб.
Жестокие напасти переплеснулись в мир,-
Больные сны и страсти принёс любви Кумир.
И каждый раз, весною, лишь розы рвсцветут,
Весёлою толпою вновь соберётесь тут,
Чтобы тоски проклятье полнее заглушить,-
Самообманом счас тья чтоб научиться жить.
Налей полней бокалы дурманного вина,-
Закатные опалы пусть колются,звеня!
Учитесь наслажденьям – замена счастью в них
Есть только заблужденья и нет путей иных…»
Крестьянам не по нраву Сильвана был рассказ.
Внутри – опустошение, но боры напоказ.
И Марсия позвали,- весельчаком он был,-
Другое развлеченье он людям предложил.
Он произнёс: «Отшельник в пещере под скалой
Живёт в угрюмом мире фантазии пустой.
Он днём боится света, а ночью грешных снов.-
Ползут со скрипом мысли сплетеньем странных слов.
Он не умеет плакать, забыл как смех звучит,-
Его обороняет суровой веры щит,
И не даёт прорваться сквозь постную тоску
Звенящему подспудно живому роднику.
Всё ж до конца не может никак он побороть,
Затравленную тщётно, несломленную плоть.
Его берусь, я,люди, на развлеченье вам
Вновь бросить этим пышным,животворящим дням.
Чтоб солнечные блески в глазах зажглися вновь,
Чтоб предпочёл небесной земную он любовь.
Для общего веселья потратить сил не лень.
Для этого мне нужен один всего лишь день.».
Ему в ответ: «Посмотрим! Старик-то ведь святой! –
Быть может посмеяться придётся над тобой.»
Обижен этим Марсий, азарта в нём угар,-
«Хоть твёрд верой, всё же, моих слабей он чар».
…В горах безумным эхом сплетался с криком смех.-
Заранее уж Марсий свой празднует успех,
И руки потирает и заключиет спор,
Переводя сарказмы в разумный уговор.
На восемь пар кувшинов коринфского вина
Неслыханная сделка была заключена.
Над ивовой сандалью,взвиваясь, пыль дрожит.-
Издалека,как видно, путь странника лежит.
Тяжёлое дыханье, неровные шаги,
Блестят горячим потом иссохшие виски.
От впалых глаз струится лучисто-добрый свет,
Но он поблек и чахнет под ёдкой пылью бед.
Мечтательную душу улыбка выдаёт,
Которая средь мира приюта не найдёт.
Которая всё рвётся искать Земной Эдем,-
блаженные долины, которых нет совсем.
Блаженные долины неясных миражей
Завеивались пылью пустынных, скудных дней.
В морщинах лба сложился неизгладимый знак,
Что превращает мудрых в поэтов и бродяг
И заставляет глубже в привычное смотреть,
Рождая сны в которых жизнь видится как Смерть.
От мира закрывают они своё лицо,
Схватив суму с клюкою, ступают на крыльцо,
Сквозь боль и безъисходность, идут искать приют,
где вечно неизменный их встретит Абсолют…
Идёт усталый путник, упорно глядя вдаль,
А мне смешног до боли и всё чего-то жаль.
И чувствуется в этом безрадостном пути
Загадка для которой разгадки не найти…
…Блестят в закатном солнце унылых скал бока,
Дробит песчаник рыхлый сосновая клюка.
За странником, качая лохматой головой,
Бредёт осёл и тянет телегу за собой.
Икает и моргает, бессмысленно косясь…
Скрипит за ним телега, искрится быль ,глубясь.
Но вот, за поворотом над синью мглы возник
В вечерней позолоте Олимпа плоский пик.
Старик с улыбкой бодрой разглядывал его
И прошептал,вздыхая: «уже недалеко…
Разлука с милым другом немало длилась лет…
Узнает ли бродягу святой анахорет?..»
Весёлым ожиданьем сменяется тоска,
Бодрей дробит песчанник тяжёлая клюка.
…В последний раз колёса скакнули о гранит.-
Осёл втащил телегу на склон пологий плит..
Там ниша перед входом в унылый, тёмный грот.-
Спокойный и счастливый Антоний там живёт.
Зловещим переливом зарделась темнота,-
Блеснула над заливом багровая Луна.
Лучи сплетая в нити, их устремляя в мрак,
Горит,дрожа в зените небесный всполох-знак.
Вещает он, что вскоре родится жуткий час,-
Из чёрной пасти моря, из чёрных ночи глаз
родится и взовьётся кошмаром гулких стай
и вихрем пронесётся под дикий вой и лай,
устанет и поникнет в ущелье мрачных гор,
совою полночь всхлипнет в испуганный простор.
На башне отдалённой в медь ударяет страж,
и понеслися стаи на колдолвской шабаш.
И закружились дико вокруг Луны слепой,
глотая свет волшебный вдруг хлынувший волной.
Упившись, свились клином и снова понеслись,
Галдящею лавиной обрушилися вниз
в долину, что таилась средь неприступных скал,
где с Чёрным Неизвестным, высокий трон стоял.
Гипноз на всех наводит , в смысл обращая вздор,
Руками плавно машет как мира дирижёр.
Кругом его владенья, им сломлен человек,
Лишь раз являлся Логос, и не придёт вовек.
Лишь раз, принявши облик распятого за нас,
Развеять он пытался гипноз от наших глаз.
Но что-то не сложилось, мы вновь в плену теней
Нам с чёрным дирижёром привычней и теплей.
И лишь немногим что-то забвенья не даёт :-
живая пыль с сандалий Того, кто не придёт?..
Но в горе нам стремленья куда-то в мир иной,-
Мы с ними как бродяги в короне золотой
…Антоний,бредишь тоже,- Что тьму твою прорвёт? -
У Чёрного Владыки к таким особый счёт.
В пещере отчужденья, в плену пустой тоски,
Как дни твои тщедушны, бесцветны и легки!
Ты ни живёшь, ни грезишь, дурманящий туман
Проник в тебя сквозь щели растравленные ран.
Сладок недуг и тошен и горек и блажен,-
Неприхотливо чахнешь средь этих душных стен.
Свой беспокойный разум уж смог ты побороть,
Но до сих пор настырна и неотвязна плоть…
…От радости Антоний не знает что сказать!-
Он может только плакать и друга обнимать.
Несёт он угощенье – что скудный бог послал –
Плоды, немного хлеба…А гость вино достал…
И сели и болтали до первых петухов,-
Их юность оживала сплетеньем грустных слов.
Чуть свет – уж друг собрался и в руки взял клюку…
И говорит Антоний ,вздыхая, старику:
«Ну что ж, прощай, прощай же! В последний,видно раз
Мы виделись с тобою…» , и стёр слезу у глаз.
В ответ ему товарищ ответил: «Друг родной!
Всё мерзко в этом мире, - блаженен твой покой!
Что праздники шальные! Что танца забытьё! –
Немое увяданье достойнее твоё.
Тут мир остановился, тут больше нету лжи…
Совсем отпустят вскоре земные миражи.
Блаженно спи в объятьях фантазии святой,-
Пустое счастье мира твой не спугнёт покой.
И я хотел бы,друг мой, забыться как-нибудь,
Да не прервать мне,видно,и смертью этот путь.
К тому стремиться вечно, чего, быть может, нет
И веря и не веря,что есть на Жизнь Ответ.
Среди соблазнов мира забвенья не дано,-
С похмелья крепко душит коринфское вино.
От страстных поцелуев устало отойдёшь,-
И снова разум рвётся, кидая сердце в дрожь.
Когда б совсем ослепнуть, как слеп сейчас и ты,
Когда бы умираньем оледенить мечты!..
Но нет… Прощай Антоний! За странника молись.
Пора.- Туман по склонам уже скатился вниз.»
Поник Антоний,бедный, седою головой,-
Над ним, как вихрь провеял какой-то мир иной.-
«Неужто это правда и всё – один обман,-
И вера и молитвы и боль своих же ран!?.
Одно ВООБРАЖЕНЬЕ , иного Бога нет,
наверно сам я – Дьявол а ты – предвечный Свет?...
Зачем своим смятеньем меня ты заразил?..
Уж лучше бы ты, друг мой, вовек не приходил»..
- «Не думай, не печалься! Прости! Уснёшь опять…
Твой разум стал бессилен,- ему не совладать
Со скорбным пробужденьем…Совьёт опять покров
Над головой твоею мир призраков и сов»…
И он ушёл. Антоний в пещеру вновь вошёл.
Упал,рыдая горько , он на холодный пол.
По серым стенам в сумрак глядели тупо мхи,
Опять призывным криком залились петухи.
Проснувшееся солнце гор обожгло края,
Роскошная как Счастье проснулась вновь Земля.
И опрокинув свечку и на стопку ветхих книг
На вольный воздух вышел, ссутулившись,старик
И распрямляя спину смеялся,плача, он.
«Прошёл, прошёл бесследно мой мёртвый, чёрный сон»
И зашагал он смело без цели, без дорог,
Тая в ожившем сердце непонятый залог.
А мир вокруг кружился, и танцевал и пел,-
Антоний в упоенье вокруг себя глядел.
Напрасно некий голос дурачил за спиной:
«Когда такой ты сильный, то поборись со мной!
Я сладострастно вею… Ты мой призыв услышь!
Я Марсий, дух соблазнов в твою ворвался тишь.
Живой к живым кидайся, беги на зов весны!
Там ждут тебя вакханки и амфоры полны…
Гони глухого мрака гнилые миражи,
Ты миражами счастья наполниться спеши!»
Антоний лишь смеётся на голос тот в ответ
А рядом уж мелькает изящный силуэт.
Развязан пояс белый, туника с плеч ползёт.
В траву упала нимфа,-смеётся и зовёт…
Вдали бушует праздник и кажется порой,
Что мир стал сумасшедшим и бредит он весной.
…Кувшины с жгучим соком уклонятся вперёд,-
И вновь, искрясь на солнце в бокал вино течёт.
Но вот рассказ печальный опять завёл Сильван
И оборвал внезапно: «Великий умер Пан».
«Психологические типы» (квартет в ре-миноре)
Часть 1. ANDANTE. (доминирует виолончель)
Он страстно верил, но не знал,
какой у Идеала образ,-
но видел Свет и слышал Голос,
который ритма не менял
Печальный,вечный прозелит,-
он проходил походкой шаткой
без веры, что хоть раз украдкой
он тайну жизни подглядит.
И только руки для мольбы,
и только слабые упрёки,
не оттого,что Там жестоки,
а оттого что здесь слабы.
…Но был он сам – предел Земли.
И вечно было с ним – Служенье.
Как демоны изнеможенья –
плетенья слов его влекли.
За тканью призрачного сна,
не различая Солнца блеска,
в мгле лингвиститческого треска,
он чувствовал: идёт Она…
Сны толковал наоборот
и ждал её возникновенья,
с терпеньем складывал мгновенья
в свой обветшалый переплёт.
Врачуя дух вином пустым
высокопреданного чувства,
он погрузился в муть исскуства
в дремоты мутно-серый дым.
Вовек не бился у виска
нелепый призрак раздраженья.
Он стал звеном перерожденья
литературного божка.
И лишь подёргивал плечом,
когда с Землёю говорила
всё более чужая сила,
в фольгу завёрнутым лучом.
Часть 2. ADAJIO (доминирует альт)
Мечтатель с золотом волос,
маг-аватар, хранитель тайны
забредший в этот мир случайно
с букетом призрачных мимоз.
С улыбкой отрешённых будд
касается он грязи мира
морщинки на лице Кумира
ему считать – весёлый труд.
Блаженный, странный гость земной!
Безмолвный Пиллигримм (вначале)…
Не тот ли он, кого мы ждали, -
во мраке снов проём дверной!.
Всегда и свято обречён
звезде сапфирных нежеланий,
подножью разочарований
шлёт иронический поклон.
Детей сторонится…От них
закрытый символом тревоги,
как внеземные полубоги
миров сторонятся чужих.
Но не устанет ворожить
над стариками, утешая
без скорби , и не воскрешая
мучительную жажду жить.
В дали спокойных миражей
его блуждают сны и грёзы…
в его руках цветут мимозы
и пчёлы сыплют из ушей.
И бледное порой кольцо
над ним из воздуха совьётся,
когда печально улыбнётся
его прозрачное лицо…
Уходит он так скоро вдаль,
бесцельно тут он дни проводит
и пониманья не находит
его внемирная печаль…
Часть 3. SCHERZO (доминирует первая скрипка)
В круженье шоу и балов,
в чаду бразильских карнавалов,
он рассыпал рубины слов ,
был самым ярким из нахалов.
Смеялся желчно, как Рабле
и в чары женские не верил,
шаля носился по земле
и с упоеньем лицемерил.
Бранил бездомного за грязь,
богатого бранил за жадность
из тонких,бледных губ лилась беззлобно-милая (или: концептуальная) не-важность.
Все тайны мира для него
казались лёгкою забавой.
Он их пощёлкивал легко ,
но, может быть, чуть-чуть лукаво.
Он выведать, казалось, мог
всё то, что за чертой таилось…
и чернь сплела ему венок
и бесконечно удивилась.
И дали жезл и дали трон,
где он сидел собой доволен.
Надежды новой перезвон
раздался с чёрных колоколен.
Но день и ночь ему чужды,-
он видит их на пёстрой ткани,
где краски гения слиты
с проклятьем самообожаний.
И,понимая эту ложь,
он всё тревожней с каждым мигом,-
отчаянья тупая дрожь
во взгляде замелькала диком.
Боязнь холодного курка…
Бокал с недопитою водкой
и раздробление виска
покрыто зеленью с селёдкой…
Часть 4. ALLEGRO VIVAE .
Наивный, чистый, но больной
таинственным недомоганьем,-
когда раскрыт шатёр ночной
в него он смотрит с содроганьем.
Боится вырваться из пут,
уже ослабших, но надёжных.-
Уже он Там – ещё он тут
в объятиях земных, тревожных.
но уж ласкает Пустота,
развоплощённого Пространства,
и мысль его уже чиста
от обликов Непостоянства.
Ещё боится кануть в Ночь
и раствориться в лунном блеске…
Того , кто шёл ему помочь ,
предочертанияния нерезки.
Он ждёт его уж столько лет.
И вот заварен чай… Печенья...-
вчера получен был конверт:
«Из пункта выбыл назначенья…»
Уж пятый день перед окном
сидит и смотрит в злую вьюгу.
В углу раздавлен телефон,
прогнал он друга и подругу…
…Тип из Adajio приходил,
в иную Ночь позвать пытался.
Но лишь руками разводил
и сам,чего-то испугался.
Пришёл из Scherzo острослов,
ещё от жизни не остывший,-
«Пойми, братан, Его шагов
мы в этом мире не услышим»
Больной метался и стонал, -
он им пытался не поверить ,
вдруг полусны звонок прервал
и Светом распахнулись двери…
[Скрыть]
Регистрационный номер 0279242 выдан для произведения:
Ранние стихотворения (1990-2000-е)
«Я уйду»
Я уйду в далёкие леса, Где ручей прозрачен как роса,
Где слышны лишь птичьи голоса,
Где глухая гать.
Ничего с собою не возьму,-Лишь с клюкою старую суму,-
На прощанье главз не подниму
На отца и мать.
Книжных полок неживая пыль… Полусон,тупая полубыль…-
А нога наступит на ковыль
Там в степях ночных…
А нога оступится в ручей, где мильоном ниточек-лучей
Засверкает кружево ночей
Или снов смешных…
Что и делать, коль в душе печаль; мозг разорван, холоден как сталь…
Что и делать коль совсем не жаль
Этот тихий дом…
И не жаль её горячих слёз,-аромата бархатных волос
И завял букет ненужных роз
На окне моём…
Что и делать…Значит не кори.- Не люблю я городской зари,
Где желты и мутны фонари,
Да асфальта блеск.-
Я люблю, лишь призрачные сны, - лишь волшебный тихий свет Луны
Да напев задумчивый волны,
На опушке крест.
Что и делать, если до утра этих бледных всполохов игра,
Эта алость с негой серебра
Сказки вещих сов…
Как и быть в нахлынувшей волне,если слышу пенье в тишине,
И, склонившись, шепчет что-то мне
Ангел белых снов…
И откуда эта красота!- Как улыбка ясная Христа…-
Вновь душа наивна и чиста.-
Хоть обратно в Рай.
Боже! Как у струн твоих тепло!- Осени смычком своим чело!-
Чтобы я ушёл…нетяжело…
Ну а ты - ИГРАЙ!
1991 г.
«Геба»
Я думал,что день короткий,
мелькнёт без следа пропав
и ветер бессильно-кроткий
задышит коврами трав.
Соблазн изумрудов тусклых
на камнях зажжёт луна
снова запляшут куклы
в пустом маскараде сна.
И из декораций неба,
средь блеска исскуственных свеч,
обратно возникнет Геба,
неся зыбкий мрамор плеч.
Зальётся стыдливой краской,
присев на коленях моих;-
и древней задышит сказкой
в безмолвии комнат пустых.
И маком запахнет душно,
закружится голова…-
Не нужно,поверь, не нужно
в признанья свивать слова!
Пускай разорвётся от гнева
ревнивый твой Кронион - (прим.:Зевс,сын Крона)
мы Музы посадим слева,
а справа – сам Апполон!
Свирели зальются звонко…
Неужто не счастливы мы
качаясь в вибрациях тонких
мерцающей полутьмы!
Гляди,рядом с нами Шива в
венке из лесных цветов.-
Он нам подмигнул игриво,-
он нас поразвлечь готов…
И вот из раскрытой двери,
до пояса обнажена
танцуя, вплывает Пери,
прекрасная, как Луна.
И ты забываешься,Геба…-
Но мне каждый час как нож,-
прорвут скоро кони Феба
снотворного сумрака дрожь…
Соблазн изумрудов тусклых
погасит на камнях день
исчезнут немые куклы,
испуганно канут в тень.
Исчезнет прекрасная Пери,
танцуя с тревогой в глазах,
и тихо прикроет двери
волшебник в лесных цветах.
Замолкнет и звук свирели,
а с ним пропадёшь и ты,
лишь сломанный лист иммортели
оставив на пепле мечты
Памяти умершего друга ( СЕРГЕЮ КУЗЬМИНУ)
…Но я знаю,вернётся он снова,
постучит в мою сонную дверь
словно призрачный образ былого,
долгожданно-ненужный теперь.
И прерву я пустую работу,-
изощнённо,черта за чертой
нанося на пурпур позолоту
онемевшей,усталой рукой,
Отложу свои тонкие кисти,
и прислушаюсь: сон или звук,-
одуревший от красок лучистых,
от видений, парящих вокруг.
Подойду молча к двери, открою
и,не веря, глаза подниму:
«Здравствуй, Серый!», а он: «Что с тобою!?
Распахни свою шире тюрьму!»
Удивлённый его появленьем,
отупело застыну и вдруг
разорвётся звенящим мгновеньем
этой жизни безвыходный круг.
С ироничной улыбкою скажет
эксцентричный какой-то привет
и войдёт, и шутливо замажет
на эскизе тоски силуэт…
Словно выплеск счастливого мира,
то ругаясь, то смехом звеня,
с удивительным взгляом вампира
тихо сядет напротив меня.
Будет слушать о лесе зелёном,
запах сота… «такие дела…»
и засмотрится ярким неоном,
промелькнувшим за гранью стекла.
И во всём этом городе скудном,
распластавшемся в серой пыли
будут двое в бла-бла безрассудном ,
уноситься опять от земли.
Не узнают в мистическом споре,
что уж солнце встаёт за окном,-
запивая что радость что горе
одинаково жгучим вином.
Примечание: «запах сота».Имеется в виду запах рамки с пергой и мёдом из улья. Мы с Сергеем долго работали на пасеке. Причём он был пчеловод от Бога,интуитивный, чему я немало завидовал. Грешен. Надеюсь он меня простит за это оттуда.
«Отъезжающей»
(прощание с покровской писательницей Ларисой Черниковой, уезжающей 199(?) на жительство за границу.Умерпла во Франции несколько лет назад )
«Прощай Вселенная,знакомая,родная! Прощай неидеально-плоский мир!»
Страна безвестная,блуждающий Офир, как ты безжалостно в душе её молчала!
Молчала в неизбывно-долгих днях! Молчала вечность целую как-будто!-
Кромешный бред и вот СУДЬБЫ МИНУТА взметнулась, как фарфоровый сквозняк…
Одной Минуты свет над колыбелью…качнулись погремушки стылых брызг…
скрипачки, размалёванные вдрызг, заплакали смеющейся пастэлью.
Как всполохи полярные легки, они явились сдуру и случайно,
наскрипывая приторного Гайдна, в финальном благозвучии тоски.
Их музыкой мираж Иерусалима из блёклых появился облаков
вплетая тайну золотых веков в улыбку фантастического мима.
То добрый Бог, немилосердный к нам,простёр над вами длани избавленья,-
он вам подносит два глотка забвенья и шепчет, что надежда будет… там,
куда порой (кто упрекнёт за это), носились вы чахоточной мечтой
питаясь тамарисковой весной, чтоб выжить в наше северное лето.
Недостижимый прежде, близок он,- исход всегда отчаянно-жаланный…
где мир наш вспомнится пустой и странный,-лишь как последний и кошмарный сон.
Любите днём людей и звёзды ночью, ласкайте моря светлую лазурь!-
оставьте нам наитий наших дурь и злую неспособность к многоточью!
Берите жизнь, нам оставляя смерть,- навязчивую, нежную Колдунью
и роковую тягу к новоолунью, и горькое проклятье – НЕ УМЕТЬ.
Вот вам совет на грустное прощанье: во имя света, чувства красоты- фиалковые хрупкие цветы не понимают ГОРЕЧИ ПРОЩАНЬЯ.
Без грусти жизнь,как аромат без солнца…Но грусть цветка роасплывчато-легка…
Так будьте же подобием цветка,- взгляните сквозь ажурное оконце
На жалкий RUS ,прекрасный и смешной,на подлый RUS, неизлечимый в горе
что уж смердит в позоре и разоре, распотрошённый Борькой-сатаной. (прим.:Ельцин)
Скажите вслух: прощайте тени сна,свой вдох прерывистый внезапно обрывая, как вы привыкли,-медленно вставая с бокалом ярко-красного вина.
И никому не нужно улыбаться в неловкости привычной толкотни
ведь мы теперь,как никогда одни и потому легко так расставаться.
Скажите тост за то, чтоб этот день единственным остался бы вовеки.-
Вы знаете,-влажнеют ваши веки…Мы знаем, вам пригрезится сирень
пахучая, росистая, родная, оторопелая от солнечных лучей,-
Запомните, что этот мир ничей,- он лишь иллюзия серебряного мая…
Он лишь фантазия и мы его творим,- и каждый его видит новым, разным,-
июлем знойным, октябрём ненастным,- но это всё мираж, сознанья грим.
Творите мир надежды синеокой, вы,устремившаяся к странам золотым.-
Идите к ним и поклонитесь им от нас,чужих,на севере далёком…
От тех,кого венцом венчает Мрак, кто втайне,без надежды,ждёт покоя…-
Ваш день пройдёт,как аромат левкоя, а мы опять вернёмся в гадость драк.
Перегрызёмся мы…я знаю,знаю…Но в этот миг я мыслю об иных
о вас,спасённых…я грущу о них и обречённо им хорошего желаю.
…Зачем желать? – Они его получат…Но пожелать себе – обидный жест
в глухом чаду оболганных сиест нас неизбежно яд похмелий пучит.
Никто нас не накажет и не ждёт,-лиха тоска о Духе вездесущем,-
И о цветах на побережье лучшем любой из нас презрительно соврёт…
Давайте ж выпьем за нездешний мир, который лишь для вас осуществится…
Там дивный рай, там радостные лица им непонятен наш унылый пир.
Эй,свейся вновь, Ирония-Мираж! Судьба красотка – мрачная натура,-
какая странная, негибкая фигура! Какой вокруг неё ажиотаж!
То Королева жизни. За столом… сидит под маской на почётном месте.-
И все молчат,она не любит лести, она мертва - ведь знает обо всём.
Царица-маска отпускает вас, одну из подданных своих … к покою, благословляя призрачной рукою в молитве непроизносимых фраз…
Так будьте счастливы, не забывайте нас и наши голоса в чернильных строчках,- абсурд скрывайте в бесконечных точках, живите упоительным СЕЙЧАС!.
Письмо к Юлии (на 8 Марта)
Восьмое марта – твой не лучший день, - в тот день ты ждёшь чего-то неземного,
и всё-таки порлучишь только тень и бледнрое, пусть искреннее слово.
Тебя поздравят добрые друзья и нежно прорычит «Медведь» нелепый,-
наобещает дальние края,- а ты представишь золотые цепи.
Ты будешь слушать,веря не вполне, и станешь улыбаться злей и реже…
Уйдёшь… Затем взгруснётся в вещем сне о короле под маскою медвежьей.
…Блуждает в снах мохнатый пилигрим… Он о чём не знает и не любит
он никого…Над ним заклятья дым,- он роковой черты не переступит.
В хрустальный Замок,где он прежде жил лесная Ведьма порчу напустила,-
ведь Замок – тот же Лес, он в нём кружил и колдовскую травку сторожил
Всё ожиданьем в его жизни было.
В зажатой лапе мягко и тепло… Там бабочка с глазами вместо крыльев,
как память, умирает тяжело, от воздуха лесного обессилев…
Не Бабочка – Надежда! И берёг её Медведь, ступая осторожно…
Надежда-бабочка, нет – Фея …Будет срок,- Ей стать самой собою будет можно
и,прерванный, продолжить свой полёт…Но навсегда лишь дружба улетает,-
она вернётся, чары разорвёт и в ней, спасённый, Ангела узнает.
Всё станет сразу ясно и легко и жизнь пахнёт опять желаньем Счастья -
подняться выше гор и облаков, до солнечного диска раскачатьсЯ!
И жить… потом , познав ,что это ЕСТЬ, что можно этого всегда коснуться, -
лишь тайные слова сквозь сон прочесть и пару раз ,как следует ругнуться.
…Восьмое Марта – твой не лучший сон,- ещё пока-что одинокий праздник…
Улыбки,смех, цветы бокалов звон… Вон одноклассницу (……….) одноклассник.
Зима уходит,лето далеко…Невесело… И даже снег не сыплет…
А где-то там за мёртвою рекой, всё ждёт меня родной,лесной ЕГИПЕТ!
…Несётся вновь дорогой ледяной сияющий,серебряный троллейбус,
по струнам проводов водя дугой – гудящей скрипкой стонет тяга к небу…
Есть тайный смысл под мелочью любой,- взгляни на фонари,дома и лица,-
Не сказка разве?!! Скажешь сказка , снится,но всё-равно не снится нам любовь!
Поверишь ли, что даже это - СОН , поверишь ли в ПОКРОВСКУЮ ЛЕГЕНДУ !? где смех и боль и нити всех времён, где Бога с Дьяволом я слушаю беседу.
В ту сказку хмурую, не впишешься,Юль, ты,- заверченная в безъисходном вихре
необъяснимого,-где даже не мечты, но лишь с мечтой безжалолстные игры…
Восьмое Марта- чудное число, я в этот миг хотел бы разобраться,-
хоть я разжал ладонь, но на чело зачем-же бабочки садятся и садятся?
(1996 год)
Эпилог из «Мёртвой буквы» (невошедший),
перед тем,как герой выпрыгивает в конце повести из окна. Навеянное мотивами рок-группы «Воскресенье»
А может быть,разбить Портрет
и погрузиться в мир иной,
где солнечный рисуя свет
приснился бабочке Поэт?...
Мышонка к звёздам отпусти,
пока он Жабою не стал,-
а я устал, меня прости…-
Я мёртвой буквой быть устал!..
Разбито вдребезги окно,-
в него влетел бродяга – Дождь:
«Ну что, приятель, как оно?..
Ты что-то слишком долго ждёшь».
«ГОМО СПИРИТУС» (лат.: двойной перевод: человек духовный – человек проспиртованный)
(Разговор за выпивкой воспроизведённый по памяти на следующий день)
Пропадать в зеркалах совершенства научился безрадостно ты,-
никогда не достигнуть блаженства,не избавившись от пустоты.
Никогда ты не станешь строже,не осмыслишь свой мир скромней,-
ведь на свете всём нет моложе беспокойной души твоей.
Жизнь тебя не коснётся больно, не пробьёт зыбких стен Беда,-
всё случается не произвольно, - не случится ничто,никогда.
Ты доверчевей всех на свете,- в сотый раз попадаешь в плен
к хитрой, светловолосой леди вечно девственных перемен.
И без горького вожделенья,по тропе из упавших звёзд
ощущая только движенье,ты отважно идёшь во весь рост.
...Нам с тобою досталось право отыскать в Пустоте Грааль,-
слава, но иллюзорная слава: Снобезумие, снопечаль!
Отколоть от мозаики знанья миф, нашёптывающий … (о чём?),
жить в горячечном ритме дерзанья и лечиться параличём.
Не очнуться, не подскользнуться…О, хотя бы кто подтолкнул!-
не пора ль,дурачок, проснуться в бред из коего ты уснул.
Ты не думал,что бесконечен будет призраков переход.-
ждал,что кто-то, с лицом человечьим в лабиринте тебя найдёт.
Но в НИГДЕ никого не встретишь, НИОТКУДА не ляжет путь…
ты отс утствия не заметишь…А была ли в присутствии суть?
Отчего-то вдруг запотели, дрогнув заумью, зеркала. - Как мучительно,в самом деле, оказаться за гранью стекла!..
И теперь не остановиться, но уже не успеть войти
в Счастье, где отражённые лица, словно Ангелы в заперти.
И безмерна уже преграда, а надежда поджала хвост
и зачем нам с тобой это надо?! – Разве мир не прекрасен и прост!?.
Что ж, бери бумеранг свой в руки,прошибай свой усталый висок
под гудящие с небы звуки, от которых ты так далёк!
С дряблой доблестью не прибавил ты к Галактикам ни одной,
и едва ли ты крылья расправил или лодку построил как Ной.
Что ж ты смог? – Лишь себе присниться, как Нарцисс, став зеркальным стеклом,-
не исчезнуть,не довоплотиться , философским упившись вином.
Надо ль было, реальность теряя, впасть в сомнения у рубежа,
просмотреть и миражность Рая и спасительный рай Миража!?-
Я такой же как ты…отчасти… Соучастье не от добра! Было глупо не верить в Счастье,- поговорка,как жизнь стара!..
По сверкающим дугам Эклиптик, нет не нам, бедолага шагать!..-
Нам с тобой остаётся врасти в них, это лучше чем водку лакать…
«Спорщики девяностых»
…Беспокоили странные темы
и трещал в междометиях русских
в цепких кольцах извечной дилеммы
постмодерновый термин французский
Очумело и неторопливо
два безумца вели беседу,- издевательски-полуигриво
в переливах шального бреда.
То ли демоны,то ли Боги,
непохожие на живущих,-
и возвышенны и убоги
в отрешенье от нужд не сущих:
«Мировая дурь повсеместна,
этот мир можно лишь оплакать,-
знать в людских головах,если честно,-
вместо мозга –прокисшая мякоть».
Эй,попрыгай вполоборота,-
горький искус пустого Солнца.-
в кольцах демона Бафомёта
вязкой кровтю отрава льётся.
Перельётся в бокалы бреда,
только пей до дна, не стесняясь,-
и , ещё за час до рассвета ,
ты с ума сойдёшь, осыпаясь…
Ах оставь, не жалей нисколько
взбудораженного рассудка…-
Пусть останется только долька,
лишь коротенькая минутка
на блуждающий мост прозренья,
перекинутый в Бесконечность,
где тебя опалит без сомненья
несказанной улыбкой Вечность.
…Говорили о чём-то важном
два юродствующих бездельника,-
вечером расходясь миражным,
распрощались до понедельника.
Говорил один утомлённее,-
слал в гранённый стакан пожелания…-
для другого словесной агонии
ещё длилось разочарование…
…Будет утро,-все споры снимутся
не похмельем, так злой иронией
снова адские бездны раздвинуться –
МИР,ПРЕДСТАНЕТ ПОСЮСТОРОННЕЕ.
«Что-то». (грустная новелла в стихах)
Там где зыбко сливаются тени неизвестно которого дня,-
перед домом,упав на колени, раскололося в брызги огня…
просквозило по тусклым пирилам, постучало в забытую дверь…
Но никто в, неживом и остылом ,этом доме не взрогнул теперь В этом доме печально и сонно,- Терпкий воздух томительных грёз,-
словно всё – от трубы до балкона – истончилось болезнью мимоз.
Истончилось и не обратилось…-Захлебнулся певучий камин. - и никак золотая остылость не стечёт с отсыревших гардин.
По ночам лёгким стуком в окошко не ударит ночной мотылёк,- лишь хромая и старая кошка опрокинет цветочный горшок…
А хозяин?.. Хозяин в больнице…Слышит только гудёщую медь… безнадёжные всплески зарницы всё ему не дают умереть… Всё вгрызаются в яркие грёзы несказанно-прекрасных миров
то ли взрывы, то ль майские грозы, то ли ругань хмельных докторов…
Но в объятиях сна неземного растворялся Возврата призыв
хладнокровно-усталое слово –словно эхо в висках: «Будет жив».
Очумелые лица сиделок…Сонно-мраморный отблеск от лиц…- То в халатах мучительлно-белых, то в слепящих мерцаньях зарниц…- Словно шприцами саван мне вяжут,- и протяжно поют про войну… Кто-то в тёмном на складки укажет и гадает по полотну…
Там,где зыбко сливаются тени неизвестно которого дня
Безнадёжно встаёт на колени Тихий Ангел, молясь за меня.-
Отбивает земные поклоны жалко крестится нежной рукой,- свет лампадки чадит на иконы…Сновидений знакомых покой…
Ангел тот– не с небесной орбиты,- лишь одно знает слово: «ВЕРНИСЬ»…
В грустном взоре, как в шаре пробитом - неспеша уходящая жизнь.
Грустно ходит среди привидений в позабытом печальном дому,- В посвящённых ей стихотвореньях, отражаясь как в тонком дыму.
Проверяет – готовы ли платья, так ли тусклы и странны цвета….
И целует свои же распятья и хоронит меня ... у креста…
Покидает больницу хозяин…Он как-будто бы тот и не тот
как прощённый из жалости Каин, но зачем он прощён - не поймёт.
По дороге, заросшей травою подступает к владеньям своим…-
хрупкий вечер над головою расплескал фиолетовый дым…
Долго шёл он и вот заблудился….Колдовской заклубился туман.
Он под призрачной ивой напился, но та влага была как дурман.
Пролежал, до рассвета прогрезил сквозь глухую,саднящую боль,-
видел вновь – кто-то близкий невесел, этот близкий - что чёрная моль…
Вот двоиться она начинает… Вот двоятся уже сраза две…
Вот их множество рядом порхает ,- милый облик в чудной голове…
Вьются рядом,-легки и тревожны,- припадают с истомой к губам,- и отбиться уже невозможно от крылатых и траурных Дам.
Но загадочным преображеньем, рой спиралью свивается в круг,- из которого –символ спасенья – улыбается пьяный Хирург.
Был так пасмурен призрак рассвета…Моросил в слякоть бледную дождь…
Он очнулся, подумал: «Всё это – постинфарктного кризиса дрожь…»
Перед ним старый дом вязко-белым миражём колыхался слегка… И,казалось, в окне заблестела долгожданным приветом рука…
Она вновь ему ночью приснилась…Тихий Ангел пленительных грёз!- с кроткой лаской над ним наклонилась: «Снова,В ЖИЗНИ , у нас не сбылось!»
Охладила прохладной рукою жар грячечных пристальных глаз,
на прощанье вздохнула: «С тобою, не прощаюсь :вся Вечность у нас!»
Он смотрел…С каждым мигом прекрасней ,всё прозрачней и чище она,- с каждым мигом сжимал он напрасней, словно плачущий, хруст полотна.
Растворилась, исчезла, пропала, не вернётся, зови не зови. После ада больничного стала она тенью от следа Любви. Ничего в ней не стало земного, растворилась она в Глубине,-
лишь предчувствие мира Иного разрасталось прорехой во сне. И в ночи серебристого света приходил к нему Ангел Другой
у кровати стоял до рассвета, щёк иссохших касаясь рукой
На лице у него отчужденье, на плаще замогильный был знак,- он порой бормотал в нетерпенье: «Что ж ты,сволочь, не сдохнешь никак!».
…Не заметил, как кончилось лето...Осень ранняя в этом году.-
Но в дому – нити звёздного света, и звучит вне ночей,без рассвета тихий шёпот: «Мой милый, я жду!»
«ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО АНТОНИЯ» (фантазия на классическую тему).
Антоний слаб рассудком и счастьем обойдён в пещере одиноко молитву шепчет он.
От слабого дыханья чуть плещется свеча.- с поблёкших губ слетает молитва,горяча.
По серым стенам в сумрак стекают капли слёз,
чертя блестящей струйкой на плесени вопрос . Свеча свой зыбкий отблеск прольёт на старика.- перевернёт страницу дрожащая рука. Магический,как-будто,от книги вьётся газ, сияет взор влюблённый в милитвенный экстаз.
Земного наслажденья не нужно старику,- лишь только бы лелеять высокую тоску,- лишь только бы до бреда молитвой разгорясь
почувствовать,как дрогнет оживших буквиц вязь,-
и как монахи-буквы под бедной головой
заплачутся в молитве в дрожанье свечки злой. И медленно поникнет в лучисто-тихий сон
Антоний неразумный, что счастьем обойдён.
Но он, увы напрасно старается теперь,-
какая-то открылась заваленная дверь,
повеяло простором, кольнуло под ребро, куда-то запросилось капризное нутро.
Не может он забыться, читать не может вновь,- ударила по венам разбуженная кровь. И слышит, будто кто-то смеётся за спиной: «Когда такой ты сильный, то поборись со мной!» Вот мрак махнул крылами огромного грача,
тревожно задрожала,запрыгала свеча, По серым стенам в сумрак упали капли слёз,
как лепестки бездомных, но лучезарных роз.
Испуганно страницы покинула рука…
Дрожит тревожный отблеск во взоре старика… . Но с помощью молитвы себя он вновь смирил,-
он верил как младенец,- и Бог его любил.
Прислушался Антоний, сурово губы сжав…-
Услышал чудо-песню и переливы арф.
Услышал песню-чудо о радости земной, -
поник своей печальной седою головой… ОН вспомнил, что под солнцем весну встречает мир,
что козлоногий кравчий сейчас людей кумир.
Что диких вакханалий теперь настал черёд,
что о земном блаженстве язычница поёт.
(в пещеру Антония доносится песня языческого праздника):
«Во славу Диониса
мы будем петь весь день
под сводом веток тиса
пляши,кому не лень!
Хватай мгновенья!
Разбей хрусталь тоски! Волшебные гловки
пей в кубке наслажденья!
Эй,погляди смелее,
стань веселей!
Полней,мой друг, полнее
бокал налей!
По зову Афродиты
кидайся смело в пляс,
Где страстно руки свиты
и жарче пламя глаз!
Хватай любую!
Играй,свирель, играй!
Стыда не знает Май,
свободу всем даруя!
Вакханка улыбнётся -
ты не робей
Укрыться в тень от солнца
спеши за ней!
Во славу Диониса
всё ходуном пошло.-
Уже в глазах слилися
и горы и село.
Свирели,звонче!
Беснуйся в танце, мир!
Чтобы любовью пир
продолжить этой ночью!
Эй, выпей чашу эту!-
И руку дай!
Поверь, что горя нету! –
Есть буйный Май!.
Усмешкой озлобленья вдруг искривился рот.
Спасительною сенью предстал унылый грот.
«Спаси себя от мира,- и будешь ты блажен»-
Послышался вдруг голос от этих серых стен.
Но звуки дикой песни настырно режут слух.
Летит,лица касаясь, соблазнов хитрый дух;
И обвивает томно , и ластится, и жжёт,-
По серым стенам россыпь жемчужная течёт.
Свеча опалом ярким играет,песне в такт…
Антоний стиснул книгу, но видит: на листах
Преобразились буквы, роскошно расцветясь.-
Их закружилась в танце расплющенная вязь.
Друг друга оплетают и паутину ткут
Из множества лучистых и сладострастных пут.
Извивши еся нити на старика легли,
На стенах онемелых светильники зажгли.
Развесили гирлянды узорные кругом
Из трещин,мхов и капель, вдруг брызгнувших дождём.
Антоний еле дышит: «Не даст всевышний пасть,
Но видно в этой песне есть дьявольская власть»
…По серым стенам в сумрак уж слёзы не текут,-
Алмазного сиянья там плещется салют.
Свеча,дрожа, погибла, изогнуто застыв,
Но от свечи багровый клубится перелив.
Трепещут под ногами бутоны алых роз,
И,смутно пробуждаясь от сумасшедших грёз
Цветенье своих бредов являют наяву
в искристых пересветах качая синеву.
А под ногами льётся сиянье как ручей
В оттенках разноцветья меняясь всё быстрей,-
Кружащиеся буквы попрыгали в волну,
Блаженно погрузились в цветную глубину.-
И плещутся со смехом, и стонут в глубине,
От страсти изнывая, а может быть во сне…
Извившиеся нити жемчужных паутин
Сплетают грани зыбких,пленительных картин…
«Да что же это,право!?. Какой же в этом прок!?.»
Сказал, смеясь, Антоний, моляся на восток…
В пещеру любопытный прокрался ветерок,
Но мрака испугался и в холоде прдрог.
Рванулся вновь на волю и взвился в синеву,
Упал,капризно ластясь, на мягкую траву.
Налились жаром солнца лелёные листы
И тянут руки к небу деревья и кусты.
К полудню ути хает многоголосье птиц,
Но всё нежнее пенье языческих певиц..
Там у ручья,в долине, веселью нет конца,
Там пьяность ароматов касается лица…
Прерывистые речи и переливный смех.-
Цирера закидала цветною пюлью всех.
Сквозь тонкие просветы расвесистых дубов
Стекают змеи Феба, кидаясь в дым цветов.
Там светом золотистым им погибать не лень,-
Ликуют, плавно гаснут-лишь заползают в тень.
Под сводом веток дуба прохладный ветер сник,-
Лежат свирель и бусы,венок из повелик,
и слышатся лишь вздохи и поцелуев плеск…
Вовсю змеистых нитей нескромный пляшет блеск.
…У ручейка в долине веселью нет конца,-
Заслушались крестьяне певицу и певца.
Проплещет,улетая с дыханьем ветерка
Пленительная песня,как аромат легка…
Вот местная Венера,волос рассыпав вязь
Поёт на томной арфе, краснея и смеясь…
Ей вторит на кифаре восторга не тая
Юнец едва созревший (похожий на меня).
Эфебов дерзких взгляды зажгли ей лицо…
Зовёт надрывно арфа, истомой дышит всё.
Свиваются обьятья танцующих вокруг,-
Всё медленнее танец,нежнее песни звук…
Прижмётся тало жарче, блеснут в ответ глаза
Погибнет меж губами жемчужная слеза…
( Пишу и напеваю: «Пускай века пройдут,
Я не забуду этих классических минут…
Пусть лишь в воображеньи, всего-то на полдня
Блеснул весёлый праздник и так смутил меня).
С почтением Приапу бокалы зазвенят:
Он слабым покровитель,ему тут каждый рад.
Он подарил весну им с Юноной заодно,
а мудрая Церера им принесла вино.
С кунжутом сладким булки ячменные лежат;
Кувшины с терпкой влагой и всюду виноград…
Прилягут,захмелевши под ветками олив:
«Зачем нам Бог,который всего лишь справедлив?»…
Смеясь решают духа лесного напоить
И выпытать все тайны, что мог бы он таить:
О кладах потаённых, о чудесах лесных,
О скромницах-дриадах и как-бы встретить их.
Но вотЭв одежде бклой и сам Сильван идёт,-
В одной руке с кувшином, в другой плоды несёт.
Венок сосновых веток сползает на висок
Всех просит из кувшина отведать жгучий сок.
Его,забавы ради, в круг пляшущий берут,-
Верёвкой вяжут руки, смеются и поют,
Затем на пень сажают, и разжимают рот
Излишним угощеньем туда вино течёт.
Кто-то сказал: «Довольно! Пора бы меру знать!»
Сильвана развязали, но начал он плясать.
Мальчишка на свирели пастушьей заиграл…
Сильван шатаясь пляшет…Но вот он и устал.
Беднягу окружили и просят рассказать
Какую-нибудь сказку. Уж начали пугать,
Что вновь свирель зальётся и в круг его толкнут
И до темна пропляшет, пусть полубог, но – шут…
И начал о Пандоре рассказ вести Сильван,
И в слушающих,вскоре, пропал вина дурман:
«Давно, во время оно , по всей Земле царя,
Сверкала с небосклона предвечная Заря…
И нивы были полны,-Земля цвела,как сад
И счастливо все жили и каждый был богат.
Коварство,страх и зависть таились в глубь лесов.
с парами поднимались к обителям богов.
Покинувших берлоги, кошмаров не губя,
Доверчивые боги впустили их в себя.
Им вторя, - в наказанье они послали в мир
Прекрасное созданье, пленительный кумир.
И только лишь Пандору увидел человек,
Стал чужд и скучен взору ковёр цветов и рек.-
Идёт за ней с тоскою, её одну зовёт,-
Она ж с усмешкой злою амфор о камень бьёт
И из него взмывают все беды в небеса
Тенями покрывают долины и леса.
И, недоумевая, застыли все кругом,-
Не стало больше рая, - одна мечта о нём.
Осталась лишь надежда, а рай для них погиб,-
Где анемон цвёл прежде корявый вздулся гриб.
Жестокие напасти переплеснулись в мир,-
Больные сны и страсти принёс любви Кумир.
И каждый раз, весною, лишь розы рвсцветут,
Весёлою толпою вновь соберётесь тут,
Чтобы тоски проклятье полнее заглушить,-
Самообманом счас тья чтоб научиться жить.
Налей полней бокалы дурманного вина,-
Закатные опалы пусть колются,звеня!
Учитесь наслажденьям – замена счастью в них
Есть только заблужденья и нет путей иных…»
Крестьянам не по нраву Сильвана был рассказ.
Внутри – опустошение, но боры напоказ.
И Марсия позвали,- весельчаком он был,-
Другое развлеченье он людям предложил.
Он произнёс: «Отшельник в пещере под скалой
Живёт в угрюмом мире фантазии пустой.
Он днём боится света, а ночью грешных снов.-
Ползут со скрипом мысли сплетеньем странных слов.
Он не умеет плакать, забыл как смех звучит,-
Его обороняет суровой веры щит,
И не даёт прорваться сквозь постную тоску
Звенящему подспудно живому роднику.
Всё ж до конца не может никак он побороть,
Затравленную тщётно, несломленную плоть.
Его берусь, я,люди, на развлеченье вам
Вновь бросить этим пышным,животворящим дням.
Чтоб солнечные блески в глазах зажглися вновь,
Чтоб предпочёл небесной земную он любовь.
Для общего веселья потратить сил не лень.
Для этого мне нужен один всего лишь день.».
Ему в ответ: «Посмотрим! Старик-то ведь святой! –
Быть может посмеяться придётся над тобой.»
Обижен этим Марсий, азарта в нём угар,-
«Хоть твёрд верой, всё же, моих слабей он чар».
…В горах безумным эхом сплетался с криком смех.-
Заранее уж Марсий свой празднует успех,
И руки потирает и заключиет спор,
Переводя сарказмы в разумный уговор.
На восемь пар кувшинов коринфского вина
Неслыханная сделка была заключена.
Над ивовой сандалью,взвиваясь, пыль дрожит.-
Издалека,как видно, путь странника лежит.
Тяжёлое дыханье, неровные шаги,
Блестят горячим потом иссохшие виски.
От впалых глаз струится лучисто-добрый свет,
Но он поблек и чахнет под ёдкой пылью бед.
Мечтательную душу улыбка выдаёт,
Которая средь мира приюта не найдёт.
Которая всё рвётся искать Земной Эдем,-
блаженные долины, которых нет совсем.
Блаженные долины неясных миражей
Завеивались пылью пустынных, скудных дней.
В морщинах лба сложился неизгладимый знак,
Что превращает мудрых в поэтов и бродяг
И заставляет глубже в привычное смотреть,
Рождая сны в которых жизнь видится как Смерть.
От мира закрывают они своё лицо,
Схватив суму с клюкою, ступают на крыльцо,
Сквозь боль и безъисходность, идут искать приют,
где вечно неизменный их встретит Абсолют…
Идёт усталый путник, упорно глядя вдаль,
А мне смешног до боли и всё чего-то жаль.
И чувствуется в этом безрадостном пути
Загадка для которой разгадки не найти…
…Блестят в закатном солнце унылых скал бока,
Дробит песчаник рыхлый сосновая клюка.
За странником, качая лохматой головой,
Бредёт осёл и тянет телегу за собой.
Икает и моргает, бессмысленно косясь…
Скрипит за ним телега, искрится быль ,глубясь.
Но вот, за поворотом над синью мглы возник
В вечерней позолоте Олимпа плоский пик.
Старик с улыбкой бодрой разглядывал его
И прошептал,вздыхая: «уже недалеко…
Разлука с милым другом немало длилась лет…
Узнает ли бродягу святой анахорет?..»
Весёлым ожиданьем сменяется тоска,
Бодрей дробит песчанник тяжёлая клюка.
…В последний раз колёса скакнули о гранит.-
Осёл втащил телегу на склон пологий плит..
Там ниша перед входом в унылый, тёмный грот.-
Спокойный и счастливый Антоний там живёт.
Зловещим переливом зарделась темнота,-
Блеснула над заливом багровая Луна.
Лучи сплетая в нити, их устремляя в мрак,
Горит,дрожа в зените небесный всполох-знак.
Вещает он, что вскоре родится жуткий час,-
Из чёрной пасти моря, из чёрных ночи глаз
родится и взовьётся кошмаром гулких стай
и вихрем пронесётся под дикий вой и лай,
устанет и поникнет в ущелье мрачных гор,
совою полночь всхлипнет в испуганный простор.
На башне отдалённой в медь ударяет страж,
и понеслися стаи на колдолвской шабаш.
И закружились дико вокруг Луны слепой,
глотая свет волшебный вдруг хлынувший волной.
Упившись, свились клином и снова понеслись,
Галдящею лавиной обрушилися вниз
в долину, что таилась средь неприступных скал,
где с Чёрным Неизвестным, высокий трон стоял.
Гипноз на всех наводит , в смысл обращая вздор,
Руками плавно машет как мира дирижёр.
Кругом его владенья, им сломлен человек,
Лишь раз являлся Логос, и не придёт вовек.
Лишь раз, принявши облик распятого за нас,
Развеять он пытался гипноз от наших глаз.
Но что-то не сложилось, мы вновь в плену теней
Нам с чёрным дирижёром привычней и теплей.
И лишь немногим что-то забвенья не даёт :-
живая пыль с сандалий Того, кто не придёт?..
Но в горе нам стремленья куда-то в мир иной,-
Мы с ними как бродяги в короне золотой
…Антоний,бредишь тоже,- Что тьму твою прорвёт? -
У Чёрного Владыки к таким особый счёт.
В пещере отчужденья, в плену пустой тоски,
Как дни твои тщедушны, бесцветны и легки!
Ты ни живёшь, ни грезишь, дурманящий туман
Проник в тебя сквозь щели растравленные ран.
Сладок недуг и тошен и горек и блажен,-
Неприхотливо чахнешь средь этих душных стен.
Свой беспокойный разум уж смог ты побороть,
Но до сих пор настырна и неотвязна плоть…
…От радости Антоний не знает что сказать!-
Он может только плакать и друга обнимать.
Несёт он угощенье – что скудный бог послал –
Плоды, немного хлеба…А гость вино достал…
И сели и болтали до первых петухов,-
Их юность оживала сплетеньем грустных слов.
Чуть свет – уж друг собрался и в руки взял клюку…
И говорит Антоний ,вздыхая, старику:
«Ну что ж, прощай, прощай же! В последний,видно раз
Мы виделись с тобою…» , и стёр слезу у глаз.
В ответ ему товарищ ответил: «Друг родной!
Всё мерзко в этом мире, - блаженен твой покой!
Что праздники шальные! Что танца забытьё! –
Немое увяданье достойнее твоё.
Тут мир остановился, тут больше нету лжи…
Совсем отпустят вскоре земные миражи.
Блаженно спи в объятьях фантазии святой,-
Пустое счастье мира твой не спугнёт покой.
И я хотел бы,друг мой, забыться как-нибудь,
Да не прервать мне,видно,и смертью этот путь.
К тому стремиться вечно, чего, быть может, нет
И веря и не веря,что есть на Жизнь Ответ.
Среди соблазнов мира забвенья не дано,-
С похмелья крепко душит коринфское вино.
От страстных поцелуев устало отойдёшь,-
И снова разум рвётся, кидая сердце в дрожь.
Когда б совсем ослепнуть, как слеп сейчас и ты,
Когда бы умираньем оледенить мечты!..
Но нет… Прощай Антоний! За странника молись.
Пора.- Туман по склонам уже скатился вниз.»
Поник Антоний,бедный, седою головой,-
Над ним, как вихрь провеял какой-то мир иной.-
«Неужто это правда и всё – один обман,-
И вера и молитвы и боль своих же ран!?.
Одно ВООБРАЖЕНЬЕ , иного Бога нет,
наверно сам я – Дьявол а ты – предвечный Свет?...
Зачем своим смутеньем меня ты заразил?..
Уж лучше бы ты, друг мой, вовек не приходил»..
- «Не думай, не печалься! Прости! Уснёшь опять…
Твой разщум стал бессилен,- ему не совладать
Со скорбным пробужденьем…Совьёт опять покров
Над головой твоею мир призраков и сов»…
И он ушёл. Антоний в пещеру вновь вошёл.
Упал,рыдая горько , он на холодный пол.
По серым стенам в сумрак глядели тупо мхи,
Опять призывным криком залились петухи.
Проснувшееся солнце гор обожгло края,
Роскошная как Счастье проснулась вновь Земля.
И опрокинул свечку и взял суму старик
И вышел на вольный простор, как прежде,дик.
И закричал всей грудью и засмеялся он.
«Прошёл, прошёл бесследно мой мёртвый, чёрный сон»
И зашагал он смело без цели, без дорог,
Тая в ожившем сердце непонятый залог.
А мир вокруг кружился, и танцевал и пел,-
Антоний в упоенье вокруг себя глядел.
Напрасно некий голос дурачил за спиной:
«Когда такой ты сильный, то поборись со мной!
Я сладострастно вею… Ты мой призыв услышь!
Я Марсий, дух соблазнов в твою ворвался тишь.
Живой к живым кидайся, беги на зов весны!
Там ждут тебя вакханки и амфоры полны…
Гони глухого мрака гнилые миражи,
Ты миражами счастья наполниться спеши!»
Антоний лишь смеётся на голос тот в ответ
А рядом уж мелькает изящный силуэт.
Развязан пояс белый, туника с плеч ползёт.
В траву упала нимфа,-смеётся и зовёт…
Вдали бушует праздник и кажется порой,
Что мир стал сумасшедшим и бредит он весной.
…Кувшины с жгучим соком уклонятся вперёд,-
И вновь, искрясь на солнце в бокал вино течёт.
Но вот рассказ печальный опять завёл Сильван
И оборвал внезапно: «Великий умер Пан».
«Психологические типы» (квартет в ре-миноре)
Часть 1. ANDANTE. (доминирует виолончель)
Он страстно верил, но не знал,
какой у Идеала образ,-
но видел Свет и слышал Голос,
который ритма не менял
Печальный,вечный прозелит,-
он проходил походкой шаткой
без веры, что хоть раз украдкой
он тайну жизни подглядит.
И только руки для мольбы,
и только слабые упрёки,
не оттого,что Там жестоки,
а оттого что здесь слабы.
…Но был он сам – предел Земли.
И вечно было с ним – Служенье.
Как демоны изнеможенья –
плетенья слов его влекли.
За тканью прозрачного сна,
не различая Солнца блеска,
в мгле лингвиститческого треска,
он чувствовал: идёт Она…
Сны толковал наоборот
и ждал её возникновенья,
с терпеньем складывал мгновенья
в свой обветшалый переплёт.
Врачуя дух вином пустым
высокопреданного чувства,
он погрузился в муть исскуства
в дремоты мутно-серый дым.
Вовек не бился у виска
нелепый призрак раздраженья.
Он стал звеном перерожденья
литературного божка.
И лишь подёргивал плечом,
когда с Землёю говорила
всё более чужая сила,
в фольгу завёрнутым лучом.
Часть 2. ADAJIO (доминирует альт)
Мечтатель с золотом волос,
маг-аватар, хранитель тайны
забредший в этот мир случайно
с букетом призрачных мимоз.
С улыбкой отрешённых будд
касается он грязи мира
морщинки на лице Кумира
ему считать – весёлый труд.
Блаженный, странный гость земной!
Безмолвный пиллигримм - Начало…
Не тот ли он, кого мы ждали, -
во мраке снов проём дверной!.
Всегда и свято обречён
звежде сапфирных нежеланий,
подножью разочарований
шлёт иронический поклон.
Детей сторонится…От них
закрытый символом тревоги,
как внеземные полубоги
миров сторонятся чужих.
Но не устанет ворожить
над стариками, утешая
без скорби и не воскрешая
мучительную жажду жить.
В дали спокойных миражей
его блуждают сны и грёзы…
в его руках цветут мимозы
и пчёлы сыплют из ушей.
И бледное порой кольцо
над ним из воздуха совьётся,
когда печально улыбнётся
его прозрачное лицо…
Уходит он так скоро вдаль,
бесцельно тут тон дни проводит
и пониманья не находит
его внемирная печаль…
Часть 3. SCHERZO (доминирует первая скрипка)
В круженье шоу и балов,
в чаду бразильских карнавалов,
он рассыпал рубины слов ,
был самым ярким из нахалов.
Смеялся желчно, как Рабле
и в чары женские не верил,
шаля носился по земле
и с упоеньем лицемерил.
Бранил бездомного за грязь,
богатого бранил за жадность
из тонких,бледных губ лилась беззлобно-милая (или: концептуальная) не-важность.
Все тайны мира для него
казались лёгкою забавой.
Он их пощёлкивал легко ,
но, может быть, чуть-чуть лукаво.
Он выведать, казалось, мог
всё то, что за чертой таилось…
и чернь сплела ему венок
и бесконечно удивилась.
И дали жезл и дали трон,
где он сидел собой доволен.
Надежды новой перезвон
раздался с чёрных колоколен.
Но день и ночь ему чужды,-
он видит их на пёстрой ткани,
где краски гения слиты
с проклятьем самообожаний.
И,понимая эту ложь,
он всё тревожней с каждым мигом,-
отчаянья тупая дрожь
во взгляде замелькала диком.
Боязнь холодного курка…
Бокал с недопитою водкой
и раздробление виска
покрыто зеленью с селёдкой…
Часть 4. ALLEGRO VIVAE .
Наивный, чистый, но больной
таинственным недомоганьем,-
когда раскрыт шатёр ночной
в него он смотрит с содроганьем.
Боится вырваться из пут,
уже ослабших, но надёжных.-
Уже он Там – ещё он тут
в объятиях земных, тревожных.
но уж ласкает Пустота,
развоплощённого Пространства,
и мысль его уже чиста
от обликов Непостоянства.
Ещё боится кануть в Ночь
и раствориться в лунном блеске…
Того , кто шёл ему помочь ,
предочертанияния нерезки.
Он ждёт его уж столько лет.
И вот заварен чай… Печенья...-
вчера получен был конверт:
«Из пункта выбыл назначенья…»
Уж пятый день перед окном
идит и смотрит в злую вьюгу.
В углу раздавлен телефон,
прогнал он друга и подругу…
…Тип из Adajio приходил,
в иную Ночь позвать пытался.
Но лишь руками разводил
лишь сам,чего-то испугался.
Пришёл из Scherzo острослов,
ещё от жизни не остывший,-
«Пойми, братан, Его шагов
мы в этом мире не услышим»
Больной метался и стонал, -
он им пытался не поверить ,
вдруг полусны звонок прервал
и Светом распахнулись двери…
«Я уйду»
Я уйду в далёкие леса, Где ручей прозрачен как роса,
Где слышны лишь птичьи голоса,
Где глухая гать.
Ничего с собою не возьму,-Лишь с клюкою старую суму,-
На прощанье главз не подниму
На отца и мать.
Книжных полок неживая пыль… Полусон,тупая полубыль…-
А нога наступит на ковыль
Там в степях ночных…
А нога оступится в ручей, где мильоном ниточек-лучей
Засверкает кружево ночей
Или снов смешных…
Что и делать, коль в душе печаль; мозг разорван, холоден как сталь…
Что и делать коль совсем не жаль
Этот тихий дом…
И не жаль её горячих слёз,-аромата бархатных волос
И завял букет ненужных роз
На окне моём…
Что и делать…Значит не кори.- Не люблю я городской зари,
Где желты и мутны фонари,
Да асфальта блеск.-
Я люблю, лишь призрачные сны, - лишь волшебный тихий свет Луны
Да напев задумчивый волны,
На опушке крест.
Что и делать, если до утра этих бледных всполохов игра,
Эта алость с негой серебра
Сказки вещих сов…
Как и быть в нахлынувшей волне,если слышу пенье в тишине,
И, склонившись, шепчет что-то мне
Ангел белых снов…
И откуда эта красота!- Как улыбка ясная Христа…-
Вновь душа наивна и чиста.-
Хоть обратно в Рай.
Боже! Как у струн твоих тепло!- Осени смычком своим чело!-
Чтобы я ушёл…нетяжело…
Ну а ты - ИГРАЙ!
1991 г.
«Геба»
Я думал,что день короткий,
мелькнёт без следа пропав
и ветер бессильно-кроткий
задышит коврами трав.
Соблазн изумрудов тусклых
на камнях зажжёт луна
снова запляшут куклы
в пустом маскараде сна.
И из декораций неба,
средь блеска исскуственных свеч,
обратно возникнет Геба,
неся зыбкий мрамор плеч.
Зальётся стыдливой краской,
присев на коленях моих;-
и древней задышит сказкой
в безмолвии комнат пустых.
И маком запахнет душно,
закружится голова…-
Не нужно,поверь, не нужно
в признанья свивать слова!
Пускай разорвётся от гнева
ревнивый твой Кронион - (прим.:Зевс,сын Крона)
мы Музы посадим слева,
а справа – сам Апполон!
Свирели зальются звонко…
Неужто не счастливы мы
качаясь в вибрациях тонких
мерцающей полутьмы!
Гляди,рядом с нами Шива в
венке из лесных цветов.-
Он нам подмигнул игриво,-
он нас поразвлечь готов…
И вот из раскрытой двери,
до пояса обнажена
танцуя, вплывает Пери,
прекрасная, как Луна.
И ты забываешься,Геба…-
Но мне каждый час как нож,-
прорвут скоро кони Феба
снотворного сумрака дрожь…
Соблазн изумрудов тусклых
погасит на камнях день
исчезнут немые куклы,
испуганно канут в тень.
Исчезнет прекрасная Пери,
танцуя с тревогой в глазах,
и тихо прикроет двери
волшебник в лесных цветах.
Замолкнет и звук свирели,
а с ним пропадёшь и ты,
лишь сломанный лист иммортели
оставив на пепле мечты
Памяти умершего друга ( СЕРГЕЮ КУЗЬМИНУ)
…Но я знаю,вернётся он снова,
постучит в мою сонную дверь
словно призрачный образ былого,
долгожданно-ненужный теперь.
И прерву я пустую работу,-
изощнённо,черта за чертой
нанося на пурпур позолоту
онемевшей,усталой рукой,
Отложу свои тонкие кисти,
и прислушаюсь: сон или звук,-
одуревший от красок лучистых,
от видений, парящих вокруг.
Подойду молча к двери, открою
и,не веря, глаза подниму:
«Здравствуй, Серый!», а он: «Что с тобою!?
Распахни свою шире тюрьму!»
Удивлённый его появленьем,
отупело застыну и вдруг
разорвётся звенящим мгновеньем
этой жизни безвыходный круг.
С ироничной улыбкою скажет
эксцентричный какой-то привет
и войдёт, и шутливо замажет
на эскизе тоски силуэт…
Словно выплеск счастливого мира,
то ругаясь, то смехом звеня,
с удивительным взгляом вампира
тихо сядет напротив меня.
Будет слушать о лесе зелёном,
запах сота… «такие дела…»
и засмотрится ярким неоном,
промелькнувшим за гранью стекла.
И во всём этом городе скудном,
распластавшемся в серой пыли
будут двое в бла-бла безрассудном ,
уноситься опять от земли.
Не узнают в мистическом споре,
что уж солнце встаёт за окном,-
запивая что радость что горе
одинаково жгучим вином.
Примечание: «запах сота».Имеется в виду запах рамки с пергой и мёдом из улья. Мы с Сергеем долго работали на пасеке. Причём он был пчеловод от Бога,интуитивный, чему я немало завидовал. Грешен. Надеюсь он меня простит за это оттуда.
«Отъезжающей»
(прощание с покровской писательницей Ларисой Черниковой, уезжающей 199(?) на жительство за границу.Умерпла во Франции несколько лет назад )
«Прощай Вселенная,знакомая,родная! Прощай неидеально-плоский мир!»
Страна безвестная,блуждающий Офир, как ты безжалостно в душе её молчала!
Молчала в неизбывно-долгих днях! Молчала вечность целую как-будто!-
Кромешный бред и вот СУДЬБЫ МИНУТА взметнулась, как фарфоровый сквозняк…
Одной Минуты свет над колыбелью…качнулись погремушки стылых брызг…
скрипачки, размалёванные вдрызг, заплакали смеющейся пастэлью.
Как всполохи полярные легки, они явились сдуру и случайно,
наскрипывая приторного Гайдна, в финальном благозвучии тоски.
Их музыкой мираж Иерусалима из блёклых появился облаков
вплетая тайну золотых веков в улыбку фантастического мима.
То добрый Бог, немилосердный к нам,простёр над вами длани избавленья,-
он вам подносит два глотка забвенья и шепчет, что надежда будет… там,
куда порой (кто упрекнёт за это), носились вы чахоточной мечтой
питаясь тамарисковой весной, чтоб выжить в наше северное лето.
Недостижимый прежде, близок он,- исход всегда отчаянно-жаланный…
где мир наш вспомнится пустой и странный,-лишь как последний и кошмарный сон.
Любите днём людей и звёзды ночью, ласкайте моря светлую лазурь!-
оставьте нам наитий наших дурь и злую неспособность к многоточью!
Берите жизнь, нам оставляя смерть,- навязчивую, нежную Колдунью
и роковую тягу к новоолунью, и горькое проклятье – НЕ УМЕТЬ.
Вот вам совет на грустное прощанье: во имя света, чувства красоты- фиалковые хрупкие цветы не понимают ГОРЕЧИ ПРОЩАНЬЯ.
Без грусти жизнь,как аромат без солнца…Но грусть цветка роасплывчато-легка…
Так будьте же подобием цветка,- взгляните сквозь ажурное оконце
На жалкий RUS ,прекрасный и смешной,на подлый RUS, неизлечимый в горе
что уж смердит в позоре и разоре, распотрошённый Борькой-сатаной. (прим.:Ельцин)
Скажите вслух: прощайте тени сна,свой вдох прерывистый внезапно обрывая, как вы привыкли,-медленно вставая с бокалом ярко-красного вина.
И никому не нужно улыбаться в неловкости привычной толкотни
ведь мы теперь,как никогда одни и потому легко так расставаться.
Скажите тост за то, чтоб этот день единственным остался бы вовеки.-
Вы знаете,-влажнеют ваши веки…Мы знаем, вам пригрезится сирень
пахучая, росистая, родная, оторопелая от солнечных лучей,-
Запомните, что этот мир ничей,- он лишь иллюзия серебряного мая…
Он лишь фантазия и мы его творим,- и каждый его видит новым, разным,-
июлем знойным, октябрём ненастным,- но это всё мираж, сознанья грим.
Творите мир надежды синеокой, вы,устремившаяся к странам золотым.-
Идите к ним и поклонитесь им от нас,чужих,на севере далёком…
От тех,кого венцом венчает Мрак, кто втайне,без надежды,ждёт покоя…-
Ваш день пройдёт,как аромат левкоя, а мы опять вернёмся в гадость драк.
Перегрызёмся мы…я знаю,знаю…Но в этот миг я мыслю об иных
о вас,спасённых…я грущу о них и обречённо им хорошего желаю.
…Зачем желать? – Они его получат…Но пожелать себе – обидный жест
в глухом чаду оболганных сиест нас неизбежно яд похмелий пучит.
Никто нас не накажет и не ждёт,-лиха тоска о Духе вездесущем,-
И о цветах на побережье лучшем любой из нас презрительно соврёт…
Давайте ж выпьем за нездешний мир, который лишь для вас осуществится…
Там дивный рай, там радостные лица им непонятен наш унылый пир.
Эй,свейся вновь, Ирония-Мираж! Судьба красотка – мрачная натура,-
какая странная, негибкая фигура! Какой вокруг неё ажиотаж!
То Королева жизни. За столом… сидит под маской на почётном месте.-
И все молчат,она не любит лести, она мертва - ведь знает обо всём.
Царица-маска отпускает вас, одну из подданных своих … к покою, благословляя призрачной рукою в молитве непроизносимых фраз…
Так будьте счастливы, не забывайте нас и наши голоса в чернильных строчках,- абсурд скрывайте в бесконечных точках, живите упоительным СЕЙЧАС!.
Письмо к Юлии (на 8 Марта)
Восьмое марта – твой не лучший день, - в тот день ты ждёшь чего-то неземного,
и всё-таки порлучишь только тень и бледнрое, пусть искреннее слово.
Тебя поздравят добрые друзья и нежно прорычит «Медведь» нелепый,-
наобещает дальние края,- а ты представишь золотые цепи.
Ты будешь слушать,веря не вполне, и станешь улыбаться злей и реже…
Уйдёшь… Затем взгруснётся в вещем сне о короле под маскою медвежьей.
…Блуждает в снах мохнатый пилигрим… Он о чём не знает и не любит
он никого…Над ним заклятья дым,- он роковой черты не переступит.
В хрустальный Замок,где он прежде жил лесная Ведьма порчу напустила,-
ведь Замок – тот же Лес, он в нём кружил и колдовскую травку сторожил
Всё ожиданьем в его жизни было.
В зажатой лапе мягко и тепло… Там бабочка с глазами вместо крыльев,
как память, умирает тяжело, от воздуха лесного обессилев…
Не Бабочка – Надежда! И берёг её Медведь, ступая осторожно…
Надежда-бабочка, нет – Фея …Будет срок,- Ей стать самой собою будет можно
и,прерванный, продолжить свой полёт…Но навсегда лишь дружба улетает,-
она вернётся, чары разорвёт и в ней, спасённый, Ангела узнает.
Всё станет сразу ясно и легко и жизнь пахнёт опять желаньем Счастья -
подняться выше гор и облаков, до солнечного диска раскачатьсЯ!
И жить… потом , познав ,что это ЕСТЬ, что можно этого всегда коснуться, -
лишь тайные слова сквозь сон прочесть и пару раз ,как следует ругнуться.
…Восьмое Марта – твой не лучший сон,- ещё пока-что одинокий праздник…
Улыбки,смех, цветы бокалов звон… Вон одноклассницу (……….) одноклассник.
Зима уходит,лето далеко…Невесело… И даже снег не сыплет…
А где-то там за мёртвою рекой, всё ждёт меня родной,лесной ЕГИПЕТ!
…Несётся вновь дорогой ледяной сияющий,серебряный троллейбус,
по струнам проводов водя дугой – гудящей скрипкой стонет тяга к небу…
Есть тайный смысл под мелочью любой,- взгляни на фонари,дома и лица,-
Не сказка разве?!! Скажешь сказка , снится,но всё-равно не снится нам любовь!
Поверишь ли, что даже это - СОН , поверишь ли в ПОКРОВСКУЮ ЛЕГЕНДУ !? где смех и боль и нити всех времён, где Бога с Дьяволом я слушаю беседу.
В ту сказку хмурую, не впишешься,Юль, ты,- заверченная в безъисходном вихре
необъяснимого,-где даже не мечты, но лишь с мечтой безжалолстные игры…
Восьмое Марта- чудное число, я в этот миг хотел бы разобраться,-
хоть я разжал ладонь, но на чело зачем-же бабочки садятся и садятся?
(1996 год)
Эпилог из «Мёртвой буквы» (невошедший),
перед тем,как герой выпрыгивает в конце повести из окна. Навеянное мотивами рок-группы «Воскресенье»
А может быть,разбить Портрет
и погрузиться в мир иной,
где солнечный рисуя свет
приснился бабочке Поэт?...
Мышонка к звёздам отпусти,
пока он Жабою не стал,-
а я устал, меня прости…-
Я мёртвой буквой быть устал!..
Разбито вдребезги окно,-
в него влетел бродяга – Дождь:
«Ну что, приятель, как оно?..
Ты что-то слишком долго ждёшь».
«ГОМО СПИРИТУС» (лат.: двойной перевод: человек духовный – человек проспиртованный)
(Разговор за выпивкой воспроизведённый по памяти на следующий день)
Пропадать в зеркалах совершенства научился безрадостно ты,-
никогда не достигнуть блаженства,не избавившись от пустоты.
Никогда ты не станешь строже,не осмыслишь свой мир скромней,-
ведь на свете всём нет моложе беспокойной души твоей.
Жизнь тебя не коснётся больно, не пробьёт зыбких стен Беда,-
всё случается не произвольно, - не случится ничто,никогда.
Ты доверчевей всех на свете,- в сотый раз попадаешь в плен
к хитрой, светловолосой леди вечно девственных перемен.
И без горького вожделенья,по тропе из упавших звёзд
ощущая только движенье,ты отважно идёшь во весь рост.
...Нам с тобою досталось право отыскать в Пустоте Грааль,-
слава, но иллюзорная слава: Снобезумие, снопечаль!
Отколоть от мозаики знанья миф, нашёптывающий … (о чём?),
жить в горячечном ритме дерзанья и лечиться параличём.
Не очнуться, не подскользнуться…О, хотя бы кто подтолкнул!-
не пора ль,дурачок, проснуться в бред из коего ты уснул.
Ты не думал,что бесконечен будет призраков переход.-
ждал,что кто-то, с лицом человечьим в лабиринте тебя найдёт.
Но в НИГДЕ никого не встретишь, НИОТКУДА не ляжет путь…
ты отс утствия не заметишь…А была ли в присутствии суть?
Отчего-то вдруг запотели, дрогнув заумью, зеркала. - Как мучительно,в самом деле, оказаться за гранью стекла!..
И теперь не остановиться, но уже не успеть войти
в Счастье, где отражённые лица, словно Ангелы в заперти.
И безмерна уже преграда, а надежда поджала хвост
и зачем нам с тобой это надо?! – Разве мир не прекрасен и прост!?.
Что ж, бери бумеранг свой в руки,прошибай свой усталый висок
под гудящие с небы звуки, от которых ты так далёк!
С дряблой доблестью не прибавил ты к Галактикам ни одной,
и едва ли ты крылья расправил или лодку построил как Ной.
Что ж ты смог? – Лишь себе присниться, как Нарцисс, став зеркальным стеклом,-
не исчезнуть,не довоплотиться , философским упившись вином.
Надо ль было, реальность теряя, впасть в сомнения у рубежа,
просмотреть и миражность Рая и спасительный рай Миража!?-
Я такой же как ты…отчасти… Соучастье не от добра! Было глупо не верить в Счастье,- поговорка,как жизнь стара!..
По сверкающим дугам Эклиптик, нет не нам, бедолага шагать!..-
Нам с тобой остаётся врасти в них, это лучше чем водку лакать…
«Спорщики девяностых»
…Беспокоили странные темы
и трещал в междометиях русских
в цепких кольцах извечной дилеммы
постмодерновый термин французский
Очумело и неторопливо
два безумца вели беседу,- издевательски-полуигриво
в переливах шального бреда.
То ли демоны,то ли Боги,
непохожие на живущих,-
и возвышенны и убоги
в отрешенье от нужд не сущих:
«Мировая дурь повсеместна,
этот мир можно лишь оплакать,-
знать в людских головах,если честно,-
вместо мозга –прокисшая мякоть».
Эй,попрыгай вполоборота,-
горький искус пустого Солнца.-
в кольцах демона Бафомёта
вязкой кровтю отрава льётся.
Перельётся в бокалы бреда,
только пей до дна, не стесняясь,-
и , ещё за час до рассвета ,
ты с ума сойдёшь, осыпаясь…
Ах оставь, не жалей нисколько
взбудораженного рассудка…-
Пусть останется только долька,
лишь коротенькая минутка
на блуждающий мост прозренья,
перекинутый в Бесконечность,
где тебя опалит без сомненья
несказанной улыбкой Вечность.
…Говорили о чём-то важном
два юродствующих бездельника,-
вечером расходясь миражным,
распрощались до понедельника.
Говорил один утомлённее,-
слал в гранённый стакан пожелания…-
для другого словесной агонии
ещё длилось разочарование…
…Будет утро,-все споры снимутся
не похмельем, так злой иронией
снова адские бездны раздвинуться –
МИР,ПРЕДСТАНЕТ ПОСЮСТОРОННЕЕ.
«Что-то». (грустная новелла в стихах)
Там где зыбко сливаются тени неизвестно которого дня,-
перед домом,упав на колени, раскололося в брызги огня…
просквозило по тусклым пирилам, постучало в забытую дверь…
Но никто в, неживом и остылом ,этом доме не взрогнул теперь В этом доме печально и сонно,- Терпкий воздух томительных грёз,-
словно всё – от трубы до балкона – истончилось болезнью мимоз.
Истончилось и не обратилось…-Захлебнулся певучий камин. - и никак золотая остылость не стечёт с отсыревших гардин.
По ночам лёгким стуком в окошко не ударит ночной мотылёк,- лишь хромая и старая кошка опрокинет цветочный горшок…
А хозяин?.. Хозяин в больнице…Слышит только гудёщую медь… безнадёжные всплески зарницы всё ему не дают умереть… Всё вгрызаются в яркие грёзы несказанно-прекрасных миров
то ли взрывы, то ль майские грозы, то ли ругань хмельных докторов…
Но в объятиях сна неземного растворялся Возврата призыв
хладнокровно-усталое слово –словно эхо в висках: «Будет жив».
Очумелые лица сиделок…Сонно-мраморный отблеск от лиц…- То в халатах мучительлно-белых, то в слепящих мерцаньях зарниц…- Словно шприцами саван мне вяжут,- и протяжно поют про войну… Кто-то в тёмном на складки укажет и гадает по полотну…
Там,где зыбко сливаются тени неизвестно которого дня
Безнадёжно встаёт на колени Тихий Ангел, молясь за меня.-
Отбивает земные поклоны жалко крестится нежной рукой,- свет лампадки чадит на иконы…Сновидений знакомых покой…
Ангел тот– не с небесной орбиты,- лишь одно знает слово: «ВЕРНИСЬ»…
В грустном взоре, как в шаре пробитом - неспеша уходящая жизнь.
Грустно ходит среди привидений в позабытом печальном дому,- В посвящённых ей стихотвореньях, отражаясь как в тонком дыму.
Проверяет – готовы ли платья, так ли тусклы и странны цвета….
И целует свои же распятья и хоронит меня ... у креста…
Покидает больницу хозяин…Он как-будто бы тот и не тот
как прощённый из жалости Каин, но зачем он прощён - не поймёт.
По дороге, заросшей травою подступает к владеньям своим…-
хрупкий вечер над головою расплескал фиолетовый дым…
Долго шёл он и вот заблудился….Колдовской заклубился туман.
Он под призрачной ивой напился, но та влага была как дурман.
Пролежал, до рассвета прогрезил сквозь глухую,саднящую боль,-
видел вновь – кто-то близкий невесел, этот близкий - что чёрная моль…
Вот двоиться она начинает… Вот двоятся уже сраза две…
Вот их множество рядом порхает ,- милый облик в чудной голове…
Вьются рядом,-легки и тревожны,- припадают с истомой к губам,- и отбиться уже невозможно от крылатых и траурных Дам.
Но загадочным преображеньем, рой спиралью свивается в круг,- из которого –символ спасенья – улыбается пьяный Хирург.
Был так пасмурен призрак рассвета…Моросил в слякоть бледную дождь…
Он очнулся, подумал: «Всё это – постинфарктного кризиса дрожь…»
Перед ним старый дом вязко-белым миражём колыхался слегка… И,казалось, в окне заблестела долгожданным приветом рука…
Она вновь ему ночью приснилась…Тихий Ангел пленительных грёз!- с кроткой лаской над ним наклонилась: «Снова,В ЖИЗНИ , у нас не сбылось!»
Охладила прохладной рукою жар грячечных пристальных глаз,
на прощанье вздохнула: «С тобою, не прощаюсь :вся Вечность у нас!»
Он смотрел…С каждым мигом прекрасней ,всё прозрачней и чище она,- с каждым мигом сжимал он напрасней, словно плачущий, хруст полотна.
Растворилась, исчезла, пропала, не вернётся, зови не зови. После ада больничного стала она тенью от следа Любви. Ничего в ней не стало земного, растворилась она в Глубине,-
лишь предчувствие мира Иного разрасталось прорехой во сне. И в ночи серебристого света приходил к нему Ангел Другой
у кровати стоял до рассвета, щёк иссохших касаясь рукой
На лице у него отчужденье, на плаще замогильный был знак,- он порой бормотал в нетерпенье: «Что ж ты,сволочь, не сдохнешь никак!».
…Не заметил, как кончилось лето...Осень ранняя в этом году.-
Но в дому – нити звёздного света, и звучит вне ночей,без рассвета тихий шёпот: «Мой милый, я жду!»
«ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО АНТОНИЯ» (фантазия на классическую тему).
Антоний слаб рассудком и счастьем обойдён в пещере одиноко молитву шепчет он.
От слабого дыханья чуть плещется свеча.- с поблёкших губ слетает молитва,горяча.
По серым стенам в сумрак стекают капли слёз,
чертя блестящей струйкой на плесени вопрос . Свеча свой зыбкий отблеск прольёт на старика.- перевернёт страницу дрожащая рука. Магический,как-будто,от книги вьётся газ, сияет взор влюблённый в милитвенный экстаз.
Земного наслажденья не нужно старику,- лишь только бы лелеять высокую тоску,- лишь только бы до бреда молитвой разгорясь
почувствовать,как дрогнет оживших буквиц вязь,-
и как монахи-буквы под бедной головой
заплачутся в молитве в дрожанье свечки злой. И медленно поникнет в лучисто-тихий сон
Антоний неразумный, что счастьем обойдён.
Но он, увы напрасно старается теперь,-
какая-то открылась заваленная дверь,
повеяло простором, кольнуло под ребро, куда-то запросилось капризное нутро.
Не может он забыться, читать не может вновь,- ударила по венам разбуженная кровь. И слышит, будто кто-то смеётся за спиной: «Когда такой ты сильный, то поборись со мной!» Вот мрак махнул крылами огромного грача,
тревожно задрожала,запрыгала свеча, По серым стенам в сумрак упали капли слёз,
как лепестки бездомных, но лучезарных роз.
Испуганно страницы покинула рука…
Дрожит тревожный отблеск во взоре старика… . Но с помощью молитвы себя он вновь смирил,-
он верил как младенец,- и Бог его любил.
Прислушался Антоний, сурово губы сжав…-
Услышал чудо-песню и переливы арф.
Услышал песню-чудо о радости земной, -
поник своей печальной седою головой… ОН вспомнил, что под солнцем весну встречает мир,
что козлоногий кравчий сейчас людей кумир.
Что диких вакханалий теперь настал черёд,
что о земном блаженстве язычница поёт.
(в пещеру Антония доносится песня языческого праздника):
«Во славу Диониса
мы будем петь весь день
под сводом веток тиса
пляши,кому не лень!
Хватай мгновенья!
Разбей хрусталь тоски! Волшебные гловки
пей в кубке наслажденья!
Эй,погляди смелее,
стань веселей!
Полней,мой друг, полнее
бокал налей!
По зову Афродиты
кидайся смело в пляс,
Где страстно руки свиты
и жарче пламя глаз!
Хватай любую!
Играй,свирель, играй!
Стыда не знает Май,
свободу всем даруя!
Вакханка улыбнётся -
ты не робей
Укрыться в тень от солнца
спеши за ней!
Во славу Диониса
всё ходуном пошло.-
Уже в глазах слилися
и горы и село.
Свирели,звонче!
Беснуйся в танце, мир!
Чтобы любовью пир
продолжить этой ночью!
Эй, выпей чашу эту!-
И руку дай!
Поверь, что горя нету! –
Есть буйный Май!.
Усмешкой озлобленья вдруг искривился рот.
Спасительною сенью предстал унылый грот.
«Спаси себя от мира,- и будешь ты блажен»-
Послышался вдруг голос от этих серых стен.
Но звуки дикой песни настырно режут слух.
Летит,лица касаясь, соблазнов хитрый дух;
И обвивает томно , и ластится, и жжёт,-
По серым стенам россыпь жемчужная течёт.
Свеча опалом ярким играет,песне в такт…
Антоний стиснул книгу, но видит: на листах
Преобразились буквы, роскошно расцветясь.-
Их закружилась в танце расплющенная вязь.
Друг друга оплетают и паутину ткут
Из множества лучистых и сладострастных пут.
Извивши еся нити на старика легли,
На стенах онемелых светильники зажгли.
Развесили гирлянды узорные кругом
Из трещин,мхов и капель, вдруг брызгнувших дождём.
Антоний еле дышит: «Не даст всевышний пасть,
Но видно в этой песне есть дьявольская власть»
…По серым стенам в сумрак уж слёзы не текут,-
Алмазного сиянья там плещется салют.
Свеча,дрожа, погибла, изогнуто застыв,
Но от свечи багровый клубится перелив.
Трепещут под ногами бутоны алых роз,
И,смутно пробуждаясь от сумасшедших грёз
Цветенье своих бредов являют наяву
в искристых пересветах качая синеву.
А под ногами льётся сиянье как ручей
В оттенках разноцветья меняясь всё быстрей,-
Кружащиеся буквы попрыгали в волну,
Блаженно погрузились в цветную глубину.-
И плещутся со смехом, и стонут в глубине,
От страсти изнывая, а может быть во сне…
Извившиеся нити жемчужных паутин
Сплетают грани зыбких,пленительных картин…
«Да что же это,право!?. Какой же в этом прок!?.»
Сказал, смеясь, Антоний, моляся на восток…
В пещеру любопытный прокрался ветерок,
Но мрака испугался и в холоде прдрог.
Рванулся вновь на волю и взвился в синеву,
Упал,капризно ластясь, на мягкую траву.
Налились жаром солнца лелёные листы
И тянут руки к небу деревья и кусты.
К полудню ути хает многоголосье птиц,
Но всё нежнее пенье языческих певиц..
Там у ручья,в долине, веселью нет конца,
Там пьяность ароматов касается лица…
Прерывистые речи и переливный смех.-
Цирера закидала цветною пюлью всех.
Сквозь тонкие просветы расвесистых дубов
Стекают змеи Феба, кидаясь в дым цветов.
Там светом золотистым им погибать не лень,-
Ликуют, плавно гаснут-лишь заползают в тень.
Под сводом веток дуба прохладный ветер сник,-
Лежат свирель и бусы,венок из повелик,
и слышатся лишь вздохи и поцелуев плеск…
Вовсю змеистых нитей нескромный пляшет блеск.
…У ручейка в долине веселью нет конца,-
Заслушались крестьяне певицу и певца.
Проплещет,улетая с дыханьем ветерка
Пленительная песня,как аромат легка…
Вот местная Венера,волос рассыпав вязь
Поёт на томной арфе, краснея и смеясь…
Ей вторит на кифаре восторга не тая
Юнец едва созревший (похожий на меня).
Эфебов дерзких взгляды зажгли ей лицо…
Зовёт надрывно арфа, истомой дышит всё.
Свиваются обьятья танцующих вокруг,-
Всё медленнее танец,нежнее песни звук…
Прижмётся тало жарче, блеснут в ответ глаза
Погибнет меж губами жемчужная слеза…
( Пишу и напеваю: «Пускай века пройдут,
Я не забуду этих классических минут…
Пусть лишь в воображеньи, всего-то на полдня
Блеснул весёлый праздник и так смутил меня).
С почтением Приапу бокалы зазвенят:
Он слабым покровитель,ему тут каждый рад.
Он подарил весну им с Юноной заодно,
а мудрая Церера им принесла вино.
С кунжутом сладким булки ячменные лежат;
Кувшины с терпкой влагой и всюду виноград…
Прилягут,захмелевши под ветками олив:
«Зачем нам Бог,который всего лишь справедлив?»…
Смеясь решают духа лесного напоить
И выпытать все тайны, что мог бы он таить:
О кладах потаённых, о чудесах лесных,
О скромницах-дриадах и как-бы встретить их.
Но вотЭв одежде бклой и сам Сильван идёт,-
В одной руке с кувшином, в другой плоды несёт.
Венок сосновых веток сползает на висок
Всех просит из кувшина отведать жгучий сок.
Его,забавы ради, в круг пляшущий берут,-
Верёвкой вяжут руки, смеются и поют,
Затем на пень сажают, и разжимают рот
Излишним угощеньем туда вино течёт.
Кто-то сказал: «Довольно! Пора бы меру знать!»
Сильвана развязали, но начал он плясать.
Мальчишка на свирели пастушьей заиграл…
Сильван шатаясь пляшет…Но вот он и устал.
Беднягу окружили и просят рассказать
Какую-нибудь сказку. Уж начали пугать,
Что вновь свирель зальётся и в круг его толкнут
И до темна пропляшет, пусть полубог, но – шут…
И начал о Пандоре рассказ вести Сильван,
И в слушающих,вскоре, пропал вина дурман:
«Давно, во время оно , по всей Земле царя,
Сверкала с небосклона предвечная Заря…
И нивы были полны,-Земля цвела,как сад
И счастливо все жили и каждый был богат.
Коварство,страх и зависть таились в глубь лесов.
с парами поднимались к обителям богов.
Покинувших берлоги, кошмаров не губя,
Доверчивые боги впустили их в себя.
Им вторя, - в наказанье они послали в мир
Прекрасное созданье, пленительный кумир.
И только лишь Пандору увидел человек,
Стал чужд и скучен взору ковёр цветов и рек.-
Идёт за ней с тоскою, её одну зовёт,-
Она ж с усмешкой злою амфор о камень бьёт
И из него взмывают все беды в небеса
Тенями покрывают долины и леса.
И, недоумевая, застыли все кругом,-
Не стало больше рая, - одна мечта о нём.
Осталась лишь надежда, а рай для них погиб,-
Где анемон цвёл прежде корявый вздулся гриб.
Жестокие напасти переплеснулись в мир,-
Больные сны и страсти принёс любви Кумир.
И каждый раз, весною, лишь розы рвсцветут,
Весёлою толпою вновь соберётесь тут,
Чтобы тоски проклятье полнее заглушить,-
Самообманом счас тья чтоб научиться жить.
Налей полней бокалы дурманного вина,-
Закатные опалы пусть колются,звеня!
Учитесь наслажденьям – замена счастью в них
Есть только заблужденья и нет путей иных…»
Крестьянам не по нраву Сильвана был рассказ.
Внутри – опустошение, но боры напоказ.
И Марсия позвали,- весельчаком он был,-
Другое развлеченье он людям предложил.
Он произнёс: «Отшельник в пещере под скалой
Живёт в угрюмом мире фантазии пустой.
Он днём боится света, а ночью грешных снов.-
Ползут со скрипом мысли сплетеньем странных слов.
Он не умеет плакать, забыл как смех звучит,-
Его обороняет суровой веры щит,
И не даёт прорваться сквозь постную тоску
Звенящему подспудно живому роднику.
Всё ж до конца не может никак он побороть,
Затравленную тщётно, несломленную плоть.
Его берусь, я,люди, на развлеченье вам
Вновь бросить этим пышным,животворящим дням.
Чтоб солнечные блески в глазах зажглися вновь,
Чтоб предпочёл небесной земную он любовь.
Для общего веселья потратить сил не лень.
Для этого мне нужен один всего лишь день.».
Ему в ответ: «Посмотрим! Старик-то ведь святой! –
Быть может посмеяться придётся над тобой.»
Обижен этим Марсий, азарта в нём угар,-
«Хоть твёрд верой, всё же, моих слабей он чар».
…В горах безумным эхом сплетался с криком смех.-
Заранее уж Марсий свой празднует успех,
И руки потирает и заключиет спор,
Переводя сарказмы в разумный уговор.
На восемь пар кувшинов коринфского вина
Неслыханная сделка была заключена.
Над ивовой сандалью,взвиваясь, пыль дрожит.-
Издалека,как видно, путь странника лежит.
Тяжёлое дыханье, неровные шаги,
Блестят горячим потом иссохшие виски.
От впалых глаз струится лучисто-добрый свет,
Но он поблек и чахнет под ёдкой пылью бед.
Мечтательную душу улыбка выдаёт,
Которая средь мира приюта не найдёт.
Которая всё рвётся искать Земной Эдем,-
блаженные долины, которых нет совсем.
Блаженные долины неясных миражей
Завеивались пылью пустынных, скудных дней.
В морщинах лба сложился неизгладимый знак,
Что превращает мудрых в поэтов и бродяг
И заставляет глубже в привычное смотреть,
Рождая сны в которых жизнь видится как Смерть.
От мира закрывают они своё лицо,
Схватив суму с клюкою, ступают на крыльцо,
Сквозь боль и безъисходность, идут искать приют,
где вечно неизменный их встретит Абсолют…
Идёт усталый путник, упорно глядя вдаль,
А мне смешног до боли и всё чего-то жаль.
И чувствуется в этом безрадостном пути
Загадка для которой разгадки не найти…
…Блестят в закатном солнце унылых скал бока,
Дробит песчаник рыхлый сосновая клюка.
За странником, качая лохматой головой,
Бредёт осёл и тянет телегу за собой.
Икает и моргает, бессмысленно косясь…
Скрипит за ним телега, искрится быль ,глубясь.
Но вот, за поворотом над синью мглы возник
В вечерней позолоте Олимпа плоский пик.
Старик с улыбкой бодрой разглядывал его
И прошептал,вздыхая: «уже недалеко…
Разлука с милым другом немало длилась лет…
Узнает ли бродягу святой анахорет?..»
Весёлым ожиданьем сменяется тоска,
Бодрей дробит песчанник тяжёлая клюка.
…В последний раз колёса скакнули о гранит.-
Осёл втащил телегу на склон пологий плит..
Там ниша перед входом в унылый, тёмный грот.-
Спокойный и счастливый Антоний там живёт.
Зловещим переливом зарделась темнота,-
Блеснула над заливом багровая Луна.
Лучи сплетая в нити, их устремляя в мрак,
Горит,дрожа в зените небесный всполох-знак.
Вещает он, что вскоре родится жуткий час,-
Из чёрной пасти моря, из чёрных ночи глаз
родится и взовьётся кошмаром гулких стай
и вихрем пронесётся под дикий вой и лай,
устанет и поникнет в ущелье мрачных гор,
совою полночь всхлипнет в испуганный простор.
На башне отдалённой в медь ударяет страж,
и понеслися стаи на колдолвской шабаш.
И закружились дико вокруг Луны слепой,
глотая свет волшебный вдруг хлынувший волной.
Упившись, свились клином и снова понеслись,
Галдящею лавиной обрушилися вниз
в долину, что таилась средь неприступных скал,
где с Чёрным Неизвестным, высокий трон стоял.
Гипноз на всех наводит , в смысл обращая вздор,
Руками плавно машет как мира дирижёр.
Кругом его владенья, им сломлен человек,
Лишь раз являлся Логос, и не придёт вовек.
Лишь раз, принявши облик распятого за нас,
Развеять он пытался гипноз от наших глаз.
Но что-то не сложилось, мы вновь в плену теней
Нам с чёрным дирижёром привычней и теплей.
И лишь немногим что-то забвенья не даёт :-
живая пыль с сандалий Того, кто не придёт?..
Но в горе нам стремленья куда-то в мир иной,-
Мы с ними как бродяги в короне золотой
…Антоний,бредишь тоже,- Что тьму твою прорвёт? -
У Чёрного Владыки к таким особый счёт.
В пещере отчужденья, в плену пустой тоски,
Как дни твои тщедушны, бесцветны и легки!
Ты ни живёшь, ни грезишь, дурманящий туман
Проник в тебя сквозь щели растравленные ран.
Сладок недуг и тошен и горек и блажен,-
Неприхотливо чахнешь средь этих душных стен.
Свой беспокойный разум уж смог ты побороть,
Но до сих пор настырна и неотвязна плоть…
…От радости Антоний не знает что сказать!-
Он может только плакать и друга обнимать.
Несёт он угощенье – что скудный бог послал –
Плоды, немного хлеба…А гость вино достал…
И сели и болтали до первых петухов,-
Их юность оживала сплетеньем грустных слов.
Чуть свет – уж друг собрался и в руки взял клюку…
И говорит Антоний ,вздыхая, старику:
«Ну что ж, прощай, прощай же! В последний,видно раз
Мы виделись с тобою…» , и стёр слезу у глаз.
В ответ ему товарищ ответил: «Друг родной!
Всё мерзко в этом мире, - блаженен твой покой!
Что праздники шальные! Что танца забытьё! –
Немое увяданье достойнее твоё.
Тут мир остановился, тут больше нету лжи…
Совсем отпустят вскоре земные миражи.
Блаженно спи в объятьях фантазии святой,-
Пустое счастье мира твой не спугнёт покой.
И я хотел бы,друг мой, забыться как-нибудь,
Да не прервать мне,видно,и смертью этот путь.
К тому стремиться вечно, чего, быть может, нет
И веря и не веря,что есть на Жизнь Ответ.
Среди соблазнов мира забвенья не дано,-
С похмелья крепко душит коринфское вино.
От страстных поцелуев устало отойдёшь,-
И снова разум рвётся, кидая сердце в дрожь.
Когда б совсем ослепнуть, как слеп сейчас и ты,
Когда бы умираньем оледенить мечты!..
Но нет… Прощай Антоний! За странника молись.
Пора.- Туман по склонам уже скатился вниз.»
Поник Антоний,бедный, седою головой,-
Над ним, как вихрь провеял какой-то мир иной.-
«Неужто это правда и всё – один обман,-
И вера и молитвы и боль своих же ран!?.
Одно ВООБРАЖЕНЬЕ , иного Бога нет,
наверно сам я – Дьявол а ты – предвечный Свет?...
Зачем своим смутеньем меня ты заразил?..
Уж лучше бы ты, друг мой, вовек не приходил»..
- «Не думай, не печалься! Прости! Уснёшь опять…
Твой разщум стал бессилен,- ему не совладать
Со скорбным пробужденьем…Совьёт опять покров
Над головой твоею мир призраков и сов»…
И он ушёл. Антоний в пещеру вновь вошёл.
Упал,рыдая горько , он на холодный пол.
По серым стенам в сумрак глядели тупо мхи,
Опять призывным криком залились петухи.
Проснувшееся солнце гор обожгло края,
Роскошная как Счастье проснулась вновь Земля.
И опрокинул свечку и взял суму старик
И вышел на вольный простор, как прежде,дик.
И закричал всей грудью и засмеялся он.
«Прошёл, прошёл бесследно мой мёртвый, чёрный сон»
И зашагал он смело без цели, без дорог,
Тая в ожившем сердце непонятый залог.
А мир вокруг кружился, и танцевал и пел,-
Антоний в упоенье вокруг себя глядел.
Напрасно некий голос дурачил за спиной:
«Когда такой ты сильный, то поборись со мной!
Я сладострастно вею… Ты мой призыв услышь!
Я Марсий, дух соблазнов в твою ворвался тишь.
Живой к живым кидайся, беги на зов весны!
Там ждут тебя вакханки и амфоры полны…
Гони глухого мрака гнилые миражи,
Ты миражами счастья наполниться спеши!»
Антоний лишь смеётся на голос тот в ответ
А рядом уж мелькает изящный силуэт.
Развязан пояс белый, туника с плеч ползёт.
В траву упала нимфа,-смеётся и зовёт…
Вдали бушует праздник и кажется порой,
Что мир стал сумасшедшим и бредит он весной.
…Кувшины с жгучим соком уклонятся вперёд,-
И вновь, искрясь на солнце в бокал вино течёт.
Но вот рассказ печальный опять завёл Сильван
И оборвал внезапно: «Великий умер Пан».
«Психологические типы» (квартет в ре-миноре)
Часть 1. ANDANTE. (доминирует виолончель)
Он страстно верил, но не знал,
какой у Идеала образ,-
но видел Свет и слышал Голос,
который ритма не менял
Печальный,вечный прозелит,-
он проходил походкой шаткой
без веры, что хоть раз украдкой
он тайну жизни подглядит.
И только руки для мольбы,
и только слабые упрёки,
не оттого,что Там жестоки,
а оттого что здесь слабы.
…Но был он сам – предел Земли.
И вечно было с ним – Служенье.
Как демоны изнеможенья –
плетенья слов его влекли.
За тканью прозрачного сна,
не различая Солнца блеска,
в мгле лингвиститческого треска,
он чувствовал: идёт Она…
Сны толковал наоборот
и ждал её возникновенья,
с терпеньем складывал мгновенья
в свой обветшалый переплёт.
Врачуя дух вином пустым
высокопреданного чувства,
он погрузился в муть исскуства
в дремоты мутно-серый дым.
Вовек не бился у виска
нелепый призрак раздраженья.
Он стал звеном перерожденья
литературного божка.
И лишь подёргивал плечом,
когда с Землёю говорила
всё более чужая сила,
в фольгу завёрнутым лучом.
Часть 2. ADAJIO (доминирует альт)
Мечтатель с золотом волос,
маг-аватар, хранитель тайны
забредший в этот мир случайно
с букетом призрачных мимоз.
С улыбкой отрешённых будд
касается он грязи мира
морщинки на лице Кумира
ему считать – весёлый труд.
Блаженный, странный гость земной!
Безмолвный пиллигримм - Начало…
Не тот ли он, кого мы ждали, -
во мраке снов проём дверной!.
Всегда и свято обречён
звежде сапфирных нежеланий,
подножью разочарований
шлёт иронический поклон.
Детей сторонится…От них
закрытый символом тревоги,
как внеземные полубоги
миров сторонятся чужих.
Но не устанет ворожить
над стариками, утешая
без скорби и не воскрешая
мучительную жажду жить.
В дали спокойных миражей
его блуждают сны и грёзы…
в его руках цветут мимозы
и пчёлы сыплют из ушей.
И бледное порой кольцо
над ним из воздуха совьётся,
когда печально улыбнётся
его прозрачное лицо…
Уходит он так скоро вдаль,
бесцельно тут тон дни проводит
и пониманья не находит
его внемирная печаль…
Часть 3. SCHERZO (доминирует первая скрипка)
В круженье шоу и балов,
в чаду бразильских карнавалов,
он рассыпал рубины слов ,
был самым ярким из нахалов.
Смеялся желчно, как Рабле
и в чары женские не верил,
шаля носился по земле
и с упоеньем лицемерил.
Бранил бездомного за грязь,
богатого бранил за жадность
из тонких,бледных губ лилась беззлобно-милая (или: концептуальная) не-важность.
Все тайны мира для него
казались лёгкою забавой.
Он их пощёлкивал легко ,
но, может быть, чуть-чуть лукаво.
Он выведать, казалось, мог
всё то, что за чертой таилось…
и чернь сплела ему венок
и бесконечно удивилась.
И дали жезл и дали трон,
где он сидел собой доволен.
Надежды новой перезвон
раздался с чёрных колоколен.
Но день и ночь ему чужды,-
он видит их на пёстрой ткани,
где краски гения слиты
с проклятьем самообожаний.
И,понимая эту ложь,
он всё тревожней с каждым мигом,-
отчаянья тупая дрожь
во взгляде замелькала диком.
Боязнь холодного курка…
Бокал с недопитою водкой
и раздробление виска
покрыто зеленью с селёдкой…
Часть 4. ALLEGRO VIVAE .
Наивный, чистый, но больной
таинственным недомоганьем,-
когда раскрыт шатёр ночной
в него он смотрит с содроганьем.
Боится вырваться из пут,
уже ослабших, но надёжных.-
Уже он Там – ещё он тут
в объятиях земных, тревожных.
но уж ласкает Пустота,
развоплощённого Пространства,
и мысль его уже чиста
от обликов Непостоянства.
Ещё боится кануть в Ночь
и раствориться в лунном блеске…
Того , кто шёл ему помочь ,
предочертанияния нерезки.
Он ждёт его уж столько лет.
И вот заварен чай… Печенья...-
вчера получен был конверт:
«Из пункта выбыл назначенья…»
Уж пятый день перед окном
идит и смотрит в злую вьюгу.
В углу раздавлен телефон,
прогнал он друга и подругу…
…Тип из Adajio приходил,
в иную Ночь позвать пытался.
Но лишь руками разводил
лишь сам,чего-то испугался.
Пришёл из Scherzo острослов,
ещё от жизни не остывший,-
«Пойми, братан, Его шагов
мы в этом мире не услышим»
Больной метался и стонал, -
он им пытался не поверить ,
вдруг полусны звонок прервал
и Светом распахнулись двери…
Рейтинг: +2
933 просмотра
Комментарии (1)
Денис Маркелов # 29 марта 2015 в 00:23 0 | ||
|