Стихи к 9 Мая

Парнас объявил о конкурсе в память нашей победы, отмечаемой 9 мая. Я не стану размещать на конкурсе своё стихотворение "9 мая” -  поскольку его содержание минорно и, полагаю, не будет в духе конкурса. Я надеюсь, что на этом конкурсе будет представлено немало прекрасных стихотворений о героях этой страшной войны, но картина её никогда не будет полной. Хотелось бы, чтобы авторам Парнаса, особенно его молодому поколению, стали известны и стихи об этой войне, не публиковавшиеся на Парнасе. Из множества потрясающих картин о войне и её итогах хочу предложить познакомиться с двумя произведениями: "Два ветерана” Светланы Бурашниковой -  и "Камень и осколок” Юрия Чичёва (в Интернете эта поэма только в общем сборнике - , поэтому размещаю еёполный текст тут).

 КАМЕНЬ И ОСКОЛОК

На запасных путях – банкет,
Обед прощальный, то бишь.
В домах у вдов такого нет –
Колдуй, не приготовишь. 
Ножи над белым кочаном,
Как бабочки, порхают.
Мальчишка с русым хохолком
За Гансом наблюдает.
Журчит, мурлыкает в ладонь
Гармоника губная.
А Гансу кухонный огонь
Камин напоминает:
Как в фатерланде он давно
Поленья жёг в камине,
И пил он рейнское вино
И водку пил на тмине…

Потом повесил автомат
На жилистую шею.
Потом притопал в Сталинград
И вмёрз с дерьмом в траншею.
Потом он брел через Москву,
Глаза в брусчатку пряча…
Потом грызя свою тоску,
Задумываться начал…

И вот пришел тот самый час,
Еще чуть-чуть осталось,
Когда колеса застучат:
«Нах хауз, Ганс, нах хауз…»
И Ганс, за много лет впервой,
Почуя вкус надежды,
Трясёт в такт песни головой,
К борщу капусту режет.
Стоят вдоль насыпи столы,
Гудит веселья хаос.
Кипят походные котлы:
«Нах хауз, Ганс, нах хауз!..»          
И сердцу хочется добра.
И, увидав мальчишку,
Ганс извлекает из ведра
Большую кочерыжку.
Встряхнув в ладони сладкий груз
И дёрнув чёлкой рыжей,
Он крикнул: «Битте! Кушаль, рус!»
И бросил кочерыжку…

Ванюшка вырос без отца.
Январь сорок второго.
Роддом.
- Веселого мальца
Бог дал тебе, Петрова! –
Сказала няня, принеся
Басистого младенца.–
Не плачь. Ведь жизнь еще не вся.
- Куда ж мне с ними деться?!
Ведь он седьмой. А мой-то, мой
Ушел сам, добровольно…
- Ты, мил-подруга, тут не вой
И так кричат довольно.
Всех бабьих слёз не оботрёшь.
А парня как же назовёшь?
Малец-то без изъяна.
 - Пусть в честь отца – Иваном…
 
Он вырос в бедности войны
И голода знал страхи.
С братьёв донашивал штаны,
Донашивал рубахи…
Случалось, и не раз, хлебать
Такую затируху,
Что нынче даже вслух назвать –
Не то, чтоб съесть, – нет духу.

Едва сумел сойти с крыльца
Ступенькою крутою,
А знал уже, что без отца
Растёт он сиротою.

Иван однажды мать спросил:
– А пака где наш, мама?
– Погиб…
– Неправда!
– Правда, сын.
Не верил. Ждал упрямо.
Встречать ходил все поезда.
Мёрз, стоя у откоса.
Стучало сердце: «Да, да, да…»
«Нет, нет» – в ответ колёса…
А если окликал «Сынок!»
Его солдат проезжий,
К нему кидался со всех ног
С отчаянной надеждой.
И снова мчались поезда,
И снова у откоса
Стучало сердце: «Да-да-да»
И «Нет-нет-нет» – колеса…

И получил на свой вопрос
Иван ответ суровый.
Друг батькин фронтовой привёз
Известие Петровым.
Все рассказал он про отца,
Табак на кухне тратя,
Как был до самого конца
С Петровым в медсанбате,
Как тот стонал:
–Не выжить мне!.. –
И прошептал, слабея:
- С-под сердца вот,
 Свези семье,
Даю наказ тебе я…                  
И вынул из тряпицы гость
Кривой кусок металл,
Вложил его Ванюшке в горсть,
И горсть горячей стала…

Он рос. И мысль росла одна.
И в ней он укреплялся:

Все беды принесла война,
Фашисты, фрицы-гансы…
А гансы возводили цех,
Ходили без конвоя,
И долетал их резкий смех
До нашего героя.
И с перетянутой струной
Растущей в тайне мести
Бывал он, как глухонемой,
И цепенел на месте.

На первый ряд садился он
В кинотеатре душном,
Сжимая в кулачке патрон –
Любимую игрушку.
И если погибал герой
Военного сюжета,
Рождался у Ивана свой
Сюжет в ответ на это.
И в нем, конечно, был он сам
Отчаянным героем,
И пулемет его «чесал»
Фашистов строй за строем…
А после пленных видел строй,
Совсем не страшных гансов,
Сжимал патрон в кармане свой
И сам в комок сжимался.
Шагал в колонне пленных Ганс,
Худющий – глянуть  тошно.
И мать Ивана как-то раз
Дала ему картошки.
И бабы с русской простотой,
Презрев войны разлуки,
Совали что-то им порой
В протянутые руки.
И в детской раненой душе
Мешалось все, болело.
Не знал он, как свершит  уже
Обдуманное дело.

И сон, один и тот же сон
Преследовал Ивана:                     
Ганс, до зубов вооружен,
Палит в него с экрана.
И защищаясь от свинца
Единственным патроном,
Он звал, безгласно звал отца,
Будил полдома стоном.

И наступил тот самый час.
Гудит веселья хаос.
Колёса скоро застучат:
«Нах хауз, Ганс, нах хаус!»
И вот в приливе добрых чувств
Увидел он мальчишку
И крикнул:
– Битте! Кушаль, рус! –
И бросил кочерыжку.
Упал у грязных ног босых
Презент гранёный Ганса.
Иван нагнулся.
Мир затих,
Когда он поднимался.
И Ганса детский взгляд ожёг.
Он растерялся, замер.
Мелькнуло что-то,
И в висок
Его ударил камень.

Иван не бросился в бега:
Поддал капустный откуп
Босой ногой и зашагал
Отцовскою походкой.
А Ганс прижал ладонь к виску.
И боль стучала тонко.
И вдруг он ощутил тоску,
Припомнив взгляд ребёнка.
И вдруг он ощутил вину,
Пришедшую мгновенно,
И стыд, молчавший всю войну,
И совесть, что нетленна,
Пока не умер человек                   
В тебе, каким бы страхам
Режим какой бы ни подверг
Тебя за хлеб и сахар…

Тянул на запад паровоз,
Тревожа ночь гудками.
Домой, на Рейн он Ганса вёз,
А Ганс домой вёз камень.
Тот самый камень, что с виска
Содрал до крови кожу,
Тот самый камень, что слегка
Царапнул душу тоже.
Впервые крепко спал Иван,
Дом стоном не тревожа.
И без войны киноэкран
Впервые снился тоже…

Живёт в одном из городов
Семейством дружным очень
Иван Иванович Петров,
Потомственный рабочий.
Сам пятый – не мала семья
По нынешним-то меркам.
И в том семействе есть своя
Для памяти поверка.
Когда весна приблизит ход
К победному салюту,
Когда вдова слезу прольёт
В молчания минуту,
Выносят внуки на балкон
Портрет Ивана-деда,
Чтоб видел он, чтоб слышал он,
Как вновь трубит Победа!
И в День Победы каждый год
Из недр сервантных полок,
Всегда волнуясь, достает
Иван стальной осколок.
И вновь горит его ладонь.
Несёт, как эстафету,
Сын вечной памяти огонь                     
К отцовскому портрету.
                   
И рюмку, полную вина,
Перед портретом ставит.
Все это Память. И она
Душой Ивана правит.

Мы все поранены войной.
Боль-память здесь, у сердца.
Нас излечить от боли той
Нет у науки средства.
Война – трагедия для нас.
Но предстоит извлечь нам
Ее из памяти не раз,
А память наша вечна!
Она не камень, а родник,
Как взгляд дитя прозрачный.
И кто к нему хоть раз приник,
Тот человек не зряшный.
Она не камень, а набат,
Извечная тревога,
С которой женщины глядят
Солдатам вслед с порога.
Она не камень, а звезда,
Что с сердцем по соседству,
Она горит во мне всегда,
Мое второе сердце.
Она не камень, а броня,
И мужества кристаллы
В ней пламя вечного огня
С людской слезой спаяло…

Стоит на Рейне крепкий дом.
Его построил Йоган.
Семья живет, конечно, в нём
В немецком нраве строгом.
Средь хрусталя хранят в дому
Простой булыжный камень.
Не позволяют никому
Тот камень брать руками.
И только старый Ганс порой                     
К виску его приложит
И слышит бомб протяжный вой,
И дрожь бежит по коже.
И видит детские глаза,
Прислушиваясь к звукам.
Он этот камень приказал
И детям чтить, и внукам.
              1982; 1984