Сердцеразбиенье...

Густая темнота смоле подобна: оскалившись, как волкодав цепной,

Она смердит зловонием загробным, утробный, смертный, издавая вой…

Из реплик односложных ржа и горечь плетут канву докучливой меже:

Не поперёк, не смей порочить повесть, и честь отдай формата парандже!…

Гастритной болью – жажда осужденья, под ложечкой сосет злословья хор:

Дерзишь комфорту –  кумачовым рденьем на черно-белом фоне – тать и вор!

И как блоху тебя присыплет дустом хозяюшка, заболтива-мила:

Да будь семь пядей лоб –  отныне пусто святое место, всё – как не была,

Потом, на притчу – орденскую планку пришпилят, и резервом трудовым

Сочтут, и за конформные таланты – пообещают сделать рулевым,

Да только худ обоз, не сдюжит хода, когда в упряжке молчаливый скот,

Где шулером тасуется колода, где выхолощен неудобный рот,

Где изобилье пафосных нарядов на фоне постриг принявших смельцов,

Но канут – в свальный грех агитбригады – навалом – толпы рьяных удальцов…

Мне чужды песнопения протеста, когда демонстративно и «как все»:

Я на любом банкете неуместна, плохой пример для белки в колесе!

Моё сердцебиенье – непредвзято, и близко боль принять – лишь позови,

В горсти ли дело, лишь бы вне разврата – предстать грядет однажды ви-за-ви,

Редакторской не подвергаясь правке, отвечу – как привыкла – пред судьбой

За сердце, что чинит в посудной лавке моей свободы – форменный разбой!