Аптека, улица, фонарь*.
Стол. На столе свеча горела*
мишень подсвечивая стрелам:
амуры целились, как встарь.
А ночи дня темней стократ –
зимой они чернее сажи.
Порою не заметишь даже
кто для прелюдий снял халат.
Но ты привычно, не впервой,
псалмы из книги «Камасутра»
читаешь нараспев, чтоб утром
ритм не утратить боевой.
И та, которая сама
явилась в гости накануне,
не прочь, не распускает нюни –
на улице январь, зима
и день воскресный, выходной,
а с понедельника работа:
кому же из двоих охота
пренебрегать в мороз весной?
Проснулся! Несказанно рад,
тотчас бежишь готовить завтрак,
как будто двадцать лет до завтра –
с утра мужчина демократ.
Овсянка, хлеб. По два яйца
не круто вышли, а в мешочек,
как, иногда, по просьбе дочек
варил, играя роль отца.
Нет, поздний завтрак и в обед
никто из вас почти не скушал.
В глаза летели струи душа,
затем вы изучали плед,
глотая пыль и нафталин.
Пот выступал на бёдрах, спинах
пока на заоконных скринах
Малевич не сменил Дали.
Усталость, сигаретный дым
и бесконечные вопросы,
как там, в раю: вы голы, босы,
но факт – ответ необходим.
«Не надо, слышишь, круть и верть,
интересуюсь прямо – кто ты?
Ещё раз встречу до субботы?»
«Не узнаёшь, Петруша? Смерть.
Твоя. От маковки до пят.
Да не пугайся, взрослый, знаешь,
когда про счастье забываешь –
пить дать, уключины скрипят.
Харон внизу. Вдвоём к тебе
пришли по речке – Стикс в народе.
По ней же – в мир иной уходим
день в день – отмечен он в судьбе.
Как обводил в календаре
дни от аванса до получки,
уход жены, рожденье внучки,
шестой десяток в январе.
Как, уповая на года,
многостраничные реформы,
день, чтобы пенсию оформить,
искал, пытаясь угадать».
«Ты это, краски не сгущай –
и так уже почти за полночь.
Красотка – Смерть?! Не злобствуй, полно.
В заначке есть грузинский чай.
Не «Липтон», но для куража
подправлю липой или мятой.
Не топят, срам прикрой халатом…»
Она не стала возражать.
Сидели долго. Лунный свет
скрывал одну шестую суши,
где не живут людские души.
Сегодня. И тому сто лет…
Помочь сайту
Поздравления
