
		
			 Заливал не только водку,
			 Чем бахвалился не раз,
			 Маслил глазками красотку,
			 Полный бред он нёс подчас.
			 Вызывал не раз сомненье,
			 Ведь писал он подшофе
			 И мерещились виденья,
			 Ну а доказы – в строфе.
		

		
			 С Лешим корешался часто,
			 Распивал он с ним «пузырь»,
			 На себе порвал рубаху
			 Этот горе-богатырь.
			 Восхищался он Царевной,
			 Сам же был, как Серый Волк,
			 Клялся он любовью верной,
			 Хвастал – в девках знает толк.
			 И Русалке строил глазки,
			 Та - хвостом ему по лбу,
			 Да, не подфартило в сказке,
			 Раскатал поэт губу.
		 
		 
		 
		
		
			 Кот вцепился за издёвки,
			 Да в то место, что – больней.
			 Не хватило, вишь, сноровки –
			 Спёр тот цепь, кода - темней,
			 Под шумок, а Кот всё видел,
			 Был он явно не дурак,
			 И поэт в плачевном виде
			 Испоганил свой пиджак,
			 Слюни он пустил от боли,
			 А жилетки не нашлось,
			 Чтоб выплакаться вволю.
		 
		 
		

		
			 Вдруг явился тощий гость,
			 Назывался гость Кощеем,
			 Спиртовал себя века,
			 Звалось то – зелёным змеем,
			 Или – змием, вот тоска!
		



		
			 Здесь сошлись родные души –
			 Выпивохи да жлобы,
			 Вешать – мастерА на Уши,
			 Да и восхвалять дубы.
		
			
		
			
		




		
			 Белка шишкой по макушкам
			 Так огрела их двоих,
			 Что забыли о подружках,
			 В хвастовстве поэт притих.
			 Да и ясно, тощий – чахлый,
			 А поэт не просыхал,
			 Первый уж до девок дряхлый,
			 А второй всю жизнь бухал.
			 О каких тут речь о девках, 
			 Коль не можется никак,
			 Мысли, ясно, о кокетках,
			 Но и – шанс попасть впросак.
		
		
			 Оба выплакались вволю,
			 Кто – про славу, кто – про власть,
			 Власть над миром, злую долю,
			 Да судьбу, что душит всласть.
			 Тощий в горести осёкся,
			 Испугался как-то вдруг,
			 «Пузырём» поэт увлёкся.
		

		
			 Вот припёрся третий друг.
			 Он из сумерек явился,
			 Руки протянув с кустов,
			 А поэт весьма упился,
			 Обвиняя всех котов,
			 Кои нанесли увечье,
			 Он теперь - почти скопец,
			 Будет чуждо человечье,
			 Кайф обрублен, всё, конец!
			 Поддержать явился третий
			 Или подержать «пузырь»,
			 Взглядом он его приметил,
			 Но комар «вонзил волдырь»,
			 Не куда-нибудь, а в око,
			 А другой - вонзил в язык,
			 Как же всё-таки жестоко,
			 Жаль троих всех горемык.
			 Первый – сильно исхудавший,
			 И не признанный - второй,
			 Крепко оттого поддавший -
			 Вид болезненный такой.
		
		
			 Ну а третий звался Лешим,
			 Вожделел он к «пузырю»,
			 Взор лишь из кустов потешил,
			 Но был люб он комарью.
		

		
			 Наш поэт не растерялся –
			 Разукрасил глаз второй,
			 Чтобы Леший не нажрался,
			 Дал ему отпор он, бой.
			 И сцепились трое разом,
			 Одному, вишь, жаль бухло,
			 У кого-то «медным тазом»
			 Всё накрылось барахло.
		

		
			 Чахнуть тощему собрату,
			 Видно, многие века.
			 Загремит поэт в палату,
			 Где подлечат… чудака.
		


		
			 Лишь бы не было видений,
			 В них-то - соль вся и беда,
			 От таких стихотворений -
			 Смех сквозь слёзы иногда.
		


		
			 От попоек наш «писатель»
			 Вызвал образ бедолаг,
			 Ясно - не Поэт, читатель,
			 От Поэта - столько благ!
		
		
			 Он поэзией своею
			 К Родине привил любовь,
			 Оттого, сказать посмею -
			 Пушкина читаем вновь.
			 Ну а как наш горе-дядя
			 Мог себя, да с НИМ сравнить?!
			 На его потуги глядя,
			 На Луну бы надо выть.
			 Поскромнее бы поэту
			 Надо быть и то – закон,
			 И тогда, быть может, свету,
			 Всем известен станет он.
		

		 
		Картинки из инета.