Какими мерками ни мерьте,
Как ни речитесь во весь рот -
Здесь Время думает о смерти.
Остановилось. Не идёт.
Оно выискивает точно,
Презрев торжеств помпезный вздор,
Последнюю поставить точку,
Скрепить с пространством договор.
Здесь родный царь по-русски правил,
Но усмотрел в том грех народ.
И Бог Русь-матушку оставил,
Дескать, пускай в себя придёт.
И что - позор из грязи в князи?
Что князь из грязи - стыд и срам?..
Живи, как Иов больной в проказе,
Внимай их падальным речам!
Но вновь - поверится ль? - упруго
Славян последняя черта
Напряжена тетивой лука
И, замерев, не заперта.
Куда, в какие мешанины,
В какие бойни бросит вдруг
В сивушном облаке гордынный,
На что угодно вольный дух?!
I Иоганн Гутенберг
Жил грустный немец Гутенберг
По имени Иоганн,
Круг благородный он отверг
И был из круга гнан,
За пьяной кружкою пивной
Не сиживал барон,
Ему не бредилось войной
И знал ремёсла он,
Шихту он смешивал чуть свет,
И плавил-лил металл,
И раздобыв камней секрет,
Гранил и шлифовал.
А в Майнце шумно от задир
(Воинственный народ)…
«Какой он франк! Он – ювелир,
Он – Jude, oh, main Got»! *
Жена оставила его.
И дети – ей подстать.
А он желал лишь одного –
Желал изобретать.
Но всюду видел Гутенберг:
Стеной стоит толпа,
Над нею бесы держат верх,
И жизнь её слепа,
В ней Богу молится простак,
Презрев Его Завет.
И если дальше будет так,
То скажут: «Бога нет».
Забудут Бога мастера,
Аптекарь, звездочёт,
Весь цвет немецкого двора
(Забывчивый народ).
И тут надумал он в тоске,
Как Бога всем сберечь:
Умножить надо на станке
Божественную речь.
И сам верстак он претворил
В затейливый верстат,
И Бога дообожествил
In folio vulgate*,
И думал: инкунабулу
Любой теперь прочтёт,
А слух ловил всё: «Diabolus»*
(Отзывчивый народ)…
Жил грустный немец Иоганн,
В баронстве Гутенберг,
Коли б не Фёдоров Иван****,
Навеки бы померк.
*«Еврей, о, Господи!»
**здесь: в общедоступный фолиант (лат).
***дьявол.
****русский первопечатник.
II Иоганн Фриц
Висели туши на крюках,
Текла в корыта кровь,
Играла в сердце мясника
Животная любовь.
Она от плахи родилась,
От деда шла к отцу
И вот ему передалась
Такому молодцу.
И вёл он сызмальства убой
Быков, свиней и птиц,
Довольный искренне собой
Розоволицый Фриц.
Среди коптилен, как в раю,
Он салом обрастал,
И Лотту пестовал свою,
И Библию листал.
В ней были разные слова:
«Воздай» да «возлюби»,
Он слёзы сдерживал едва
Над тихим «Не убий»…
Всё было б страсть, как хорошо,
Хоть пой на сто ладов.
Но слух Германией пошёл
Про «красных» и жидов.
«А что, Иоганн, - шепнула боль
забитого скота, -
Ужели мне лишь эта роль:
Лишаться живота»?..
И молвил булочник-сосед:
«Точи на «красных» нож!
Избегнут немцы многих бед,
коли жида убьёшь.
Не то – придут они сюда
устраивать свой мир,
и станешь ты, Иоганн, тогда
и голоден, и сир»…
Сказал, испив хмельной бурды,
Знакомый штурмовик:
«Откуда красные жиды? –
Из книг, Иоганн, из книг!
Они такое говорят,
что мир торчит вверх дном,
а ведь историю творят
немецким сапогом»…
«Бери, Иоганн, – взыграла кровь, –
топор и будь готов»…
И Лотта, гневно хмуря бровь:
«На «красных»… на жидов»!
По недоумью, по любви
Послушался Иоганн:
«Господь, мой Бог! Благослови
во имя христиан»…
И тут же бляху заимел
С чеканью «С нами Бог!»,
В мундире унтерском вспотел,
Пока надел сапог,
Шагнул уверенно во тьму,
В глазах сверкнула сталь.
«Heil Hitler»! - рявкнули ему.
И он взревел: «Sieg Heil»!* …
…грохочет строй, шагает ряд
под флейту, барабан,
в затылки фрицу фриц глядят,
иоганна чтит иоганн,
идут на университет
на оперном плацу
и, книжной мудростью согрет,
он к ним – лицом к лицу…
Остановись, безумный миг!!!
Но туп и глух парад.
Горят костры…
Костры из книг…
Из книг костры горят…
И чёрный отсвет лёг на всех.
Навеки.
Навсегда…
Багровый страх.
Двадцатый век.
Тридцатые года.
*«Да здравствует победа!» - часть нацистского приветствия.
III Иоганн Кампф
Из небытья, из-за гробов
Он призраком возник,
Осколки выбитых зубов
Царапали язык,
Дрожала череп-голова
С ошмётками идей
И полумёртвые слова
Полуожили в ней.
Он что-то, всё же, произнёс,
(Точней – прошелестел),
Что из живых никто всерьёз
И слышать не хотел.
А он настойчиво твердил
Один и тот же слог,
И чей-то взгляд остановил,
И чей-то слух привлёк.
Кто мать ему и кто отец –
Слагали по кускам
И различили, наконец,
Отъявленное: «Kampf»...
Толпа росла, как юный вепрь,
Ярилась, повзрослев.
Не ужасал её теперь
Косноязычный зев.
А Кампф энергию копил,
Сося толпу, как плющ
(Наверно, ведал старожил
К толпе особый ключ).
И чтоб он стал борзей речист,
Чтоб молвил «по-людски»,
Ему заморский шеф-дантист
Наращивал клыки.
Для подкрепления идей
Такое шеф привёз,
Что над Европой надо всей
Сплошной висит вопрос.
И снова к призраку идут
«Что» выяснить да «Как»…
И Кампф, как истукан, раздут
Пускает с языка:
«Пусть не Адольф я... пусть - Иоганн.
Иоганн-функционер.
Я в мир, по-видимому, зван
Для чрезвычайных мер -
Моя теория проста:
Пальба, реванш, Blitzkrieg!
Иные жанры – ерунда…
Я не читаю книг».
Мразь-марш (вместо пролога с эпилогом)
27 сентября 1941 - 06 ноября 1943
массовые акции фашистов в Бабьем Яру;
14 октября 2012 - факельное шествие украинских неофашистов
по ночному Киеву в честь собственного 70-летия
В тьме кромешной
шуршат факела и шажки,
копошащейся массой
асфальты надтреснуты,
язычками на спичках -
на пичках флажки,
и попискивают оркестрики:
храп-хлип-хлюп;
извивается флейта,
нагл флейтоносец,
у флейты - двойной язычок,
он гадючку ко рту подносит,
поцелуйчиком увлечён:
тюр-лю-лю;
недоглоданной костью
гремит барабанщик,
громыхают мослами
скелеты канканчик,
завывает под визг, крысист,
в череп крашеный
тромбонист:
тру-у-уп!..
И грядет на переднем плане,
мразью и посажён, и зван,
в развевающемся реглане
истукан...
Вы -
из серных болот
и сочащихся язв -
обиталищ отбросовых вечники.
Под капкан тамбуринов - «раз-раз» -
зубы лязгают
по человечине:
марш, марш-мразь...
Царство Витта? Нутро угара?
Помесь Босха и По Эдгара?..
Тёмных времён игла
вкалывается в пространство,
околевает масса
лиц под ярмом мурла.
Власть ты моя давильная,
мерзостная ты власть -
жопной моноизвилиной
срать на всё родилась...
Захлебнутся они, конечно,
от самих себя.
Но сейчас
марширует по тьме кромешной
торжествующий мразью час.
[Скрыть]Регистрационный номер 0127887 выдан для произведения:
I Иоганн Гутенберг
Жил грустный немец Гутенберг
По имени Иоганн,
Круг благородный он отверг
И был из круга гнан,
За пьяной кружкою пивной
Не сиживал барон,
Ему не бредилось войной
И знал ремёсла он,
Шихту он смешивал чуть свет,
И плавил-лил металл,
И раздобыв камней секрет,
Гранил и шлифовал.
А в Майнце шумно от задир
(Воинственный народ)…
«Какой он франк! Он – ювелир,
Он – Jude, oh, main Got»! *
Жена оставила его.
И дети – ей подстать.
А он желал лишь одного –
Желал изобретать.
Но всюду видел Гутенберг:
Стеной стоит толпа,
Над нею бесы держат верх,
И жизнь её слепа,
В ней Богу молится простак,
Презрев Его Завет.
И если дальше будет так,
То скажут: «Бога нет».
Забудут Бога мастера,
Аптекарь, звездочёт,
Весь цвет немецкого двора
(Забывчивый народ).
И тут надумал он в тоске,
Как Бога всем сберечь:
Умножить надо на станке
Божественную речь.
И сам верстак он претворил
В затейливый верстат,
И Бога дообожествил
In folio vulgate*,
И думал: инкунабулу
Любой теперь прочтёт,
А слух ловил всё: «Diabolus»*
(Отзывчивый народ)…
Жил грустный немец Иоганн,
В баронстве Гутенберг,
Коли б не Фёдоров Иван****,
Навеки бы померк.
*«Еврей, о, Господи!»
**здесь: в общедоступный фолиант (лат).
***дьявол.
****русский первопечатник.
II Иоганн Фриц
Висели туши на крюках,
Текла в корыта кровь,
Играла в сердце мясника
Животная любовь.
Она от плахи родилась,
От деда шла к отцу
И вот ему передалась
Такому молодцу.
И вёл он сызмальства убой
Быков, свиней и птиц,
Довольный искренне собой
Розоволицый Фриц.
Среди коптилен, как в раю,
Он салом обрастал,
И Лотту пестовал свою,
И Библию листал.
В ней были разные слова:
«Воздай» да «возлюби»,
Он слёзы сдерживал едва
Над тихим «Не убий»…
Всё было б страсть, как хорошо,
Хоть пой на сто ладов.
Но слух Германией пошёл
Про «красных» и жидов.
«А что, Иоганн, - шепнула боль
забитого скота, -
Ужели мне лишь эта роль:
Лишаться живота»?..
И молвил булочник-сосед:
«Точи на «красных» нож!
Избегнут немцы многих бед,
коли жида убьёшь.
Не то – придут они сюда
устраивать свой мир,
и станешь ты, Иоганн, тогда
и голоден, и сир»…
Сказал, испив хмельной бурды,
Знакомый штурмовик:
«Откуда красные жиды? –
Из книг, Иоганн, из книг!
Они такое говорят,
что мир торчит вверх дном,
а ведь историю творят
немецким сапогом»…
«Бери, Иоганн, – взыграла кровь, –
топор и будь готов»…
И Лотта, гневно хмуря бровь:
«На «красных»… на жидов»!
По недоумью, по любви
Послушался Иоганн:
«Господь, мой Бог! Благослови
во имя христиан»…
И тут же бляху заимел
С чеканью «С нами Бог!»,
В мундире унтерском вспотел,
Пока надел сапог,
Шагнул уверенно во тьму,
В глазах сверкнула сталь.
«Heil Hitler»! - рявкнули ему.
И он взревел: «Sieg Heil»!* …
…грохочет строй, шагает ряд
под флейту, барабан,
в затылки фрицу фриц глядят,
иоганна чтит иоганн,
идут на университет
на оперном плацу
и, книжной мудростью согрет,
он к ним – лицом к лицу…
Остановись, безумный миг!!!
Но туп и глух парад.
Горят костры…
Костры из книг…
Из книг костры горят…
И чёрный отсвет лёг на всех.
Навеки.
Навсегда…
Багровый страх.
Двадцатый век.
Тридцатые года.
*«Да здравствует победа!» - часть нацистского приветствия.
III Иоганн Кампф
Из небытья, из-за гробов
Он призраком возник,
Осколки выбитых зубов
Царапали язык,
Дрожала череп-голова
С ошмётками идей
И полумёртвые слова
Полуожили в ней.
Он что-то, всё же, произнёс,
(Точней – прошелестел),
Что из живых никто всерьёз
И слышать не хотел.
А он настойчиво твердил
Один и тот же слог,
И чей-то взгляд остановил,
И чей-то слух привлёк.
Кто мать ему и кто отец –
Слагали по кускам
И различили, наконец,
Отъявленное: «Kampf»...
Толпа росла, как юный вепрь,
Ярилась, повзрослев.
Не ужасал её теперь
Косноязычный зев.
А Кампф энергию копил,
Сося толпу, как плющ
(Наверно, ведал старожил
К толпе особый ключ).
И чтоб он стал борзей речист,
Чтоб молвил «по-людски»,
Ему заморский шеф-дантист
Наращивал клыки.
Для подкрепления идей
Такое шеф привёз,
Что над Европой надо всей
Сплошной висит вопрос.
И снова к призраку идут
«Что» выяснить да «Как»…
И Кампф, как истукан, раздут
Пускает с языка:
«Пусть не Адольф я... пусть - Иоганн.
Иоганн-функционер.
Я в мир, по-видимому, зван
Для чрезвычайных мер -
Моя теория проста:
Пальба, реванш, Blitzkrieg!
Иные жанры – ерунда…
Я не читаю книг».
Мразь-марш (вместо пролога с эпилогом)
27 сентября 1941 - 06 ноября 1943
массовые акции фашистов в Бабьем Яру;
14 октября 2012 - факельное шествие украинских неофашистов
по ночному Киеву в честь собственного 70-летия
В тьме кромешной
шуршат факела и шажки,
копошащейся массой
асфальты надтреснуты,
язычками на спичках -
на пичках флажки,
и попискивают оркестрики:
храп-хлип-хлюп;
извивается флейта,
нагл флейтоносец,
у флейты - двойной язычок,
он гадючку ко рту подносит,
поцелуйчиком увлечён:
тюр-лю-лю;
недоглоданной костью
гремит барабанщик,
громыхают мослами
скелеты канканчик,
завывает под визг, крысист,
в череп крашеный
тромбонист:
тру-у-уп!..
И грядет на переднем плане,
мразью и посажён, и зван,
в развевающемся реглане
истукан...
Вы -
из серных болот
и сочащихся язв -
обиталищ отбросовых вечники.
Под капкан тамбуринов - «раз-раз» -
зубы лязгают
по человечине:
марш, марш-мразь...
Царство Витта? Нутро угара?
Помесь Босха и По Эдгара?..
Тёмных времён игла
вкалывается в пространство,
околевает масса
лиц под ярмом мурла.
Власть ты моя давильная,
мерзостная ты власть -
жопой с моноизвилиной
срать на всё родилась...
Захлебнутся они, конечно,
от самих себя.
Но сейчас
марширует по тьме кромешной
торжествующий мразью час.