(быль)
Уютный угол – это не медвежий,
А тот, который ты давно искал,
Пока не пригласила в людный зал
Красивая кудесница надежда.
Возвысь, душа, взметни свои чертоги!
Я сел и вижу: нет свободных мест,
И не парадность – простота окрест,
Стремящаяся к мудрости в итоге.
На длинной сцене – маленький Распутин
С привычным к выступлениям лицом,
Доверчивым, как будто на крыльцо
Взошёл с ведром, заботами опутан.
О жертвенном величии народа
Привёл слова Ивана Ильина,
И стала боль философа слышна
И на сиденьях в зале, и в проходах.
Я чувствовал, что есть живые нити,
Связавшие и мысли, и сердца;
Не отыскать начала и конца
И с пуповиной не разъединить их.
Здесь деревенский мир литературы,
И публика была под стать ему:
Не второпях делила свет и тьму,
Но осмысляла век бесстыдства хмурый.
Летел ко мне негромкий русский голос,
Ложился в благосклонной тишине,
Беспрекословно понятый вполне,
Естественный, как изморозь и морось.
Мне почему-то вспомнилась Настёна,
Долготерпенье, преданность её,
Неласковое, тайное житьё,
Любовь, что также стала потаённой.
Она могла бы находиться в зале –
Трус погасил свечу семьи в реке,
Однако женщины невдалеке
Настёну красотой напоминали.
Писатель говорил: народ умеет
Ненастье и разруху пережить,
Разрозненное крепкой нитью сшить
И стать сильнее, зорче и умнее.
Распутин Валентин глубок и скромен,
И в то же время – это кладенец
Родимых мест и чистоты сердец
В просторном и святом сибирском доме.
Я не жалел, что время тут потратил,
Единство ощутив спокойных глаз.
Живая встреча быстро пронеслась
Без недомолвок или белых пятен.
Мне ясно: даже гиблую трясину
Пройти поможет давний оберёг,
Который выдал предкам строгий Бог.
Молись Отцу, Святому Духу, Сыну.
Последний срок удастся отодвинуть,
И душетканная работа закипит,
Попросит щедрой бодрости испить.
Молись Отцу, Святому Духу, Сыну!
К писателю пришёл горой солидной
В костюме тёмном полный человек,
Благодарил его, как соловей;
Зал восхищённый хлопал монолитно.
Я созерцал благоговенье это,
Но навсегда остался предо мной
Тот облик избяной и нутряной
Тревожащей полоской света.
[Скрыть]Регистрационный номер 0504477 выдан для произведения:(быль)
Уютный угол – это не медвежий,
А тот, который ты давно искал,
Пока не пригласила в людный зал
Красивая кудесница надежда.
Возвысь, душа, взметни свои чертоги!
Я сел и вижу: нет свободных мест,
И не парадность – простота окрест,
Стремящаяся к мудрости в итоге.
На длинной сцене – маленький Распутин
С привычным к выступлениям лицом,
Доверчивым, как будто на крыльцо
Взошёл с ведром, заботами опутан.
О жертвенном величии народа
Привёл слова Ивана Ильина,
И стала боль философа слышна
И на сиденьях в зале, и в проходах.
Я чувствовал, что есть живые нити,
Связавшие и мысли, и сердца;
Не отыскать начала и конца
И с пуповиной не разъединить их.
Здесь деревенский мир литературы,
И публика была под стать ему:
Не второпях делила свет и тьму,
Но осмысляла век бесстыдства хмурый.
Летел ко мне негромкий русский голос,
Ложился в благосклонной тишине,
Беспрекословно понятый вполне,
Естественный, как изморозь и морось.
Мне почему-то вспомнилась Настёна,
Долготерпенье, преданность её,
Неласковое, тайное житьё,
Любовь, что также стала потаённой.
Она могла бы находиться в зале –
Трус погасил свечу семьи в реке,
Однако женщины невдалеке
Настёну красотой напоминали.
Писатель говорил: народ умеет
Ненастье и разруху пережить,
Разрозненное крепкой нитью сшить
И стать сильнее, зорче и умнее.
Распутин Валентин глубок и скромен,
И в то же время – это кладенец
Родимых мест и чистоты сердец
В просторном и святом сибирском доме.
Я не жалел, что время тут потратил,
Единство ощутив спокойных глаз.
Живая встреча быстро пронеслась
Без недомолвок или белых пятен.
Мне ясно: даже гиблую трясину
Пройти поможет давний оберёг,
Который выдал предкам строгий Бог.
Молись Отцу, Святому Духу, Сыну.
Последний срок удастся отодвинуть,
И душетканная работа закипит,
Попросит щедрой бодрости испить.
Молись Отцу, Святому Духу, Сыну!
К писателю пришёл горой солидной
В костюме тёмном полный человек,
Благодарил его, как соловей;
Зал восхищённый хлопал монолитно.
Я созерцал благоговенье это,
Но навсегда остался предо мной
Тот облик избяной и нутряной
Тревожащей полоской света.
Московская быль продумана и написана хорошо. Как живой, предстал передо мной Распутин. А ещё я явственно увидела характеры его героев и героинь. С добрым утром!
Доброе утро! Я искренне рад, что "Кладенец" столь высоко и с пониманием оценён Вами. Дорожу зорким восприятием московской были, ярким осмыслением жанровых особенностей. Успехов во всём, вдохновения и счастья!