Земляки

15 февраля 2021 - Василий Мищенко
article489184.jpg
                                                     
                            Красноярский край, Кежемский район, 1974 год
 
              К концу декабря зима, будто слетев с катушек, обдала и без того окоченевшую землю таким холодом, что даже привыкшие ко всему аборигены – остяки, якуты, ненцы - попрятались по домам и затаились. Ртутный столбик опустился ниже 50 градусов.  Дни актировали, все стройобъекты посёлка обезлюдели. На площадках остались лишь краны, нацелив стрелы в сизое от мороза небо.
             Денис Греков вместе с группой недавних «дембелей», а нынче комсомольцев-добровольцев, скорым шагом двигался из общаги к спецкомендатуре, где кроме домов «химиков», конторы стройуправления и гаражей, располагалась столовая. Колотун аппетиту не помеха, а скорее наоборот. У конторы стоял автобус «ПАЗик», на крыльце торчал сторож Бужин в полушубке, унтах и лисьей шапке, бывший ранее каким-то чином из прокурорских. У ворот спецкомендатуры, метрах в пятидесяти от столовой, выстроилась шеренга вновь прибывших зэков, человек двадцать. Денис бегло оглядел хлипко одетых «химиков», зацепившись взглядом на парне, стоявшем ближе к правому флангу. Лицо показалось знакомым, но вспомнить кто он, не успел. Сопровождавший группу прапорщик подал команду, «новобранцы» потянулись гуськом к дверям конторы.
              Вернувшись в общагу после обеда, Греков и «сокамерник», однополчанин Витька Санин, завалились спать. Проснулся Денис от какого-то шума в коридоре. Открыв дверь, он обнаружил нескольких человек, топтавшихся перед лестницей на второй этаж. В тусклом свете «лампочки Ильича», свисавшей с потолка, скорее угадывалось, что некие чужие люди пытаются затащить кого-то по лестнице наверх. Второй этаж был нежилой, там располагалась «культурная» зона с телевизором, проигрывателем, шашками и шахматами, парой десятков книжек и журналов. Недавно комендант Кляпин, поставил ёлку, как-никак через неделю Новый год. Спустя некоторое время гости врубили на полную громкость проигрыватель, поставив пластинку Высоцкого.
               - Что за хрень, Грек? - Санин вскочил с койки, очумело озираясь вокруг.
               - Не знаю, толпа вломилась в общагу, кого-то поволокли на второй этаж, и это мне не нравится, - ответил Денис, наматывая конец солдатского ремня на кулак, - Давай-ка, Витёк, собирайся, надо пойти проверить. Я свисну нашим.
               Отодвинув маячившего в дверном проёме мужика, четверо бывших десантников поднялись на второй этаж. В ближнем углу, у пожарного ящика с песком несколько человек молотили, как боксёрскую грушу, свою жертву. Молча, без всяких эмоций, под хриплый баритон Высоцкого.
 
                                           Вдох глубокий, руки шире,
                                           Не спешите, три-четыре!
                                           Бодрость духа, грация и пластика.
                                           Общеукрепляющая,
                                           Утром отрезвляющая,
                                           Если жив пока ещё, гимнастика!
 
              Парень закрывал лицо руками. Но в какой-то момент голова от резкого удара по почкам, стоявшего напротив громилы, запрокинулась, и Греков узнал его.
 
                                             Харьков, август 1970 года
  
              Ресторан жил своей обычной залихватски-пышной, разухабистой и шумной жизнью. Свободных столиков, как всегда, не было. По залам резво сновали официантки с подносами. Ресторанная публика пила, закусывала, танцевала, демонстрируя идущим мимо открытых и грохочущих блатной мелодией окон прохожим, что жизнь удалась. Музыканты выкладывались, в четвёртый раз подряд исполняя на заказ «Мясоедовскую»:
 
                                                Есть у нас в районе Молдаванки
                                                Улица обычная, друзья,
                                                Старенькие дворники
                                                Подметают дворики,
                                                Чтоб сияла улица моя…
                                                  
              Денис Греков с компанией отмечал присвоение третьего разряда слесаря-сборщика. Так уж повелось, в последние два года они праздновали все более-менее значимые события в ресторанах. А часто и без повода, короче, подсели на это барское дело. Расположились в малом зале на втором этаже. За соседним столиком сидели работяги из «закрытого» цеха их радиозавода во главе с Андреем Седых, по кличке Седой. Они были знакомы, оба коллекционировали записи Высоцкого. Греков даже пару раз бывал у него дома, где-то в районе пригородного вокзала Левада. Чуть дальше кутили блатные с Холодной Горы. Веселье было в самом разгаре и уже дошло до той точки, когда начинается спонтанное «братание» между столиками, передача бутылок и выпивка «на брудершафт». Денис почувствовал, что мало-мало перебрал, спустился вниз, подержал голову под струёй холодной воды и немного пришёл в себя. Возвращаясь обратно, он вдруг остановился, будто споткнувшись, на месте. В нескольких шагах от него, за столиком у окна сидел… Высоцкий с парнем кавказской наружности. Денис ошарашенно смотрел на своего кумира в импортных джинсах и голубой рубашке с короткими рукавами, не веря глазам. В какой-то момент даже подумалось, что это глюки. К столику барда подсели мужики в брезентовых робах, похожие на байдарочников или альпинистов. Они принялись что-то рассказывать, жестикулируя руками и перебивая друг друга. Высоцкий резко ответил им, и все сомнения развеялись: этот голос Греков узнал бы среди миллионов других.
              - Братва! Там – Высоцкий!!! – Денис орал на весь зал, стараясь перекричать грохот оркестра.  Узнав знаменитого актёра и певца, он кинулся со всех ног, чтобы сообщить об этом своим корешам, но, запутавшись, мыкался туда-сюда, забегал в какие-то кабинеты и подсобки, столкнулся с тучной тёткой, и та подняла страшный гвалт.
             - Дэн, у тебя крыша поехала, какой, на хрен, Высоцкий? – Серёга Зинченко покрутил пальцем у виска.
              Между тем, присутствующие в зале среагировали на эскападу Грекова по- разному. Кто-то громко ржал, кто-то хохмил, но некоторые поверили и отправились в зал первого этажа, дабы удостовериться. Но увы… За столиком, где пять минут назад сидел Высоцкий с кавказцем, никого не было, официантка убирала тарелки с остатками еды. Холодногорские блатные высказали своё фе, заводские обиделись, началась перепалка, переросшая в стычку с битьём посуды и фейсов. Впрочем, вскоре всё уладилось и веселье продолжилось. Однако, когда собрались уходить, вдруг выяснилось, что блатные испарились, не заплатив за съеденное и выпитое. Официантка потребовала деньги с Грекова и Седых, почему-то решив, что все, кто сидел в зале, из одной компании. В качестве весомого аргумента она предъявила милицейского старлея вместе со счётом почти в шестьдесят рублей, включив туда и тройную стоимость разбитых бокалов.
              - Они что, хрустальные были? - удивился Денис.          
              - Поговори ещё. Самый умный, да? – заледенел лицом легавый.
              - Хорошо, хорошо, - Греков решил в бутылку не лезть, - Мне надо сходить в раздевалку, деньги в куртке.
              - Ну, пошли, - старлей подтолкнул Дениса к лестнице. Следом за ними отправился и Андрюха Седой.
               В раздевалке Греков достал из кармана куртки бумажник, выудил три червонца. Денег больше не было. Страж закона выдрал бумажник и принялся в нём копаться, роняя фотки, чеки и другие бумаги на пол. А когда Денис нагнулся и стал собирать содержимое бумажника, пнул его ногой.
              - Чё творишь, мент? – возмутился Седой.
              - А ты не лезь, - старлей сильно двинул его локтем в бок.
              Андрей согнулся от боли пополам, затем выпрямился и воткнул кулак блюстителю порядка в челюсть. Пацаны, перепрыгнув через рухнувшего на пол старлея, рванули из раздевалки к выходу. Денис, бежавший первым, увидел спасительные огни уличных фонарей и втиснулся с разбегу всей массой тела в закрытую, как оказалось, стеклянную дверь. Толстое стекло со звоном осыпалось. Беглецы, выскочив из ресторана, понеслись мимо остолбеневших прохожих по тротуару.
              - Разбегаемся, Грек, - крикнул Андрюха, подтолкнув Дениса в какой-то переулок, а сам побежал прямо по Сумской. Греков, покружив по переулкам и плохо соображая, где находится, неожиданно оказался на площади Дзержинского, там, откуда они только что убежали: у раскуроченной двери ресторана. Здесь его и приняли. В отделении милиции дежурный лейтенант, оформляя доставленного нарушителя, обратил внимание на многочисленные порезы на его руках и намокшую от крови штанину. Спустя какое-то время привезли Седого в сопровождении ресторанного старлея, который зашёл вместе с ним в камеру. Когда он оттуда вышел, Денис не видел: через полчаса его отвезли в травмпункт, где не очень трезвый доктор слегка подремонтировал, зашив и перебинтовав десяток ран на руках и ногах. Затем Греков снова оказался в отделении, остаток ночи провёл в камере, а утром его отпустили с условием, что он оплатит выставленный счёт и ремонт двери.
              С Седым он больше не пересекался. Спустя пару месяцев один из его цеховых приятелей рассказал, что Андрюху «загрузили» на пятерик по статье 191.1 за сопротивление работнику милиции.
 
                                      Красноярский край, Кежемский район, 1974 год

              - Зря ты вписался, Грек. Это наши дела, меня всё равно достанут, - Седой промокал полотенцем разбитое лицо, - сейчас эти, которым вы наподдали, приведут подмогу и будет здесь мочилово.
             - Давай, колись, за что тебя прессовали?
             - Кум шепнул, когда отправляли сюда, что будто ссучился я на зоне. 
             - А ты?
             - Грек, ты же меня знал. Где я, а где менты.
             - Ладно, давай сделаем так, - подумав, Греков принял решение, - Одевай ватник, двинем сейчас на наш стройобъект, пересидим до утра в сторожке.
             Они вышли из общаги в леденяще-колючую темень и направились по заснеженной таёжной тропке к стройплощадке. И вовремя, потому что от спецкомендатуры в сторону жилища дембелей двигалась большая толпа зэков. Потом они сидели в вагончике, буржуйка мощно гудела, трещали дрова, Андрюха, обжигаясь кипятком, рассказывал свою историю. Начиная с того злополучного вечера в ресторане по сегодняшний день.
              - Тогда старлей меня в камере отделал по полной программе. В СИЗО, когда прописывался, кем я только не был, шахтёром, лётчиком, звездочётом, коцов сапогом по заднице получил немеряно. Но ничего, прописали. Вообще, больше от ментов доставалось, статья у меня, сам понимаешь, какая. В карцере не раз сидел, кум в стукачи вербовал. Когда у него это не прокатило, стал прессовать. Думаю, надо мне делать ноги отсюда, иначе опустят, или заточку в бок всадят.
              - Ладно, Андрюха, утром наш бугор, Толян Шахов, порешает. Он тут типа смотрящего. Тем более, что статья у тебя правильная, не позорная. А менты тут так, для проформы. Всем Шах заправляет.
              Бугор Шахов вопрос порешал. У него были свои каналы информации. В начале лета они расстались, Греков с несколькими дембелями двинулись в Тынду строить БАМ, а Андрюха Седых остался работать в бригаде каменщиков подсобником.     
   
                                                 Москва. Июль 1980 года    

               К полудню 28 июля Таганская площадь, все прилегающие к ней улицы и переулки были заполнены людьми. Многие стояли на крышах, толпились на балконах, торчали из окон, висли на столбах. По Радищевской улице выстроилась колонна, медленно двигающаяся к дверям знаменитого театра на Таганке. Там, внутри, на затянутой чёрным бархатом и засыпанной цветами сцене стоял гроб, в котором лежал он – Высоцкий. Колонна растянулась на несколько километров, а начало её находилось недалеко от Красной площади.
              Денис Греков в форме олимпийского дружинника – серых брюках и голубой рубашке – дежурил недалеко от входа в метро. О смерти народного кумира он узнал три дня назад, слушая утром Би-би-си. Там сообщили, что «умер муж Марины Влади, актёр Высоцкий». Денис покрутил ручку приёмника, отыскивая советские станции, но нигде никакой информации не было. Вскоре в общагу явился один из заместителей секретаря комитета комсомола института Яскевич, он же командир оперотряда.
               - Выручай Греков, - перешёл сразу к делу комсомольский начальник, - у меня один боец выбыл. А тут нас сняли с Лужников, перебросили на Таганку. Там 28-го июля Высоцкого хоронить собираются, народа не хватает на всю Москву. В общем, как говорится, неудобно жил – неудобно умер ваш Высоцкий.
               - Ну, это же НАШ Высоцкий не сам подгадал умереть во время Олимпиады. Так карта легла, просто «любимцы богов умирают молодыми». Кажется, что-то вроде этого сказал когда-то Плавт Тит Макций. Куда надо ехать?
              - Сбор у МГК в Колпачном переулке 27-го вечером. Вот, держи «униформу» и удостоверение.
              Олимпийская Москва поражала праздничной чистотой, малолюдностью, обилием диковинных продуктов, милиционеров, дружинников и иностранцев. Несмотря на бойкот Олимпиады и жару, все жили с ощущением грандиозного праздника. И вдруг, такая неуместная, омрачившая этот праздник смерть. Совсем недавно, когда в Москве встречали эстафету олимпийского огня, Денис, проникнув как всегда окольным путём в театр и находясь на галёрке, в третий раз смотрел «Гамлета». А ещё раньше, в течение трёх студенческих лет, он пересмотрел весь репертуар мятежной «Таганки» с Высоцким. Один раз даже посчастливилось попасть на его полулегальный концерт в каком-то ДК. Вчера вечером, когда он с дружинниками прибыл к театру, Таганская площадь была ещё пуста, лишь у входа толпилось несколько десятков человек, самых преданных и самозабвенных. Всю ночь здесь горели поминальные свечи, звучали его песни и стихи. Рано утром привезли гроб с телом, а в 10 часов началось прощание. Люди с цветами шли и шли, укрываясь от жаркого солнца сумками, газетами, авоськами. «Реквием» Моцарта и «Всенощное бдение» Рахманинова чередовались с фрагментами из «Гамлета» с голосом Высоцкого.  Цепочкой с интервалом в метров сорок стояли милиционеры и дружинники. Денис подумал, что эти меры излишние: на ТАКОЙ панихиде вряд ли кто-то возьмётся нарушать порядок. Впрочем, неожиданно за колонной он увидел парня, развернувшего лист ватмана. На нём крупными буквами было написано: «НЕТ, РЕБЯТА, ВСЁ НЕ ТАК…».  Лицо парня показалось знакомым. Греков не без труда протолкался сквозь толпу на другую сторону улицы, но парня там уже не было. Во второй раз Денис увидел его, когда катафалк, весь заваленный цветами, медленно двинулся к Ваганьковскому кладбищу. Люди ещё не разошлись, а на улицу въехали две поливомоечные машины, которые мощными струями стали смывать с тротуаров принесённые поклонниками цветы. Толпа зашумела, окружая машины в кольцо. Парень с плакатом запрыгнул на подножку ЗИЛа.
              - Вы чего творите, козлы! Не могли чуток подождать? Вон катафалк только что отъехал! – он схватил водилу за руки, - Тормози!
              Водитель включил клаксон и свободной рукой попытался отпихнуть хулигана. Тот размахнулся и заехал шофёру в торец. К машине подбежали дружинники, сдёрнули парня с подножки и повели к стоявшему у метро автобусу. Денис узнал его, это был Седой. Он тоже зашёл в автобус, сел сзади задержанного и, наклонившись, шепнул:
              - Андрюха, сиди тихо, не дёргайся. Это я, Грек. Будем действовать по обстановке.
              В автобусе, кроме дружинников и сержанта милиции, находились двое мужиков бомжеватого вида, расфуфыренная девица и крепко поддатый парень с гитарой. Потом привели ещё одного, с длинными волосами, выкрашенными в немыслимый цвет, магнитофоном на ремешке через плечо и какими-то «стеклянными» глазами. Милицейский капитан, присмотревшись к задержанному, сказал сержанту:
              - Этот скорее всего обкурился, смотрите за ним, как бы чего не отчебучил. Наркомана нам только не хватало. Сдайте его по пути в ближайшее отделение или опорный пункт. Да и остальных тоже, а потом подтягивайтесь на Ваганьковское.
              Автобус долго петлял по каким-то переулкам, но ни одного отделения милиции и опорного пункта не попадалось. Волосатый вёл себя спокойно, тупо глядя расширенными зрачками в одну точку. Затем он вдруг вскинулся, затряс головой, вскочил и шатаясь побежал к кабине. Сидевший впереди дружинник схватил его за руку, но тот остервенело выдернул её, крича что-то невразумительное, ударил магнитофоном по стеклу двери и высунул голову в образовавшийся проём. Водитель затормозил и открыл дверь. Парень вывалился наружу, дружинники подхватили его, пытаясь затолкать обратно. Но хлипкий с виду пацан, оттолкнув их, побежал по улице. Дружинники, а следом и сержант, перепрыгнув невысокую оградку, кинулись беглецу наперерез. Денис тронул Седого за плечо.
              - Давай, беги в противоположную сторону, вон в ту арку, а я – за тобой.
              Седой, выпрыгнув из автобуса, рванул через сквер к проёму арки. Греков бросился за ним, как бы в погоню. Они забежали в крайний подъезд, поднялись на последний этаж и сели на ступеньку лестницы.
               - Ну, Андрюха, не думал, что придётся конвоировать и ловить тебя. Ты откуда здесь взялся?
               - Из славного города Харькова приехал на похороны Семёныча, услышал новость от «вражьих голосов» и дёрнул.
               - Ни фига себе. Так везде же кордоны, Москву закрыли на время Олимпиады.
               - Ловкость рук и никакого мошенничества. Приехал к Шаху, нашему бугру, в Волоколамск, мы с ним одновременно откинулись с «химии», ну, он и организовал мою «командировку». А тебя я, однозначно, не ожидал встретить в столице. Вы, вроде, БАМ поехали строить?
               - Да длинная история. Короче, я сейчас здесь в МИФИ учусь. Случайно попал на похороны Высоцкого. А за эти годы не раз живым его видел. Давай сделаем так. Мне надо вернуться в автобус и ехать на Ваганьковское, дежурство ещё не закончилось. Я тебе адресок дам моего однокурсника на Кропоткинской, езжай к нему, скажи, что от меня. Вечером обмоем встречу. Есть на чём записать?
              Седой достал пачку сигарет, Денис накарябал адрес.
              - Я пойду, а ты посиди здесь минут пятнадцать, потом иди дворами к метро. Здесь недалеко.
             Вечером после окончания дежурства Греков заехал на Кропоткинскую к однокурснику Владу Беркину, но Седого там не оказалось. Они помянули Высоцкого и, подождав ещё пару часов, Денис отправился к себе в общагу.
 
                                                Харьков, апрель 2014 года   
 
              В начале апреля Денис Борисович Греков получил телеграмму-молнию со своей «малой родины», в которой сообщалось о смерти старшего брата Алексея. В тот же день он вылетел в Харьков. В аэропорту его встретил племянник Арсен на «Ауди» и спустя сорок минут они уже были в Люботине. На похоронах собралась почти вся многочисленная родня Грековых. Дениса Борисовича встретили по-разному. Одни с теплотой, другие равнодушно, а некоторые неприязненно. Младший брат отводил глаза в сторону, а племянники посматривали как-то не по-доброму. После поминок один из племяшей, Дмитрий, бесцеремонно отвёл дядю в сторону и спросил:
              - Так шо, дядьку, не надумали вернуться на родину, не надоело жить з москалями?
              - Митя, ты шутишь, куда вернуться? Я в Москве живу больше, чем ты на свете. У меня внуки уже там.
              - Во-первых, я – Дмитро, а не Митя. Во-вторых, москали – наши враги. Надо определяться дядьку, с кем вы.
              - Я уже давно определился, племянник.
              - Ну-ну. Як бы не пожалиты потим.
              После этого разговора настроение Дениса Борисовича и без того скверное, окончательно испортилось. К тому же ещё и сосед покойного брата Багатько, напившись, полез с угрозами, припомнил какие-то давние обиды и пообещал сдать в СБУ. Невестка Мария в чёрном платке, с измождённым лицом и потухшими глазами, тяжело вздохнув и глядя в пол, сказала:
            - Послушай, Денис, от этого Багатьки можно ожидать чего угодно. Люди сошли с ума, как дальше жить, я не знаю…
            - Я понял, Мария. Мне надо уезжать.
            Арсен отвёз его на Южный вокзал, но ближайший поезд до столицы ожидался только утром. Греков спустился в метро и поехал в центр. Бывшая площадь Дзержинского, а теперь майдан Незалежности, бурлила и была разделена как бы пополам. У памятника Ленину располагалась большая толпа с флагами царской России, трёхцветными российскими и красными советскими знамёнами, с противоположной стороны – толпа чуть поменьше с флагами Украины. У здания, когда-то выкрашенного в яркий красно-белый цвет, и почему-то именуемого «белым домом», в котором находился обком КПСС, за металлической оградкой, заваленной покрышками, стояла жиденькая цепочка милиционеров. Многократно усиленные громкоговорителем, над площадью попеременно гремели голоса выступающих активистов и песни разных исполнителей. Особенно мощно и призывно звучал хриплый голос Высоцкого.
 
                                                     Вдоль дороги - лес густой
                                                     С Бабами-Ягами,
                                                     А в конце дороги той -
                                                     Плаха с топорами.
                                                     Где-то кони пляшут в такт,
                                                     Нехотя и плавно.
                                                     Вдоль дороги все не так,
                                                     А в конце - подавно.
                                                     И ни церковь, ни кабак -
                                                     Ничего не свято!
                                                     Нет, ребята, все не так,
                                                     Все не так, ребята!
 
              Затем кто-то из активистов провозгласил создание «Харьковской народной республики». Из динамиков зазвучало «Вставай, страна огромная!», толпа двинулась к зданию, смела милицейский кордон, зазвенели разбитые стёкла, затрещали вышибаемые брёвнами-таранами двери. Люди с площади повалили в здание. Греков пошёл вместе с остальными. Внутри стоял гвалт, хлопали двери, что-то с грохотом падало, раздавались хлопки и крики, возбуждённые люди носились по коридорам и комнатам. «Господи, мне это зачем?» - подумал Денис Борисович, устало опустившись в кресло, недалеко от входа, - «Хотя какая разница, где сидеть, на вокзале или здесь». Была уже глубокая ночь, хотелось спать, и он временами проваливался в сон. Очнулся Греков от странных криков, топота многих ног, коротких команд. Он с трудом разлепил глаза и тут же свалился на пол от удара по голове. Ему показалось, что мозг, будто, взорвался изнутри. Он попытался подняться, но носок ботинка снова уложил на пол. Спустя некоторое время его подняли и усадили в кресло. Перед ним стояли два крепких парня в камуфляже с шевронами «Ягуар» на рукавах.
              - Документы! – рявкнул один из спецназовцев.
              Греков достал паспорт и передал бойцу. Тот, полистав его, присвистнул:
              - Опаньки, москаль! Народывся тут, а живе у Москви!
              - Турист з России, - ухмыльнулся второй, - це клиент подполковника.
              - Встать! – заорал тот, который проверял паспорт.
              Грекова повели к стоявшему на площади автобусу. Внутри сидел грузный мужик, с буйной седой шевелюрой и усами, тоже в военной форме, но без знаков различия. Он взял паспорт Дениса Борисовича, пожевал губами и впился в него большими, почти чёрными зрачками. 
               - Грек!?
               - Седой!?
               Подполковник приложил палец к губам, вернул паспорт и громко скомандовал:
               - Пошли.
               Вокруг здания ХОГА бурлил людской водоворот. В ответ на действия силовиков протестующие подожгли шины прямо перед входом, в окна летели камни, звучали выстрелы. Огонь с улицы перебросился на помещения первого этажа. Подполковник с Грековым пересекли площадь, сели в припаркованный у гостиницы «Харьков» БМВ и направились к Южному вокзалу. Моросил мелкий дождь, было зябко и неприютно. Проезжая мимо Дворца спорта, подполковник показал рукой в окно.       
              - Вон, посмотри, памятник Высоцкому. Год назад поставили. Он приезжал к нам в 78-м, давал концерт на открытие Дворца. А ты, Грек, оказался прав тогда. Семёныч, действительно, был в ресторане, откуда вся байда и началась. Я недавно нашёл одного мужика, который мне рассказал, что ехал Высоцкий с корешем в Гуляй Поле на родину батьки Махно. Фильм хотели про него снимать.
              Пятиметровый бронзовый бард стоял на постаменте, изображающем лист с его стихами. Комплекс «Вертикаль» обрамлялся возвышающимся над ним скалодромом.
              - Седой, - Денис Борисович потряс головой, в которой временами сильно шумело, - куда всё катится? Мы потеряли страну, которую раздербанили чужие и свои подонки. До сих пор кровенит на разрывах, в том числе и здесь, на нашей с тобой малой родине. Ты что, служишь в «Ягуаре»?
              - Да нет. Я по шпионской части, - усмехнулся Седой, - Ты же, Грек, шпион? Как ты оказался в «белом доме»?
              - Мне вообще по жизни везёт на «белые дома». Самый первый был здесь. Помнишь, когда мы удирали из кабака и бежали мимо этого «партийного святилища»? Потом, вместе с тобой в Красноярском крае три месяца жили в «белом доме» спецкомендатуры. В Москве я работал в том самом, знаменитом Белом доме, по которому из танков шарашили. Даже в американском пришлось в конце 90-х побывать. И вот – опять свой, харьковский, в котором меня «Ягуар» принял, как российского шпиона. А вообще, - Греков вздохнул, - приезжал я хоронить брата. В последние двадцать лет только на похороны сюда и приезжаю. Сначала в 94-м отец ушёл, через 2 года – мать.
              - Ну-ну. Повезло тебе, шо ко мне попал, а то бы куковал на Холодной Горе в тюряге. Может быть определили бы в камеру, где наша газовая принцесса Юля недавно сидела. Ладно, Грек, шучу. Жизнь прошла, а куда всё катится – не знаю. Авось, куда-нибудь да вырулит. Я свой ресурс выработал, больше нет ни сил, ни желания. На пенсию пойду. Буду в деревне куриц и кроликов разводить, пользы больше, чем ловить шпионов. Вообще, хрен поймёшь сейчас, кто враг, кто друг.
              - Не понимаю я Андрей, что с людьми произошло. Мне мой племянник угрожал за то, что москалём стал, а сосед Лёшкин вообще собирался настучать в СБУ.
              - Чтобы это всё понять, надо, Денис, тут жить. А люди везде одинаковые. Всякой твари по паре: герои, мужики со стержнем, трусы, подонки, шакалы.  
              - Андрюха, а куда ты делся тогда, после похорон Высоцкого, - вдруг спросил Греков.
              - А-а, так приняли меня менты у метро. Отвезли на вокзал и отправили обратно в Харьков. Тогда мобильников не было, чтобы сообщить, сам понимаешь.
              Два пожилых человека, неожиданно оказавшиеся вопреки их воле по разные стороны баррикад, стояли на перроне у вагона, в дверях которого замерла молоденькая проводница с симпатичным личиком и флажками в руках. Она с опаской посматривала в сторону сурового дядьки в камуфляже с кудрявой седой головой, похожего на актёра Михая Волонтира из фильма «Цыган».
             - Внучка, - сказал он, - доставь нашего земляка и моего друга в Москву в целости и сохранности.
             - Добре, диду, - улыбнулась девчушка.
              Греков смотрел в окно на отплывавшую назад вместе с перроном мощную фигуру Андрея Николаевича Седых, по кличке Седой, с которым когда-то свела его капризная судьба-злодейка и который только что назвал его своим другом.  Он размышлял о жизненных перипетиях и хитросплетениях, о том, что все люди, одинаковые в своей разности и разные в своей одинаковости, неумолимо равны перед природой. А ей наплевать, кто ты, как жил, чего стоишь. Схватку со временем выиграть невозможно. Как невозможно её выиграть с непреодолимой силой жестокости, насилия, вероломства, беззакония и несправедливости. Поезд набирал ход, и колёса, словно в подтверждение мыслей Грекова, отстукивали: «нет, ребята, всё не так, все не так, ребята». Но в то же время, жизнь пока ещё продолжается, в шестьдесят что-то заканчивается, а что-то начинается. Человек становится более свободным в выборе и этой свободой каждый может распорядиться по-своему. Ещё он вдруг остро осознал, что дружба - важнейшая составляющая часть человеческой жизни. Иногда даже важнее, чем любовь. Если она есть – ты надёжнее защищён, более силён и в результате – становишься счастливее. В дверь постучали, вошла юная проводница, милая, излучающая заботу и домашнее тепло.
              - Чаю хотите? У меня очень вкусный чай, пассажирам нравится. Я добавляю в него мяту и душицу.
              - Хочу, очень хочу. Погорячее, пожалуйста, - Греков, неожиданно для себя, широко улыбнулся.
               Поезд мчал Дениса Борисовича на восток. Домой. Туда, где его ждут, ценят, любят, где он нужен.  Колёса отстукивали привычную дробь, и в этом перестуке угадывалось обнадёживающее: «Так, ребята, только так. Только так, ребята!»
 
 

© Copyright: Василий Мищенко, 2021

Регистрационный номер №0489184

от 15 февраля 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0489184 выдан для произведения:                                                      Красноярский край, Кежемский район, 1974 год
 
          К концу декабря зима, будто слетев с катушек, обдала и без того окоченевшую землю таким холодом, что даже привыкшие ко всему аборигены – остяки, якуты, ненцы - попрятались по домам и затаились. Ртутный столбик опустился почти к 60 градусам, дни актировали, все стройобъекты посёлка обезлюдели. На площадках остались лишь краны, нацелив стрелы в сизое от мороза небо.
          Денис Греков вместе с группой недавних «дембелей», а нынче комсомольцев-добровольцев, скорым шагом двигался из общаги к спецкомендатуре, где кроме домов «химиков», конторы стройуправления и гаражей, располагалась столовая. Колотун аппетиту не помеха, а скорее наоборот. У конторы стоял автобус «ПАЗик», на крыльце торчал сторож Бужин, бывший ранее каким-то чином из прокурорских. У ворот спецкомендатуры, метрах в пятидесяти от столовой, выстроилась шеренга вновь прибывших зэков, человек двадцать. Денис бегло оглядел хлипко одетых «химиков», зацепившись взглядом на парне, стоявшем ближе к правому флангу. Лицо показалось знакомым, но вспомнить кто он, не успел. Сопровождавший группу прапорщик подал команду, «новобранцы» потянулись гуськом к дверям конторы.
           Вернувшись в общагу после обеда, Греков и «сокамерник», однополчанин Витька Санин, завалились спать. Проснулся Денис от какого-то шума в коридоре. Открыв дверь, он обнаружил нескольких человек, топтавшихся перед лестницей на второй этаж. В тусклом свете «лампочки Ильича», свисавшей с потолка, скорее угадывалось, что некие чужие люди пытаются затащить кого-то по лестнице наверх. Второй этаж был нежилой, там располагалась «культурная» зона с телевизором, проигрывателем, шашками и шахматами, парой десятков книжек и журналов. Недавно комендант Кляпин, бывший зэк, притащил и поставил ёлку, как-никак через неделю Новый год. Спустя некоторое время гости врубили на полную громкость проигрыватель, поставив пластинку Высоцкого.
            - Что за хрень, Грек? - Санин вскочил с койки, очумело озираясь вокруг.
            - Не знаю, толпа вломилась в общагу, кого-то поволокли на второй этаж, и это мне не нравится, - ответил Денис, наматывая конец солдатского ремня на кулак, - Давай-ка, Витёк, собирайся, надо пойти проверить. Я свисну нашим.
             Отодвинув маячившего в дверном проёме мужика, четверо бывших десантников поднялись на второй этаж. В ближнем углу, у пожарного ящика с песком несколько человек молотили, как боксёрскую грушу, свою жертву. Молча, без всяких эмоций, под хриплый баритон Высоцкого.
 
                                                       Вдох глубокий, руки шире,
                                                       Не спешите, три-четыре!
                                                       Бодрость духа, грация и пластика.
                                                       Общеукрепляющая,
                                                       Утром отрезвляющая,
                                                       Если жив пока ещё, гимнастика!
 
             Парень закрывал лицо руками. Но в какой-то момент голова от резкого удара по почкам, стоявшего напротив громилы, запрокинулась, и Греков узнал его.
 
                                                                          Харьков, август 1970 года
 
          Ресторан жил своей обычной залихватски-пышной, разухабистой и шумной жизнью. Свободных столиков, как всегда, не было. По залам резво сновали официантки с подносами. Ресторанная публика пила, закусывала, танцевала, демонстрируя идущим мимо открытых и грохочущих блатной мелодией окон прохожим, что жизнь удалась. Музыканты выкладывались, в четвёртый раз подряд исполняя на заказ «Мясоедовскую»:
 
                                                 Есть у нас в районе Молдаванки
                                                 Улица обычная, друзья,
                                                 Старенькие дворники
                                                 Подметают дворики,
                                                 Чтоб сияла улица моя…
                                                  
           Денис Греков с компанией отмечал присвоение третьего разряда слесаря-сборщика. Так уж повелось, в последние два года они праздновали все более-менее значимые события в ресторанах. А часто и без повода, короче, подсели на это барское дело. Расположились в малом зале на втором этаже. За соседним столиком сидели работяги из «закрытого» цеха их радиозавода во главе с Андреем Седых, по кличке Седой. Они были знакомы, оба коллекционировали записи Высоцкого. Греков даже пару раз бывал у него дома, где-то в районе пригородного вокзала Левада. Чуть дальше кутили блатные с Холодной Горы. Веселье было в самом разгаре и уже дошло до той точки, когда начинается спонтанное «братание» между столиками, передача бутылок и выпивка «на брудершафт». Денис почувствовал, что мало-мало перебрал, спустился вниз, подержал голову под струёй холодной воды и немного пришёл в себя. Возвращаясь обратно, он вдруг остановился, будто споткнувшись, на месте. В нескольких шагах от него, за столиком у окна сидел… Высоцкий с парнем кавказской наружности. Денис ошарашенно смотрел на своего кумира в импортных джинсах и голубой рубашке с    короткими рукавами, не веря глазам. В какой-то момент даже подумалось, что это глюки. К столику барда подсели мужики, похожие на альпинистов. Они принялись что-то рассказывать, жестикулируя руками и перебивая друг друга. Высоцкий громко и резко ответил им, и все сомнения развеялись: этот голос Греков узнал бы среди миллионов других.
                - Братва! Там – Высоцкий!!! – Денис орал на весь зал, стараясь перекричать грохот оркестра.  Узнав знаменитого актёра и певца, он кинулся со всех ног, чтобы сообщить об этом своим корешам, но, запутавшись, мыкался туда-сюда, забегал в какие-то кабинеты и подсобки, столкнулся с тучной тёткой, и та подняла страшный гвалт.
                - Дэн, у тебя крыша поехала, какой, на хрен, Высоцкий? – Серёга Зинченко покрутил пальцем у виска.
                Между тем, присутствующие в зале среагировали на эскападу Грекова по- разному. Кто-то громко ржал, кто-то хохмил, но некоторые поверили и отправились в зал первого этажа, дабы удостовериться. Но увы… За столиком, где пять минут назад сидел Высоцкий с кавказцем, никого не было, официантка убирала тарелки с остатками еды.
Холодногорские блатные высказали своё фе, заводские обиделись, началась перепалка, переросшая в стычку с битьём посуды и фейсов. Впрочем, вскоре всё уладилось и веселье продолжилось. Однако, когда собрались уходить, вдруг выяснилось, что блатные испарились, не заплатив за съеденное и выпитое. Официантка потребовала деньги с Грекова и Седых, почему-то решив, что все, кто сидел в зале, из одной компании. В качестве весомого аргумента она предъявила милицейского старлея вместе со счётом почти в шестьдесят рублей, включив туда и тройную стоимость разбитых бокалов.
              - Они что, хрустальные были? - удивился Денис.          
              - Поговори ещё. Самый умный, да? – заледенел лицом старлей.
              - Хорошо, хорошо, - Греков решил в бутылку не лезть, - Мне надо сходить в раздевалку, деньги в куртке.
              - Ну, пошли, - старлей подтолкнул Дениса к лестнице. Следом за ними отправился и Андрюха Седой.
              В раздевалке Греков достал из кармана куртки бумажник, выудил три червонца. Денег больше не было. Старлей выдрал бумажник и принялся в нём копаться, роняя фотки, чеки и другие бумаги на пол. А когда Денис нагнулся и стал собирать содержимое бумажника, пнул его ногой.
              - Чё творишь, мент? – возмутился Седой.
              - А ты не лезь, - старлей сильно двинул его локтем в бок.
                Андрей согнулся от боли пополам, затем выпрямился и воткнул кулак блюстителю порядка в челюсть. Пацаны, перепрыгнув через рухнувшего на пол старлея, рванули из раздевалки к выходу. Денис, бежавший первым, увидел спасительные огни уличных фонарей и втиснулся с разбегу всей массой тела в закрытую, как оказалось, стеклянную дверь. Толстое стекло со звоном осыпалось. Беглецы, выскочив из ресторана, понеслись мимо остолбеневших прохожих по тротуару.
                - Разбегаемся, Грек, - крикнул Андрюха, подтолкнув Дениса в какой-то переулок, а сам побежал прямо по Сумской. Греков, покружив по переулкам и плохо соображая, где находится, неожиданно оказался на площади Дзержинского, там, откуда они только что убежали: у раскуроченной двери ресторана. Здесь его и приняли. В отделении милиции дежурный лейтенант, оформляя доставленного нарушителя, обратил внимание на многочисленные порезы на его руках и намокшую от крови штанину. Спустя какое-то время привезли Седого в сопровождении ресторанного старлея, который зашёл вместе с ним в камеру. Когда он оттуда вышел, Денис не видел: через полчаса его отвезли в травмпункт, где не очень трезвый доктор слегка подремонтировал, зашив и перебинтовав десяток ран на руках и ногах. Затем Греков снова оказался в отделении, остаток ночи провёл в камере, а утром его отпустили с условием, что он оплатит выставленный счёт и ремонт двери.
            С Седым он больше не пересекался. Спустя пару месяцев один из его цеховых приятелей рассказал, что Андрюху «загрузили» на пятерик по статье 191.1 за сопротивление работнику милиции.
 
                                                 Красноярский край, Кежемский район, 1974 год

           - Зря ты вписался, Грек. Это наши дела, они меня всё равно достанут, - Седой промокал полотенцем разбитое лицо, - сейчас эти, которым вы наподдали, приведут подмогу и будет здесь мочилово.
           - Давай, колись, за что тебя прессовали?
           - Кум шепнул, когда отправляли сюда, что будто ссучился я на зоне. 
           - А ты?
           - Грек, ты же меня знал. Где я, а где менты.
           - Ладно, давай сделаем так, - подумав, Греков принял решение, - Одевай ватник, двинем сейчас на наш стройобъект, пересидим до утра в сторожке.
            Они вышли из общаги в леденяще-колючую темень и направились по заснеженной таёжной тропке к стройплощадке. И вовремя, потому что от спецкомендатуры в сторону общаги двигалась большая толпа зэков. Потом они сидели в вагончике, буржуйка мощно гудела, трещали дрова, Андрюха, обжигаясь кипятком, рассказывал свою историю. Начиная с того злополучного вечера в ресторане по сегодняшний день.
            - Тогда старлей меня в камере отделал по полной программе. В СИЗО, когда прописывался, кем я только не был, шахтёром, лётчиком, звездочётом, коцов сапогом по заднице получил немеряно. Но ничего, прописали. Вообще, больше от ментов доставалось, статья у меня, сам понимаешь, какая. В карцере не раз сидел, кум в стукачи вербовал. Когда у него это не прокатило, стал прессовать. Думаю, надо мне делать ноги отсюда, иначе опустят, или заточку в бок всадят.
            - Ладно, Андрюха, утром наш бугор, Толян Шахов, порешает. Он тут типа смотрящего. Тем более, что статья у тебя правильная, не позорная. А менты тут так, для проформы. Всем Шах заправляет.
              Бугор Шахов вопрос порешал. У него были свои каналы информации. В начале лета они расстались, Греков с несколькими дембелями двинулись в Тынду строить БАМ, а Андрюха Седых остался работать в бригаде каменщиков подсобником.
            -
 
                                                                      Москва. Июль 1980 года    

            К полудню 28 июля Таганская площадь, все прилегающие к ней улицы и переулки были заполнены людьми. Многие стояли на крышах, толпились на балконах, торчали из окон, висли на столбах. По Радищевской улице выстроилась колонна, медленно двигающаяся к дверям знаменитого театра на Таганке. Там, внутри, на затянутой чёрным бархатом и засыпанной цветами сцене стоял гроб, в котором лежал он – Высоцкий. Колонна растянулась на несколько километров, а начало её находилось недалеко от Красной площади.
            Денис Греков в форме олимпийского дружинника – серых брюках и голубой рубашке – дежурил недалеко от входа в метро. О смерти народного кумира он узнал три дня назад, слушая утром Би-би-си. Там сообщили, что «умер муж Марины Влади, актёр Высоцкий». Денис покрутил ручку приёмника, отыскивая советские станции, но нигде никакой информации не было. Вскоре его разыскал один из заместителей секретаря комитета комсомола института Яскевич, он же командир оперотряда.
            - Выручай Греков, - перешёл сразу к делу комсомольский начальник, - у меня один боец выбыл. А тут нас сняли с Лужников, перебросили на Таганку, там 28-го июля Высоцкого хоронить собираются, народа не хватает на всю Москву. В общем, как говорится, неудобно жил – неудобно умер ваш Высоцкий.
           - Ну, это же НАШ Высоцкий не сам подгадал умереть во время Олимпиады. Так карта легла, просто «любимцы богов умирают молодыми». Кажется, что-то вроде этого сказал когда-то Плавт Тит Макций. Куда надо ехать?
           - Сбор у МГК в Колпачном переулке 27-го вечером. Вот, держи «униформу» и удостоверение.
             Олимпийская Москва поражала праздничной чистотой, малолюдностью, обилием диковинных продуктов, милиционеров, дружинников и иностранцев. Несмотря на бойкот Олимпиады и жару, все жили с ощущением грандиозного праздника. И вдруг, такая неуместная, омрачившая этот праздник смерть. Совсем недавно, когда в Москве встречали эстафету олимпийского огня, Денис, проникнув как всегда окольным путём в театр и находясь на галёрке, в третий раз смотрел «Гамлета». А ещё раньше, в течение трёх студенческих лет, он пересмотрел весь репертуар мятежной «Таганки» с Высоцким. Один раз даже посчастливилось попасть на его полулегальный концерт в каком-то ДК. Вчера вечером, когда он с дружинниками прибыл к театру, Таганская площадь была ещё пуста, лишь у входа толпилось несколько десятков человек, самых преданных и самозабвенных. Всю ночь здесь горели поминальные свечи, звучали его песни и стихи. Рано утром привезли гроб с телом, а в 10 часов началось прощание. Люди с цветами шли и шли, укрываясь от жаркого солнца сумками, газетами, авоськами. «Реквием» Моцарта и «Всенощное бдение» Рахманинова чередовались с фрагментами из «Гамлета» с голосом Высоцкого.  Цепочкой с интервалом в метров сорок стояли милиционеры и дружинники. Денис подумал, что эти меры излишние: на ТАКОЙ панихиде вряд ли кто-то возьмётся нарушать порядок. Впрочем, неожиданно за колонной он увидел парня, развернувшего лист ватмана. На нём крупными буквами было написано: «НЕТ, РЕБЯТА, ВСЁ НЕ ТАК…».
Лицо парня показалось знакомым. Греков не без труда протолкался сквозь толпу на другую сторону улицы, но парня там уже не было. Во второй раз Денис увидел его когда катафалк, весь заваленный цветами, медленно двинулся к Ваганьковскому кладбищу. Люди ещё не разошлись, а на улицу въехали две поливомоечные машины, которые мощными струями стали смывать с тротуаров принесённые людьми цветы. Толпа зашумела, окружая машины в кольцо. Парень с плакатом запрыгнул на подножку ЗИЛа.
               - Вы чего творите, козлы! Не могли чуток подождать? Вон катафалк только что отъехал! – он схватил водилу за руки, - Тормози!
               Водитель включил клаксон и свободной рукой попытался отпихнуть хулигана. Тот размахнулся и заехал шофёру в торец. К машине подбежали дружинники, сдёрнули парня с подножки и повели к стоявшему у метро автобусу. Денис узнал его, это был Седой. Он тоже зашёл в автобус, сел сзади задержанного и, наклонившись, шепнул:
               - Андрюха, сиди тихо, не дёргайся. Это я, Грек. Будем действовать по обстановке.
               В автобусе, кроме дружинников и сержанта милиции, находились двое мужиков бомжеватого вида, расфуфыренная девица и крепко поддатый парень с гитарой. Потом привели ещё одного, с длинными волосами, выкрашенными в какой-то немыслимый цвет, магнитофоном на ремешке через плечо и какими-то «стеклянными» глазами. Милицейский капитан, присмотревшись к задержанному, сказал сержанту:
               - Этот скорее всего обкурился, смотрите за ним, как бы чего не отчебучил. Наркомана нам только не хватало. Сдайте его по пути в ближайшее отделение или опорный пункт. Да и остальных тоже, а потом подтягивайтесь на Ваганьковское.
              Автобус долго петлял по каким-то переулкам, но ни одного отделения милиции и опорного пункта не попадалось. Волосатый вёл себя спокойно, тупо глядя расширенными зрачками в одну точку. Затем он вдруг вскинулся, затряс головой, вскочил и шатаясь побежал к кабине. Сидевший впереди дружинник схватил его за руку, но тот остервенело выдернул её, крича что-то невразумительное, ударил магнитофоном по стеклу двери и высунул голову в образовавшийся проём. Водитель затормозил и открыл дверь. Парень вывалился наружу, дружинники подхватили его, пытаясь затолкать обратно. Но хлипкий с виду пацан, оттолкнув их, побежал по улице. Дружинники, а следом и сержант, перепрыгнув невысокую оградку, кинулись беглецу наперерез. Денис тронул Седого за плечо.
              - Давай, беги в противоположную сторону, вон в ту арку, а я – за тобой.
              Седой, выпрыгнув из автобуса, рванул через сквер к проёму арки. Греков бросился за ним. Они забежали в крайний подъезд, понялись на последний этаж и сели на ступеньку лестницы.
             - Ну, Андрюха, не думал, что придётся конвоировать и ловить тебя. Ты откуда здесь взялся?
             - Из славного города Харькова приехал на похороны Семёныча, услышал новость от «вражьих голосов» и рванул.
             - Ни фига себе. Так везде же кордоны, Москву закрыли на время Олимпиады.
             - Ловкость рук и никакого мошенничества. Приехал к Шаху, нашему бугру, в Волоколамск, мы с ним одновременно откинулись с «химии», ну, он и организовал мою «командировку». А тебя я, однозначно, не ожидал встретить в столице. Вы же БАМ, вроде, поехали строить?
             - Да длинная история. Короче, я сейчас здесь в МИФИ учусь. Случайно попал на похороны Высоцкого. А за эти годы не раз живым его видел. Давай сделаем так. Мне надо вернуться в автобус и ехать на Ваганьковское, дежурство ещё не закончилось. Я тебе адресок дам моего однокурсника на Кропоткинской, езжай к нему, скажи, что от меня. Вечером обмоем встречу. Есть на чём записать?
              Седой достал пачку сигарет, Денис накарябал адрес.
             - Я пойду, а ты посиди здесь минут пятнадцать, потом иди дворами к метро. Здесь недалеко.
             Вечером после окончания дежурства Греков заехал на Кропоткинскую к однокурснику Владу Беркину, но Седого там не оказалось. Они помянули Высоцкого и, подождав ещё пару часов, Денис отправился к себе в общагу.
 
                                                                      Харьков, апрель 2014 года   
 
            В начале апреля Денис Борисович Греков получил телеграмму-молнию со своей «малой родины», в которой сообщалось о смерти старшего брата Алексея. В тот же день он вылетел в Харьков. В аэропорту его встретил племянник Арсен на «Ауди» и спустя сорок минут они уже были в Люботине. На похоронах собралась почти вся многочисленная родня Грековых. Дениса Борисовича встретили по-разному. Одни с теплотой, другие равнодушно, а некоторые неприязненно. Младший брат отводил глаза в сторону, а племянники посматривали как-то не по-доброму. После поминок один из племяшей, Дмитрий, бесцеремонно отвёл дядю в сторону и спросил:
           - Так шо, дядьку, не надумали вернуться на родину, не надоело жить з москалями?
           - Митя, ты шутишь, куда вернуться? Я в Москве живу больше, чем ты на свете. У меня внуки уже там.
           - Во-первых, я – Дмитро, а не Митя. Во-вторых, москали – наши враги. Надо определяться дядьку, с кем вы.
           - Я уже давно определился, племянник.
           - Ну-ну. Як бы не пожалиты потим.
           После этого разговора настроение Дениса Борисовича и без того скверное, окончательно испортилось. К тому же ещё и сосед покойного брата Багатько, напившись, полез с угрозами, припомнил какие-то давние обиды и пообещал сдать в СБУ. Невестка Мария в чёрном платке, с измождённым лицом и потухшими глазами, тяжело вздохнув и глядя в пол, сказала:
           - Послушай, Денис, от этого Багатьки можно ожидать чего угодно. Люди сошли с ума, как дальше жить, я не знаю…
           - Я понял, Мария. Мне надо уезжать.
           Арсен отвёз его на Южный вокзал, но ближайший поезд до столицы ожидался только утром. Греков спустился в метро и поехал в центр. Бывшая площадь Дзержинского, а теперь майдан Незалежности, бурлила и была разделена как бы пополам. У памятника Ленину располагалась большая толпа с флагами царской России, трёхцветными российскими и красными советскими знамёнами, с противоположной стороны – толпа чуть поменьше с флагами Украины. У здания, когда-то выкрашенного в яркий красно-белый цвет, и почему-то именуемого «белым домом», в котором находился обком КПСС, за металлической оградкой, заваленной покрышками, стояла жиденькая цепочка милиционеров. Многократно усиленные громкоговорителем, над площадью попеременно гремели голоса выступающих активистов и песни разных исполнителей. Особенно мощно и призывно звучал хриплый голос Высоцкого.
 
                                                  Вдоль дороги - лес густой
                                                     С Бабами-Ягами,
                                                     А в конце дороги той -
                                                     Плаха с топорами.
                                                     Где-то кони пляшут в такт,
                                                     Нехотя и плавно.
                                                     Вдоль дороги все не так,
                                                     А в конце - подавно.
                                                     И ни церковь, ни кабак -
                                                     Ничего не свято!
                                                     Нет, ребята, все не так,
                                                     Все не так, ребята!
 
                  Затем кто-то из активистов провозгласил создание «Харьковской народной республики». Из динамиков зазвучало «Вставай, страна огромная!», толпа двинулась к зданию, смела милицейский кордон, зазвенели разбитые стёкла, затрещали вышибаемые брёвнами-таранами двери. Люди с площади повалили в здание. Греков пошёл вместе с остальными. Внутри стоял гвалт, хлопали двери, что-то с грохотом падало, раздавались хлопки и крики, возбуждённые люди носились по коридорам и комнатам. «Господи, мне это зачем?» - подумал Денис Борисович, устало опустившись в кресло, недалеко от входа, - «Хотя какая разница, где сидеть, на вокзале или здесь». Была уже глубокая ночь, хотелось спать, и он временами проваливался в сон. Очнулся Греков от странных криков, топота многих ног, коротких команд. Он с трудом разлепил глаза и тут же свалился на пол от удара по голове. Ему показалось, что мозг, будто, взорвался изнутри. Он попытался подняться, но носок ботинка снова уложил на пол. Спустя некоторое время его подняли и усадили в кресло. Перед ним стояли два крепких парня в камуфляже с шевронами «Ягуар» на рукавах.
              - Документы! – рявкнул один из спецназовцев.
              Греков достал паспорт и передал бойцу. Тот, полистав его, присвистнул:
              - Опаньки, москаль! Народывся тут, а живе у Москви!
              - Турист з России, - ухмыльнулся второй, - це клиент подполковника.
              - Встать! – заорал тот, который проверял паспорт.
              Грекова повели к стоявшему на площади автобусу. Внутри сидел грузный мужик, с буйной седой шевелюрой и усами, тоже в военной форме, но без знаков различия. Он взял паспорт Дениса Борисовича, пожевал губами и впился в него большими, почти чёрными зрачками. 
              - Грек!?
              - Седой!?
              Подполковник приложил палец к губам, вернул паспорт и громко скомандовал:
              - Пошли.
               Вокруг здания ХОГА бурлил людской водоворот. В ответ на действия силовиков протестующие подожгли шины прямо перед входом, в окна летели камни, звучали выстрелы. Огонь с улицы перебросился на помещения первого этажа. Подполковник с Грековым пересекли площадь, сели в припаркованный у гостиницы «Харьков» БМВ и направились к Южному вокзалу. Моросил мелкий дождь, было зябко и неприютно. Проезжая мимо Дворца спорта, подполковник показал рукой в окно.       
                - Вон, посмотри, памятник Высоцкому. Год назад поставили. Он приезжал к нам в 78-м, давал концерт на открытие Дворца. А ты, Грек, оказался прав тогда. Семёныч, действительно, был в ресторане, откуда вся байда и началась. Я недавно нашёл одного мужика, который мне рассказал, что ехал Высоцкий с корешем в Гуляй Поле, на родину батька Махно. Фильм хотели про него снимать.
                Пятиметровый бронзовый бард стоял на постаменте, изображающем лист с его стихами. Комплекс «Вертикаль» обрамлялся стоявшим чуть поодаль скалодромом.
               - Седой, - Денис Борисович потряс головой, в которой временами сильно шумело, - куда всё катится? Мы потеряли страну, которую раздербанили чужие и свои подонки. До до сих пор кровенит на разрывах, в том числе и здесь, на нашей с тобой малой родине. Ты что, служишь в «Ягуаре»?
                  - Да нет. Я по шпионской части, - усмехнулся Седой, - Ты же, Грек, шпион? Как ты оказался в «белом доме»?
                  - Мне вообще по жизни везёт на «белые дома». Самый первый был здесь. Помнишь, когда мы удирали из кабака и бежали мимо этого «партийного святилища»? Потом, вместе с тобой в Красноярском крае три месяца жили в «белом доме» спецкомендатуры. В Москве я работал в том самом, знаменитом Белом доме, по которому из танков шарашили. Даже в американском пришлось в конце 90-х побывать. И вот – опять свой, харьковский, в котором меня «Ягуар» принял, как российского шпиона. А вообще, - Греков вздохнул, - приезжал я хоронить брата. В последние двадцать лет только на похороны сюда и приезжаю. Сначала в 94-м отец ушёл, через 2 года – мать.
                   - Ну-ну. Повезло тебе, шо ко мне попал, а то бы куковал на Холодной Горе в тюряге. Может быть попал бы в камеру, где наша газовая принцесса Юля недавно сидела. Ладно, Грек, шучу. Жизнь прошла, а куда всё катится – не знаю. Авось, куда-нибудь да вырулит. Я свой ресурс выработал, больше нет ни сил, ни желания. На пенсию пойду. Буду в деревне куриц и кроликов разводить, пользы больше, чем ловить шпионов. Вообще, хрен поймёшь сейчас, кто враг, кто друг.
                   - Не понимаю я Андрей, что с людьми произошло. Мне мой племянник угрожал за то, что москалём стал, а сосед Лёшкин вообще собирался настучать в СБУ.
                   - Чтобы это всё понять, надо, Денис, тут жить. А люди везде одинаковые. Всякой твари по паре: герои, мужики со стержнем, трусы, подонки, шакалы.  
                  - Андрюха, а куда ты делся тогда, после похорон Высоцкого, - вдруг спросил Греков.
                  - А-а, так приняли меня менты у метро. Отвезли на вокзал и отправили обратно в Харьков. Тогда мобильников не было, чтобы сообщить, сам понимаешь.
                   Два пожилых человека, неожиданно оказавшиеся вопреки их воле по разные стороны баррикад, стояли на перроне у вагона, в дверях которого, замерла молоденькая проводница с симпатичным личиком и флажками в руках. Она с опаской посматривала в сторону сурового дядьки в камуфляже с кудрявой седой головой, похожего на актёра Михая Волонтира из фильма «Цыган».
                   - Внучка, - сказал он, - доставь нашего земляка и моего друга в Москву в целости и сохранности.
                   - Добре, диду, - улыбнулась девчушка.
                   Греков смотрел в окно на отплывавшую назад вместе с перроном мощную фигуру Андрея Николаевича Седых, по кличке Седой, с которым когда-то свела его капризная судьба-злодейка, который только что назвал его своим другом, и размышлял о жизненных перипетиях и хитросплетениях. Он думал о том, что все люди, одинаковые в своей разности и разные в своей одинаковости, неумолимо равны перед природой, которой абсолютно наплевать, кто ты, как жил, чего стоишь. Схватку со временем выиграть невозможно. Как невозможно её выиграть с непреодолимой силой жестокости, насилия, вероломства, беззакония и несправедливости. Поезд набирал ход, и колёса, словно в подтверждение мыслей Грекова, отстукивали: «нет, ребята, всё не так, все не так, ребята». Но в то же время, жизнь пока ещё продолжается, в шестьдесят что-то заканчивается, а что-то начинается. Человек становится более свободным в выборе и этой свободой каждый может распорядиться по-своему. Ещё он вдруг остро осознал, что дружба - важнейшая составляющая часть человеческой жизни. Иногда даже важнее, чем любовь. Если она есть – ты надёжнее защищён, более силён и в результате – становишься счастливее. В дверь постучали, вошла юная проводница, милая, излучающая заботу и домашнее тепло.
                  - Чаю хотите? У меня очень вкусный чай, пассажирам нравится. Я добавляю в него мяту и душицу.
                  - Хочу, очень хочу. Погорячее, пожалуйста, - Греков, неожиданно для себя, широко улыбнулся.
                  Поезд мчал Дениса Борисовича на восток. Туда, где его ждут, ценят и любят. Домой. Колёса отстукивали привычную дробь, и в этом перестуке угадывалось обнадёживающее: «Так, ребята, только так. Только так, ребята!»
 
 
 
Пора надежд, бездумной страсти
Внутренний бабуин
Рейтинг: +13 419 просмотров
Комментарии (12)
Александр Джад # 15 февраля 2021 в 17:06 +5
Хорошо написано, зримо. Много насилия, но от этого не спрятаться и не сбежать.
Каких только сюрпризов не подкидывает нам жизнь. Хорошо, когда встречи происходят так вовремя. У всех и всегда бы так...
Удачи автору.
Людмила(Lakshmi) # 15 февраля 2021 в 17:32 +6
Захватывающая история, хоть и длинная.Хорошо, когда всё хорошо заканчивается.
Светлана Казаринова # 15 февраля 2021 в 19:17 +5
Читается легко, несмотря на насилие. Рассказ интересный захватывающий. Ставлю плюс. Удачи автору!
Сергей Шевцов # 16 февраля 2021 в 11:48 +5
Всё верно написано. Говорят ведь: жизнь прожить - не поле перейти. А если по этому полю майдановским плугом пройтись, то многие жизни сломаются, или совсем сгинут. Мне донецкому это хорошо известно.
Владимир Перваков # 16 февраля 2021 в 13:18 +4
Целая повесть!
Жизнь непредсказуема своими поворотами.
И всё же надо оставаться человеком в любой ситуации.
Героям это удаётся.
Автору удачи!
Галина Дашевская # 16 февраля 2021 в 18:24 +6
Ставлю плюс. Автору удачи! Высоцкого знала лично. Рассказ показался длинным, но осилила. За майдан пора забывать.
Сергей Шевцов # 1 марта 2021 в 19:04 +1
Забыть про майдан? Попробуйте приехать в Донецк и сказать это. Не советую! У каждого дончанина в сердце выжжено: не забудем, не простим!
Ирина Бережная # 17 февраля 2021 в 17:23 +5
Вот и новая история с приключениями. Ставлю плюс. Автору удачи!
Александр Жарихин # 21 февраля 2021 в 20:11 +4
Мы хорошо помним 2014 год. Он минул. Надеюсь, что больше такого не повторится. От меня плюс. Удачи!
Людмила Комашко-Батурина # 21 февраля 2021 в 22:49 +3
Трогательная и щемящая душу история. Реалии нашей жизни... К сожалению, пока не видно конца... Когда же люди наконец поймут, что надо жить в мире. Всем хватит места под солнцем. Автору удачи!
Ирина Бережная # 22 февраля 2021 в 16:41 +2
Людмила, вы правы.
Василий Мищенко # 2 марта 2021 в 02:20 0
Искренне благодарю всех, кто прочёл рассказ и откликнулся добрыми словами и оценкой. Всем дальнейших творческих и иных успехов!
spasibo-10