Близнецы

8 февраля 2020 - Василий Мищенко

29 марта 2010 года, Москва, станция метро «Фрунзенская,  8 часов 20 минут.

                      В это утро всё было, как обычно. Всё так, как заведено и доведено до автоматизма на его шестом десятке лет. Подъём, превозмогая боль, в семь, лёгкая гимнастика, душ, завтрак без аппетита. Знакомая до мелочей дорога от дома к метро. Движущиеся бесконечным потоком автомобили, которых, по всей вероятности, в столице уже больше, чем людей. «зебра» перехода. Снующие по своим делам озабоченные пешеходы. В парке Мандельштама, бывшей усадьбе князей Трубецких, наоборот, медленно дефилирующие сонные мамы и бабушки с колясками. Аккуратно подстриженные деревья и кусты. Горбатый мостик, перекинувшийся через пруд. Летом здесь плавают утки, сейчас же, в конце марта, воды нет. На дне серыми островками лежит нерастаявший снег. Под ногами с хрустом лопается тонкий ледок, образовавшийся за ночь из небольших луж. Раннее утро – это потрясающе прекрасное и продуктивное, хотя и недооценённое многими людьми время. Павел Алексеевич Снежин, заметно уставший от жизни, но не очерствевший от ответственной работы чиновник средней руки, на службу добирался чаще всего обшественным транспортом. Автомобиль к центру в часы пик быстро не проскочит, а опаздывать Павел Алексеевич не привык. Подземкой же добираться удобнее всего, двадцать минут – и ты в своём кабинете на рабочем месте. Тем более, что сегодня опаздывать никак нельзя: в десять важное совещание.
                   У входа в метро «Фрунзенская» его взгляд неожиданно упёрся в бледного подростка, стоявшего на возвышении у колонны, ближе к «Макдоналдсу». Одет он был странно, но узнаваемо: коричневый спортивный костюм из толстой байки с начёсом дополнялся валенками, заячьей шапкой, серым вязаным шарфом и варежками. На плече у пацана лежали довольно старые деревянные лыжи с диковинными креплениями и бамбуковыми палками. Чиновник, будто споткнувшись, застыл на месте. Это был он, его брат Сашка. Глаза слезились, и силуэт подростка расплывался, превращаясь в коричневое пятно. Павел Алексеевич достал салфетку, промокнул глаза. Мимо шли люди, недовольно озираясь на стоявшего посреди потока элегантно одетого мужчину с салфеткой в руке. Между тем, брат исчез, но спустя пару минут Павел Алексеевич увидел его входящим в дверь метрополитена. Снежин постоял некоторое время у киоска с прессой, зачем-то купил «Комсомолку», нерешительно вошёл в вестибюль метро и спустился по эскалатору к поезду.

                   15 февраля 1974 года, Харьковская область

                    Сашка и Пашка Снежины были братьями-близнецами, с разницей при рождении в пару часов. Как и полагается, внешне, по характерам, привычкам и привязанностям абсолютно неразличимыми. Они жили в своём собственном мире и являлись словно бы единым целым. У них даже выработался какой-то особенный язык, на котором братья общались. Остро и бурно близнецы реагировали на вынужденную разлуку, к примеру, во время болезни. Поэтому обычно и болели одновременно. Однако, постепенно, с возрастом, стала проявляться их несхожесть. «Старший» брат Сашка рос более активным, ловким, этаким живчиком и непоседой. Лет с десяти увлёкся физикой и математикой. «Младший» Пашка отличался несколько замкнутым, но спокойным и миролюбивым характером, интересовался историей, много читал, сочинял разные байки. Учителя, как водится, их путали, и они этим пользовались. Один отвечал вместо другого по литературе и истории, второй - по физике с математикой. В общем, применяли такое обоюдовыгодное разделение труда. Пашка нравился школьным красавицам. Даже девчонки из старших классов смотрели на него по-особенному, когда он виртуозно играл на гитаре и пел со сцены в составе школьного оркестра. Сашку девочки своим вниманием тоже не обделяли. Но он брал другим: быстрее всех бегал стометровку, классно играл в хоккей, делал сальто через «коня», дальше всех прыгал на лыжах с трамплина. Трамплином служил глубокий овраг на склоне крутой горы Казачьей за селом. Не каждый мог рискнуть прыгнуть на бешеной скорости с трёхметрового обрыва вниз, приземлиться и устоять на лыжах. Глядя как брат взлетает птицей над оврагом с развевающимся шарфом и раскинутыми, будто крыльями, руками, Пашка испытывал одновременно его ликование и свой страх. Казалось, никакая сила не смогла бы его заставить сделать то же самое. Но он не мог поступить иначе, ему было проще умереть, чем показаться трусом в глазах «старшего» брата. Он упрямо карабкался на вершину горы. Оттолкнувшись, с замиранием сердца нёсся вниз и, сорвавшись с края обрыва, парил в воздухе всего несколько секунд, зато каких!!! А у подножия горы его ожидал брат и не было на свете человека счастливее, когда он, подняв большой палец вверх и широко улыбаясь, шлёпал ладонью в вязаной варежке по спине. Братья уже два года были восторженно и безоглядно влюблены в одноклассницу Олесю Чарышеву. Однако, кому отдать предпочтение, она, кажется, так и не определилась,
                    Беда пришла, как всегда, нежданно. В один из морозных февральских дней Сашка, неудачно прыгнув с обрыва, потерял равновесие и упал на лыжную палку. Бамбук сломался, обломок воткнулся остриём в грудь. Пашка, карабкавшийся на вершину горы, неожиданно почувствовал острую боль под лопаткой. Он оглянулся и увидел брата, корчившегося на лыжне у подножия горы. Из спины у него торчал кусок лыжной палки, снег вокруг был красный. Спасти Сашку не удалось, он умер по дороге в райцентр, трясясь в кузове грузовика, на руках у обезумевшего от чудовищного несчастья и отчаяния «младшего» брата. Хоронили Снежина всем селом. Пришли на кладбище в полном составе все классы, с первого по десятый, учителя во главе с директором школы. Олеся стояла у края могилы и, глядя как четверо мужиков опускают гроб в яму, беззвучно плакала. Пашки на кладбище не было. Он в каком-то смысле тоже умер. Лежал в доме молча, не двигаясь, бессмысленно глядя в потолок. Сельский доктор Иван Пафнутьевич осмотрел подростка, заглянул ему под веки, проверил пульс, отвёл постаревшую лет на десять мать в коридор и вынес вердикт:
                   - Это у него, Машенька, на нервной почве. Понимаю, тебе и Алексею сейчас тоже не сладко. Врагу не пожелаешь хоронить своего ребёнка. Но у близнецов от таких переживаний намного острее и больнее всё происходит. Так что, наберитесь терпения, ему, прежде всего, покой нужен. Тут мои лекарства не помогут.

                    25 марта 1974 года, Харьковская область

                    Более месяца пролежал Пашка, ни на что не реагируя. На сороковой день, после поминок, около трёх часов ночи он неожиданно очнулся. Комната была залита мертвенно-бледным светом, но по углам, вверху, под столом, за шкафом таилась густая темнота. В окне маячил непомерно большой диск луны. В тишине громко тикал, стоявший на столе будильник. Пашка повернул голову и увидел, что у противоположной стены верхом на стуле, едва различимый,, сидит «старший» Снежин. С трудом привстав, Пашка протянул руку к брату и тихо спросил на своём, понятном только им, языке:
- Сашка, это... ты?
- А то кто кто же, ты что меня не узнал?
- Узнал...
- А ты, Павка, чего лежишь-то пластом?
- Так, это, тебя ведь нет, ты же умер…, - всхлипнул "младший".
- Ну да, умер, - легко согласился Сашка, - И что? Ты-то живой. Тебе предстоит за нас двоих отдуваться. А я буду помогать. Такая, брат, теперь моя ЗАДАЧА, быть твоим ангелом-хранителем, ну, то есть заступником. Мне её сегодня САМ обозначил.
                    Пашка, не вникая в слова брата, нёсшего какую-то ахинею про «задачу» и того, кто её «обозначил», встал с кровати, сделал несколько шагов и попытался его обнять.
                    - Сашко, мне плохо, я хочу к тебе…
                    - Ты что, оглох? – Сашка вскочил со стула и погрозил пальцем. - Запомни Павка, каждому своё, я – ТАМ, ты – здесь. Но нас разлучить ничто и никто не сможет, мы будем вместе ВСЕГДА. Только ты об этом никому, даже мамке, ферштейн?
                    Он приложил палец к губам и, неслышно ступая, вышел из комнаты. Пашка, пошатываясь от слабости, побрёл следом. Обнаружила его днём, лежащим у могилы брата, Олеся Чарышева. Она каждый день приходила на кладбище после школы.

                    25 июня 1976 года, Харьковская область

                    В следующий раз «старший» Снежин объявился спустя два года и два месяца. Как и в прошлый раз, он сел на стул и глядя в упор на брата, поинтересовался:
                    - Ну, как вы тут без меня?
                    - Хорошо, то есть, плохо, конечно, - поправился Пашка, - Мамка с отцом работают, я вот десятый класс закончил…
                    - Да знаю я, - перебил Сашка, - дальше-то что?
                    - Ну, хочу в историко-архивный поступать, или в институт культуры…
                    - Нет, братишка, это нам не подходит. Пойдёшь в МГУ. На «мехмат» или физический факультет. И даже не думай возникать, - Сашка поднял ладонь, заметив округлившиеся от ужаса глаза брата, - Прорвёмся, не дрейфь. А байки свои и стишки будешь сочинять в свободное от учёбы время. Усёк?
                    - Усёк, хотя…
                    - А это что за котомка,– кивнул Сашка на стоявший в углу рюкзак, - куда собрался?
                    - Так мы же в Крым завтра летим. Родители в отпуске два года не были. Будем там, у моря жить «дикарями». Помнишь, после восьмого класса мы хотели…, - Пашка, не договорив, осёкся.
                    Брат покивал, опустил голову и, глядя исподлобья, тихо, но твёрдо сказал, выделяя каждое слово:
                    - Вы. Завтра. Никуда. Не полетите.
                    - Не понял, как это не полетим?
                    Сашка резко встал, вытянул руку, ладонью как-бы отталкивая от себя брата и спустя мгновение исчез. Утром Пашка проснулся в бреду, пылая от запредельно высокой температуры. Вылет в Крым пришлось отменить. В тот же день вечером сосед Снежиных, работавший в Харьковском аэропорту механиком, сообщил о крушении самолёта, на котором они должны были лететь.

                    15 сентября 1999 года, Московская область, Минское шоссе

                    Судьба Паши Снежина сложилась более чем удачно, грех жаловаться. Будучи общепризнанным гуманитарием, он совершенно неожиданно, к удивлению не только одноклассников, учителей, но и родителей отправился в столицу, а там поступил в МГУ на механико-математический факультет, который блестяще закончил с красным дипломом. Продолжал он также сочинять «байки», причём успешно: пару рассказов и подборку стихов опубликовали журналы «Юность» и «Новый мир». После университета несколько лет работал в НИИА им. Н.Л.Духова, участвовал в создании специальных комплексов технических средств засекреченной связи. Женился Снежин по большой любви на Олесе Чарышевой, спустя год родилась Катюшка. В это же время страну понесло по ухабам и колдобинам в разнос, но Пашу это каким-то образом не особенно коснулось. Его профессионализм и личные качества оказались востребованными и при переходе обратно к капитализму. В середине 90-х он уже работал в одной из столичных управ. На протяжении всего времени «контакты» с братом не прекращались. Сашка возникал всегда в нужное время, подкидывал разные идеи, помогал принимать единственно верные решения. Иногда Паша находил подсказки между газетных строчек, в словах телеведущих, даже на рекламных щитах. Но чаще всего он являлся среди ночи, и они несколько минут общались на своём языке, несмотря на спящую рядом Олесю. Одобрил брат и пробы пера. «Мне нравится, как ты пишешь, чувствуется искренность, натуральность и душевность, ну, и зачатки таланта присутствуют. Но запомни, главное, по-настоящему хорошо можно написать только то, что прошло через тебя насквозь вот здесь», - говорил он и стучал согнутым пальцем немало озадаченного Пашку по лбу и груди. Зарабатывал Снежин прилично, да и жена Олеся не сидела дома, занялась коммерцией. Купили квартиру, построили дачу. Жили хорошо, уверенно, спокойно. Опять же посодействовал брат. В августе 98-го, накануне дефолта, ночью Павел Алексеевич отчётливо услышал его голос: «Завтра срочно меняй «деревянные» на валюту».
                     Однажды, в начале осени, забрав Катюшку из школы, поехали поздно вечером в деревню, чтобы провести выходные на природе. Трасса была почти свободна, слегка клонило в сон, часы показывали начало двенадцатого. Паша включил магнитолу, вставил в кассетоприёмник плёнку с записями Высоцкого. Хриплый голос барда резанул слух:

                     Наши мертвые нас не оставят в беде,
                    Наши павшие - как часовые.
                      Отражается небо в лесу, как в воде,
                      И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,
                      Нам и время текло для обоих.
                      Все теперь одному. Только кажется мне,
                      Это я не вернулся из боя…

                     - Пап, не хочу я твоего Семёныча, сплошная безнадёга - дочь тронул Снежина за плечо, - поставь «Чижа».
                     Павел Алексеевич, вздохнув, поставил кассету «Чиж & Co». Салон завибрировал от залихватски-шальной мелодии:

                     Вот пуля просвистела, в грудь попала мне,
                     Спасся я в степи на лихом коне,
                     Но шашкою меня комиссар достал,
                     Покачнулся я и с коня упал…

- Ну что, это веселее?
- Музыка клёвая. Чиж - это прикольно, - дочь вибрировала в такт мелодии на заднем сидении.
                     Неожиданно в свете фар прямо перед машиной возникла невысокая фигура подростка в спортивном костюме и туго замотанном на шее шарфом. Снежин, закрыв глаза, бросил ногу на педаль тормоза. Взвизгнув и заскрежетав шинами об асфальт, машина резко остановилась. В это же время, будоража ночную тишину душераздирающим сигналом клаксона, мимо них, едва не задев, пронёсся джип.
                     - Что это было, Павлик? – Олеся растерянно смотрела на мужа.
                     - Пацан. На дорогу вышел…- неуверенно ответил Павлик.
                     - Какой пацан, Снежин, у тебя что, с головой плохо? Я ничего не видела, - жена открыла дверь и вышла из машины. Катюха сидела сзади, потирая ушибленный лоб. Паша тоже вышел и осмотрелся. На дороге и обочине никого не было. По обеим сторонам трассы тёмной стеной громоздились деревья. В воздухе ошеломляюще пахло осенней прелью. Сверху на чёрном фоне неба вокруг необычно большого красноватого диска Луны загадочно мигали яркие звёзды.
                    Дальше ехали медленно, напряженно вглядываясь в освещаемую фарами дорогу. Минут через десять за поворотом открылась жуткая картина. Поперёк трассы, перегородив её, лежал кузов большегруза. Кабина, стояла отдельно на обочине, уткнувшись капотом в глубокий кювет. Посреди дороги горела груда железа. Это было всё, что осталось от того самого джипа, водитель которого совсем недавно, обогнав их, пронёсся мимо, навстречу своей гибели. Несколько человек, держа перед собой огнетушители, пытались сбить жаркое пламя.

                    29 марта 2010 года, Москва, станция метро «Парк культуры», 8 часов 39 минут

                    На посадочных платформах и в центре зала станции «Фрунзенская» толпилось множество людей. Поезда в обе стороны почему-то не шли. Павел Алексеевич прислонился к колонне, в груди нестерпимо болело, хотелось только одного: быстрее добраться до своего кабинета, сесть за стол и опереться на спинку стула. Снежину не давал покоя сегодняшний сон. Он помнил его до мельчайших подробностей. Явившийся во сне брат долго рассматривал Павла Алексеевича, сидя в кресле, и молчал. Затем встал, прошёлся по комнате и сказал, покачивая головой:
                     - Да-а, братишка, не нравишься ты мне. Что, болит? – он провёл рукой по его груди.
                     - Болит, Саша, уже никаких сил нет терпеть… Я устал бороться. Да и зачем? После смерти Олеси всё стало бессмысленно и безразлично.
                     - Ты хочешь сказать, что вся твоя жизнь, всё твоё и всё НАШЕ прошлое было бессмысленным?
                    - Прошлое может согреть, если от будущего чего-то ждёшь и оно желанно. Но для чего себя обманывать? У меня впереди уже ничего не будет. Совсем. От времени всё приходит в негодность: дома, машины, самолёты, люди. У всех, кто летает, и кто ползает - конец один.
                     - Нет, Павка, - брат усмехнулся, - ты неправ, потому что рассуждаешь по-своему, по-земному. Вам здесь отпущено всего несколько десятков лет жизни, которые, по сути, являются всего лишь разминкой, репетицией, подготовкой для существования в вечности. Да ты и сам ЭТО СКОРО ПОЙМЁШЬ. А пока, суть да дело, не хочешь ли ты, брательник, с нашего трамплина попрыгать?
                       - С трамплина? Да кто же меня туда впустит, я - в «чёрном списке» и не въездной на нашу с тобой малую родину, ты разве не знаешь? – брякнул вдруг Павел Алексеевич, сам удивляясь тому, что сказал.
                       - Ну-ну, - Сашка с интересом рассматривал брата, - этого я от тебя никак не ожидал. Не торопись. Во-первых, нет там ПОКА ещё никаких списков. Во-вторых, если когда и будут, то вспомни царя Соломона: «всё проходит, пройдёт и это». В третьих, и это самое главное, для нас с тобой вообще никаких границ не существует. Короче, давай, готовься. Завтра и рванём на наш трамплин.
                        Двери подошедшего поезда раздвинулись, люди, толкаясь, стали втискиваться в вагоны. Толпа прижала Снежина к металлическому поручню. В левый бок упёрся локоть молодой женщины. На голове у неё был чёрный хиджаб, глаза широко открыты. Снежину показалось, будто женщина что-то нашёптывает. До «Парка культуры» ехали долго, несколько раз поезд останавливался в тоннеле. На этой станции вышли многие, в вагоне стало свободнее, но поезд не трогался, двери оставались открытыми. Голос из динамиков показался как-то слишком уж громким: «По техническим причинам поезд дальше не пойдёт. Просьба освободить вагоны». Женщина в хиджабе сделала резкое движение рукой и сразу превратилась в ослепительно-яркое огненное облако, которое поглотило стоявшего рядом Павла Алексеевича, а также других, медленно двигавшихся к выходу из вагона людей.
                     Нестерпимая боль прожгла Снежина насквозь, но она была короткой, всего одно мгновение. Вместе с болью исчезло и всё остальное: звуки, изображения, запахи, время. Но при этом, Павел Алексеевич знал, что он ЕСТЬ. Более того, такой лёгкости, свободы, такого абсолютного покоя он никогда раньше не испытывал. Внутри него всё вибрировало, и то, что мгновение назад было чиновником Снежиным, взмыло вверх. Оттуда ему вдруг открылась ужасающая картина. Бегущие в панике к эскалаторам окровавленные люди. Неподвижно лежавшие на полу вестибюля среди осколков, рваной одежды, кусков железа тела и отдельные их части. Чёрный от копоти вагон с вышибленными взрывом дверьми и окнами. Увидел Павел Алексеевич и валявшуюся под колонной голову в хиджабе с пустыми глазницами и безобразно раскрытым ртом, а также себя, превратившегося в кровавый студень и лежавшего у самого края платформы. Он закрыл глаза, чтобы не видеть эту жуть, и тут же почувствовал, не услышал, а именно почувствовал, будто его кто-то позвал. Вверху в ярко освещённом проёме стоял его брат Сашка, одетый не в привычный спортивный байковый костюм, а во что-то белое. Он махал ему рукой, приглашая следовать за собой. Павел Алексеевич обрадовался и сразу успокоился. Воспарив над зданием метро «Парк культуры», он посмотрел вниз и увидел человеческий муравейник, машины скорой помощи, приземляющиеся прямо на Садовое кольцо вертолёты. Без всякого сожаления Снежин уносился следом за братом от этого кошмара. Вскоре пролетели над Храмом Христа Спасителя, башнями Кремля, Собором Василия Блаженного. На Лубянке у входа в метро также наблюдалось скопление людей, пассажиров, спасателей, медиков. Выли сирены и кружились вертолёты. «Армагеддон какой-то», - подумал Павел Алексеевич, поспешая за братом.
                      - Ну, вот, Павка, сейчас мы попрыгаем с трамплина, как я тебе и обещал, - сказал Сашка спустя некоторое время, приземлившись на склоне горы, - Узнаёшь место?
                      - Так это же Казачья гора. Значит, мы в нашей деревне?
                      - Конечно. Давай, поднимемся выше, оттуда село и окрестности хорошо смотрятся.
                      Они взмыли вверх, и Павел Алексеевич разглядел место, откуда уехал более тридцати лет назад, которое часто являлось ему в снах. Дома, утонувшие в кипени цветущих вишнёвых и яблоневых садов, извилистую полоску реки, школу, церковь, кладбище с ветхими могилами. Странно было видеть цветущие вишни, роскошные кирпичные особняки рядом с домиками под соломенными крышами, пасущиеся на лугу стада коров, коз, бахчу с полосатыми арбузами из детства и одновременно снежную гору, на вершине которой они стояли.
                       - Саша…, - замялся Павел Алексеевич, - так я что, умер?
                       - Павка, давай-ка уже исключай из своего лексикона эти дурацкие слова: «жил», «умер». Всё, что было у тебя до сих пор, не имеет теперь никакого значения. Я здесь, - Сашка топнул ногой, - был немного, ты – чуть дольше. И это всего лишь незначительный эпизод на пути в ВЕЧНОСТЬ. Конечно, важно, КАК и ЧТО ты тут делал. От этого зависит дальнейший твой статус. Ладно, ладно, не тушуйся. Тебе, в целом, бояться нечего, я-то знаю. Жил достойно, трудился за нас двоих не потому, что так было нужно, а потому, что тебе действительно так хотелось. Добро творил от души, а пакости, которые иногда вынужденно приходилось делать, делал неуклюже, неумело. Уже только по одному этому признаку можно легко вычислить порядочного человека. Ну что, готов прыгать?
                      - Готов, - Павел Алексеевич закрепил на ногах лыжи, точно такие же, как были у него в детстве, и стремительно заскользил вслед за братом. Спустя мгновение он увидел, что Сашка, оттолкнувшись от края обрыва, полетел не вниз, а плавно взмыл вверх. Павел Алексеевич легко сделал то же самое, ощущая необычайную лёгкость и восторженное притяжение неба.
                      Сколько они так летели, Снежин не знал: восприятие времени полностью отсутствовало. Не знал он ни цели, ни направления полёта. Было очень холодно, двигаться становилось всё труднее, и брат приобнял его за плечи. Вскоре они остановились. Сашка снял с себя белую хламиду, набросил её на Павла Алексеевича, затем ещё десятка три, одну за другой.
                   - Зачем это, Саша? – спросил он.
                   - Так надо, Павка. Я здесь тебя оставлю. Дальше полетишь вон с ними. Заступники доставят тебя, куда следует и подскажут, что нужно делать.
                   Рядом вдруг оказались двое подростков тоже в белом, как две капли воды, похожих на Сашку.
                   - А ты куда? - испугался Павел Алексеевич.
                   - Не дрейфь, братан. Я возвращаюсь к твоей Катюшке. У тебя же скоро внучки родятся. Алька с Валькой. За ними всеми тоже присмотр нужен. А ты давай готовься к встрече с САМИМ. А потом уже с родителями и с НАШЕЙ Олесей.
                     Заступники подхватили Павла Алексеевича под руки и взмыли вверх, а Сашка, плавно паря, повернул назад.
                     Катя, дочь Снежина, стараясь не задеть большим животом мебель, хлопотала на кухне. Сегодня она особенно явственно ощущала внутри себя толчки и шевеление: малышки Алька и Валька вели себя как-то очень уж беспокойно. По телевизору, прервав передачу, шли экстренные сообщения о терактах на станциях метро «Лубянка» и «Парк культуры». Сердце заныло, и женщина, охнув, опустилась на стул у окна. Схватив мобильник, набрала номер отца. Совсем рядом, мощно вращая винтом, опускался вертолёт. Гудки шли и шли, в окно яростно светило солнце, ярко и сочно, как неизменная вечная крыша, голубело мартовское небо. Кате казалось, что кто-то рядом, близкий и добрый присматривался к ней и уже брал в расчёт. Далеко, далеко, еле различимый в вышине, постепенно растворяясь и исчезая, тянулся белый шлейф, похожий на лыжню.

Регистрационный номер №0467119

от 8 февраля 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0467119 выдан для произведения:                   29 марта 2010 года, Москва, станция метро «Фрунзенская,  8 часов 20 минут.

                      В это утро всё было, как обычно. Всё так, как заведено и доведено до автоматизма в его последний предпенсионный десяток лет. Подъём, превозмогая боль, в семь, лёгкая гимнастика, душ, завтрак без аппетита. Знакомая до мелочей дорога от дома к метро. Движущиеся бесконечным потоком автомобили, которых, по всей вероятности, в столице уже больше, чем людей. «Зебра» перехода. Снующие по своим делам озабоченные пешеходы. В парке Мандельштама, бывшей усадьбе князей Трубецких, наоборот, медленно дефилирующие сонные мамы и бабушки с колясками. Аккуратно подстриженные деревья и кусты. Горбатый мостик, перекинувшийся через пруд. Летом здесь плавают утки, сейчас же, в конце марта, воды нет. На дне серыми островками лежит нерастаявший снег. Под ногами с хрустом лопается тонкий ледок, образовавшийся за ночь из небольших луж. Раннее утро – это потрясающе прекрасное и продуктивное, хотя и недооценённое многими людьми время. Павел Алексеевич Снежин, заметно уставший от жизни, но не очерствевший от ответственной работы чиновник средней руки, на службу добирался чаще всего своим ходом. Автомобиль к центру в утренние часы быстро не проскочит, а опаздывать Павел Алексеевич не привык. Подземкой же добираться удобнее всего, двадцать минут – и ты в своём кабинете на рабочем месте. Тем более, что сегодня опаздывать никак нельзя: в десять важное совещание.
                   У входа в метро «Фрунзенская» его взгляд неожиданно упёрся в бледного подростка, стоявшего на возвышении у колонны, ближе к «Макдоналдсу». Одет он был странно, но узнаваемо: коричневый спортивный костюм из толстой байки с начёсом дополнялся валенками, заячьей шапкой, серым вязаным шарфом и варежками. На плече у пацана лежали довольно старые деревянные лыжи с диковинными креплениями и бамбуковыми палками. Чиновник, будто споткнувшись, застыл на месте. Это был он, его брат Сашка. Глаза слезились, и силуэт подростка расплывался, превращаясь в коричневое пятно. Павел Алексеевич достал салфетку, промокнул глаза. Мимо шли люди, недовольно озираясь на стоявшего посреди потока элегантно одетого мужчину с салфеткой в руке. Между тем, брат исчез, но спустя пару минут Павел Алексеевич увидел его входящим в дверь метрополитена. Снежин постоял некоторое время у киоска с прессой, зачем-то купил «Комсомолку», нерешительно вошёл в вестибюль метро и спустился по эскалатору к поезду.

                   15 февраля 1974 года, Харьковская область

                    Сашка и Пашка Снежины были братьями-близнецами, с разницей при рождении в пару часов. Как и полагается, внешне, по характерам, привычкам и привязанностям абсолютно неразличимыми. Они жили в своём собственном мире и являлись словно бы единым целым. У них даже выработался какой-то особенный язык, на котором братья общались. Остро и бурно близнецы реагировали на вынужденную разлуку, к примеру, во время болезни. Поэтому обычно и болели одновременно. Однако, постепенно, с возрастом, стала проявляться их несхожесть. «Старший» брат Сашка рос более активным, ловким, этаким живчиком и непоседой. Лет с десяти увлёкся физикой и математикой. «Младший» Пашка отличался несколько замкнутым, но спокойным и миролюбивым характером, интересовался историей, много читал, сочинял разные байки. Учителя, как водится, их путали, и они этим пользовались. Один отвечал вместо другого по литературе и истории, второй - по физике с математикой. В общем, применяли такое обоюдовыгодное разделение труда. Пашка нравился школьным красавицам. Даже девчонки из старших классов смотрели на него по-особенному, когда он виртуозно играл на гитаре и пел со сцены в составе школьного оркестра. Сашку девочки своим вниманием тоже не обделяли. Но он брал другим: быстрее всех бегал стометровку, классно играл в хоккей, делал сальто через «коня», дальше всех прыгал на лыжах с трамплина. Трамплином служил глубокий овраг на склоне крутой горы за селом. Не каждый мог рискнуть прыгнуть на бешеной скорости с трёхметрового обрыва вниз, приземлиться на лыжи и устоять на ногах. Глядя на брата, взлетающего птицей над оврагом, с развевающимся шарфом и раскинутыми, будто крыльями, руками, Пашка испытывал одновременно его ликование и свой страх. Казалось, никакая сила не смогла бы его заставить сделать то же самое. Но он не мог поступить иначе, ему было проще умереть, чем показаться трусом в глазах «старшего» брата. И он упрямо карабкался на вершину горы. Оттолкнувшись, с замиранием сердца нёсся вниз и, сорвавшись с края обрыва, парил в воздухе всего несколько секунд, зато каких!!! А у подножия горы его ожидал брат, и не было на свете человека счастливее, когда он, подняв большой палец вверх и широко улыбаясь, шлёпал ладонью в вязаной варежке по спине.
                    Беда пришла, как всегда, нежданно. В один из морозных февральских дней Сашка, неудачно прыгнув с обрыва, потерял равновесие и упал на лыжную палку. Бамбук сломался, обломок воткнулся остриём в грудь. Пашка, карабкавшийся на вершину горы, неожиданно почувствовал острую боль под лопаткой. Он оглянулся и увидел брата, корчившегося на лыжне у подножия горы. Из спины у него торчал кусок лыжной палки, снег вокруг был красный. Спасти Сашку не удалось, он умер по дороге в райцентр, трясясь в кузове грузовика, на руках у обезумевшего от чудовищного несчастья и отчаяния «младшего» брата. Хоронили Снежина всем селом. Пришли на кладбище в полном составе все классы, с первого по десятый, учителя во главе с директором школы. Пашки на кладбище не было. Он в каком-то смысле тоже умер. Лежал в доме молча, не двигаясь, бессмысленно глядя в потолок. Сельский доктор Иван Пафнутьевич осмотрел подростка, заглянул ему под веки, проверил пульс, отвёл постаревшую лет на десять мать в коридор и вынес вердикт:
                   - Это у него, Машенька, на нервной почве. Понимаю, тебе и Алексею сейчас тоже не сладко. Врагу не пожелаешь хоронить своего ребёнка. Но у близнецов от таких переживаний намного острее и больнее всё происходит. Так что, наберитесь терпения, ему, прежде всего, покой нужен. Тут мои лекарства не помогут.

                    25 марта 1974 года, Харьковская область

                    Более месяца пролежал Пашка, ни на что не реагируя. На сороковой день, после поминок, около трёх часов ночи он неожиданно очнулся. Рядом с кроватью на стуле, едва различимый в темноте, сидел «старший» Снежин. Оглядев лежавшего пластом брата, он насмешливо спросил на своём, понятном только им, языке:
                    - Ну что, Павка, лежишь?
                    - Ага, лежу…, - кивнул Пашка.
                    - А чего лежишь-то?
                    - Так, это, тебя же нет, ты ведь умер…
                    - Ну да, умер, - легко согласился Сашка, - и что? Ты-то живой. Тебе предстоит за нас двоих отдуваться. А я буду помогать. Такая, брат, моя ЗАДАЧА, быть твоим ангелом-хранителем, ну, то есть заступником. Мне её сегодня САМ обозначил.
                    Пашка, не вникая в слова брата, нёсшего какую-то ахинею про «задачу» и того, кто её «обозначил», протянул к нему руки и попытался обнять.
                    - Сашко, мне плохо, я хочу к тебе…
                    - Ты что, оглох? – Сашка встал со стула и погрозил пальцем. - Запомни Павка, каждому своё, я – ТАМ, ты – здесь. Но нас разлучить ничто и никто не сможет, мы будем вместе ВСЕГДА. Только ты об этом никому, даже мамке, ферштейн?
                    Он приложил палец к губам и, неслышно ступая, вышел из комнаты. Пашка встал с кровати и, пошатываясь от слабости, побрёл следом. Обнаружили его после полудня на кладбище, лежащим у могилы брата.

                    25 июня 1976 года, Харьковская область

                    В следующий раз «старший» Снежин объявился спустя два года и два месяца. Как и в прошлый раз, он сел на стул и глядя в упор на брата, поинтересовался:
                    - Ну, как вы тут без меня?
                    - Хорошо, то есть, плохо, конечно, - поправился Пашка, - Мамка с отцом работают, я вот десятый класс закончил…
                    - Да знаю я, - перебил Сашка, - дальше-то что?
                    - Ну, хочу в историко-архивный поступать, или в институт культуры…
                    - Нет, братишка, это нам не подходит. Пойдёшь в МГУ. На «мехмат» или физический факультет. И даже не думай возникать, - Сашка поднял ладонь, заметив округлившиеся от ужаса глаза брата, - Прорвёмся, не дрейфь. А байки свои и стишки будешь сочинять в свободное от учёбы время. Усёк?
                    - Усёк, хотя…
                    - А это что за котомка,– кивнул Сашка на стоявший в углу рюкзак, - куда собрался?
                    - Так мы же в Крым завтра летим. Родители в отпуске два года не были. Будем там, у моря жить «дикарями». Помнишь, после восьмого класса мы хотели…, - Пашка, не договорив, осёкся.
                    Брат покивал, опустил голову и, глядя исподлобья, тихо, но твёрдо сказал, выделяя каждое слово:
                    - Вы. Завтра. Никуда. Не полетите.
                    - Не понял, как это не полетим?
                    Сашка резко встал, вытянул руку, ладонью как-бы отталкивая от себя брата и спустя мгновение исчез. Утром Пашка проснулся в бреду, пылая от запредельно высокой температуры. Вылет в Крым пришлось отменить. В тот же день вечером сосед Снежиных, работавший в Харьковском аэропорту механиком, сообщил о крушении самолёта, на котором они должны были лететь.

                    15 сентября 1999 года, Московская область, Минское шоссе

                    Судьба Паши Снежина сложилась более чем удачно, грех жаловаться. Будучи общепризнанным гуманитарием, он совершенно неожиданно, к удивлению не только одноклассников, учителей, но и родителей отправился в столицу, а там поступил в МГУ на механико-математический факультет, который блестяще закончил с красным дипломом. Продолжал он также сочинять «байки», причём успешно: пару рассказов и подборку стихов опубликовали журналы «Юность» и «Новый мир». После университета он несколько лет трудился в НИИА, участвовал в создании специальных комплексов технических средств засекреченной связи. В конце 80-х женился, вскоре родилась Катюшка. В это же время страну понесло по ухабам и колдобинам в разнос, но Пашу это каким-то образом не особенно коснулось. Его профессионализм и личные качества оказались востребованными и при переходе обратно к капитализму. В середине 90-х он уже работал в одной из столичных управ. На протяжении всего времени «контакты» с братом не прекращались. Сашка появлялся всегда в нужное время, подкидывал разные идеи, помогал принимать единственно верные решения. Одобрил брат и пробы пера. «Мне нравится, как ты пишешь, чувствуется искренность, натуральность и душевность, ну, и зачатки таланта присутствуют. Но запомни, главное, по-настоящему хорошо можно написать только то, что прошло через тебя насквозь вот здесь», -говорил он и стучал согнутым пальцем Пашку по лбу и груди. Зарабатывал Снежин прилично, да и жена Ирина не сидела дома, занялась коммерцией. Купили квартиру, построили дачу. Жили хорошо, уверенно, спокойно. Опять же посодействовал брат. В августе 98-го, накануне дефолта, ночью Павел Алексеевич отчётливо услышал его голос: «Завтра срочно меняй «деревянные» на валюту».
                     Однажды, в начале осени, забрав Катюшку из школы, поехали в деревню, чтобы провести выходные на природе. Трасса была почти свободна, слегка клонило в сон, часы показывали начало двенадцатого. Паша включил магнитолу, вставил в кассетоприёмник плёнку с записями Высоцкого. Хриплый голос барда резанул слух:

                     Наши мертвые нас не оставят в беде,
                    Наши павшие - как часовые.
                      Отражается небо в лесу, как в воде,
                      И деревья стоят голубые.

                     Нам и места в землянке хватало вполне,
                      Нам и время текло для обоих.
                      Все теперь одному. Только кажется мне,
                      Это я не вернулся из боя…

                     - Пап, не хочу я твоего «Семёныча», - дочь тронул Снежина за плечо, - поставь «Чижа».
                     Павел Алексеевич, вздохнув, поставил кассету «Чиж & Co». Салон завибрировал от залихватски-шальной мелодии:

                     Вот пуля просвистела, в грудь попала мне,
                     Спасся я в степи на лихом коне,
                     Но шашкою меня комиссар достал,
                     Покачнулся я и с коня упал…

                     Неожиданно в свете фар прямо перед машиной возникла невысокая фигура человека в спортивном костюме и туго замотанном на шее шарфом. Снежин, закрыв глаза, бросил ногу на педаль тормоза, машина резко остановилась. В это же время, будоража ночную тишину душераздирающим сигналом клаксона, мимо них, едва не задев, пронёсся джип.
                     - Что это было, Павлик? – Ирина растерянно смотрела на мужа.
                     - Пацан. На дорогу вышел…- неуверенно ответил Павлик.
                     - Какой пацан, Снежин, у тебя что, с головой плохо? Я ничего не видела, - жена открыла дверь и вышла из машины. Катюха сидела сзади, потирая ушибленный лоб. Паша тоже вышел и осмотрелся. На дороге и обочине никого не было. По обеим сторонам трассы тёмной стеной громоздились деревья. В воздухе ошеломляюще пахло осенней прелью. Сверху на чёрном фоне неба вокруг необычно большого красноватого диска Луны загадочно мигали яркие звёзды.
                    Дальше ехали медленно, напряженно вглядываясь в освещаемую фарами дорогу. Минут через десять за поворотом открылась жуткая картина. Поперёк трассы, перегородив её, лежал кузов большегруза. Кабина, стояла отдельно на обочине, уткнувшись капотом в глубокий кювет. Посреди дороги горела груда железа. Это было всё, что осталось от того самого джипа, водитель которого совсем недавно, обогнав их, пронёсся мимо, навстречу своей гибели. Несколько человек, держа перед собой огнетушители, пытались сбить жаркое пламя.

                    29 марта 2010 года, Москва, станция метро «Парк культуры», 8 часов 39 минут

                    На посадочных платформах и в центре зала станции «Фрунзенская» толпилось множество людей. Поезда в обе стороны почему-то не шли. Павел Алексеевич прислонился к колонне, в груди нестерпимо болело, хотелось только одного: быстрее добраться до своего кабинета, сесть за стол и опереться на спинку стула. Снежину не давал покоя сегодняшний сон. Он помнил его до мельчайших подробностей. Явившийся во сне брат долго рассматривал Павла Алексеевича, сидя в кресле, и молчал. Затем встал, прошёлся по комнате и сказал, покачивая головой:
                     - Да-а, братишка, не нравишься ты мне. Что, болит? – он провёл рукой по его груди.
                     - Болит, Саша, уже никаких сил нет терпеть… Я устал бороться. Да и зачем? После смерти Иры всё стало бессмысленно и безразлично.
                     - Ты хочешь сказать, что вся твоя жизнь, всё твоё и всё НАШЕ прошлое было бессмысленным?
                    - Прошлое может согреть, если от будущего чего-то ждёшь и оно желанно. Но для чего себя обманывать, у меня впереди уже ничего не будет. Совсем. От времени всё приходит в негодность: дома, машины, самолёты, люди. У всех, кто летает, и кто ползает - конец один.
                     - Нет, Павка, - брат усмехнулся, - ты неправ, потому что рассуждаешь по-своему, по-земному. Вам здесь отпущено всего несколько десятков лет жизни, которые, по сути, являются всего лишь разминкой, репетицией, подготовкой для существования в вечности. Да ты и сам ЭТО СКОРО ПОЙМЁШЬ. А пока, суть да дело, не хочешь ли ты, брательник, с нашего трамплина попрыгать?
                       - С трамплина? Да кто же меня туда впустит, я - в «чёрном списке» и не въездной на нашу с тобой малую родину, ты разве не знаешь? – брякнул вдруг Павел Алексеевич, сам удивляясь ахинее, которую нёс.
                       - Ну-ну, - Сашка с интересом рассматривал брата, - этого я от тебя никак не ожидал. Во-первых, нет там ПОКА ещё никаких списков. Во-вторых, если когда и будут, то вспомни царя Соломона: «всё проходит, пройдёт и это». В третьих, и это самое главное, для нас с тобой никаких границ не существует. Короче, давай, готовься. Завтра и рванём на наш трамплин.
                        Двери подошедшего поезда раздвинулись, люди, толкаясь, стали втискиваться в вагоны. Толпа прижала Снежина к металлическому поручню. В левый бок упёрся локоть молодой женщины. На голове у неё был чёрный хиджаб, глаза широко открыты. Снежину показалось, будто женщина что-то нашёптывает. До «Парка культуры» ехали долго, несколько раз поезд останавливался в тоннеле. На этой станции вышли многие, в вагоне стало свободнее, но поезд не трогался, двери оставались открытыми. Голос из динамиков показался как-то слишком уж громким: «По техническим причинам поезд дальше не пойдёт. Просьба освободить вагоны». Женщина в хиджабе сделала резкое движение рукой и сразу превратилась в ослепительно-яркое огненное облако, которое поглотило стоявшего рядом Павла Алексеевича, а также других, медленно двигавшихся к выходу из вагона людей.
                     Нестерпимая боль прожгла Снежина насквозь, но она была короткой, всего одно мгновение. Вместе с болью исчезло и всё остальное: звуки, изображения, запахи, время. Но при этом, Павел Алексеевич знал, что он ЕСТЬ. Более того, такой лёгкости, свободы, такого абсолютного покоя он никогда раньше не испытывал. Внутри него всё вибрировало, и то, что мгновение назад было чиновником Снежиным, взмыло вверх. Оттуда ему вдруг открылась ужасающая картина. Бегущие в панике к эскалаторам окровавленные люди. Неподвижно лежавшие на полу вестибюля среди осколков, рваной одежды, кусков железа тела и отдельные их части. Чёрный от копоти вагон с вышибленными взрывом дверьми и окнами. Увидел Павел Алексеевич и валявшуюся под колонной голову в хиджабе с пустыми глазницами и безобразно раскрытым ртом, а также себя, превратившегося в кровавый студень и лежавшего у самого края платформы. Он закрыл глаза, чтобы не видеть эту жуть, и тут же почувствовал, не услышал, а именно почувствовал, будто его кто-то позвал. Вверху в ярко освещённом проёме стоял его брат Сашка, одетый не в привычный спортивный байковый костюм, а во что-то белое. Он махал ему рукой, приглашая следовать за собой. Павел Алексеевич обрадовался и сразу успокоился. Воспарив над зданием метро «Парк культуры», он посмотрел вниз и увидел человеческий муравейник, машины скорой помощи, приземляющиеся прямо на Садовое кольцо вертолёты. Без всякого сожаления Снежин уносился следом за братом от этого кошмара. Вскоре пролетели над Храмом Христа Спасителя, башнями Кремля, Собором Василия Блаженного. На Лубянке у входа в метро также наблюдалось скопление людей, пассажиров, спасателей, медиков. Выли сирены и кружились вертолёты. «Армагеддон какой-то», - подумал Павел Алексеевич, поспешая за братом.
                      - Ну, вот, Павка, сейчас мы попрыгаем с трамплина, как я тебе и обещал, - сказал Сашка спустя некоторое время, приземлившись на склоне горы, - Узнаёшь место?
                      - Так это же Казачья гора. Значит, мы в нашей деревне?
                      - Конечно. Давай, поднимемся выше, оттуда село и окрестности хорошо смотрятся.
                      Они взмыли вверх, и Павел Алексеевич увидел место, откуда уехал более тридцати лет назад, которое часто видел в снах. Дома, утонувшие в кипени цветущих вишнёвых и яблоневых садов, извилистую полоску реки, школу, церковь, кладбище. Странно было видеть цветущие вишни, роскошные кирпичные особняки рядом с домиками под соломенными крышами из детства, пасущиеся на лугу стада коров, коз, бахчу с полосатыми арбузами и одновременно снежную гору, на вершине которой они стояли.
                       - Саша…, - замялся Павел Алексеевич, - так я что, умер?
                       - Павка, давай-ка уже исключай из своего лексикона эти дурацкие слова: «жил», «умер». Всё, что было у тебя до сих пор, не имеет теперь никакого значения. Я здесь, - Сашка топнул ногой, - был немного, ты – чуть дольше. И это всего лишь незначительный эпизод на пути в ВЕЧНОСТЬ. Конечно, важно, КАК и ЧТО ты тут делал. От этого зависит дальнейший твой статус. Ладно, ладно, не тушуйся. Тебе, в целом, бояться нечего, я-то знаю. Жил достойно, трудился за нас двоих не потому, что так было нужно, а потому, что тебе действительно так хотелось. Добро творил от души, а пакости, которые иногда вынужденно приходилось делать, делал неуклюже, неумело. Уже только по одному этому признаку можно легко вычислить порядочного человека. Ну что, готов прыгать?
                      - Готов, - Павел Алексеевич закрепил на ногах лыжи, точно такие же, как были у него в детстве, и стремительно заскользил вслед за братом. Спустя мгновение он увидел, как Сашка, оттолкнувшись от края обрыва, полетел не вниз, а плавно взмыл вверх. Он легко сделал то же самое, ощущая необычайную лёгкость и восторженное притяжение неба.
                      Сколько они так летели, Павел Алексеевич не знал: восприятие времени полностью отсутствовало. Не знал он ни цели, ни направления полёта. Было очень холодно, двигаться становилось всё труднее, и брат приобнял его за плечи. Вскоре они остановились. Сашка снял с себя белую хламиду, набросил её на Павла Алексеевича, затем ещё десятка три, одну за другой.
                   - Зачем это, Саша? – спросил он.
                   - Так надо, Павка. Я здесь тебя оставлю. Дальше полетишь вон с ними. Заступники доставят тебя, куда следует и подскажут, что нужно делать.
                   Рядом вдруг оказались двое подростков тоже в белом, как две капли воды, похожих на Сашку.
                   - А ты куда? - испугался Павел Алексеевич.
                   - Не дрейфь, братан. Я возвращаюсь к твоей Катюшке. У тебя же скоро внучки родятся. Алька с Валькой. За ними всеми тоже присмотр нужен. А ты давай готовься к встрече с САМИМ. А потом уже с родителями и с женой.
                     Заступники подхватили Павла Алексеевича под руки и взмыли вверх, а Сашка, плавно паря, повернул назад.
                     Катя, дочь Снежина, стараясь не задеть большим животом мебель, хлопотала на кухне. По телевизору, прервав передачу, шли экстренные сообщения о терактах на станциях метро «Лубянка» и «Парк культуры». Сердце заныло, и женщина, охнув, опустилась на стул у окна. Схватив мобильник, набрала номер отца. Совсем рядом, мощно вращая винтом, опускался вертолёт. Гудки шли и шли, в окно яростно светило солнце, ярко и сочно, как неизменная вечная крыша, голубело мартовское небо. Кате казалось, что кто-то рядом, очень близкий и добрый присматривался к ней и уже брал в расчёт. Далеко, далеко, еле различимый в вышине, постепенно растворяясь и исчезая, тянулся белый шлейф, похожий на лыжню.

Пора надежд, бездумной страсти

Сон в руку, Или к вопросу о морали

Рейтинг: +12 333 просмотра

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (12)

Ивушка # 9 февраля 2020 в 09:42 +6

потрясающий рассказ...
впечатляет очень... pisatel

Василий Мищенко # 13 марта 2020 в 13:00 0

Спасибо вам, Ивушка, большущее!
man-s-cvetami-2

Валентина Карпова # 10 февраля 2020 в 04:46 +6

Замечательно написано - мастерски! Но... не совсем по теме задания, как мне кажется. Да, мистика есть, впрочем, мистика ли? Однако при каких делах Луна и где она? За тучами, наверное...
Хотя, на мой дилетантский взгляд, работа в целом достойна гран-при!
Удачи, Автор!

Василий Мищенко # 13 марта 2020 в 13:03 0

Спасибо большое, Валентина! Мне почему-то казалось, что нужно написать мистический рассказ,а не произведение о Луне. У меня, кстати, некоторые зарисовки о ней имеются.
Emotions

Сергей Шевцов # 10 февраля 2020 в 09:23 +4

На мой взгляд, это не мистика, а фантастика. Своеобразная трактовка загробного бытия. А точнее, эпизод переходного периода на пути к "вечной жизни", когда умерший ещё не определён "САМИМ" куда его отправить - к грешникам или праведникам. Сразу вспомнился фильм "Призрак" с Патриком Суэйзи в главной роли. Вот только в американском кино был крепкий сюжетный стержень, замешанный на любви, предательстве и общечеловеческих ценностях. Мистическая составляющая выступала там не более, чем антураж. А в этом рассказе я увидел только декорации, в то время как сама фабульная интрига здесь отсутствует. Обозначенная характеристика главного героя и его хронология жизни не заинтересовали меня, оставив равнодушным к его судьбе.

Василий Мищенко # 13 марта 2020 в 13:06 0

Ох-хо, грехи наши тяжкие.. Как найти эту грань между мистикой и фантастикой?
read-3

Фёдор Федотов # 18 февраля 2020 в 00:23 +3

Рассказ обалденный. Прочитал на одном дыхании. Связь между близнецами действительно существует, но эта область мало изучена, и вряд ли имеются методика с помощью которой возможно исследовать этот феномен. Близнецы с момента зачатия и до рождения находятся в одной оболочке, имеют общее кровообращение, испытывают одинаковые эмоции матери. Скорее всего, именно в этом кроется секрет необычной связи. Хотя описанная в рассказе история - мистика. Но в мире столько всего загадочного, непонятного и не объясненного наукой. Жму автору руку.

Василий Мищенко # 13 марта 2020 в 13:12 0

Спасибо вам, Фёдор, за интерес к рассказу и отзыв!

Людмила Комашко-Батурина # 20 февраля 2020 в 07:55 +3

На мой взгляд, хороший рассказ, чтоб быть в числе победителей. Видеть, общаться с ушедшими, принимать их помощь - разве это не мистика?! Творческих успехов автору!

Василий Мищенко # 13 марта 2020 в 13:11 0

Большое человеческое спасибо, Людмила!
spasibo-2

Пётр Великанов # 27 февраля 2020 в 15:23 +3

Сильный получился рассказ, хорошо написано, правдиво, жизненно.

c0411

Василий Мищенко # 13 марта 2020 в 13:14 0

Благодарю, Пётр, за отзыв и оценку!
podarok3

RSS-лента комментариев