Помочь сайту
Поздравления
Прикосновения к душе (новое)
Вчера в 19:52 -
Людмила Комашко-Батурина
1942 год. Как не берегла мать свою кровиночку, Софийку, но злой рок уже пометил её своей печатью. Прятала Аксинья дочь по старым знакомым на дальних хуторах, но кто-то донёс. Заперта была девушка в амбаре с другими, которых на рассвете отправляли в Германию. Женщины, дежурившие всю ночь у амбара, охраной из полицаев к детям допущены не были. Молчаливо стояли они, как окаменевшие идолы. А утром, увидя детей, запричитали, заохали, обливаясь слезами. Крик, вой поднялся несусветный. Вслед за колонной двинулись матери, ни на шаг не намереваясь отстать до самой станции. Двое парней рванули к лесу. Их тут же скосила автоматная очередь. Офицер что-то гортанно прокричал. Солдаты и полицаи стали отталкивать женщин прикладами, а колонна продолжала идти. Прозвучали выстрелы в воздух и дуло автоматов были направлены на обезумевших матерей. Аксинья молча провожала взглядом дочь, неистово её крестя, словно посылала ей вслед остатки тепла, хранящиеся в её душе. Она не знала, что ждёт Софийку впереди, но в душе надеялась, что Бог защитит её.
Аксинья продолжала молиться за дочь и поутру, как открывала очи, и перед сном. Видно, так горячи были её молитвы, идущие из глубины души, что судьба благоволила к дочери.
Дорога в Германию была нестерпимо мучительна. Товарный вагон, забитый людьми, в пути открывался нечасто и ненадолго, чтобы снять заболевших и выдать скудный паёк. Спали стоя, прислонившись друг к другу. Как радовалась Софийка этим остановкам и глотку свежего воздуха. Её согревали мысли о матери. Она цеплялась за добрые воспоминания той мирной жизни, что была до этого.
Эшелон прибыл на военный завод, обнесённый колючей проволокой, с вышками военной охраны по всему периметру. Вначале все новоприбывшие прошли унизительный осмотр. Они, свободные люди, отныне стали рабами. Их оценивали, как товар, ощупывая, осматривая зубы. Не прошедших осмотр, ослабленных, заболевших, уводили и больше их никто не видел.
Работать приходилось много. Баланда не утоляла голод. В животе постоянно урчало, вызывая мучительные спазмы. Постоянные побои и неусыпный контроль. Сон в бараках был поверхностный. От недоедания и недосыпу Софийка стремительно теряла вес. Сейчас в свои 17 лет она напоминала измождённую девочку-подростка. Она быстро теряла жизненные силы, но старалась не подавать виду, что слабеет с каждым днём. Душа её наполнилась пустотой, словно кто-то злобный, прикоснувшись, навсегда похитил былую радость. Теперь все узники завода знала, куда отправляют тех, кто не может работать. Труба крематория дымила круглосуточно. Прибывающие часто эшелоны привозили новых работников на замену.
Равнодушие вползало в души, своими щупальцами гася последние огоньки надежды. Люди теряли человеческий облик, смиряясь с уготованной участью. Казалось, ни у кого нет шанса выжить, но...
На территорию завода заявились "покупатели". Кому-то нужна была домашняя прислуга, кто-то выискивал специалистов на производство. Владельцы больших земельных угодий нуждались в рабочих руках.
Все работники были подняты на ноги и выстроены возле бараков. Покупатели прохаживались, присматриваясь к товару. Переводчик выкрикивал их запросы. Отвечающие требованиям делали шаг вперёд. Услышав запрос на работающих в сельском хозяйстве, Софийка сделала шаг вперёд. Это был её единственный шанс вырваться из ада, который ежеминутно убивал в ней человека и отнимал желание жить. Душа ушла в пятки от страха. Сердце готово было выскочить из груди. Упитанный землевладелец, проходя мимо, остановился возле неё и пристально стал разглядывать. Узнав сколько ей лет, удивился. Поинтересовался, сколько она здесь находится. Переводчик ответил:
- Год!
Это объясняло многое.
- Что умеешь?
- В поле, на огороде работала, за скотиной ухаживала. По хозяйству всё умею, а ещё прясть и вышивать.
Немец довольно закивал головой.
- Беру!
Софийку с двумя девушками привезли в усадьбу. Два дня хозяин дал на отдых, приказал вездесущей помощнице давать еды по чуть-чуть и следить, чтоб не украли чего.
- Объедятся и помрут. С тебя спрос за загубленный товар будет.
Новый этап жизни начался у девушки. Вставали рано. Работали много и допоздна, но кормил хозяин неплохо. Софийка и вес стала набирать, и похорошела. Ей ли не привыкать к тяжёлому крестьянскому труду. Спасибо матушке - всему дочь научила. Тосковала девушка по отчему краю, часто вспоминая прежнюю довоенную жизнь. Душа её оживала, наполняясь теплом и светом. Словно кто-то добрый прикоснулся к ней, возродив желание жить и радоваться этому.
Война приближалась к фашистскому логову. Всё ближе раскаты артиллерийской канонады. По ночам далёкое зарево окрашивало тёмный небосвод. Хозяин, обеспокоенный происходящим, засуетился. Загрузил несколько машин добром и исчез с семьёй в неизвестном направлении.
На подворье наступило тягостное затишье. Разбежались работнички. Только Софийка да несколько девушек остались. Кормили и доили коров, как раньше. негоже бросать скотину напризволяще. Радовались, конечно, победе, но и растеряны были.
- Куда идти? Что ждёт впереди? Как до дома добраться?
Были они все из глухих сёл и никогда за их пределы не выезжали.
Что происходило потом, и обнадёживало, и пугало. Попав в лагерь для перемещённых лиц, Софийка проходила многочисленные проверки. Ей лезли в душу, пытаясь отыскать там червоточину и навсегда заклеймить словом - предатель. От этого было горько и обидно. Душа истосковалась и рвалась на Родину. Не об изъятых отрезах материала, которыми одарил хозяин, отъезжая, жалела девушка - о времени, которое словно замедлило свой ход. Ей так хотелось поскорей увидеть мать, пройтись улицами родного села. Она продолжала быть узницей времени, заложницей послевоенных обстоятельств.
Наконец разрешение на выезд было выдано. Софийке казалось, что поезд еле-еле движется, что остановки слишком долгие и частые. Со станции летела, как на крыльях, ног под собой не чуя. Домой добралась только к ночи. Тихонько постучала в окно. Тут же дёрнулась занавеска и лицо матери, до боли знакомое и родное, прильнуло к стеклу. Аксинья охнула и бросилась в сени открывать засов. Они долго стояли обнявшись. Обоим казалось произошедшее дивном сном. Аксинье не верилось, что перед ней живая, здоровая дочь. Софийке казалось, что всё худое, что случилось с ней за последние годы, осталось позади и впереди светлая, радостная мирная жизнь. Две души, окрылённые встречей, слились в едином порыве счастья, были полны надежды и веры в лучшее.
Софийка, так стремящаяся вернуться на Родину, представить не могла, какие испытания ждут её впереди. Возвращались фронтовики с фронта. Возвращались угнанные в Германию на трудовые работы и узники концлагерей. Если первым слава и почёт, вторые подверглись долгим и утомительным допросам. Их часто вызывали повестками в райцентр. Особенно тяжело было девушкам. Им задавали унизительные вопросы:
- Как выжила? Что делала в Германии? Сожительствовала с немцами? Завербована? Сейчас связь поддерживается и как?
Софийка упорно твердила:
- Нет. Нет! Нет!!!
С каждой проверки Софийка возвращалась в село оскорблённой и растоптанной, словно ей наплевали в душу и вываляли в грязи. Словно каменело всё у неё в груди и мир казался злобным и коварным. Только упав матери на грудь, выплакав свою боль, она становилась прежней, но ненадолго...
Селом ползли слухи о беспутстве девушек в Германии. Их сторонились. Подросшие девчата, жившие в оккупации, не водили дружбу с ними после строгого запрета матерей. Парни позволяли себе неприличные шуточки в их адрес. На замужество рассчитывать не приходилось. Кто же порченых в жёны возьмёт?
Злобно глядели люди вслед, потерявшие близких. Горе лишило их разума и они выкрикивали проклятья при встрече. Плохо обстояли дела и с работой. Софийку и её подруг по несчастью, держащихся особняком, никуда не брали. Пришлось девчатам искать работу в райцентре. Им удалось устроиться на кирпичный завод. Здесь на них не так косились. Со своей тяжелой работой они справлялись. Однако дознания не прекращались и незаслуженное клеймо, предатель, было на каждой.
Девчата начали шушукаться между собой.
- Не видать нам хорошей жизни. Клеймо на нас выжжено - подстилки немецкие, хоть и не было ничего.
- Твоя правда! Не отмыться, не оправдаться нам никогда.
- А в чём вина наша?! Не по доброй воле мы в эту Германию отправились, на кой ляд она нам сдалась.
Марьяна всхлипнула.
- А меня дознаватель к сожительству склоняет. Говорит, не согласишься по доброму - пожалеешь. Состряпаю дело, что было и чего не было. Комар носа не подточит. И родню твою приплету. Всем скопом поедете, куда Макар телят не гонял. Мне маманя давеча сказала, лучше б ты умерла. Я с дочерьми оплакала бы тебя и жили мы дальше без косых взглядов за спиной и злобного шёпота. Девки подрастают, а кто их замуж возьмёт после славы твоей?
Софийка обняла подругу и сама неожиданно разрыдалась. Всхлипывая, произнесла:
- Будет и на нашей улице праздник. Верьте, девчата! Помните, как учитель говорил - Человек рождён для счастья, как птица для полёта. Надо только немного подождать и чуточку потерпеть.
После очередного дознания Марьяну едва успели вынуть из петли. Софийка вбежала в кабинет следователя и с порога начала обличать его в незаконных действиях. Его не смутило известие о Марьяне.
- По этапу пойдёт и ты вместе с ней. Смотрю, уж больно ты ретива. Мне такие по нраву. Может сговоримся.
Софийку охватил страх перед человеком, облечённому властью карать и миловать, и омерзение к этой скотской жизни, которая ей уготована отныне. Он вышел из-за стола и медленно приближался к ней, простирая руки навстречу. Девушка уловила его дыхание, смешанное с перегаром, и отшатнулась. Смелость, с которой она ворвалась сюда, улетучилась. Что-то тёмное, злобное надвигалось на неё, пытаясь прикоснуться не только к телу, но и к душе. Она ощутила себя певчей птицей, запутавшейся в силках. Вся сжалась в комок, парализованная взглядом этого человека.
В этот момент дверь распахнулась. В кабинет вошёл другой офицер. Ему хватило быстрого взгляда оценить обстановку - застывшая похоть на лице следователя и испуг, негодование в глазах девицы. Ах, что это были за глаза?! Они были бездонны, но огонь пылал в них. Их взгляды встретились. Она растерялась, не зная, что ждать от этих двоих. А его словно молния пронзила, ослепив на мгновенье. Внутри что-то ёкнуло, сладкой истомой разлилось по всему телу. Он хрипло произнёс:
- Девушка может быть свободна, а нам Степан надо поговорить.
Софийка всё рассказала подругам и несколько дней они прожили в смятении и тревоги, не зная, чем всё это может закончиться. Девушка старалась не думать об офицере, чьё появление спасло её от посягательств следователя. Не хотела о нём думать, но думала. Несколько раз видела его на заводе и возле общежития. Сердце тревожно и сладко щемило. Он даже снился ей несколько раз.
- Вот дурочка я какая. Размечталась.
Время шло. Странно, но девушек оставили на какое-то время в покое. Где-то через месяц отправилась Софийка в село с подругами проведать родню. Шли по пыльной дороге, весело болтая. Их догнала машина, притормозила. Из распахнутой двери раздался приветливый голос:
- Садитесь, девчата! Подвезу.
Упрашивать себя они не стали. Софийка замерла, узнав офицера. Почуяв неладное с подругой, девушки притихли. Так молча и ехали, по одной выскакивая возле своих хат. Осталась одна Софийка.
- Куда везти тебя, красавица?
- В конце улицы дом.
- Я знаю, как вас зовут, а меня Иван.
- Очень приятно, - пролепетала Софийка. - Вы по делам или как?
- По личным делам.
- На ночь-то глядя?,- осмелела она.
- Так дело такое, отлагательств не терпить. Зараз всё решу, а завтра вечером поезд к новому месту назначения.
Иван заглушил мотор и направился следом за девушкой. Та оторопела.
- А вы куда?
- Так дело личное решать. Выходи за меня замуж.
Земля ушла из-под ног. Она пошатнулась. Он осторожно поддержал за локоть. Во двор выскочила встревоженная мать с ухватом
- Что это деется? А ну пошёл отсель, паскудник!
- Что ж вы, мамаша, жениха так встречаете? Свататься я пришёл.
- Кто ж это в ночи, как тать, крадётся, чтоб посвататься? Не по-людски это.
- Я человек подневольный. Долг зовёт. Завтра отбываю на новое место службы, а без благословения родительского не могу вашу дочь увезти.
-Ну проходь, мил человек, коль не шутишь и с честными намерениями пожаловал.
Собирая на стол, Аксинья засыпала Ивана вопросами - кто он, откуда родом, давно ли дочку её знает. Тот отвечал обстоятельно, нежно и слегка лукаво поглядывая на Софийку. Та сидела ни жива, ни мертва, зардевшись. Ошарашенная происходящим, в разговор не встревала.
- А ты что молчишь, дочка? Коль не люб он тебе, так у меня тыква в сенях лежит.
- Люб, - прошептала Софийка.
Аксинья молча наблюдала, как они едят. Когда ужин подошёл к завершению, произнесла:
- Завтра с утреца в сельсовет. Без росписи дочь не отпущу. До и посидеть надо на дорожку. Спать положу врозь. Не обессудь, зятёк. Софийка здесь, а ты уж будь добр на сеновал, дружочек.
Девушке не спалось. Она не знала, что там впереди, но верила, что Иван не подведёт, не предаст и всё у них будет хорошо. В этом беспокойном мире встретились два одиночества. Душа прикоснулась к родной душе.
Сон всё-таки сморил её. Аксинья тоже не спала. Заслышав спокойное дыхание дочери, тихо встала и направилась к сеновалу.
- Иван, не спишь, - позвала тихо.
Он тут же откликнулся.
- Подь сюды. Дело есть.
Что-то явно мучило женщину.
- Было у Софийки приданое, да сплыло. Немчура проклятая весь сундук выпотрошила. А нового собрать я не успела. Сам знаешь, какие нынче времена.
- Не надо нам никакого приданого. Сами всё наживём и вам помогать будем.
- А ты опосля попрекать её этим и Германией не станешь? Поздний она у меня ребёнок и единственный выживший. Кого хворь прибрала, кто в голодомор не сдюжил. Одни мы с Софийкой на всём белом свете. А война, вишь, что наделала. Болит у меня душа за кровиночку мою.
- Люблю я вашу дочь и никогда не обижу. Слова плохого ей не скажу. Будем жить душа в душу. Много чего на войне повидал. Понимаю, через что ей пришлось пройти. Вы идите ложитесь. Завтра у нас важный и хлопотный день.
- И ты, касатик, ложись.
- Я покурю ещё.
- Кури, коль на то охота. Сеновальчик только мой не подпали.
Аксинья, довольная разговором, исчезла в темноте.
Рейтинг: +1
25 просмотров
Комментарии (1)
| Елена Теплова # Вчера в 20:20 +1 | ||
|
