Тот давний май

 
Нелли Валерьевна постаралась, как можно скорее, закрыть свой ноутбук.
Она вновь почувствовала некую тревогу, ведь вновьприближался  тот праздник, который  так резко изменил её судьбу. Та давнишняя праздничная суббота вновь стояла перед глазами, словно бы абсолютно нелепый, но страшный сон.
Она никогда не могла подумать, что подобное может случиться с нею, а тем более с такой милой и благонгравной Людмилой. Они привыкли безопасно витать в своих девичьих мечтах, оберегаемые родителями от всех возможных бурь.
Отец Нелли даже не мог представить, как изменится жизнь его всегда такой милой дочурки. он искренно верил в то, что она вовсе не простая гимназистка, а неведомая Алиса из такого далёкого города Оксфорд. Мысль о том, что он вот-вот покинет взбаламученную реформами Россию всё чаще появлялись в его голове.
Нелли была бы только рада сменить страну и имя. Ей было скучно жить в таком сером и страшном городе, каким, по её мнению, был Рублёвск. По сути, она и не жила в нём, все дни проводя то в гимназии, то дома, совсем не стремясь на вольный свет.
Тогда, в переломном для себя 1998 году она сделала большую ошибку, когда в последний день апреля, точнее уже почти вечер, впустила в дом нелюбимую одноклассницу Инну Крамер, её дружка по имени Рахмаг, а главное,  свою подругу Людмилу.
Людмила  была самым странным созданием. Она выдумала для себя самого нелепого и невесомого кумира – и искренно требовала, чтобы её называли Принцессой и обращались к ней Ваше Высочество.
Тогда Нелли сама не смогла понять, когда сошла с прямой и верной дороги и стала плутать по едва заметным тропинкам. Она отважно пила принесенное Рахманом пиво и играла со всеми в подкидного дурака. С каждой новой минутой её душа становилась всё более весёлой.
То, что они станут играть на раздевание, было ясно с самого начала. Первой в дуры угодила несколько надменная и капризная Людмила. Она с каким-то вызовом избавилась от своего матросского костюмчика, сняла даже бельё и очень мило зарозовела всем своим аккуратным и очень милым телом.
В таком виде она ещё больше походила на внезапно оживший манекен. В следующий раз удача отвернулась от Нелли, и она тоже легко и просто сняла своё клетчатое платье, скатала с ног вызывающе белые гольфы и вскоре мало чем отличалась от Людмилы. Разве что  своей милой причёской – каштанового цвета каре.
Вальпургиевая ночь тогда слишком быстро вступала в свои права. Теперь, спустя годы Нелли  не могла вспомнить и половины тех нелепых безумств, на которые они тогда согласились. Ночь казалась такой длинной и такой весёлой. Нелли даже показалось, что этими гнусностями занимаются не Нелли и Людмила, а придуманные ими персонажи – Принцесса и Алиса, которым надоело их вечное послушание.
Позже, получив от неизвестных доброжелателей компрометирукющие их фотографии, подруги искренно изумились. На этих картинках они обе выглядели особенно  дико. Людмила расплакалась  и тотчас густо покраснела и едва не грохнулась в обморок, предвкушая серьёзный разговор  с директриссой гимназии – уже немолодой седовласой женщиной.
Людмила всегда была жалкой трусихой. Вот и теперь она едва не сошла с ума от страха, дрожа всем телом. За фотоплёнкой с негативами предлагали явиться в субботу в городской парк. Нелли тогда подумалось, что всё пройдёт гладко, как в каком-нибудь шпионском фильме. Ей казалось, что она и сама может справиться с этим столь лёгким делом, но трясущаяся от страха Людмила, как назло,  навязалась ей в провожатые.
Именно она и наткнулась на этих гадких «клоунов». Незнайка и Пьеро внешне не казались слишком уж опасными. Они походили на слишком рано повзрослевших детей, особенно такой хмурый и не слишком приветливый Пьеро в своём белом одеянии.
Но всё пошло совсем не по тому сценарию, что придумала себе Нелли. Они   так и не получили вожделенную плёнку, зато их заперли в фургоне, в каком обычно возили бездомных дворняжек на живодёрню;  и очень скоро лишили не лохматых собачьих шкур, а довольно стильных брючных костюмов чёрного цвета, белоснежных блузок и всего остального, оставив, как-будто в насмешку,  в одних только модных туфлях и белых носках.
Та неуютная комната осталась в памяти Нелли надолго. Она помнила,  и покрытый алой скатерью стол, и большой кожаный диван, и ту печь, в виде колонны, которая согревала комнату своим теплом, хотя день был достаточно тёплым.
Они с Людочкой сидели тогда на шаткой скамейке, словно бы две курочки на насесте. Сиделе и машинально клали в рот всё то, что видели их глаза. Людмила налегала на бутерброды со шпротами, а Нелли виновато выбимрали бутерброды с копченой колбасой.
Она тогда не думала ни о чём другом, кроме своего отчего-то так быстро озябшего тела. Всё казалось таким страшным и одновременно привычным. Явь слишком походила на сон, но этот сон совсем не пугал, скорее слегка волновал, словно бы предстоящая им во вторник контрольная работа по алгебре.
Нелли меньше всего тогда хотелось возвращаться в Рублёвск. Она бы умерла бы от стыда, покрытая с головы до пяток целым потоком насмешек. Одноклассницы вполне справедливо считали её чокнутой и тайком посмеивались над дочерью банкира, особенно выразительно вертя указательными пальцами у правого виска.
В ту субботу их лишили привычных имён и привычек. Именно потом, почти два месяца они жили совсем иной, страшной жизнью беспомощных марионеток. Голые, лысые и совершенно беспомощные они молили небеса только об одном, чтобы остаться в живых.
Раньше Нелли не особенно выделяла жтот майский праздник – праздник со слезами на глазах. Просто бездумно включала телевизор и любовалась парадом. Сиотрела фильмы о войне и совершенно не понимала этой страшной войны. Но теперь вспоминая свои страшные испытания в том ужасном особняке, она была готова провалиться сквозь землю.
Всё было таким страшным, и таким обычным. Она не могла поверить в то, что ЭТО происходит с нею. Что это именно она так отважно любуется со своей госпожой в мягкой постели, забывая о том, что она гордость первой Рублёвской гимназии.
У Руфины были свои особые сказки. Она искренно верила в то, что является реинкарнацией знаменитой Клеопатры. Верила и потому изводила свою милую наложницу чтением глупых эротиических романов и просмотром таких  же фильмов, где женщины явно гордятся своей наполовину преступной наготой.
Нелли старалась не спорить с этой безумицей. Она легко согласилась сменить своё имя на сладкое прозвище Нефе – быть реинкарнацией самой прекрасной женщины древности было особенно приятно.
Судьба не улыбнулась только такой глупой и высокомерной Людмиле. С высот своего воображаемого трона, она упала в самую грязь. Её заставили бесконечно тупо чистить унитазы, а в свободное время от этой гадкой работы квохтать курицей, сидя на самых настоящих куриных яйцах.
Людмиле больше не было чем гордиться. Её красивые волосы пропали без следа, зато на её животе – чуть ниже пупка, и на спине – под лопатками -  возникло кроваво красное слово КАКУЛЬКА. Именно так к ней теперь обращались, находя любой повод для глупых и злобных шуток.
Людмила бы вполне оправдала бы своё глумливое прозвище, если бы не Шутя – милаяч сероглазая девочка в красивых очках и большим конусообразным колпаком на голове. У неё между ног покачивался довольно большой медный колокольчик. Именно таким в гимназии обычно давали первый и последний звонки.
Шутя оказалась в Рублёвске по воле судьбы. Она попросту сбежала из Москвы из своей семьи. В Рублёвске она надеялась найти своего родного деда. но случайно наткнулась на Незнайку и Пьеро. В этот раз эти уроды косили под дружинников и собирались забрать с тёмной улицы молоденькую девушку в кожаной куртке и короткой замшевой юбке. Вместо этой несчастной в  светло-зелёном фургоне оказалась Шутя.
Ей повезло, её привезли в этот дом не одну. Её компанию составила некогда такая всевластная секретарша одного местного бизнесмена. Из этой рыжеволосой полноватой девушки очень скоро сделали Какульку, и она теперь тупо хныкала убирая грязь своими холёными пальчиками.
Шутя считалась в этом мире милым бестелесным ангелом. Её не задирали, и даже считали неким милым талисманом. В своём колпаке и вечно робко позваниваапющим колокольчиком она кочевала из  одной комнаты в другую, предпочитая передвигаться прыжками, поскольку её обе ноги были соединины между собой крепкими шнурками.
Бывшая Принцесса и Людмила привязалась к этой своей новой подруге. Она больше не замечала некогда так страстно любимой Нелли, глядя на нынешную Нефе с лёгким презрением. До её оттопыренных ушей доходили слухи о ночных подвигах Нефе, о том, как та оправдывает своё земное существование, предавая все свои прежние мысли и принципы.
У Нелли тогда было какое-то странное чувство. Явь, эта страшная явь слишком походила на сон и потомук была не столь страшна. Она не собиралась бороться с этим страшным сном, не пыталась даже думать об этом, считая, что она рано или поздно попросту пробудится от этого страшного кошмара.
Она уже успела похоронить свою воображаемую двойницу. Миленькая англичанка в своей невиности незаметно сдулась и стала совсем незаметной. Мысли в голове несчастной фантазёрки стали совсем вялыми. Нелли не хотелось ни о чём думать, любые мысли напоминали ей теперь наиболее опасные острые стекляшки, что царапали ей мозг.
Сейчас, спустя более чем четверть века с тех отвратных дней, она стала совсем иной. Детские игры сменились вполне взрослыми заботами. Но память о том страшном безумном лете возникало время от времени, особенно в этом самом красивом месяце в году. Майские дни заставляли Нелли горько оплакивать свою погубленную жизнь