ВОЛШЕБНЫЙ, ВЕЛИКИЙ И МОГУЧИЙ (рассказ старого циркового ПСОшника)

                               Павлом Афанасьевичем меня величают. Ну, это так, к слову, для знакомства, значит.
        Служу я здесь в цирке почти тридцать лет уже. Если точно, то двадцать семь лет и восемь месяцев будет.
Нет! Я не жонглёр, не дрессировщик , не акробат, да и не артист, ясное дело. Больше того скажу вам, я и не ассистент из какого-нибудь номера и даже не конюх, хотя, как знать, толк в лошадях разумею. Приходилось сталкиваться.
И, чтобы вы в догадках не терялись, кто я и чем занимаюсь здесь, скажу прямо и без утайки. Я – дежурный вахтёр, сторож, по-другому. Можете меня ещё называть охранником, а ещё точнее – пожарным. Хотя самое правильное название моей профессии – Дежурный ПСО.
ПСО расшифровывается, как пожарно-сторожевая охрана. Кстати, в одном цирке начальник этой службы, усердный и ретивый, чтобы показать и доказать перед администрацией свою значимость, что ли, ну, чтобы как-то выделиться от других штатских, велел всем дежурным надеть нарукавную красную повязку с большими буквами ПОЦ, что значит – Пожарная Охрана Цирка. Вот и красовались эти голубчики по всему цирку с такими повязками. Смеху-то было, вы даже и представить себе не можете. Ведь не догадывались дурики, что за такой аббревиатурой-то скрывается. Может, и вы не знаете и даже не догадываетесь? Спросите по возможности у знакомых. А, если не знают и они, то скажу коротко – ну, в общем, извините, конечно, – слово одно нехорошее, неприличное это значит. Теперь-то понимаете?
Тогда, помню, по всем циркам легенда про эти красные повязки мигом разнеслась. Да и там, в том самом цирке, долго ещё смеялись над «изобретением» этого начальника . А после окрестили его «Обер поце».
Ну, а мы, что? Живём тихо, ничем особым не выделяемся. Так, что, как видите, работа у нас в ПСО – тоже интересная, правда, по-своему. Сомневаетесь? Зря, я вам скажу. Со стороны оно вроде бы всё просто. Но на самом деле по-разному случается. Главное – следить за порядком на вверенном объекте. Следить, чтобы не курили в неположенных местах, ну и, естественно, посторонних не водили. А то, как же? Ведь не проходной двор это, а учреждение культуры. Вот! Тем более, ещё и какое! Цирк всё-таки, как-никак. Здесь артисты работают. Это вам не цацки-пецки! Люди они серьёзные, культурные, так сказать. Это особенно видно, а точнее, слышно по их разговору.
Племянница у меня есть. Живёт недалеко, по соседству, значит. Как-то раз, говорит мне, мол, вы в таком месте культурном работаете, там у вас, наверное, не выражаются неприлично. А я, говорит, чего грех таить, всё-таки работаю на заводе. Там у нас люди простые. Как думают, так и говорят. Иной раз такое словечко загнут – уши вянут! Могут и по-морскому, и по-нашему, заводскому, и по-строительному. По-разному бывает. Не на облаках же живём. Тогда, помню, я ей ничего не сказал в ответ, а только пригласил к нам на представление. И решил провести через наш служебный вход. У нас тогда ещё работала одна известная артистка со своими тиграми. Красивая, я вам скажу женщина! Моя племянница сразу же оценила её, глядя на афишу. В антракте, пока униформисты устанавливали клетку, я вёл свою племянницу по закулисной части в зрительный зал. Обстановка, как и обычно – суета сует. Подготовка ко второму отделению, значит. Вдруг слышим громкий такой, резкий, прокуренный голос, сдобренный, как и надо такими отборными словами, что и я, признаться, за все свои неполные шестьдесят лет не слышал, хоть не первый день эту артистку видел и знаю. Как оказалось, это она там тогда взбучку кому-то из своих ассистентов давала. Представляете? Так громко, что аж в ушах звенело... Мне и самому как-то неловко стало.
Вот после и напомнил я своей племяннице – видишь, мол, какие у нас культурные эти артисты?
Что интересно, к «зелёному змию» отношение у них весьма серьёзное. И говорю я вам об этом тоже без всякой шутки. Ну как можно пить, если каждый день рискуешь? И по-настоящему рискуешь: жизнью, а не чем-либо другим. Надо быть всегда в полной форме. А то как же? Без этого вообще, ясное дело, нельзя! Когда выходной наступает, тут уж гуляют на полную катушку, будто навёрстывают упущенное за всю прошедшую неделю. С воскресного вечера, как только третье представление заканчивается и весь понедельник (это значит, в единственный выходной день) вся наша гостиница ходуном ходит. Крики, ругань, музыка, песни, выяснения отношений. Мебель в номерах, порой вдребезги бьется. На следующий день, бывало, приходит к директору наша зав. гостиницей вся в слезах и давай рассказывать про все те ужасы, что ей и дежурным горничным пережить пришлось. Я её успокаиваю:
- Лид, а Лид! А ты забыла, как сама в молодые годы точно также веселилась и гуляла?
Она у нас недавно заведующей цирковой гостиницей назначена. Сама тоже из бывших артисток. В воздушном номере, говорят, работала.
А она в ответ:
- Да разве мы так вели себя тогда? Ну, было, собирались, выпивали, отмечая чей-нибудь день рождения, или какое другое событие, но чтобы так, как эти изверги, – такого не помню. В одном номере два стула в щепки разнесли, в другом в туалете раковину разбили. И что там можно было делать с этой несчастной раковиной? Ума не приложу. Я уже не говорю, что мальчишки-акробаты из номера Сазонова морды себе поразбивали. Можете полюбоваться на этих красавцев. И как они только в манеж выходить сегодня на вечернем представлении собираются?
Да, чего уж там! Всякое бывает и у нас тоже. Я ж ведь и говорю, не на облаках живём.
Да. За эти годы повидал многое и познакомился со многими артистами. Все, кто у нас работал, все мимо меня проходили сотни раз. Никто незамеченным не остался. И уж о каждом сказать могу, что знаю. Приезжала к нам многие: и Ирина Бугримова, и джигиты Али Бек, и Юрий Никулин с Михаилом Шуйдиным, и Кио, и Вальтер Запашный, и героиня фильма "Полосатый рейс" Маргарита Назарова. Одним словом, считайте, всех повидал и в жизни, и на манеже. И вот, что при этом заметил. Чем известнее артист, тем он скромнее, сдержаннее, снисходительнее и великодушнее. Всегда поздоровается. Может просто прийти и вполне нормально поговорить с тобой о своём, о житейском или вообще, о чём угодно. На память афишку, буклетик с автографом подарит, а то и угостит от души, чем может. Но когда приезжает какой-нибудь, как говорится «молодой, но из ранних» или ещё ничем особым не блещущий, но зато с гонором – здесь хлопот не оберёшься. Такие, с позволения сказать, «звёзды» цены сложить себе не могут. И им нагрубить, нахамить особого труда не стоит. И плевать, что ты им в отцы, а то и в деды годишься.
Но всё-таки, интересные они люди, эти артисты. Ведь вроде бы и не такие уж старые, на первый взгляд, а сколько повидали уже, где только ни побывали. Как начнут рассказывать о своих приключениях во Франции, Японии или в Америке, а то и где-нибудь в Симферополе, Воронеже или Тюмени – заслушаешься, хоть книгу целую пиши. Да и работа у каждого из них по-своему не простая и нелёгкая. Этого тоже забывать нельзя. Здесь уж, как говорится, не они для нас, а мы для них.
Когда-то у нас один фокусник работал. Красивый у него номер, я вам скажу. Уж и не помню фамилию его, но это и неважно. Он что делал? Песок из воды сухим доставал. Ставил такой круглый аквариум, наливает туда пару вёдер воды и сыпет песок. Причём, песок у него цветным был: жёлтый, зелёный и красный. Вот бросает он в тот аквариум горсть зелёного песка и по горсти остальных цветов, а потом у публики спрашивает, какой, мол, первым достать. Те кричат из зала, предположим, зелёный. Пожалуйста! Опускает в аквариум руки, достаёт зелёный песок и на прежнее место сухим его высыпает. Тоже и остальные цвета.
Я, признаться, люблю всякие фокусы и головоломки. Как разгадаю, верите, на душе легче становится даже. А, если нет, могу месяцами в догадках рыться и всё об этом только и думать, как будто других забот нет у меня. Вот и «ломал голову» я все те два месяца, что он у нас работал над той задачкой, как же он это делает. Дома даже эксперименты проводил. А спросить-то неудобно. Да и смешно такое спрашивать. Ведь если для меня это забава и только, то у него – это кусок хлеба.
И всё-таки нашёл я разгадку. Заходит он однажды к нам на проходную, а я ему, мол, знаю, как вы это делаете. Разгадал!
- Ну и как же? – спрашивает он.
А я беру ведро, что у нас в служебном помещении хранится, воду в него наливаю, достаю песок, правда не подкрашенный, как у него и...
И показываю.
Рассмеялся мне в ответ этот артист и говорит:
- Конечно, неправильно разгадали мой фокус, но логика ваша мне нравится. Есть, что-то рациональное и в таком решении. Спасибо! Надо и себе это на вооружение взять.
Интересно, это он сказал из уважения, чтобы меня не обидеть или, чтобы не показать своё смущение или …? Ведь получается, что вроде, как невольно разоблачил я его. Но сам факт! Насколько же воспитанный, вежливый, сдержанный оказался, как есть! Мне даже, как-то не по себе стало. Получается, что я его, сам того не желая, вроде, как обидел. А он и виду при этом не подал даже.
А ещё вспоминается мне такой случай. Собственно скажу, не вспоминается, а, скорее, никогда не забудется. Такое забыть просто невозможно.
Было это лет десять назад на моей смене. Лето было уже, если можно сказать, на финальном, завершающем этапе. Порой лёгкий дождик прорывался, но ещё тепло было днём, хоть по ночам свежо и прохладно. Цирк наш отдыхал в ту пору. Все работники свои отпуска догуливали. Кроме нас, охраны, и, кажется, бухгалтерии, больше никого из местных не было, да и из артистов – только один номер у нас стоял на репетиционном. Но какой номер! Не номер, а большой аттракцион – «Дрессированные львы Виктора Фетисова». Представляете, семь львов в клетке с внушительными толстыми прутьями. В общем, всё, как положено. Да и сам артист – опытный малый, в почтенном уже возрасте. И помимо тех самых семи львов, было у него ещё три. В работе они у него заняты не были.
Это были, так называемые «пенсионеры». Такие животные-пенсионеры у многих дрессировщиков были тогда. Как правило, их потом в зоопарки передавали или в передвижные зооцирки. Этих троих ждала такая же участь. Но пока ещё никто за ними не приезжал. Вот и содержали их, разумеется, у нас в цирке. А ведь жалко было животин. Сидят они целыми днями, значит, в своих тесных клетках-вагончиках. А ведь и им тоже размяться надо бы. Договорился, значит, Фетисов с директором, чтобы разрешили на ночь оставлять этих троих в большой манежной клетке. Всё равно в цирке больше ни зверей, ни людей. Куда им деться? А ночью кто в цирке? Двое ПСО-шников и ночной конюх. Так и было, так и решили.
Вот только сами львы оказались умнее и прозорливее нас людей. Не зря ведь и они добрых два десятка лет служили цирковому искусству, так сказать. Видите ли, на свободе прогуляться захотелось на старости лет! И как умело один из них всё продумал! Восхищаться такими способностями – самое время. Вот что значит дрессура!
На манеже, как я уже говорил, стояла большая центральная клетка. Это сейчас сетку полупрозрачную поднимут и порядок. Оно и безопасно, и надёжно, и для зрителей полный обзор. А тогда ведь по старинке ещё было. Клетку такую собирали из отдельных секций. Таких секций ставили штук двадцать, если не больше. На торце каждой – два крюка (сверху и снизу, значит). Вот и приставляли одну такую секцию к другой, состыковывая этими крюками. А для полной устойчивости ещё и цепями к барьеру манежа притягивали, прихватывали в нескольких местах. Когда, значит, клетка была установлена, выпускали на ночь этих самых трёх львов.
Двое, вроде бы поспокойнее, а третий, хоть и в возрасте, но шустрость свою не потерял, как оказалось. Так и норовил что-нибудь отодрать или лапой подгрести. Вот он так тогда и сделал. Рыл, рыл опилки возле одной секции и прорыл под ней ямку-ложбинку. А после, просунул сквозь проём между прутьями решётки лапу, дотянулся, значит, до барьера и стянул с него ковровую дорожку. Край этой дорожки он и прихватил через ту ложбинку, что под секцией прорыл. И тогда уж начал изо всех своих львиных сил затягивать дорожку в клетку. От этого секция на крюках приподнялась и отвалилась полностью. Это ему, как видно и надо было. Вот тебе свобода на все четыре стороны. Все три старика и пошли гулять по цирку.
А мы с напарником обход здания уже сделали. Осмотрели, как полагается. Всё закрыто, всё выключено, ничего не горит, львы в клетке своей гуляют. А Мишка, ночной конюх, опять, как всегда, напился и дрыхнет на конюшне безмятежно. Что с него взять?
Вот и мы отдохнуть решили. Только слышу, наш дворовый пёс Шницель как-то странно вести себя начал. То вдруг залаял ни с того ни сего и злобно так, то под стол забьётся и жалобно скулит. А за дверью в фойе слышны какие-то странные шаги. Ну, думаем, Мишка проснулся и бродит. И, что это ему неймётся? Дай, думаю, загляну за дверь. Что он там шурудит? Только приоткрыл я дверь… Мать честная! Меня чуть Кондратий Иванович не хватил. В нескольких шагах от меня – два льва. Увидели меня и к дверям. Ой, что со мной тогда было! Я напрочь дар речи потерял. Благо дело, что-то мне подсказало быстрее дверь эту на засов затворить. И, благо дело, что сама дверь крепкой оказалась, ещё и железом обшита. Тут дар речи ко мне вернулся и я, что есть силы, как заору:
- Егорыч! Караул! Львы из клетки вышли!
Напарник, по началу, как видно, не понял, что собственно произошло. Но судя по моему дикому крику, среагировал молниеносно. А я только и успел в дверную ручку ещё и ножку табуретки засунуть. И дёру, дёру, дёру в нашу сторожку.
Забаррикадировались мы с Егорычем, как могли. Входные двери тоже на щеколду и засов закрыли и звонить, куда только можно: в пожарную, в милицию, в гостиницу, чтобы побыстрее Фетисову сообщили там о ЧП. А львы слышим, рычат, рвутся. Ужас! Знаете, не прошло и пяти минут, прилетел в одной пижаме и трусах Фетисов. И как он успел так быстро добежать? Гостиница-то наша, хоть и не далеко находится, но всё же, метров двести будет, как минимум. А сам Виктор Георгиевич Фетисов, по жизни такой медлительный, нерасторопный был. Мужчина он грузный, ходил не спеша вразвалочку. Но это нам всем так казалось. На деле же всё по-другому было. Тут он, наверное, все возможные рекорды побил. Летел, сломя голову, как восемнадцатилетний спортсмен при сдаче на зачёт ГТО. Рвётся в дверь и, что есть мочи орёт:
- Открывай!
А мы с Егорычем не знаем, как это сделать. Ведь забаррикадировались, как могли там у себя в сторожке и выйти боимся. А вдруг эти дьяволы косматые уже там в тамбуре у входных дверей разгуливают. Нам-то не видно. Слышим, опять Фетисов орёт:
– Откройте немедленно!
И ещё голоса какие-то. Как видно, пожарные или милиция подоспела. Егорыч, что и называется, с мокрыми штанами. А я ещё держусь из последних сил. Но чувствую, что надо, решаться выйти в тамбур. Схватил я, что под рукой было. Стул, кажется и…
Тогда я всю свою жизнь в один миг по одной страничке перелистал. Вспомнил и юность свою озорную, и то, как в сорок третьем на Курской дуге мы всей 71 Гвардейской стрелковой насмерть сражались под Обоянью. Вспомнил всё плохое и хорошее и главное понял: какая всё-таки прекрасная эта штука ЖИЗНЬ! Глупо пропадать вот сейчас и из-за чего?! Чтобы потом сказали, мол, славный боец-ветеран Великой Отечественной войны и погиб не на бранном поле сражения, а в лапах хищника. И когда? В самое, что ни на есть мирное время. Смех, да и только.
И тогда я рванулся с криками:
– Ура-а-а!
Как тогда во время атаки и к входным дверям.
- Врёшь! – кричу, что есть мочи. - Живым не возьмёшь! Пашка смерти не боится!
Уж и не знаю, как это со стороны выглядело, да думаю, и не до этого всем было. Контрнаступление ведь началось позже, когда я освободил от щеколды и засова дверь и в цирк ворвался Виктор Георгиевич. Ничего при нём не было: ни арапника, ни палки, ни, тем более, пистолета. Только одно оружие, каким он обладал, одно единственное. Но какое мощное! Великий, могучий, отборный, пятиэтажный русский мат.
Громогласно, что есть силы, как иерихонская труба заорал тогда он и по матушке, и по батюшке, и по дедушке и по прапрапрабабушке. Клянусь, мы, когда в атаку на фрица шли, слов, которые он произносил, не только не слышали, но и не подозревали даже, что такие в природе существуют. И, что вы думаете? Львы, повинуясь команде Фетисова, молча, покорно и беспрекословно пошли именно туда, куда он их и послал. Пошли тихо так это. Ну, как мальчишки-озорники в ожидании отцовской порки за очередную шалость. Оставалось только диву дивиться, неужели даже там, на их родине в Африке эти самые выражения так хорошо усвоились всеми тамошними обитателями? Но как? Откуда?
Когда львы оказались в своих клетках-вагончиках, когда подоспевшие фетисовские ассистенты получали от своего шефа не менее суровую, чем эти львы раздачу, мы отправились по всему цирку искать ночного конюха. Обшарили всё здание – никаких следов. Ни на конюшне, ни в фойе, ни на этажах в гримуборных. Нам, прямо скажу, страшно стало. Без жертв, думаем, не обошлось. Но, говорю же, никаких следов. Потом смотрим, откуда-то сверху по водосточной трубе сползает наш Мишка. Что самое интересное, трезвый и бодрый, как и не пил и не спал вовсе. Оказывается, всё это время он действительно на конюшне в шорной отдыхал. А как услышал сквозь собственный храп их рёв, а после, что самое страшное, увидел, как по закулисной части три льва гуляет, сам не помнит, как очутился на крыше конюшни. Что львов видел, помнит, что всё это время на крыше сидел, – тоже помнит, а вот уж, как взобрался туда, как есть, отшибло память его хмельную.
Такие, вот, дела. Так, что попробуйте, после всего этого назвать нашу работу в цирке неинтересной, монотонной и однообразной. Думаю, она не менее интересна, чем у какого любого артиста будет.