Морской кортик
- Ну, вот и добрались! – Арина Николаевна по хозяйски уселась на аккуратно застеленную кровать. – Вы чего стоите как неродные? Несите сюда чемоданы! А корзину зачем в комнату тащишь? Там продукты, сейчас буду обед готовить. Талка до ночи на работе, а Дуська с бабушкой, наверное, нас встречать пошли!
Братья – семнадцатилетний Лёнька и четырнадцатилетний Борис, немного повздорив между собой, занесли в комнату чемоданы и молча встали перед матерью.
- Опять встали. Печку кто растопит?
- Лёнькина очередь, – проворчал Борька, а я погулять хочу. Там Мишка Скворцов…
- Мам, он всегда убегает гулять, хоть бы дров принёс!
- Правильно говоришь, Лёня! Борька, принеси дров и беги к своему Скворцову. – Борис тут же рванул на улицу. - Да не упади с лестницы, несётся как угорелый! Лёнь, радио включи!
Голос диктора заканчивал какую-то фразу: «…ветского Информбюро!»
- Лёнь, сделай тише, что так громко то!
- У тёти Талы ручка сломана, тише не делается. – Лёнька не слушал, что говорит диктор, но удивился, что молчит мать разбиравшая корзину с едой, и повернулся посмотреть может вышла. А мать сидела у стола, прижав к груди свёрток с хлебом бледная и растерянная.
Вечером, когда вернулась тётя Тала, они с матерью пошли в комендатуру искать отца. А Лёньку с Борькой оставили водиться с малявкой Дуськой. Двоюродная сестра, сама себя называла только Евдокия. Но из-за выпавших передних зубов сильно шепелявила, и у неё получалось – Евдосия.
- Как думаешь, война надолго?
- Не знаю. Мой призыв через год. Я хотел в кавалерию. А теперь кавалерию, наверное, отменят. У немцев танки, я в газете читал, против них кавалерия не устоит.
- Да, танки железные, а кони живые. Дуська, ты танки видела?
Дуська промолчала. Ей очень хотелось спать, а глупые братья пристают с какими-то танками. Но, подумав, сказала:
- Вообще-то я Евдосия, а не Дуська. И танки я в кино видела, про белых. Их наши все сломали!
- Эх ты, двоечница! Не сломали, а подорвали!
- Я не двоешница, у меня только по шистописанию шетвёрка! – и Дуська разревелась, не столько от обиды, сколько от усталости. Мама с тётей Ариной куда-то ушли и не накормили. Мама обещала, что когда приедет тётя Арина, будем кашу с мясом есть. А на столе лежали только зелёные яблоки и большая буханка чёрного хлеба.
- Да не реви, дура! – прикрикнул на неё Лёнька. – Борька дразниться, а ты нюни распустила как маленькая!
Вошли усталые женщины – их матери, следом отец мальчишек - капитан пограничник. Он прямо с поезда был отправлен военным патрулём в городскую комендатуру. Сказал, что скоро вернётся, а пришёл только теперь, затемно.
Уже засыпая, Борька слышал как взрослые разговаривают за столом. Отпуск отменяется, потому что отца направляют в Ново-Николаевск на призывной пункт проводить строевую подготовку с новобранцами. А Лёнька уже осенью поступит в военное училище на ускоренный курс и к совершеннолетию станет младшим лейтенантом. «Вот везёт!» - подумал Борька. – «Уже и служить на войну возьмут».
Мать вернулась из мастерских пораньше. Она несла на руке не дошитую шинель.
- Борь, поставь нагреть воды, скоро Лёнька приедет на побывку. Хоть отмою его.
Лёнька лежал в госпитале, недалеко от Томска со смешным, с точки зрения Борьки ранением, в самую пятую точку. Лёнькина часть сопровождала подводы с ранеными, которых вывозили с места боевых действий. Минёры проложили дорогу через минное поле. А Лёнька решил покрасоваться перед молоденькими медсёстрами и гарцевал вдоль строя, немного обогнав его. Вот тут-то, красавец конь и задел задней ногой мину. Никто от взрыва не пострадал, даже конь остался невредимым. А Лёньку догнали четыре осколка. Борька злился, что все пацаны во дворе уже знали про смешное Лёнькино ранение, и посмеивались за Борькиной спиной. Это бабушка и мама рассказали всем соседям про приключившееся с Лёнькой несчастье, а те разнесли эту новость на весь двор и на всю Розочку. Хоть бы уж не говорили куда его ранило!
Мать уселась за швейную машинку дошить шинель и гоняла Борьку туда сюда по хозяйству. Одно было хорошо, в честь Лёнькиного приезда зарубили курицу купленную на рынке за пол-литра спирта.
Вечером мать пошла в мастерские сдать пошитую шинель, а бабушка вышла во двор поболтать с соседками. Братья разговаривали про войну, и даже подросшая Дуська прислушивалась к разговору, хоть и делала вид, что внимательно читает учебник.
Борька прекрасно понимал, братец сильно преувеличивает свои военные подвиги. Но всё равно, с замиранием сердца слушал про бомбёжки, налёты мессеров на санитарные поезда, и долгие переходы через минные поля с обозами медсанбатов. А, Леонид, закончив рассказ про то как он, чуть не самолично, вывел целый вагон раненых в укрытие, когда поезд нещадно бомбили с воздуха, вдруг вспомнил про свою новую военную форму.
- А ты видел, что теперь вместо лычек ввели погоны?
- Да. Отец уже два раза в новой форме приезжал.
- А кортик ему тоже выдали?
- Не знаю.
- Вот смотри! – и Лёнька достал из вещмешка офицерский кортик.
- Дай посмотреть!
- Не дам, маленький ещё, порежешься. Он острый, как бритва!
- Кто это маленький? Мне скоро уже семнадцать стукнет, и я в училище пойду как ты! А потом на фронт!
- Как же, отпустит тебя мать в училище! Сам слышал, она отцу говорила, что до призыва никуда ты не пойдёшь, а там и война может кончиться!
Борька просто рассвирепел. Он знал, родители не хотят, чтобы он учился в военном училище, но надеялся, что всё-таки отпустят. И на медкомиссию сходил. Где, к его великому счастью, поставили заветный штамп – «Годен». Только ждал подходящего момента уговорить мать. Отец разрешит если мама отпустит.
- Что ты такое говоришь, дурак! Я что не успею на фронт, по-твоему, попасть?
- Да запросто. Не знаешь как немцев гонят? Скоро до границ доберутся, а там до Германии рукой подать. – Лёнька говорил спокойно, с лёгкой усмешкой, всем видом показывая своё превосходство боевого офицера над Борькой безусым мальчишкой. – А я вот долечусь и ещё успею повоевать!
- Знаю какой ты боец! Так хорошо драпал, что ранили в самую задницу!
И тут Борька услышал, как мимо его уха что-то просвистело. Оглянувшись, увидел, что в дверном косяке торчит Лёнькин кортик, а на пороге с открытым ртом стоит бабушка. Тут заревела Дуська, и Борька опрометью выскочил на улицу. Он слышал, как запричитала бабушка, а Лёнька что-то бурчал ей в ответ.
Всю ночь Борька просидел в старом сарае дрожа от холода. Мать дважды выходила на улицу и звала его. Но он не отозвался. Слёзы душили его.
Утром неожиданно объявился отец, и увёз Лёньку на вокзал в трофейной легковушке.
Спустя десять лет, Борис демобилизовался, и приехал к родителям. Они обосновались в новом посёлке военных на строительстве секретного производства. Встречали моряка Тихоокеанского флота, старшину второй статьи с генеральскими почестями. Мать с тёткой наготовили как на свадьбу. Три месяца экономили отцовский паёк, чтобы накрыть на стол как раньше, до войны. Приехал и Леонид с женой и дочкой. Крепко обнявшись, братья разговорились.
- Куда думаешь устраиваться? А то давай к нам в милицию. Нам сейчас люди очень нужны.
- Нет, в милицию не пойду. Отец договорился, чтобы меня послали в Ленинград на офицерские курсы. А потом вернусь сюда, буду под его крылом служить на строительстве.
- Понятно. – Леонид посмотрел Борису прямо в глаза. – А кортик, помнишь?
Борис молчал, опустив голову.
- Ты прости меня, брат. Я вот принёс, если хочешь, возьми, пусть у тебя будет, – и Леонид подал брату тот самый кортик, которым чуть не убил его в далёком сорок четвёртом.
Борис не взял. Молча встал и вышел из комнаты. Но через минуту вернулся. Он держал в руках кортик, ножны которого были отделаны богатой инкрустацией.
- Зачем мне твой, у меня свой есть.
- Откуда, тебе же по званию не положено…
- Это мне Батя, капитан первого ранга Колесов подарил, когда в запас увольнялся. Тут дарственная надпись есть. – Борис протянул кортик брату.
- «Борису Шмелёву, за
геройский поступок и мужество во время тушения пожара в походе на
крейсере «Смирный» - 22 августа 1945 года. Порт следования -
Порт-Артур» - прочитал вслух Леонид.
- Ну, вот и добрались! – Арина Николаевна по хозяйски уселась, на аккуратно застеленную кровать. – Вы чего стоите, как неродные? Несите сюда чемоданы! А корзину, зачем в комнату тащишь? Там продукты, сейчас буду обед готовить, Талка до ночи на работе, а Дуська с бабушкой, наверное, нас встречать пошли!
Братья – семнадцатилетний Лёнька и четырнадцатилетний Борис, немного повздорив между собой, занесли в комнату чемоданы и молча встали перед матерью.
- Опять встали, печку кто растопит?
- Лёнькина очередь. – Проворчал Борька, а я погулять хочу. Там Мишка Скворцов…
- Мам, он всегда убегает гулять, хоть бы дров принёс!
- Правильно говоришь, Лёня! Борька, принеси дров и беги к своему Скворцову. – Борис тут же рванул на улицу. - Да не упади с лестницы, несётся как угорелый! Лёнь, радио включи!
Голос диктора заканчивал какую-то фразу: «…ветского Информбюро!»
- Лёнь, сделай тише, что так громко то!
- У тёти Талы ручка сломана, тише не делается. – Лёнька не слушал, что говорит диктор, но удивился, что молчит мать, разбиравшая корзину с едой, и оглянулся посмотреть, может, вышла. А мать сидела у стола, прижав к груди свёрток с хлебом, бледная и растерянная.
Вечером, когда вернулась тётя Тала, они с матерью пошли в комендатуру искать отца. А Лёньку с Борькой оставили водиться с малявкой Дуськой. Препротивной двоюродной сестрой, которая сама себя называла только Евдокия, но из-за выпавших передних зубов сильно шепелявила, и у неё получалось – Евдосия.
- Как думаешь, эта война надолго?
- Не знаю. Мой призыв через год. Я хотел в кавалерию. А теперь кавалерию, наверное, отменят. У немцев танки, я в газете читал, против них кавалерия не устоит.
- Да, танки железные, а кони живые. Дуська, а ты танки видела?
Дуська промолчала. Ей очень хотелось спать, а глупые братья пристают с какими-то танками. Но, подумав, сказала:
- Вообще-то я Евдосия, а не Дуська. И танки я в кино видела, про белых. Их наши все сломали!
- Эх ты, двоечница! Не сломали, а подорвали!
- Я не двоешница, у меня только по шистописанию шетвёрка! – И Дуська разревелась, не столько от обиды, сколько от усталости. Мама с тётей Ариной куда-то ушли и не накормили. Мама обещала, что когда приедет тётя Арина, будем, кашу с мясом есть. А на столе лежали только зелёные яблоки и большая буханка чёрного хлеба.
- Да не реви ты дура! – Прикрикнул на неё Лёнька. – Борька дразниться, а ты ревёшь, как маленькая!
Но тут вошли усталые женщины – их матери, следом шёл отец мальчишек - офицер, капитан пограничник. Он прямо с поезда был отправлен военным патрулём в городскую комендатуру. Сказал, что скоро вернётся, а пришёл, только теперь, затемно.
Уже засыпая, Борька слышал, как взрослые разговаривают за столом. Что отпуск отменяется, потому, что отца направляют с Новониколаевск на призывной пункт, проводить строевую подготовку с новобранцами. А Лёнька уже осенью поступит в военное училище на ускоренный курс и к совершеннолетию станет младшим лейтенантом. «Вот везёт!» - подумал Борька. – «Уже и служить на войну возьмут».
Мать вернулась из мастерских пораньше. Она несла на руке недошитую шинель.
- Борь, поставь нагреть воды, скоро Лёнька приедет на побывку. Хоть отмою его.
Лёнька лежал в госпитале, недалеко от Томска, со смешным, с точки зрения Борьки ранением – в самую пятую точку. Лёнькина часть сопровождала подводы с ранеными, которых вывозили с места военных действий. Минёры проложили дорогу через минное поле. А Лёнька решил покрасоваться перед молоденькими медсёстрами и прогарцевал вдоль строя, немного обогнав его. Вот тут-то, красавец конь и задел задней ногой мину. Никто от взрыва не пострадал, даже конь остался невредимым. А Лёньку догнали четыре осколка. Борька злился, что все пацаны во дворе уже знали, про смешное Лёнькино ранение, и посмеивались за Борькиной спиной. Это бабушка и мама рассказали всем соседям, про приключившееся с Лёнькой несчастье, а те разнесли эту новость на весь двор и на всю Розочку. Хоть бы уж не говорили, куда его ранило!
Мать уселась за швейную машинку, чтобы дошить шинель и гоняла Борьку туда сюда по хозяйству. Одно было хорошо, в честь Лёнькиного приезда, зарубили курицу, купленную на рынке, за пол-литра спирта.
Вечером, мать пошла в мастерские, сдать дошитую шинель, а бабушка вышла во двор поболтать с соседками. Братья разговаривали про войну, и даже подросшая Дуська прислушивалась к их разговору, хоть и делала вид, что внимательно читает учебник.
Борька прекрасно понимал, что братец сильно преувеличивает, свои военные подвиги. Но всё равно, с замиранием сердца, слушал про бомбёжки, налёты мессеров на санитарные поезда, и долгие переходы через минные поля с обозами медсанбатов. А, Леонид, закончив рассказ про то, как он чуть не самолично вывел целый вагон раненых в укрытие, когда поезд нещадно бомбили с воздуха, вдруг вспомнил, про свою новую военную форму.
- А ты видел, что теперь вместо лычек ввели погоны?
- Да. Отец уже два раза в новой форме приезжал.
- А кортик ему тоже выдали?
- Не знаю…
- Вот смотри! – И Лёнька достал из вещмешка офицерский кортик.
- Дай посмотреть!
- Не дам, маленький ещё, порежешься. Он острый, как бритва!
- Кто это маленький? Мне в июне уже семнадцать стукнет, и я в училище пойду, как ты! А потом на фронт!
- Как же, отпустит тебя мать в училище! Сам слышал, как она отцу говорила, что до призыва никуда ты не пойдёшь, а там и война может кончиться!
Борька просто рассвирепел. Он знал, что родители не хотят, чтобы он учился в военном училище, но надеялся, что всё-таки отпустят. И на медкомиссию сходил, где к его великому счастью, поставили заветный штамп – «Годен». Только ждал подходящего момента, чтобы уговорить мать. Отец разрешит, если мама отпустит.
- Что ты такое говоришь, дурак! Я что не успею на фронт, по-твоему, попасть?
- Да запросто. Не знаешь, как немцев гонят? Скоро до границ доберутся, а там до Германии рукой подать. – Лёнька говорил спокойно, с лёгкой усмешкой, всем видом показывая своё превосходство боевого офицера, над Борькой, безусым мальчишкой. – А я вот долечусь и ещё успею повоевать!
- Знаю я, какой ты боец! Так хорошо драпал, что ранили в самую задницу!
И тут Борька услышал, как мимо его уха что-то просвистело. Оглянувшись, он увидел, что в дверном косяке торчит Лёнькин кортик, а на пороге, с открытым ртом стоит бабушка. Тут заревела Дуська, и Борька опрометью выскочил на улицу. Он слышал, как запричитала бабушка, а Лёнька что-то бурчал ей в ответ.
Всю ночь Борька просидел в старом сарае, дрожа от холода. Мать дважды выходила на улицу и звала его. Но он не отозвался. Слёзы душили его.
Утром неожиданно объявился отец, и увёз Лёньку на вокзал в трофейной легковушке.
Спустя десять лет, Борис демобилизовался, и приехал к родителям. Они обосновались в новом посёлке военных, на строительстве секретного производства. Встречали моряка Тихоокеанского флота, старшину второй статьи, с генеральскими почестями. Мать с тёткой наготовили, как на свадьбу. Три месяца экономили отцовский паёк, чтобы накрыть на стол, как раньше, до войны. Приехал и Леонид с женой и дочкой. Крепко обнявшись, братья разговорились.
- Куда думаешь устраиваться? А то давай к нам, в милицию. Нам сейчас люди, ой как нужны.
- Да нет, в милицию не пойду. Отец договорился, чтобы меня послали в Ленинград на офицерские курсы. А потом вернусь сюда, буду под его крылом служить на строительстве.
- Понятно. – Леонид посмотрел Борису прямо в глаза. – А кортик, помнишь?
Борис молчал, опустив голову.
- Ты прости меня, брат. Я вот принёс, если хочешь, возьми, пусть у тебя будет. – И Леонид протянул брату, тот самый кортик, которым чуть не убил его в далёком сорок третьем.
Борис не взял. Он молча встал и вышел из комнаты. Но через минуту вернулся. Он держал в руках кортик, ножны которого были отделаны богатой инкрустацией.
- Зачем мне твой, у меня свой есть.
- Откуда, тебе же по званию не положено…
- Это мне Батя – капитан первого ранга Колесов подарил, когда в запас увольнялся. – Тут дарственная надпись есть. – И Борис протянул кортик брату.
- «Борису Шмелёву, за геройский поступок и мужество во время тушения пожара на крейсере «Смирный» - 22 августа 1945 года в порту Порт-Артур» - прочитал вслух Леонид.
Марина Дементьева # 28 июня 2012 в 19:25 0 | ||
|
Ольга Шлыкова # 28 июня 2012 в 20:25 0 |
Анна Магасумова # 8 сентября 2012 в 23:23 0 | ||
|
Ольга Шлыкова # 9 сентября 2012 в 06:59 0 | ||
|