Утро наступления

article447704.jpg
Знаменитый залп "КАТЮШ" из инета

Утро наступления
 Посвящается моему деду Костылеву Ивану Яковлевичу.

       Отделение сапёров колонной по одному возвращалось с наблюдательного пункта (НП) вглубь наших позиций. Первым шёл Иван Костылин - самый возрастной, выглядевший даже старше своих сорока двух лет, один из самых опытных солдат, почти год на фронте. За ним шёл самый молодой, восемнадцатилетний Толя Чернов. Толюнчик, как прозвал его Иван, а потом подхватил и весь взвод. Приглянулся он Ивану своим пытливым детским взглядом, и озорными тёмными глазами, как у его младшего сына Толика (Толюнчиком называла его жена Тася). За ними шли ещё шестеро рядовых солдат, половина из которых ещё не нюхала пороху, и пришла с пополнением вместе с Толюнчиком перед самой переброской на передовую. Замыкал шествие командир, капитан Дулин. Полдня солдаты изучали местность. Разглядывали и запоминали каждую ложбинку и бугорок. НП располагался очень удачно на четырёх высоких соснах, растущих недалеко друг от друга на краю соснового бора. Лестницы из жердей были перекинуты поочерёдно от одного дерева к другому. На поворотах были устроены небольшие площадки. Последняя площадка на высоте тридцати метров, была большая. Здесь был устроен шалаш, и располагались стереотруба и телефон. Каждому из солдат капитан показал места проходов, который сапёрам предстояло сделать завтра на рассвете. Обезвредить мины, установить вешки, перерезать проволочные заграждения. Сапёры, которых они сменили, передали план наших минных заграждений, а так же показали на местности, рассказали о немецких заграждениях и огневых точках. Вид открывался безрадостный. Местность перед немецкими позициями была открытая, болотистая, кустарниковая растительность срезана пулемётным огнём и осколками снарядов и мин. Весна 1943 года была ранняя, снег на пригорках почти полностью вытаял в начале марта. Местами виднелись вытаявшие и всплывшие деревянные ящичные мины*.
 
       Когда они подходли к землянке, уже совсем стемнело. Тропинка едва угадывалась по звёздам, отражавшимися в подмёрзших лужах. Из землянки пахнуло дымом махорки, но даже он не заглушал запах пота и портянок десятков солдат, приютившихся здесь. Коптилки из гильз отбрасывали прыгающие тени, наполняли и без того душную землянку керосиновым смрадом. Занавеску из брезента в дверях земляки не закрывали, чтобы было чем дышать. На верхнем ярусе лежали по очереди. Остальные сидели, прижавшись друг к другу, в обнимку с оружием. Многие дремали, некоторые писали письма. Даже проходы были заняты. Чтобы пройти внутрь приходилось пробираться почти по людям. Численность солдат наступления увеличилась втрое, по сравнению с частями, которые они сменили в эти несколько дней. Готовилось самое серьёзное наступление на этом участке фронта за последние полгода. Место завтрашнего наступления несколько раз переходило то к нам, то к немцам, и было полито кровью с обеих воевавших сторон. 

      При виде капитана, некоторые бойцы попытались встать, поприветствовать офицера.
 - Сидите, сидите!- Сказал нестроевой капитан, бывший до войны инженером. – Вот приютите моих сапёров до пяти утра. Отдыхайте, товарищи. Я в штабную землянку.
- Там места ещё меньше, чем здесь! Оставайтесь, товарищ капитан!
- Спасибо, но мне туда надо! – отвечал Дулин, пробираясь к выходу.
- А вы, значит, нам путь расчищать будете с утречка?- обратился к сапёрам бывалый сержант с медалью на груди.
- Так точно! – ответил Иван, пристраиваясь на местечко потеснившихся для него товарищей, - и для вас, и для танков проходы делать будем.
- Когда до немецких окопов расчистите путь, вы там всех фрицев не убивайте, оставьте мне одного самого жирного,- попросил коренастый, полураздетый боец, сидевший у самой печки, и штопавший гимнастёрку.
- Ты его есть, что ли собрался? – Удивился кто-то.
- Зачем есть? Это чтобы об рёбра штык не затупился, когда колоть буду, как свинью! – и иголкой изобразил, как будет колоть. - Но медленно колоть буду, чтоб он визжал так, что в немецком тылу слышно было! Пусть знают, что придёт их черёд! Чтобы от страха в штаны наложили, и своим Мартам письма слезливые писали.
- Ты, живодёр, до них доберись сначала,- урезонил его сержант.
- А и доберусь. Ох, доберусь!
- Сам-то написал письмо?
- А некому мне писать, - ответил он в полголоса.

       Все приумолкли. Даже печка-буржуйка перестала потрескивать. Каждый думал о своём накануне наступления. И хотя общее настроение было боевое, мысли в голову лезли всякие.
- Спать лёг на ново место – приснится мне невеста! – Загадал боец, забравшийся на верхнюю полку.
- Ишь, жених какой нашёлся!
- Знали бы вы, какие мне невесты раньше снились. Однажды даже Серова* приснилась! А сейчас вместо невест то лейтенант приснится: «Подтянись! Шире шаг!» То на посту стою, спать хочется, присяду под деревце, а тут фашисты лезут…
- А ты не спи на посту!
- Так то - во сне! А вчера приснился котёл полный гречневой каши с тушёнкой, и Евлампич мне накладывает в котелок, и накладывает. Я говорю: «Хватит уже», а он: «Поправляйся Петро, сил набирайся, чтобы Гансов бить!», а сам черпаком мясо мне выбирает.
- А морда у тебя во сне не треснула?
- Не, не успела! Только я собрался почревоугодничать, тут разводящий меня и разбудил. Может, сегодня во сне доем. Она ведь ждёт там меня, наверно. Вот бы сразу на этом месте сон увидеть, пока она ещё не остыла.
- Так ты же невесту увидеть хотел!
- А я с ней и поделюсь! Мне одному столько не съесть!
- А мне вчера моя Настя приснилась, - раздался голос из тёмного угла землянки. - Идём мы с ней босиком по бережку, милуемся. Она в сарафане, а я в гимнастёрке. Солнышко вечернее в речке переливается, птички поют. И тут она ногой проволочку зацепляет, мина-лягушка* как выпрыгнет. Я к Насте бросился … и проснулся. Всего трясёт. Я после войны, все проволочки обходить буду, наверно…
- И кто только эти «лягушки» выдумал? Я бы этого гада летом привязал к дереву, рот ему открыл, чеку привязал к зубу, а мину в штаны засунул. Чтобы он так стоял с открытым ртом, боялся закрыть. А комары у нас знаете какие? Во! Чуть поменьше стрижа. Летом сами увидите! Они бы ему весь язык облепили, и …
- Вот завели тему: один колоть как свинью, другой мину в штаны! Что вы фашисты что ли?
- А мы их сюда не звали зверства творить! Жалеть их прикажешь?
- Я не призываю жалеть. Бить их надо изо всех сил! И через силу! И гнать с нашей земли, но самим в фашистов превращаться не надо!
- Мину эту в германскую войну придумали, до революции ещё. Так что умер уже твой изобретатель.
- Тогда он давно уже в аду на сковородке жарится…
- Спите уже! Будет нам всем завтра ад, когда в наступление пойдём!
- Немцам точно будет ад кромешный! Вон артиллерии сколько нагнали. И «катюши» видел в тылу.
Иван писал карандашом письмо жене и родным, почти не обращая внимания на солдатские разговоры.
 
        Капитан разбудил их задолго до рассвета. Повара ещё не приготовили кашу, поэтому подкрепились сухарями с тушёнкой и кипяточком с куском сахара на всех. По знакомой уже дорожке быстро дошли до наших окопов на переднем крае, вырытых прямо в болоте. Здесь располагались на ночь только дозорные. Солдаты, которых они сменили, предупреждали, чтобы, в случае чего, спали прямо здесь, в болоте. Землянки, даже хорошо замаскированные, на небольших возвышенностях были прекрасной целью для немцев. Немцы понимали, что в болоте землянки не сделаешь, и периодически устраивали артналёты по всем бугоркам, где есть хоть небольшие деревца. И не ошибались. Не спасали даже три наката брёвен. Много народу в них погибло. По скользким жердям и еловому лапнику на дне окопов сапёры разошлись по распределённым вчера направлениям.
        Вражеские дозоры запускали осветительные ракеты через равные промежутки времени с немецкой пунктуальностью. Иван получил задание сделать два прохода для пехоты по болотистой низине, покрытой грязным снегом и льдом. Она не просматривалась из основных окопов немцев, но на выходе из неё была выдвинутая к нашим позициям пулемётная точка, с которой простреливалась вся низина. Один проход намечался левее пулемёта, а второй справа, почти к самому пулемёту. Туда же подходила дугообразная возвышенность, по которой пойдут танки. Этот путь хорошо простреливался немцами со всех сторон, поэтому ближнюю к немцам половину дуги решено было разминировать после начала нашей артподготовки. Там ещё вчера они рассмотрели противотанковые мины. Этот участок было поручено разминировать Фролу и Толюнчику.

       Иван в грязно-белом маскхалате ловко полз по подмёрзшему за ночь снегу. Автомат за спиной, в сумке инструменты: ножницы по металлу, пассатижи и прочее; в руках щуп и пехотная лопатка, которую обычно зовут сапёрной. Ещё тащил вешки из ивы для разметки проходов. Лёд в болоте почти выдерживал вес человека, но иногда с хрустом ломался, и погружался в грязную жижу. Сначала промокли рукава, затем колени ватных штанов, а потом холодная жижа добралась до живота. «А ведь мороз не меньше восьми градусов,- подумал Иван, - вон как полы халата обмёрзли!» Он быстро снял несколько наших мин, а дальше началась чехарда из наших и немецких мин. Осторожно прорезал проход в первом проволочном заграждении, за которым пошли только немецкие «лягушки». Некоторые мины, установленные зимой, были привязаны к металлическим штырям, вбитым в землю, некоторые стояли в осевшем снегу на фанерных листах. Работал голыми руками, всё равно рукавицы не грели – промокли, пока полз. Сначала руки чувствовали холод, а потом вошли в режим, раскраснелись. За час обезвредил полтора десятка мин. Добрался до второго проволочного заграждения, аккуратно проделал проход. Чуть далее, перед немецкими окопами, начиналось наклонённое в нашу сторону заграждение из вкопанных и вмороженных заострённых брёвен и кольев. Хотя смотрелись они как средневековые экспонаты, но были серьёзным препятствием на пути пехоты и даже танков. Это препятствие отдано на откуп артиллеристам. В свете очередной ракеты сапёр попытался разглядеть своих товарищей, которые работали где-то недалеко, но никого не увидел. Все замирали, пока она горела.
        Иван быстро вернулся по своему проходу, и начал проделывать второй проход. Розовая полоска рассвета слева и сзади становилась всё ярче, надо было спешить. Иван наткнулся щупом на посечённый осколками кирзовый сапог с остатками чьей-то ноги внутри. Хотел откинуть, но передумал, вдруг мину потревожишь. Просто отодвинул. Жив ли хозяин ноги? Скорее нет. Настроение немного упало, хотя довелось видеть всякого.
       Когда добрался до середины второго прохода, обезвредив ещё десяток мин, немного рассвело. Ракеты уже не так слепили. Неожиданно ударил ручной пулемёт, до которого было  менее ста метров. Первой же очередью его ранило в плечо и предплечье правой руки. «Заметили, гады!»- расстроился, Иван, и, почти прощаясь с жизнью, ёрзал по подломившемуся под ним льду, стараясь глубже погрузиться в болотную жижу. Боль почти не чувствовалась. Пули вжикали над спиной, выли, отрикошетив ото льда, и чвакали совсем рядом. Пустив по нему несколько очередей, немецкий пулемётчик посчитал дело сделанным, и перенёс огонь на возвышенность, правее Ивана. Видимо там заметил ещё кого-то. «Там же Толюнчик! – испугался Иван, и, повернув голову, пытался разглядеть, что там делается. Над головой просвистел снаряд и взорвался недалеко от пулемёта. Вторым снарядом пулемёт был накрыт, но наши артиллеристы сделали ещё три выстрела беглым огнём. Стало тихо. Иван отполз к снежному островку. Снегом стёр грязь с рук. Боль усиливалась, кровь пропитала рукав. Иван лег на спину, расстегнул халат и шинель, высвободил руку из рукава. Кости целы, пули прошли навылет. Торопливо, но ловко перебинтовал, перетянул рану левой рукой. Левая рука тоже была рабочая: мог и гвоздь забить, и топором орудовать, если правой работать было неудобно.
      Сапёр с трудом засунул руку в рукав, пытался застегнуть обледеневшую шинель, - стянул ремнём. Светлеющее небо равнодушно наблюдало за болотом засыпающими звёздами. Движение причиняло боль, двигаться не хотелось. Но и лежать холодно, и некогда смотреть на небо, - скоро начнётся наступление, а проходы ещё не готовы. Иван подобрал оставленные у лужи инструменты и продолжил работу одной левой рукой. Видимо от потери крови и усталости руки стали мёрзнуть. Он отогревал руку за воротником, у сонной артерии, как его научили на охоте ещё в детстве. Эх, сейчас бы срубить десяток деревьев, враз бы разогрелся, как в леспромхозе, когда скидывали и шапку, и фуфайку …
         Иван уже подходил ко второй линии ограждения, когда одна за другой взлетели яркие осветительные мины 81-мм дивизионного миномёта фашистов. А затем миномёт ударил осколочно-фугасными минами по возвышенности – месту предполагаемого танкового пути. За одну минуту он успел выпустить около двадцати мин, после чего был подавлен огнём нашей артиллерии. «Так вам и надо, сволочи, - позлорадствовал Иван, - только бы ребят не задели!». Немцы всполошились, началась беспорядочная ружейно-пулемётная стрельба по всему подозрительному. Казалось, что пули летят со всех сторон, и нет от них укрытия. «Врёшь, не возьмёшь!» - повторял Иван фразу из любимого довоенного фильма*, пережидая, когда огонь стихнет. Наши почти не отвечали. С НП засекали новые пулемётные точки. Постепенно стрельба утихла.

      Закончив второй проход, Иван отполз назад, и посередине прохода свернул к возвышенности, срезая путь. Там должны были быть Фрол с Толей. Обезвредив по пути несколько мин, подполз к возвышенности.
-Толюнчик! Фрол!– Вполголоса позвал он.
- Ползи сюда, в воронку! - негромко позвал кто-то.
В относительно большой бомбовой воронке лежал Егор, из второго отделения их сапёрного взвода.
- Где Фрол с Толюнчиком?
- Фрол убит, здесь недалеко. А Толюнчика санитары в тыл потащили на плащ палатке. Сильные осколочные ранения в спину и ноги. Вряд ли выживет, крови много потерял, без сознания. Похоже, немцы прыгающими минами* стреляли, осколки сверху вошли. Да ты, смотрю, тоже ранен.
- Пулемётчик угостил.
- Давай перевяжу.
- Перевязал уже. Не надо бередить. Лучше шинель застегни.
- Обмёрзла вся. Ты в тыл?
- А здесь кто, кроме тебя?
- Никого. Все по своим местам. Серёгина и Козлова тоже ранило.
- Тогда с тобой останусь. Тебе одному такой широкий проход не сделать.
- Как себя чувствуешь? Может лучше в санбат…
- Сделаем проход и уйду.
- Ну, решай сам, Иван!
         Из-за леса, со стороны наших позиций, всходило солнце. Иван и Егором легли на спины, подставив лица весенним лучам. Лазурь неба, без единого облачка, казалась нереальной в сложившейся ситуации. Если, как в детстве, сомкнуть веки, а потом медленно их открывать, то палитра цвета изменялась от чёрного к тёмно-багровому, затем малиновому, красному, оранжевому, и, наконец, врывалась в щелку бело-жёлтым слепящим лучом. А, если потом помигать глазами, то увидишь одно или несколько чёрных солнечных кружков на ярком фоне. Как хорошо греться на солнышке. Словно и нет войны совсем. А её и не было в эти мгновения. Тишину нарушали только дыхание соседа и стук собственного сердца. Умиротворяющая дремота тишины и тепла на несколько минут унесла к родным местам. Вспомнился покос, корова Зорька, которую доит жена, дети бегут к речке…

        Красная сигнальная ракета возвестила о начале наступления. Сотни орудий содрогнули лес, сотни снарядов просвистели над ними и содрогнули землю. Первый ряд немецких окопов перепахивался снарядным железом. Артиллерия била по разведанным огневым точкам, по деревянному частоколу-заграждению, и внакладку* по площадям в глубине обороны немцев. Позиции немцев заволокло дымом. Вряд ли кто из фашистов сейчас посмеет высунуться. Иван с Егором, не маскируясь, приступили к разминированию, и довольно быстро приблизились к немецким позициям. Иван обезвредил больше десяти противотанковых металлических и деревянных мин и несколько противопехотных. А Егор и того больше. Дальше продвигаться опасно, можно попасть под свои снаряды. Егор остался ждать окончания артналёта, чтобы разминировать последние десятки метров перед окопами. Иван, пригнувшись, поспешил к началу своих проходов, чтобы провести по ним пехоту. Сапёр продвигался первым, за ним бойцы на небольшом расстоянии. При дневном свете ни одной пропущенной, необезвреженной им мины он не обнаружил. Выполнив до конца поставленную командиром задачу, он, покачиваясь от усталости и потери крови, отправился в тыл, в санбат.
       Прямо со стороны солнца ударили «катюши». Солнце скрылось за дымом от ракетных снарядов, проносившихся с воем над головой. В глубине немецкой обороны клубы дыма отсвечивали багровые вспышки разрывов. Иван представил, какое там сейчас пекло!

       Артиллерия перенесла огонь на вторые траншеи противника и вглубь. Пехота быстрым рывком заняла первый ряд окопов. Оставшиеся в живых, оглушённые немцы, не успели прийти в себя, и были быстро уничтожены. После окончания артподготовки, длившейся один час сорок минут, воодушевлённые первой лёгкой победой, наши солдаты с криком «Ураааа!» побежали в атаку при поддержке трёх танков. Несмотря на такой интенсивный обстрел, часть огневых точек уцелела. Пехота залегла под пулемётным огнём противника. Танки расстреливали из пушек вражеские пулемёты. Пехота продвигалась перебежками, танки двигались вместе со скоростью пехоты. Один танк подорвался на мине и загорелся. Второму из пушки повредили гусеницу, и он встал, но продолжал стрелять по врагу. Когда приблизились к окопам противника, третий танк вырвался вперёд и стал утюжить их. Немцы побежали. Пехота овладела второй линией окопов и попыталась преследовать врага, но попала под пулемётный и танковый огонь. Два замаскированных фашистских танка ударили с флангов. Тридцатьчетвёрка загорелась, пехота вернулась в отбитые окопы …
 
       Всего этого Иван уже не видел. Он доложил капитану о выполнении задания, и спешил в медсанбат не столько за помощью себе, сколько узнать, жив ли Толюнчик. Пока медсестра обрабатывала и бинтовала ему раны, он пытался узнать у неё про Толю Чернова. Она, сказала, что прооперированных тяжелораненых бойцов готовят к отправке в тыл по замаскированной дороге. Иван знал эту дорогу через еловый лес. По ней можно было передвигаться даже днём, не опасаясь самолётов противника. Дорога была проложена между ёлок, вершины которых были притянуты друг к другу и связаны. Она шла параллельно основной дороге, по которой передвигались только ночью. Так удалось скрытно перебросить несколько дивизий к месту наступления.
      Лежачих «тяжёлых» грузили в закрытый фургон, ходячих в тентованные кузова полуторок, остальных на подводы. Иван успел к началу погрузки. Толюнчик лежал под одеялом на носиках на животе. Иван склонился над ним, заглянул в лицо.
- Дядя Ваня! – Прошептал раненый почти одними губами, и попытался улыбнуться.
- Здравствуй, сынок! Успел тебя повидать! Товарищи передают тебе привет, и ждут скорого выздоровления и возвращения в наш взвод! Ты давай поправляйся, не подводи нас! – говорил Иван от имени всех.
- Я постараюсь!
- Постарайся, Толюнчик! До свидания! – Иван погладил его по голове, как бы поправляя начинавшую отрастать чёлку.
- До свидания!
Иван повернулся, чтобы Толюнчик не увидел подступившие слёзы, и зашагал в сторону передовой.
 
        За две недели упорных боёв дивизия продвинулась в среднем на пять километров, отобрав у врага несколько разрушенных деревень и господствующих высот, захватили несколько повреждённых танков, десятки орудий и разной брошенной техники, много оружия и боеприпасов. К немцам подошло подкрепление, а дивизия потеряла больше половины солдат, особенно в первые и в последние дни наступления, и была вынуждена перейти к обороне.
       До дня победы оставалось ещё более двух лет кровопролитных боёв.
 
ПРИМЕЧАНИЯ: 
* - Немецкая ящичная противотанковая мина нажимного действия «Holzmine 42» и деревянная противопехотная мина нажимного действия «Schuetzenmine 42.
* - Валентина Серова – красавица, советская актриса, ставшая знаменитой после исполнения главной роли в картине К. Юдина «Девушка с характером». Ей посвящены знаменитые стихи К.Симонова «Жди меня».
* - Мина- лягушка или Шпрингмина 35 (Sprengmine 35, S.Mi. 35) массой ок.5 кг. Мина противопехотная, осколочная, кругового поражения, выпрыгивающая на 1,5 метра. Поражение наносится металлической шрапнелью (шарики 320-365 шт.) При установке в снег или болотистый грунт используются в качестве подкладки квадратные куски фанеры размером 25х25 см.
* - Слова В.И. Чапаева (Б.Бабочкин) из фильма братьев Васильевых «Чапаев», «Ленфильм», 1934г.
* - Помимо стандартных осколочных мин для стрельбы из миномёта использовалась и прыгающая осколочная мина, она снабжалась вышибным зарядом, который подбрасывал мину вверх, после чего происходил её взрыв на высоте 1,5—2,0 метра над землёй. Осколки мины, летящие сверху вниз, способны были поражать укрывшуюся живую силу, причём они давали бо́льшую площадь поражения, чем обычная осколочная мина.
* - Стрельба «внакладку» ведётся обычно артиллерийским дивизионом (три батареи по 4 орудия) на разных установках угломера и прицела, когда одна батарея стреляет по началу площадной цели, другая по середине,  а третья по дальней части, затем меняются, чтобы каждая батарея прошлась по всей площади.


Использованная литература:
1. Н.К. Дьячков. «На рамушевском тракте».
2. Краткое изложение личного боевого подвига в Наградном листе на Костылева Ивана Яковлевича (рядовой, сапёр, 137 ОСБ 171 СД. Ранения: 14. 03. 43 г.)


 

© Copyright: Владимир Перваков, 2019

Регистрационный номер №0447704

от 20 мая 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0447704 выдан для произведения:
 
       Отделение сапёров колонной по одному возвращалось с наблюдательного пункта (НП) вглубь наших позиций. Первым шёл Иван Кузнецов самый возрастной, выглядевший даже старше своих сорока двух лет, один из самых опытных солдат, почти год на фронте. За ним шёл самый молодой, восемнадцатилетний Толя Чернов. Толюнчик, как прозвал его Иван, а потом подхватил и весь взвод. Приглянулся он Ивану своим пытливым детским взглядом, и озорными тёмными глазами, как у его младшего сына Толика (Толюнчиком называла его жена Тася). За ними шли ещё шестеро рядовых солдат, половина из которых ещё не нюхала пороху, и пришла с пополнением вместе с Толюнчиком, перед самой переброской на передовую. Замыкал шествие командир, капитан Дулин. Полдня солдаты изучали местность. Разглядывали и запоминали каждую ложбинку и бугорок. НП располагался очень удачно на четырёх высоких соснах, растущих недалеко друг от друга на краю соснового бора. Лестницы из жердей были перекинуты поочерёдно от одного дерева к другому. На поворотах были устроены небольшие площадки. Последняя площадка на высоте тридцати метров, была большая. Здесь был устроен шалаш, и располагались стереотруба и телефон. Каждому из солдат капитан показал места проходов, который сапёрам предстояло сделать завтра на рассвете. Обезвредить мины, установить вешки, перерезать проволочные заграждения. Сапёры, которых они сменили, передали план наших минных заграждений, а так же показали на местности, рассказали о немецких заграждениях и их огневых точках. Вид был безрадостный. Местность перед немецкими позициями была открытая, болотистая, кустарниковая растительность была срезана пулемётным огнём и осколками снарядов и мин. Весна 1943 года была ранняя, снег на пригорках почти полностью вытаял в начале марта. Местами виднелись вытаявшие и всплывшие противотанковые и противопехотные деревянные ящичные мины*.
 
       Когда они подходли к землянке, уже совсем стемнело. Тропинка едва угадывалась по звёздам, отражавшимися в подмёрзших лужах. Из землянки пахнуло дымом махорки, но даже он не заглушал запах пота и портянок десятков солдат, приютившихся здесь. Коптилки из гильз отбрасывали прыгающие тени, наполняли и без того душную землянку керосиновым смрадом. Занавеску из брезента в дверях земляки не закрывали, чтобы было чем дышать. На верхнем ярусе лежали по очереди. Остальные сидели, прижавшись друг к другу, в обнимку с оружием. Многие дремали, некоторые писали письма. Даже проходы были заняты. Чтобы пройти внутрь приходилось пробираться почти по людям. Численность солдат наступления увеличилась втрое, по сравнению с частями, которые они сменили в эти несколько дней. Готовилось самое серьёзное наступление на этом участке фронта за последние полгода. Место завтрашнего наступления несколько раз переходило то к нам, то к немцам, и было полито кровью с обеих воевавших сторон.
При виде капитана, некоторые бойцы попытались встать, поприветствовать офицера.
 - Сидите, сидите!- Сказал нестроевой капитан, бывший до войны инженером. – Вот приютите моих сапёров до пяти утра. Отдыхайте, товарищи. Я в штабную землянку.
- Там места ещё меньше, чем здесь! Оставайтесь, товарищ капитан!
- Спасибо, но мне туда надо! – отвечал Дулин, пробираясь к выходу.
- А вы, значит, нам путь расчищать будете с утречка?- обратился к сапёрам бывалый сержант с медалью на груди.
- Так точно! – ответил Иван, пристраиваясь на местечко потеснившихся для него товарищей, - и для вас, и для танков проходы делать будем.
- Когда до немецких окопов расчистите путь, вы там всех фрицев не убивайте, оставьте мне одного самого жирного,- попросил коренастый, полураздетый боец, сидевший у самой печки, и штопавший гимнастёрку.
- Ты его есть, что ли собрался? – Удивился кто-то.
- Зачем есть? Это чтобы об рёбра штык не затупился, когда колоть буду, как свинью! – и иголкой изобразил, как будет колоть. - Но медленно колоть буду, чтоб он визжал так, что в немецком тылу слышно было! Пусть знают, что придёт их черёд! Чтобы от страха в штаны наложили, и своим Мартам письма слезливые писали.
- Ты, живодёр, до них доберись сначала,- урезонил его сержант.
- А и доберусь. Ох, доберусь!
- Сам-то написал письмо?
- А некому мне писать, - ответил он в полголоса.
       Все приумолкли. Даже печка-буржуйка перестала потрескивать. Каждый думал о своём накануне наступления. И хотя общее настроение было боевое, мысли в голову лезли всякие.
- Спать лёг на ново место – приснится мне невеста! – Загадал боец, забравшийся на верхнюю полку.
- Ишь, жених какой нашёлся!
- Знали бы вы, какие мне невесты раньше снились. Однажды даже Серова* приснилась!
А сейчас вместо невест то лейтенант приснится: «Подтянись! Шире шаг!» То на посту стою, спать хочется, присяду под деревце, а тут фашисты лезут…
- А ты не спи на посту!
- Так то - во сне! А вчера приснился котёл полный гречневой каши с тушёнкой, и Евлампич мне накладывает в котелок, и накладывает. Я говорю: «Хватит уже», а он: «Поправляйся Петро, сил набирайся, чтобы Гансов бить!», а сам черпаком мясо мне выбирает.
- А морда у тебя во сне не треснула?
- Не, не успела! Только я собрался почревоугодничать, тут разводящий меня и разбудил. Может, сегодня во сне доем. Она ведь ждёт там меня, наверно. Вот бы сразу на этом месте сон увидеть, пока она ещё не остыла.
- Так ты же невесту увидеть хотел!
- А я с ней и поделюсь! Мне одному столько не съесть!
- А мне вчера моя Настя приснилась, - раздался голос из тёмного угла землянки. - Идём мы с ней босиком по бережку, милуемся. Она в сарафане, а я в гимнастёрке. Солнышко вечернее в речке переливается, птички поют. И тут она ногой проволочку зацепляет, мина-лягушка* как выпрыгнет. Я к Насте бросился … и проснулся. Всего трясёт. Я после войны, все проволочки обходить буду, наверно…
- И кто только эти «лягушки» выдумал? Я бы этого гада летом привязал к дереву, рот ему открыл, чеку привязал к зубу, а мину в штаны засунул. Чтобы он так стоял с открытым ртом, боялся закрыть. А комары у нас знаете какие? Во! Чуть поменьше стрижа. Летом сами увидите! Они бы ему весь язык облепили, и …
- Вот завели тему: один колоть как свинью, другой мину в штаны! Что вы фашисты что ли?
- А мы их сюда не звали зверства творить! Жалеть их прикажешь?
- Я не призываю жалеть. Бить их надо изо всех сил! И через силу! И гнать с нашей земли, но самим в фашистов превращаться не надо!
- Мину эту в германскую войну придумали, до революции ещё. Так что умер уже твой изобретатель.
- Тогда он давно уже в аду на сковородке жарится…
- Спите уже! Будет нам всем завтра ад, когда в наступление пойдём!
- Немцам точно будет ад кромешный! Вон артиллерии сколько нагнали. И «катюши» видел в тылу.
Иван писал карандашом письмо жене и родным, почти не обращая внимания на солдатские разговоры.
 
        Капитан разбудил их задолго до рассвета. Повара ещё не приготовили кашу, поэтому подкрепились сухарями с тушёнкой и кипяточком с куском сахара на всех. По знакомой уже дорожке быстро дошли до наших окопов на переднем крае, вырытых прямо в болоте. Здесь располагались на ночь только дозорные. Солдаты, которых они сменили, предупреждали, чтобы в случае чего спали прямо здесь, в болоте. Землянки, даже хорошо замаскированные, на небольших возвышенностях были прекрасной целью для немцев. Немцы понимали, что в болоте землянки не сделаешь, и периодически устраивали артналёты по всем бугоркам, где есть хоть небольшие деревца. И не ошибались. Не спасали даже три наката брёвен. Много народу в них погибло. По скользким жердям и еловому лапнику на дне окопов сапёры разошлись по распределённым вчера направлениям.
Вражеские дозоры запускали осветительные ракеты через равные промежутки времени с немецкой пунктуальностью. Иван получил задание сделать два прохода для пехоты по болотистой низине, покрытой грязным снегом и льдом. Она не просматривалась из основных окопов немцев, но на выходе из неё была выдвинутая к нашим позициям пулемётная точка, с которой простреливалась вся низина. Один проход намечался левее пулемёта, а второй справа, почти к самому пулемёту. Туда же подходила дугообразная возвышенность, по которой пойдут танки. Этот путь хорошо простреливался немцами со всех сторон, поэтому ближнюю к немцам половину дуги решено было разминировать после начала нашей артподготовки. Там ещё вчера они рассмотрели противотанковые мины. Этот участок было поручено разминировать Фролу и Толюнчику.
       Иван в грязно-белом маскхалате ловко полз по подмёрзшему за ночь снегу. Автомат за спиной, в сумке инструменты: ножницы по металлу, пассатижи и прочее; в руках щуп и пехотная лопатка, которую обычно зовут сапёрной. Ещё тащил вешки из ивы для разметки проходов. Лёд в болоте почти выдерживал вес человека, но иногда с хрустом ломался, и погружался в грязную жижу. Сначала промокли рукава, затем колени ватных штанов, а потом холодная жижа добралась до живота. «А ведь мороз не меньше восьми градусов,- подумал Иван, - вон как полы халата обмёрзли!» Он быстро снял несколько наших мин, а дальше началась чехарда из наших и немецких мин. Осторожно прорезал проход в первом проволочном заграждении, за которым пошли только немецкие «лягушки». Некоторые мины, установленные зимой, были привязаны к металлическим штырям, вбитым в землю, некоторые стояли в осевшем снегу на фанерных листах. Работал голыми руками, всё равно рукавицы не грели – промокли, пока полз. Сначала руки чувствовали холод, а потом вошли в режим, раскраснелись. За час обезвредил полтора десятка мин. Добрался до второго проволочного заграждения, аккуратно проделал проход. Чуть далее, перед немецкими окопами, начиналось наклонённое в нашу сторону заграждение из вкопанных и вмороженных заострённых брёвен и кольев. Хотя смотрелись они как средневековые экспонаты, но были серьёзным препятствием на пути пехоты и даже танков. Это препятствие отдано на откуп артиллеристам. В свете очередной ракеты сапёр попытался разглядеть своих товарищей, которые работали где-то недалеко, но никого не увидел. Все замирали, пока она горела.
        Иван быстро вернулся по своему проходу, и начал проделывать второй проход. Розовая полоска рассвета слева и сзади становилась всё ярче, надо было спешить. Иван наткнулся щупом на посечённый осколками кирзовый сапог с остатками чьей-то ноги внутри. Хотел откинуть, но передумал, вдруг мину потревожишь. Просто отодвинул. Жив ли хозяин ноги? Скорее нет. Настроение немного упало, хотя довелось видеть всякого.
       Когда добрался до середины второго прохода, обезвредив ещё десяток мин, немного рассвело. Ракеты уже не так слепили. Неожиданно ударил ручной пулемёт, до которого было  менее ста метров. Первой же очередью его ранило в плечо и предплечье правой руки. «Заметили, гады!»- расстроился, Иван, и, почти прощаясь с жизнью, ёрзал по подломившемуся под ним льду, стараясь глубже погрузиться в болотную жижу. Боль почти не чувствовалась. Пули вжикали над спиной, выли, отрикошетив ото льда, и чвакали совсем рядом. Пустив по нему несколько очередей, немецкий пулемётчик посчитал дело сделанным, и перенёс огонь на возвышенность, правее Ивана. Видимо там заметил ещё кого-то. «Там же Толюнчик! – испугался Иван, и, повернув голову, пытался разглядеть, что там делается. Над головой просвистел снаряд и взорвался недалеко от пулемёта. Вторым снарядом пулемёт был накрыт, но наши артиллеристы сделали ещё три выстрела беглым огнём. Стало тихо. Иван отполз к снежному островку. Снегом стёр грязь с рук. Боль усиливалась, кровь пропитала рукав. Иван лег на спину, расстегнул халат и шинель, высвободил руку из рукава. Кости целы, пули прошли навылет. Торопливо, но ловко перебинтовал, перетянул рану левой рукой. Левая рука тоже была рабочая: мог и гвоздь забить, и топором орудовать, если правой работать было неудобно.
Сапёр с трудом засунул руку в рукав, застегнул обледеневшую шинель. Светлеющее небо равнодушно наблюдало за болотом засыпающими звёздами. Движение причиняло боль, двигаться не хотелось. Но и лежать холодно, и некогда смотреть на небо, - скоро начнётся наступление, а проходы ещё не готовы. Иван подобрал оставленные у лужи инструменты и продолжил работу одной левой рукой. Видимо от потери крови и усталости руки стали мёрзнуть. Он отогревал руку за воротником, у сонной артерии, как его научили на охоте ещё в детстве. Эх, сейчас бы срубить десяток деревьев, враз бы разогрелся, как в леспромхозе, когда скидывали и шапку, и фуфайку …
         Иван уже подходил ко второй линии ограждения, когда одна за другой взлетели яркие осветительные мины 81-мм дивизионного миномёта фашистов. А затем миномёт ударил осколочно-фугасными минами по возвышенности – месту предполагаемого танкового пути. За одну минуту он успел выпустить около двадцати мин, после чего был подавлен огнём нашей артиллерии. «Так вам и надо, сволочи, - позлорадствовал Иван, - только бы ребят не задели!». Немцы всполошились, началась беспорядочная ружейно-пулемётная стрельба по всему подозрительному. Казалось, что пули летят со всех сторон, и нет от них укрытия. «Врёшь, не возьмёшь!» - повторял Иван фразу из любимого довоенного фильма*, пережидая, когда огонь стихнет. Наши почти не отвечали. С НП засекали новые пулемётные точки.
        Постепенно стрельба утихла. Закончив второй проход, Иван отполз назад, и посередине прохода свернул к возвышенности, срезая путь. Там должны были быть Фрол с Толей. Обезвредив по пути несколько мин, подполз к возвышенности.
-Толюнчик! Фрол!– Вполголоса позвал он.
- Ползи сюда, в воронку! - негромко позвал кто-то.
В относительно большой бомбовой воронке лежал Егор, из второго отделения их сапёрного взвода.
- Где Фрол с Толюнчиком?
- Фрол убит, здесь недалеко. А Толюнчика санитары в тыл потащили на плащ палатке. Сильные осколочные ранения в спину и ноги. Вряд ли выживет, крови много потерял, без сознания. Похоже, немцы прыгающими минами* стреляли, осколки сверху вошли. Да ты, смотрю, тоже ранен.
- Пулемётчик угостил.
- Давай перевяжу.
- Перевязал уже. Не надо бередить.
- Ты в тыл?
- А здесь кто, кроме тебя?
- Никого. Все по своим местам. Серёгина и Козлова тоже ранило.
- Тогда с тобой останусь. Тебе одному такой широкий проход не сделать.
- Как себя чувствуешь? Может лучше в санбат…
- Сделаем проход и уйду.
- Ну, решай сам, Иван!
         Из-за леса, со стороны наших позиций, всходило солнце. Иван и Егором легли на спины, подставив лица весенним лучам. Лазурь неба, без единого облачка, казалась нереальной в сложившейся ситуации. Если, как в детстве, сомкнуть веки, а потом медленно их открывать, то палитра цвета изменялась от чёрного к тёмно-багровому, затем малиновому, красному, оранжевому, и, наконец, врывалась в щелку бело-жёлтым слепящим лучом. А, если потом помигать глазами, то увидишь одно или несколько чёрных солнечных кружков на ярком фоне. Как хорошо греться на солнышке. Словно и нет войны совсем. А её и не было в эти мгновения. Тишину нарушали только дыхание соседа и стук собственного сердца. Умиротворяющая дремота тишины и тепла на несколько минут унесла к родным местам. Вспомнился покос, корова Зорька, которую доит жена, дети бегут к речке…

        Красная сигнальная ракета возвестила о начале наступления. Сотни орудий содрогнули лес, сотни снарядов просвистели над ними и содрогнули землю. Первый ряд немецких окопов перепахивался снарядным железом. Артиллерия била по разведанным огневым точкам, по деревянному частоколу-заграждению, и внакладку*по площадям в глубине обороны немцев. Позиции немцев заволокло дымом. Вряд ли кто из фашистов сейчас посмеет высунуться. Иван с Егором, не маскируясь, приступили к разминированию, и довольно быстро приблизились к немецким позициям. Иван обезвредил больше десяти противотанковых металлических и деревянных мин и несколько противопехотных. А Егор и того больше. Дальше продвигаться опасно, можно попасть под свои снаряды. Егор остался ждать окончания артналёта, чтобы разминировать последние десятки метров перед окопами. Иван, пригнувшись, поспешил к началу своих проходов, чтобы провести по ним пехоту. Сапёр продвигался первым, за ним бойцы на небольшом расстоянии. При дневном свете ни одной пропущенной, необезвреженной им мины он не обнаружил. Выполнив до конца поставленную командиром задачу, он, покачиваясь от усталости и потери крови, отправился в тыл, в санбат.
       Прямо со стороны солнца ударили «катюши». Солнце скрылось за дымом от ракетных снарядов, проносившихся с воем над головой. В глубине немецкой обороны клубы дыма отсвечивали багровые вспышки разрывов. Иван представил, какое там сейчас пекло!

       Артиллерия перенесла огонь на вторые траншеи противника и вглубь. Пехота быстрым рывком заняла первый ряд окопов. Оставшиеся в живых, оглушённые немцы, не успели прийти в себя, и были быстро уничтожены. После окончания артподготовки, длившейся один час сорок минут, воодушевлённые первой лёгкой победой, наши солдаты с криком «Ураааа!» побежали в атаку при поддержке трёх танков. Несмотря на такой интенсивный обстрел, часть огневых точек уцелела. Пехота залегла под пулемётным огнём противника. Танки расстреливали из пушек вражеские пулемёты. Пехота продвигалась перебежками, танки двигались вместе со скоростью пехоты. Один танк подорвался на мине и загорелся. Второму из пушки повредили гусеницу, и он встал, но продолжал стрелять по врагу. Когда приблизились к окопам противника, третий танк вырвался вперёд и стал утюжить их. Немцы побежали. Пехота овладела второй линией окопов и попыталась преследовать врага, но попала под пулемётный и танковый огонь. Два замаскированных фашистских танка ударили с флангов. Тридцатьчетвёрка загорелась, пехота вернулась в отбитые окопы …
 
       Всего этого Иван уже не видел. Он доложил капитану о выполнении задания и спешил в медсанбат не столько за помощью себе, сколько узнать, жив ли Толюнчик. Пока медсестра обрабатывала и бинтовала ему раны, он пытался узнать у неё про Толю Чернова. Она, сказала, что прооперированных тяжелораненых бойцов готовят к отправке в тыл по замаскированной дороге. Иван знал эту дорогу через еловый лес. По ней можно было передвигаться даже днём, не опасаясь самолётов противника. Дорога была проложена между ёлок, вершины которых были притянуты друг к другу и связаны. Она шла параллельно основной дороге, по которой передвигались только ночью. Так удалось скрытно перебросить несколько дивизий к месту наступления.
Лежачих «тяжёлых» грузили в закрытый фургон, ходячих в тентованные кузова полуторок, остальных на подводы. Иван успел к началу погрузки. Толюнчик лежал под одеялом на носиках на животе. Иван склонился над ним, заглянул в лицо.
- Дядя Ваня! – Прошептал раненый почти одними губами, и попытался улыбнуться.
- Здравствуй сынок! Успел тебя повидать! Товарищи передают тебе привет, и ждут скорого выздоровления и возвращения в наш взвод! Ты давай поправляйся, не подводи нас! – говорил Иван от имени всех.
- Я постараюсь!
- Постарайся, Толюнчик! До свидания! – Иван погладил его по голове, как бы поправляя чёлку.
- До свидания!
Иван повернулся, чтобы Толюнчик не увидел подступившие слёзы, и зашагал в сторону передовой.
 
        За две недели упорных боёв дивизия продвинулась в среднем на пять километров, отобрав у врага несколько разрушенных деревень и господствующих высот, захватили несколько повреждённых танков, десятки орудий и разной брошенной техники, много оружия и боеприпасов. К немцам подошло подкрепление, а дивизия потеряла больше половины солдат, особенно в первые и в последние дни наступления, и была вынуждена перейти к обороне.
       До дня победы оставалось ещё более двух лет кровопролитных боёв.
 
ПРИМЕЧАНИЯ: 
* - Немецкая ящичная противотанковая мина нажимного действия «Holzmine 42» и деревянная противопехотная мина нажимного действия «Schuetzenmine 42.
* - Валентина Серова – красавица, советская актриса, ставшая знаменитой после исполнения главной роли в картине К. Юдина «Девушка с характером». Ей посвящены знаменитые стихи К.Симонова «Жди меня».
* - Мина- лягушка или Шпрингмина 35 (Sprengmine 35, S.Mi. 35) массой ок.5 кг. Мина противопехотная, осколочная, кругового поражения, выпрыгивающая на 1,5 метра. Поражение наносится металлической шрапнелью (шарики 320-365 шт.) При установке в снег или болотистый грунт используются в качестве подкладки квадратные куски фанеры размером 25х25 см.
* - Слова В.И. Чапаева (Б.Бабочкин) из фильма братьев Васильевых «Чапаев», «Ленфильм», 1934г.
* - Помимо стандартных осколочных мин для стрельбы из миномёта использовалась и прыгающая осколочная мина, она снабжалась вышибным зарядом, который подбрасывал мину вверх, после чего происходил её взрыв на высоте 1,5—2,0 метра над землёй. Осколки мины, летящие сверху вниз, способны были поражать укрывшуюся живую силу, причём они давали бо́льшую площадь поражения, чем обычная осколочная мина.
* - Стрельба «внакладку» ведётся обычно артиллерийским дивизионом (три батареи по 4 орудия) на разных установках угломера и прицела, когда одна батарея стреляет по началу площадной цели, другая по середине,  а третья по дальней части, затем меняются, чтобы каждая батарея прошлась по всей площади.
 
 
Рейтинг: +11 432 просмотра
Комментарии (19)
Паршин Александр # 20 мая 2019 в 16:24 +4
Хороший рассказ и теме полностью соответствует. Честно говоря, не задумывался о таких жестоких подробностях военной профессии сапёра.
Сам служил в 1975-1977 годах командиром танка Т-62. У нас в каждой роте был один танк с колейным минным тралом.
Сейчас, прочитав ваш рассказ, представил каково было тем солдатам. Они как смертники были. Настоящие герои.
Владимир Перваков # 3 июня 2019 в 12:38 +1
Спасибо за понимание, Александр! c0411
На войне всем не сладко.
Зато сапёрный взвод был обычно в резерве командования при обороне и наступлении, и выдвигался на передовую только для поддержки, в случае необходимости.
Людмила(Lakshmi) # 21 мая 2019 в 11:38 +4
Талантливый, профессионально написанный рассказ, многогранно охватывающий жизнь и работу сапёром. Достоин первого места в конкурсе!
super
Владимир Перваков # 3 июня 2019 в 12:39 +1
Спасибо за высокую оценку, Людмила! spasibo-20
Ирина Ковалёва # 22 мая 2019 в 07:43 +3
Интересный рассказ. Прочитала на одном дыхании - хороший и лёгкий слог. Удачи в конкурсе! super-5
Владимир Перваков # 3 июня 2019 в 12:40 +1
Спасибо, Ирина, за прочтение и пожелание!
spasibo-8
Сергей Шевцов # 23 мая 2019 в 11:15 +4
Хорошая литературная работа, написанная со знанием дела. Описательные моменты оживляют картину происходящего, придавая повествованию почти осязаемую натуралистичность. Героизм показан без помпезности и театрального лоска - практически на бытовом уровне, чем выгодно отличает представленный рассказ от ряда конкурсных работ. Автору - респект!
Владимир Перваков # 3 июня 2019 в 12:41 +2
Спасибо, Сергей, за понимание и высокую оценку!
c0411
Василий Мищенко # 26 мая 2019 в 23:21 +2
В целом рассказ производит благоприятное впечатление. Очень реалистично и выразительно передана атмосфера одного из тысяч военных эпизодов. Автор со знанием дела рассказывает о ратном труде сапёров. Имеются некоторые стилистические погрешности (Вид был безрадостный. Местность перед немецкими позициями была открытая, болотистая, кустарниковая растительность была срезана пулемётным огнём и осколками снарядов и мин. Весна 1943 года была ранняя, снег на пригорках почти полностью вытаял в начале марта) Частое употребление слов был, была. Желаю автору успеха.
Владимир Перваков # 3 июня 2019 в 12:43 +1
Спасибо, Василий, за прочтение, пожелание и высокую оценку!
Исправил погрешности! Благодарю за работу.
c0411
Александр Надежный # 2 июня 2019 в 11:22 +4
Читается с огромным интересом. Не оторваться. Прямо, как в детстве, когда увлекался военными рассказами. Поздравляю с достойнейшим памятником деду! Не каждый может таким похвастаться!
Владимир Перваков # 3 июня 2019 в 07:46 +4
Спасибо, Александр!
Рад что смог вызвать Ваш интерес!
c0411
К сожалению, очень мало что знаю о деде. Кроме одного фото и переписанного письма от командира о его смерти ничего не осталось.
Александр Надежный # 3 июня 2019 в 13:16 +3
Все написано настолько правдоподобно, что скорее всего примерно так и было. И портрет его уже яснее стал вырисовываться. А ведь память для людей - это главное! Теперь и все его потомки по этому рассказу будут его знать и помнить...
Владимир Перваков # 4 июня 2019 в 07:32 +2
Да, Александр! Спасибо за поддержку и понимание.
Рассказ почти месяц писал. Пришлось "вжиться в роль", чтобы ощутить, то что могло происходить.
камерный театр # 14 мая 2020 в 11:24 +2
Даже интереснее, чем кино, получилось у Вас, Владимир.
Смотря на экран, можно упустить много деталей, но при чтении "формат" меняется, он становится многограннее, шире, глубже, живописнее, наконец, реальнее.
Замечательнейший рассказ, всё по душе пришлось - и шутки-прибаутки солдатские, и Ваше авторское знание предмета, о котором пишите, где все детали показаны точно, где быт солдатский тех военных лет продемонстрирован выразительно и соответственно.
© "За две недели упорных боёв дивизия продвинулась в среднем на пять километров, отобрав у врага несколько разрушенных деревень и господствующих высот, захватили несколько повреждённых танков, десятки орудий и разной брошенной техники, много оружия и боеприпасов. К немцам подошло подкрепление, а дивизия потеряла больше половины солдат, особенно в первые и в последние дни наступления, и была вынуждена перейти к обороне..." - я это место не просто читал, я слышал голос ЛЕВИТАНА.

Кто-то сказал: "Самая тяжёлая работа - это война!" - так и есть. И Вам удалось об этом написать.
И ещё. Правильно сделали, что оставили Ивана живым! Помню, как мальчишкой всегда плакал в клубе, когда видел в кино, как убивали солдат...
lenta9m
Владимир Перваков # 14 мая 2020 в 13:16 +2
Вот какой Вы впечатлительный человек: даже голос Левитана услышали!
А что жалостливый и понимающий - это я уже отмечал тоже.
Дед не погиб в этом бою, поэтому и в рассказе остался жив.
Погиб в Невельской операции. Я о ней ещё не до конца собрал информации.
Поэтому и не написал о том последнем бое деда.
Можно будет домыслить, конечно, отрывочные сведения.
И ОСТАВИТЬ ЕГО В ЖИВЫХ!!!
И написать, как он участвовал в параде своей 171 СД в Берлине 2 мая!
(Я об этом параде написал в 3-ей части "Истории одного солдата")
Хорошую мысль Вы мне подкинули! Спасибо!
камерный театр # 14 мая 2020 в 14:18 +2
Обязательно напишите, Владимир, Вы - прекрасный рассказчик!
Я в своих эссе "сжимаю" чувства и эмоции читающих до максимума, а Вы пишите настоящие рассказы (как и Сергей Шевцов), пусть в них нет того напряжения, но...НО (!!!) именно такие рассказы проникают глубже в души читающих - это я знаю точно!
Василисса # 14 ноября 2022 в 12:31 +1
Прекрасный рассказ, Владимир! Написан на высоком профессиональном уровне. А то, что это практически
художественно оформленная быль, придает рассказу еще бо'льшую весомость. Вы - замечательный рассказчик.
Как хорошо, что были такие деды и есть такие внуки. Впрочем, почему "были"? Человек умирает тогда,
когда умирает память о нем. А раз память жива, Вы воскресили ее, то Ваш дед жив и останется жить
в памяти потомков, благодаря Вашей любви к нему и Вашему литературному мастерству...
Ваш рассказ пробудил и мои воспоминания о дедах и других родственниках, погибших в той страшной войне.
Благодарю Вас!
spasibo-10 cvety-rozy-3 den-pobedy-2
Владимир Перваков # 26 ноября 2022 в 01:55 +1
Благодарю, Василисса, за развёрнутый комментарий, за похвалу и понимание.
spasibo=9
Да, помним своих дедов, и стараемся передать память детям и внукам, чтобы оставались живы наши герои!
lenta9m2