[Скрыть]
Регистрационный номер 0441797 выдан для произведения:
- Здравствуй, тётя Нина! – радостно кричу, приложив сотовый телефон к уху.
- Здравствуй, Сашенька! Здравствуй, родной! – раздаётся в ответ бодрый голос тёти.
- Поздравляю с праздником Победы!
- Спасибо, мой хороший! Ты первый поздравил.
- Так у нас с вами два часа разница. Мы уже парад смотрим.
- А я только встала, позавтракала и ты звонишь.
- Тетё Нина, желаю тебе крепкого здоровья! Ну, и ты мне обещала, дожить до ста лет. Хочешь – не хочешь, а обещание должна сдержать.
- Ой, Сашенька, не знаю! Здоровье уже не то. На улицу выйти со второго этажа, трудно. А дома весь день сидеть – ещё хуже. Хорошо хоть Слава рядом живёт и племянницы – недалеко. Приходят поболтать, и сегодня обещали прийти.
- Тётя Нина, а ты ведь хорошо военные годы помнишь? – знаю, несмотря на годы, память у тёти отличная.
- Конечно, когда война началась, мне десять лет было. Всё помню.
- Трудно было? Голодно? – задаю дежурный вопрос.
- Конечно, трудно – мужиков всех на фронт забрали. Нас часто вместо школы работать заставляли. И сажали, и урожай собирали. Особо мы не голодали. Конечно, досыта не всегда ели, но не голодали. Мы же далеко от фронта жили. Свой дом был, огород, сад, куры.
Задумчиво слушаю свою тётю. Любит та поговорить, пожилым людям общения всегда не хватает. И разговаривать с ней интересно. Каждый раз что-то новое узнаёшь.
- К нам даже из города приезжали, менять одежду на продукты, - бодрым голосом продолжает та. - Они всегда новые красивые вещи привозили. Вот нам, детворе, радости-то было! Семья у нас большая была: нас девок – пятеро и Витька – шестой. Он тогда совсем маленький был. Отец с матерью редко, что у тех городских меняли. Всё боялись, что голодать в зиму будем.
Помню, как-то приехали городские на телегах и столько красивых вещей привезли. Мы с Машей бегом к ним. Мне тогда двенадцать лет было, а ей – десять. Смотрим – наглядеться не можем. Тут женщина, которая всё это привезла, вытаскивает два сатиновых платочка, красный и коричневый. Мы такой красоты никогда не видали. А та накинула их нам на головы, Маше – красный, а мне – коричневый, и осколок зеркала к нашим глазам подносит. Мы так и ахнули! Но она даже, как следует, налюбоваться не дала, взяла платочки аккуратно сложила и спрятала.
Маша глазами заморгала, заморгала и как побежит к дому, я – за ней. Забежали на кухню, мама, что-то готовила, бросились к ней и хором со слезами на глазах:
- Мама, купи платочки!
Куда деваться? Пошла она с нами. А та тётка, видно, цену большую запросила, мама покачала головой, и к дому пошла. Маша, как заревёт, бросилась вслед за ней:
- Купи платочки!
Я тоже к маме подбежала:
- Мы всё по дому будем делать, и кушать много не будем. Мама, купи!
Не выдержало мамино сердце, сходила, принесла десяток яичек и сала кусок. Тетка та обрадовалась, спрятала харчи, а нам платочки подаёт.
Маша сразу красный схватила, а мне коричневый достался.
Ой, Саша, какие мы счастливые тогда были! Маша целый день не снимала свой красный платочек. Сразу такая большая стала, красивая. А меня мама заставила полы мыть. Я испугалась, что запачкаю, сложила аккуратно и под подушку спрятала.
А к вечеру умылись, нарядились, платочки подвязали. Ходим мы с Машей по посёлку, воображаем. Все на нас оглядываются.
- Как давно это было, - я тяжело вздохнул, представив ту девочку в красном платочке.
- Да, Саша! – в голосе тёти зазвучали грустные нотки.
- Ладно, тётя Нина, ещё раз с праздником! Крепкого здоровья!
- Спасибо, Сашенька! Звони, родной! Всегда твоим звонкам рада.
Выключил телефон. Смахнул набежавшие слезы. Перед глазами продолжала стоять девочка в красном платочке. Это моя мама. Она умерла два месяца назад, в возрасте восьмидесяти трёх лет.