Эпюровна.

Учеба в вузе – самые лучшие годы жизни, самые веселые и беззаботные. Калейдоскоп людей и событий – незабываемо!

На первом курсе мне пришлось сдавать начертательную геометрию в три этапа. Сейчас, когда рассказываю об этом друзьям, они смеются. Тогда было не до смеха.

Сей страшный предмет, называемый студентами "ни-черта-не-понимательная  геометрия", вела Мария Елисеевна Хвостова, личность без преувеличения легендарная. Ею пугали первокурсников, как чумой. "Благодаря" Хвостовой до второго семестра "не доживало" по четыре-пять человек ежегодно. Об этой приятной во всех отношениях даме слагали байки и анекдоты.

Вот один из них, в стиле черного юмора.

Приходит студент в деканат и спрашивает секретаря:

-Скажите, пожалуйста, где найти Хвостову?

Секретарь скорбно отвечает:

-Хвостова умерла.

Студент уходит, но через час появляется снова с тем же вопросом и получает тот же ответ. И так еще два раза. Наконец, секретарь не выдерживает, возмущается:

-Молодой человек, вы издеваетесь?! Говорю же, Хвостова умерла!

-А может, мне приятно это слышать!

Мария Елисеевна, худенькая, с крашеными хной огненно-рыжими волосами и сморщенным мартышечьим личиком, ходила на высочайших каблуках-шпильках. Подмышкой таскала громаднейший циркуль и деревянный транспортир, в который без труда могла бы просунуть голову.  Студенты прозвали ее Эпюровной за неподражаемый энтузиазм, с которым она строила эпюры [1] . Хвостова маниакально обожала свой предмет и не выносила ни малейшего к нему пренебрежения.

Благополучно прослушав – в прямом и переносном смысле – курс ее лекций, на экзамене я изрядно "плавала". Хвостова издевалась вволю, задавая с милейшей улыбкой самые каверзные вопросы и, наконец, заявила с победным видом:

-Ну что, Веселова, вы ничегошеньки не знаете! Неуд!

Пересдать Эпюровне еще труднее: чем чаще к ней ходишь, тем больше она свирепеет. Я уже видела себя отчисленной и, не сдержавшись, заревела в три ручья, да так горестно, что дрогнула бы и гранитная скала. А Эпюровна, в сущности, была милейшим созданием. Занеся руку с карандашом над ведомостью, дабы начертать "неуд" [2] , она подпрыгнула на стуле:

-Веселова, немедленно прекратите рыдать! Вы мне всех студентов распугаете! Еще подумают, что здесь пытают!

Попытки остановиться вызвали прямо противоположный эффект: я лишь набирала обороты.  В сущности, Хвостова тысячу раз права, нечего было весь семестр ворон считать! Однако она выглядела тираном, а я страдалицей.

Гроза первокурсников сжалилась:

-Ответите на вопрос, поставлю тройку. Что изучает начертательная геометрия?

Естественно, из моей башки вылетели последние остатки знаний, но весьма кстати вспомнилась табличка над дверью кабинета: "Черчение – язык техники, начертательная геометрия – грамматика этого языка". Сие гордое изречение было произнесено сквозь многоступенчатые всхлипы. Покачав головой, Эпюровна раскрыла зачетку.

Увидав предыдущие оценки, воскликнула:

-Ой, да вы у нас хорошая девочка, две пятерки! Приходите после сессии на пересдачу! Подготовьтесь, как следует. Не хочется вам картину портить!  Договорились?

Хвостова поставила в зачетку незаслуженный "трояк" и не выпустила меня из аудитории до тех пор, пока не высохли остатки слез.

Я же была рада до чертиков! Пересдава-а-ать?! Еще чего! Этот выстраданный "уд" – невиданная удача! Слава Богу, начерталка у нас всего один семестр.

Моя подруга Стелка Соболевская, дочка заведующего кафедрой вычислительной техники, девушка взбалмошная и непредсказуемая, также получила трояк и сообщила, что Эпюровна и ее "пригласила" на пересдачу. Не иначе, в знак уважения к коллеге. Естественно,  идти на переэкзаменовку мы не собирались – к чему Бога гневить.

Но не тут-то было! Во втором семестре Хвостова вела у нас черчение и на каждом занятии методично напоминала:

-Веселова, Соболевская, когда же вы придете ко мне? Берите направление в деканате и милости прошу [3] !

Можно подумать, ей гораздо важнее исправить оценки двум лентяйкам, чем им самим!

В конце концов, нам стало стыдно, и мы явились в деканат. Секретарь Екатерина Егоровна воззрилась на нас с удивлением:

-Девчонки, у вас нет двоек, кому вы пересдавать собрались?

-Хвостовой! – заявила Стелка. – Тройки.

-Хвостовой? Тройки? – переспросила Екатерина Егоровна, у которой округлились глаза. – Ничего не понимаю! Люди к ней по три раза ходят, чтобы из института не вылететь, а вам трояков мало! На что вы их исправить желаете? Неужели, на "отлично"?

Мы глупо пожали плечами:

-На что-нибудь!

- С ума сойти! – секретарь все же выписала направление.

Придя в назначенное время, мы застали в аудитории отнюдь не Эпюровну, а огнедышащий вулкан. Мария Елисеевна носилась на своих шпильках между партами, с ловкостью фокусника выдергивая у двоечников шпаргалки. Сверкая чистейшей первозданной злобой, разъярённая фурия с треском выгнала взъерошенного паренька:

-Ступайте вон, Арбузов! – бумажная гармошка вытянулась в ее руке в длинную ленту. – Даже толковую шпору не можете написать! Такого пренебрежения к предмету я не прощаю, понятно?!

 Хвостова яростно скомкала шпаргалку и сунула в карман двоечника. Опустив очи долу, Арбузов поплелся к двери. Переглянувшись, мы хотели незаметно удалиться, но, к несчастью, нас обнаружили.

-А-а-а-а, Соболевская и Веселова пожаловали! – молвила Эпюровна, мстительно щуря и без того узенькие глазки. – Берите билеты!

Надо ли говорить, что наши чахлые знания тут же вылетели в трубу! Не иначе, Хвостовой, вожжа под хвост попала. До личного общения, во всех отношениях приятного, на сей раз дело не дошло: поочередно заглянув к нам в листки, Мария Елисеевна возопила во весь голос:

-Бред! Вы хоть сами понимаете, о чем пишете! Вон отсюда! Обе!

Перст с тщательно наманикюренным ногтем решительно указал на дверь.  

Мы со Стелкой с позором уносили ноги, а Эпюровна, потрясая направлениями, обличительно гремела нам вслед:

-Это же надо! За четверками они явились! А сами даже на двойки не знают! Ступайте прочь, пока ваши трояки на неуды не исправила!

Нам оставалось только порадоваться, что у Марии Елисеевны нет такой возможности.

После столь сокрушительного афронта мы единодушно решили: баста! Пусть Хвостова над другими несчастными измывается, а наше время, хвала ректору, вышло. По черчению предстояли лишь зачеты, уже легче.

Но мы плохо знали Марию Елисеевну. Видимо, исправить наши трояки стало ее навязчивой идеей. Эпюровна продолжала гнуть свою линию и на каждом занятии со сладчайшей улыбкой приглашать нас на пересдачу. Попытки отбрыкаться встречала с искренним недоумением:

-Девочки, неужели не хотите получить четверки по моему предмету? Я жду! Приходите обязательно!

Сказать фанатичке от начерталки, что с нас довольно и троек, не хватило духу. Наконец, Хвостова доконала: назначила дату и время пересдачи. Ничего не оставалось, как снова идти в деканат за направлением. Екатерина Егоровна воззрилась на нас, как на ненормальных:

-Девчонки, вы издеваетесь, что ли?

-Да мы здесь не при чем, - развела руками Стелка. – Она сама к нам пристает со своими четверками!

-Скажите, пожалуйста! На моей памяти Хвостова ни разу никому не предлагала трояк на четверку исправить! Чем вы ей так насолили?

-Сами не знаем!

-Ладно, направления выпишу, но учтите, явитесь ещё раз, хоть тресните, от меня ничего не получите! Пойдёте к декану!

С кислыми минами мы выплелись в коридор.

-Ну, Хвостова, никогда не прощу! – воскликнула Стелка. - Сколько можно из меня дуру делать!?

-Не пойму, чего она к нам прицепилась! Может, из-за твоего отца? А меня достает за компанию, чтобы в пристрастности не обвинили? – я озвучила давно вертевшуюся в голове мысль.

-Я спросила у папы, не он ли нам такой "сюрприз" устроил? Клянется, что с Хвостовой почти не общается и ни о чем таком ее не просил! Он у меня знаешь, какой принципиальный! – ответила Стелка.

-Блажь у нее такая, другого объяснения нет!

-Это в последний раз! Пусть хоть зарежет, больше пересдавать не пойду!

-Я тоже!

На том и порешили.

На сей раз все прошло гладко. Хвостова была мила, как никогда, дала нам по задаче, теорию не спрашивала. Мы ушли с исправленными оценками и чувством облегчения.

Естественно, от этого хождения по мукам знаний в головах не прибавилось.

Позже, работая конструктором, я лепила особо трудные детали из пластилина, ибо от природы обладаю слабым пространственным воображением. Потом появились компьютерные программы ЗД-моделирования, стало гораздо проще.

Стелка получила второе образование, и ныне работает юристом.

Выходит, зря мы тогда эти незаслуженные четверки выхаживали?

А вот и нет! Моя галерея образов обогатилась таким человеком, как Мария Елисеевна.  Все пять лет учебы мы с ней здоровались и обменивались улыбками, как заговорщики. Иногда она останавливалась, и мы болтали "за жизнь".

После окончания вуза, когда я два года отработала на производстве, случайно встретила Эпюровну на улице, поздоровалась. Она остановилась и принялась расспрашивать о том, о сем. Узнав, что мне недавно присвоили вторую категорию, доверительно сообщила:

-Веселова, я сразу поняла: из вас выйдет хороший инженер! А сейчас не тот студент пошел, ох, не тот! Сплошь лоботрясы!

Напоминать Хвостовой о своем трехступенчатом  позоре я не стала.

Как она в то время могла увидеть толк в нерадивой студентке, загадка похлеще построения линии пересечения тела плоскостью в трех проекциях. Или просто так сказала, для красного словца?

Мария Елисеевна проработала в нашем вузе до глубокой старости, сохранив ясность ума и неподдельное обожание своего предмета. Ручаюсь, если бы я внимательно слушала лекции Эпюровны, то с первого захода сдала бы на "хорошо", а то и на "отлично".

Ныне в моей альма матер, как везде,  учатся за деньги и устанавливаются таксы на курсовые и дипломные работы. Чего проще: плати бабки, а знания получать не обязательно.

Увы, таких преподавателей, как Мария Елисеевна, энтузиастов своего дела, становится все меньше.

А жаль!