Не делай добра

- Вежливость с приятными последствиями -

С самого утра хлюпал дождь. Мелкие капли падали и падали с неба. Улица покрылась непроходимыми лужами и грязью. Сквозь слюдяное окно мир казался совсем мрачным. Это не прибавляло радости. Единственный день отдыха (воскресенье) подходил к концу.

Анна смотрела в мутное окно, которое сегодня казалось более тусклым из – за огромного деревянного дома, что стоял напротив их жалкой лачужки. Женщина думала о том, как несправедливо устроен этот мир. Вот они с мужем и тремя детьми вынуждены ютиться на малом пятачке, в то время как в доме напротив живёт лишь одна старуха.

Когда–то это был особняк купца Свиридова. Все два этажа здания в любое время суток отражали его бурную жизнь. Особенно весело играли огнями окна по вечерам и ночам. Постоянные балы, рауты и просто посиделки не давали покоя многочисленной челяди. На месте сегодняшнего рабочего поселения в те времена находилось огромное подворье, куда съезжалась в каретах местная и приезжая знать. Щедрым был купец Свиридов. Но особенно не жалел он денег на свою единственную красавицу дочь – Елизавету. Стоило девушке только намекнуть отцу на желание, а оно уже исполнялось. Чаще прихоти дочери удивляли своей никчёмностью. Например, ей хотелось, чтобы вся прислуга ходила в немецком платье, и прислуга так и ходила. Или она говорила, что завтрак будет вечером, а утром ужин. Так тоже случалось. Но одно её желание совпало с задатками девушки. Она захотела стать актрисой театра. Удивительно, но ей удавалась любая роль. Вроде она родилась с этим предназначением. На спектакли с её участием ходили все видные люди этого небольшого городка. И смотрели лицедейство с удовольствием, не жалея потраченного времени и денег. Перевоплощалась Лиза великолепно, и в кого угодно.

В год, когда всё рухнуло (тысяча девятьсот семнадцатом) Лизоньке было всего девятнадцать лет. Купца раскулачили, и сослали в далёкую Сибирь. Дом осиротел. И смотрел он пустыми глазницами на мир больше пятнадцати лет. Доходили слухи, что там, куда отправили семейство, они все и сгинули. То ли лихие люди напали на обоз, то ли просто замёрзли, но семьи этой не стало на белом свете. Поэтому дом хотели снести или поселить сюда беспризорников. Но сначала у власти «не доходили руки», а год назад объявилась старуха с документами на дом. Говорили, что это приехала сестра бывшего купца Свиридова. Вокруг особняка наросли мелкие строения в виде лачужек и хижин рабочих. В городе была одна мануфактурная фабрика, и завод, где изготовляли тракторы. Вот на этом заводе и трудился Василий – муж Анны. На следующий год их старшенький тоже пойдёт туда на работу.

Вот уже восемнадцать лет как они вместе. И Анна, и Василий выросли в одном селе – Никодимовке. А встретились в городе. Так получилось, что когда Аннушке было всего двенадцать лет, Василий уже уехал в город. Через девять лет приехала устраиваться на фабрику и она. Встреча произошла случайно в магазинчике. Василию показалось, что он где–то уже видел это хорошенькое личико. Разговорились, поняли, что односельчане, и с этого дня уже не расставались. Через год сыграли свадьбу. Ещё через годок родился Митенька. Потом спустя два года на свет появился Егорушка, а потом, ещё через четыре годика, любимица семьи – Мария.

Машеньке хоть и было всего двенадцать годочков, но росла она смышленой девочкой, хорошей помощницей матери. Вот и сегодня они приготовили ужин, и позвали мужскую половину. Отсутствовал только отец. Но ко времени ужина он всегда приходил. Если задерживался, то вся семья терпеливо его ждала. Так получилось и сейчас. Наконец скрипнула дверь, и он вошёл в дом. Все молча расселись по своим местам. Мать раздала деревянные ложки. Посередине стола возвышался казанок с вареной картошкой. Несколько головок осеннего чеснока лежали на столе, рядом с горкой нарезанного хлеба. Первые пять минут ели молча. Тишину нарушил хозяин дома.

- Аннушка! Задержался ведь я сейчас! – и он немного улыбнулся, вроде скрывая что–то хорошее.

- Мы заметили! – Аннушка смотрела на мужа, ожидая продолжения. И оно последовало.

- Шёл по улице, а там скользко от дождя! Ноги так и едут сами! Смотрю недалеко от деревянного дома ковыляет старушенция – хозяйка этого старого особняка! Хотел уже к дому свернуть, а в этот момент она возьми да упади! – и Василий многозначительно замолчал.

- И ты ей не помог? – глаза у Анны стали совсем огромными. Дети тоже уже не стучали ложками, а молча слушали родительский диалог.

- Ну, что ты! Как не помог? Помог! Довёл до дома! Она охала всю дорогу! Потом вошла в дом, и знаешь, что сказала?

- Не знаю, конечно! – казалось, Анна уже даже дышит через раз от любопытства.

- Завтра мы приглашены к ней на ужин! Вся семья! Как вам это?! – и отец довольно улыбнулся.

- Ой! Что–то боязно к ней идти! – засомневалась острожная Анна.

- Не волнуйся! Что убудет, что ли от нас, если сходим? – от голоса мужа исходило полное спокойствие. И женщина приняла его решение.

На следующий день, вечером они сидели в богатой, но совершенно пустой гостиной, за столом со всякой невиданной снедью. Такого мяса и рыбы они никогда не видели, а к сверкающим приборам страшно было прикоснуться. Гостиная резонировала от каждого произнесённого слова, так в ней было много места. Детям очень хотелось посмотреть весь дом, но они молча сидели за богатым столом. Ужин проходил в молчании. И только когда старуха принесла чай, началась беседа. Она говорила вроде со всеми, но взор направляла только на Василия.

- Ты, мил человек, очень помог мне вчера! – скрипуче, и несколько шамкая произнесла она первую фразу.

- Так любой бы помог! – застеснялся Василий.

- Но вышло, что именно ты! Значит, Судьба! – она немного помолчала, вроде собираясь с мыслями.

- Я вижу, твоя семья не богата! Мне бы хотелось вам помочь. Знаю, что ты человек благородный и честный, а значит, даром помощь вряд ли возьмёшь! Предлагаю сделку!

- Интересно какую? – чуть приподнял бровь глава семейства.

- Я продам вам этот дом, за чисто символическую плату! У вас есть какие – нибудь накопления?

- Есть! Но совсем немного! – вступила в беседу Анна. Пожить в таком доме ей сразу же захотелось.

- Как вы понимаете, ваших накоплений на такое строение мало! Поэтому выполните некоторые мои условия! – проскрипев фразу, старуха замолчала, откинувшись на спинку высокого кресла. Видно было, что ей совсем плохо, дышала она тяжело при этом по – птичьи смежив веки.

Тишина длилась долгих пять минут. Потом старуха открыла глаза, и продолжила:

- Вы переедете сюда завтра же! Будете здесь хозяевами! Я поживу с вами, но недолго! Чувствую, что мне уже помирать не сегодня – завтра! У нотариуса я оформила завещание, в котором говорится, что дом и всё его имущество достанется тому, кто будет в нём жить на момент моей смерти! Если это будете вы, то и станете хозяевами! Согласны? – фраза утомила её, и она снова прикрыв глаза, замолчала.

- А плату за дом? – снова внесла ясность в обсуждение Анна.

- Ну, так принесёте свои накопления с собой, когда приедете жить! – раздражительным тоном сердитой матери к неразумным детям ответила на вопрос старуха.

- И ещё! – видя, что глава семейства поднялся, остановила она. – Я – глубоко верующий человек! Когда умру не надо ко мне звать врача (не верю им шарлатанам)! Проверите старым способом – зеркальцем! Но знаю я о том, что есть загробная жизнь, поэтому прошу, не закапывайте на два метра, хватит и одного (иначе душе будет трудно подняться поблуждать в этом мире), и ни в коем случае, не забивайте гроб гвоздями! Душа должна быть вольной! Если вы согласны сделать всё это, то завтра переезжайте! Ночь вам на раздумье! – сказав всё это, старуха снова откинулась на спинку кресла, и казалось, совсем отключилась.

Выйдя из этого огромного дома, всё семейство молча достигло своей низкой и мелкой лачуги. По сравнению с огромным особняком, их родной дом показался просто конурой. Все легли спать. И хоть каждый думал по – своему, но в душе каждому хотелось, и виделось, как они уже там живут.

- Новая жизнь: радости и печали –

Первые дни в доме показались длинными, и наполненными открытиями. Здесь находилось такое множество комнат, что приходилось только диву даваться. Старуха водила по дому новых постояльцев, и время от времени ворчала: «Всё здесь уже рассохлось! Мебель скрипит, пол скрипит! Каждая плашка вон по-своему!» Сначала семья изумлённо ходила за бабкой, а потом попривыкли. Братья несколько раз меняли выбранные комнаты. После тесноты эти хоромы оглушали, доводили до неистовства. Во всех комнатах сохранился порядок. Старинные вещи украшали каждую комнату. Дом, возможно, давно могли разнести по кусочкам, но власти всё думали подо что его определить, а когда план созрел, объявилась наследница.

Родители выбрали себе красивую комнату, обитую голубым нежным шёлком. Старуха сказала, что здесь жила дочь купца – Лизонька. На кровать необъятную по размерам в первую ночь страшно было лечь. Через неделю пообвыклись. Дети спали в комнатах рядом. Старший выбрал комнату с видом на реку, средний сын из своих окон наблюдал за движением небольшого городка, а дочь ночевала в маленькой детской, которая также находилась на втором этаже рядом с комнатой родителей. Старуха проводила всё время на первом этаже, и спала в дворницкой, как сама она сказала: «по привычке».

Покидать этот дом не хотелось, во время трудных рабочих будней тянуло назад и главу семейства, и всех, кто в этот момент находился вне его. Им завидовали, и не понимали, каким образом семейство получило столь великую благосклонность старухи. День проходил за днём, и стало даже как–то обыденно то, что раньше казалось роскошью. Старуха тихой тенью скользила по дому, никому не мешая и не привлекая к себе никакого внимания. Вначале они ужинали все вместе, а теперь и на ужины она чаще не появлялась. Однажды её не видно было несколько дней. Семейство отправилось в её комнатку. Она была слаба, но жива. С этого дня старуха всё больше угасала. А спустя три дня отдала Богу душу. Как и договаривались, Василий поднёс, к осунувшемуся лицу, зеркальце. Не запотев, оно показало, что дыхание отсутствует. Через три дня, выполнив все условия договора, семейство стало полновластным хозяином огромного старинного особняка.

- Смертельный скрип половиц –

Находясь в особняке, Анна стала чаще прислушиваться к своеобразной жизни дома. Даже находясь в нём одна, она чувствовала чьё–то присутствие. То казалось, что кто–то стоит за спиной, то кто–то пошёл вверх. Василий смеялся над нею, и её «фантазиями». Сам он ничего подобного не замечал.

Вот и накануне вечером снова состоялся разговор. Анна стелила, а сама то и дело прислушивалась. Наконец она не выдержала:

- Вася! Ну, неужели ты ничего не слышишь? – она сама замерла, всем своим видом показывая, что напряжена до предела.

-Дорогая! Я ничего не слышу! Что же тебя так беспокоит? – он попытался пошутить.

-Вот! Опять! Этот скрип половиц! Он всё ближе! Как же мне страшно!!!!! – и Анна в отчаянии закрыла лицо руками.

- Родная! – Василий обнял жену. – Ну, что ты нагнетаешь? Старуха ведь говорила, что вся мебель стала рассыхаться! Сейчас на дворе зима, а весной я её подделаю, и станет всё замечательно! Ложись! Я с тобой!

Анна послушно легла. Она пригрелась у плеча мужа, и уснула незаметно для себя. Про свои страхи она говорила только Василию, детям старательно не показывала своих новых чувств.

Раннее утро разбудило солнечным лучом и странным холодом, совершенно не похожим ни на что. Даже в самые холодные ночи, рядом с мужем было жарко. Теперь же от него самого не веяло теплом. Сердце бешено билось. Она приподнялась на локте и заглянула в лицо спящего рядом мужчины. Он лежал спиной к ней и на боку. Рука его привычно покоилась под головой, глаза были плотно сомкнуты, и создавалось ощущение глубокого сна. Однако сегодня ночью семейное ложе с супругами разделила Смерть.

Через три дня отца похоронили. Медики дали заключение – слабое сердце. При всех не голосила Анна, а вот оставшись одна, давала волю своим чувствам. И обвиняла во всём именно этот проклятый дом. Пусть и жили бы в своей лачуге, зато ЖИЛИ бы. А звуки всё преследовали её. Создавалось чёткое ощущение, что по пятам кто–то ходит. Не получалось нигде остаться наедине, везде складывалось впечатление, что не сводят глаз, следя за каждым жестом.

Как–то вечером, когда вместе с Машенькой они готовили ужин, то девочка стала странно говорить:

- Мамочка! А мы ведь не одни в доме? – от этой фразы холод побежал по позвоночнику женщины.

- Девочка моя! Ты о чём? – как можно спокойнее задала вопрос Анна.

- Здесь всё время кто–то ходит! Ты не слышишь разве? Я говорю мальчишкам, а они смеются! И папа не просто так умер! Его напугал кто–то! – все эти слова ребёнка настолько совпадали с мыслями женщины, что стало давить сердце.

- Машенька, это наверно просто мебель так себя ведёт! Помнишь, нам бабушка говорила? – попыталась успокоить девочку женщина.

- Ага! Бабушка! Ведьма она! – и девочка сердито глянула в сторону матери. Взрослые, а не понимают таких очевидных вещей.

Больше в этот вечер разговор на эту тему не возобновлялся. Зато скрип половиц всё преследовал бедную женщину. Она легла в постель и не стала тушить ночник. Уж очень было страшно. А звуки, как нарочно, всё сильнее и сильнее наплывали на неё. И вот уже она стала слышать, как кто–то осторожно прохаживается вдоль её комнаты. Потом стала крутиться ручка двери (или это игра воображения). Она в ужасе прикрыла глаза, а когда открыла, то готовый вылететь крик страха и бессилия, замер на полдороге, и она в изнеможении упала на взбитые высокие подушки. Утром её так и нашли с вытаращенными от ужаса глазами, лежащей на подушках. Врачи снова констатировали сердечный приступ.

Похоронив за месяц родителей, дети остались одни. Мальчишки держались. А вот Марии было очень тяжело. Она всё время плакала и жаловалась, что к ней в комнату приходит старуха. Братья сначала просто уговаривали её, а потом она перешла жить к старшему - Дмитрию.

А вот Егор из упрямства не стал уходить из своей комнаты. После похорон родителей мебель в доме совсем раздурилась. Если раньше она начинала тихонько поскрипывать после двенадцати часов, то теперь и с вечера неслась какофония звуков. Девочка вздрагивала, и прижималась к старшему брату, а младший только хохотал над этими страхами.

Через неделю от сердечного приступа (по заключению врачей) умер и Егор. Теперь Мария и Дмитрий остались вдвоём. Брат старался, не смотря ни на что, разубедить сестру в её страхах. Он верил врачам. Или, может, не хотел открыто взглянуть правде в глаза. Ночами и вечерами юноша тоже слышал эти звуки, но утешал он себя тем, что присутствовали они с самого момента их заселения сюда, а тогда старуха ещё тоже была жива. Приводя эти свои аргументы, он заставлял сестру успокоиться. Она рядом с ним, и правда, ощущала себя более уверенно. Засыпая на плече у брата, девочка переставала слышать посторонние звуки, а, просыпаясь, и видя его чудесную улыбку, радовалась новому дню, как самому большому подарку.

Эта ночь ничем не отличалась от предыдущих. День сменился вечером, потом наступила ночь. Они поужинали и, разобрав постель, легли спать. Во сне девочку мучили кошмары. Она с трудом вытягивала ноги из жидкой грязи, что окружала её. Жуткий страх одолевал, и было трудно дышать. Казалось, что сзади она ощущает чьё–то ледяное дыхание. А потом костлявая рука пытается ухватить её за ворот лёгонького, продуваемого пальто. Сил совсем не было, чтобы прибавить шаг, чтобы закричать. И последнее, что она увидела во сне – огромная ледяная глыба, к которой она прижалась как к спасительному пристанищу. Открыв глаза, Мария облегчённо вздохнула. Это только сон. Но холод пронзал натурально. Она повернулась взглянуть на брата, и потеряла сознание – брат уже совсем остыл. На шее его виднелся чуть заметный след удавки…

- Сорванный замысел –

Очередной спектакль прошёл с неизменным триумфом. Ведущая актриса театра – Ангелина Великанова – вошла в свою гримёрку с огромной охапкой дорогих цветов. Она бросила их на столик у зеркала, а сама опустилась на пуфик рядом с трюмо. Только сейчас начала чувствоваться усталость вечера. Во время лицедейства Ангелина парила, не ощущая никакого напряжения.

Сейчас она смотрела на своё отражение и видела перед собой миловидную молодую женщину, с гладкой кожей, открытыми карими глазами. Она сняла белый парик с буклями (по роли она – герцогиня), и на плечи упали красивые локоны нежно – шоколадного оттенка. Женщина быстро сняла макияж роли, и помолодела ещё больше.

Молодость придавали её блестящие глаза, а им блеск дарил замысел. Она придвинула к себе гримёрные краски, пудру, карандаши, тушь. Теперь всё готово. И руки начали свою кропотливую, привычную работу. Буквально через десять минут из зеркала смотрела несколько уставшая женщина с потухшим взглядом, без оптимизма смотрящая на жизнь. Спустя ещё двадцать минут глубокие морщины разрезали до этого ровный и чистый лоб. Седые прядки свисали по бокам страшно состарившегося лица. А ещё через пятнадцать минут старуха – владелица огромного особняка издевательски улыбалась своему отражению.

Спектакль закончился после одиннадцати вечера, а сейчас тонкий слух уловил, как часы в фойе театра пробили двенадцать. Она смотрела на своё новое отражение, и возглас ликования почти срывался с её губ. Актриса вспоминала, что уже три таких наивных семейства она отправила к праотцам. Нажива толкала ли её на это? Пожалуй, нет. Денег ей хватало: не всё, но удалось сохранить от наследства отца, да и в театре платили сносно. Ею двигала МЕСТЬ, МЕСТЬ и ещё раз МЕСТЬ. Это она была лишена своей безоблачной юности, это она – Лизонька осталась без любящего отца и матушки, и всё благодаря этим, что пришли… И она их будет уничтожать. Что может быть проще? Они безграмотны и верят всякой ерунде. Ей ничего не стоило притвориться мёртвой, а потом по одному уничтожать этих глупых людишек. Сегодня осталась только эта девчонка, и дом снова её (завещание – то составлялось на самом деле). Елизавета знала, в какую больницу увезли напуганную девочку. Сейчас он придёт туда, и добьёт впечатлительного ребёнка. Нанесён последний штрих. А глаза будут такими, какими она сама их сделает, подыграют хозяйке.

Молодая женщина по сути, и старуха в отражении, опершись на подлокотники кресла стала подниматься. И вдруг ярко вспыхнув, взорвалась лампочка гримёрки. Невольно Елизавета упала снова в кресло, очутившись в кромешной тьме. Постепенно глаза освоились с темнотой, и она стала различать огоньки в трюмо. Сначала они двигались хаотично, а потом сформировались и осветили фигуру в белом. Эта фигура приближалась из глубины зеркала. Елизавета хотела крикнуть, но вся застыла от ужаса. Ни руки, ни ноги не двигались, лишь глаза безотрывно следили за белым развевающимся одеянием. Никакой звук не тревожил её. Она как зачарованная смотрела на приближающуюся фигуру, на свет исходящий от нежданной гостьи. А потом она услышала её.

- Ты решила забрать и мою дочь? Не выйдет! Моя девочка будет жить долго! – седая женщина из зеркала впилась глазами в актрису, но рот её был закрыт. – Ты не одолеешь меня! А я тебя убью быстро! Не успеешь, и понять, как это произошло! Не будешь мучиться как я и мои ненаглядные мальчики! Как мой бедный муж! Ты не навредишь больше никому!!!

После этих слов женщина ещё ближе подошла к границе зеркала и протянула свои костлявые, тронутые разложением руки. Через мгновение актриса ощутила ледяное прикосновение мёртвых пальцев к оголённой шее. Елизавета пыталась кричать, но спазмы схватили горло…

Рано утром уборщица открыла гримёрку молодой актрисы, и нашла в кресле у трюмо старую обрюзгшую и мерзкую старуху. Та перевалилась через подлокотник кресла, как тряпичная сломанная кукла, одетая в ремки, и не дышала. Седые волосы паклями свисали, прикрывая пакостное выражение лица, оставшееся после смерти. Костлявая её рука опустилась к полу и синие пальцы, чуть загнувшись, касались его.

Старуху похоронили как безымянную под наскоро выструганным деревянным крестом, без даты рождения, но с датой смерти. А вот молодая актриса – Ангелина Великанова бесследно исчезла, как и не было никогда...