ЦЕПЬ

26 ноября 2013 - Григорий Тихонович Низьев

После того как меня проводили на пенсию, у меня оказалась целая уйма свободного времени и хотя я еще работал несколько лет в школе учителем истории, нагрузки были невелики, дня три или четыре в неделю были свободными от уроков и я частенько ходил на охоту и ездить на рыбалку.

Как-то ранней зимой пошел я на охоту. Пройдя километров шесть от поселка, я увидел на старой акации в лесополосе большую цепь.   В этой цепи было метров 15-18, не меньше. Это была могучая превосходная цепь, видимо оборвавшаяся при сволакивании соломы трактором. Вначале я прошел мимо нее, но отойдя не более десяти шагов, остановился. Мне вдруг вспомнился мой дед Ефим, кузнец, рачительный хозяин, который не мог в силу своего характера пройти мимо ржавого гвоздя, чтобы не поднять его, не использовать затем для каких-нибудь хозяйственных дел. А тут целая цепь, великолепная цепь! Видимо дедовские гены сыграли у меня в крови, я вернулся к акации, взял эту цепь, свернул ее в несколько раз и, повесив через плечо, зашагал домой.

        Цепь весила не менее двадцати килограммов, но нести ее все же было можно. По дороге я стал размышлять о том, что в эту охоту, скорее всего, ничего убить мне не удастся, а вот цепь сама по себе уже является хорошим трофеем, в хозяйстве она наверняка пригодится.
"А для чего же она может понадобиться? Привязывать собаку? Так моя собачонка весит в два-три раза меньше этой цепи и не потянет ее. Для других хозяйственных нужд она тоже вроде бы не очень нужна, колодца у нас нет, дома имеется водопровод”.

        Я уже хотел бросить тяжелую цепь, но жалко было бросать такое добро. "Стоп”,-подумал я, - "Ведь это прекрасная вещь! Из цепи можно будет сделать ограду, если умрет теща, будет и красиво, и оригинально, как на месте дуэли Лермонтова, что у подножья Машука. Правда теща еще жива, но цепь такая прочная, что переживет не одну тещу!”. Потом я подумал, что там, у памятника Лермонтову, по всем четырем углам ограды стоят какие-то столбики в виде стервятников или грифов, а где мне взять грифов? Но вообще-то теща может обойтись и без грифов, ведь она не Лермонтов...

       Чем дальше я шел с цепью, перекладывая ее с одного плеча на другое, тем тяжелее становилась эта проклятая цепь. Бросить бы ее подлую, но жадность и память о деде Ефиме не позволяли мне сделать этого. Я уже изнемогал от тяжести, все чаще и чаще стал останавливаться для отдыха, пока меня наконец не осенило: за каким чертом я ее несу, когда с таким же успехом можно тащить цепь по снегу. Дело сразу пошло. С километр-два я тащил цепь за собой, но потом у меня стали мерзнуть руки, я был без перчаток. Дотащив цепь до канала (до дома еще оставалось примерно два километра), я опять призадумался: мало того что мне еще надо два километра тащить эту дуру, а как я буду выглядеть в поселке с этим своим трофеем, где я взял эту цепь, для чего ее принес?

       Подумал я, подумал и решил закопать цепь в снегу, под камышом, авось как-нибудь весной приеду за ней на мотоцикле и заберу. Вернувшись домой, я рассказал о злополучной цепи своей жене Гале, встретив с ее стороны недопонимание и недоумение. "Да никогда я не соглашусь заковывать мою мать в цепи!”- категорически отвергла мою красивую "лермонтовскую” идею жена.

       Так и осталась валяться цепь где-то на канале, может быть, все же ее кто-то подобрал. А мне до сих пор вспоминается и та цепь, и мои тогдашние мысли о том, что наша жизнь - это тоже своего рода цепь, которую нужно тащить и тащить, иногда она такая же ненужная и тяжелая, как та злополучная цепь, зачастую и сам находишься в таком же безвыходном положении: и тащить тяжело, и бросить жалко.

Регистрационный номер №0171618

от 26 ноября 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0171618 выдан для произведения: После того как меня проводили на пенсию, у меня оказалась целая уйма свободного времени и хотя я еще работал несколько лет в школе учителем истории, нагрузки были невелики, дня три или четыре в неделю были свободными от уроков и я частенько ходил на охоту и ездить на рыбалку.
Как-то ранней зимой пошел я на охоту. Пройдя километров шесть от поселка, я увидел на старой акации в лесополосе большую цепь.
В этой цепи было метров 15-18, не меньше. Это была могучая превосходная цепь, видимо оборвавшаяся при сволакивании соломы трактором. Вначале я прошел мимо нее, но отойдя не более десяти шагов, остановился. Мне вдруг вспомнился мой дед Ефим, кузнец, рачительный хозяин, который не мог в силу своего характера пройти мимо ржавого гвоздя, чтобы не поднять его, не использовать затем для каких-нибудь хозяйственных дел. А тут целая цепь, великолепная цепь! Видимо дедовские гены сыграли у меня в крови, я вернулся к акации, взял эту цепь, свернул ее в несколько раз и, повесив через плечо, зашагал домой.

Цепь весила не менее двадцати килограммов, но нести ее все же было можно. По дороге я стал размышлять о том, что в эту охоту, скорее всего, ничего убить мне не удастся, а вот цепь сама по себе уже является хорошим трофеем, в хозяйстве она наверняка пригодится.
"А для чего же она может понадобиться? Привязывать собаку? Так моя собачонка весит в два-три раза меньше этой цепи и не потянет ее. Для других хозяйственных нужд она тоже вроде бы не очень нужна, колодца у нас нет, дома имеется водопровод”.

Я уже хотел бросить тяжелую цепь, но жалко было бросать такое добро. "Стоп”,-подумал я, - "Ведь это прекрасная вещь! Из цепи можно будет сделать ограду, если умрет теща, будет и красиво, и оригинально, как на месте дуэли Лермонтова, что у подножья Машука. Правда теща еще жива, но цепь такая прочная, что переживет не одну тещу!”. Потом я подумал, что там, у памятника Лермонтову, по всем четырем углам ограды стоят какие-то столбики в виде стервятников или грифов, а где мне взять грифов? Но вообще-то теща может обойтись и без грифов, ведь она не Лермонтов...

Чем дальше я шел с цепью, перекладывая ее с одного плеча на другое, тем тяжелее становилась эта проклятая цепь. Бросить бы ее подлую, но жадность и память о деде Ефиме не позволяли мне сделать этого. Я уже изнемогал от тяжести, все чаще и чаще стал останавливаться для отдыха, пока меня наконец не осенило: за каким чертом я ее несу, когда с таким же успехом можно тащить цепь по снегу. Дело сразу пошло. С километр-два я тащил цепь за собой, но потом у меня стали мерзнуть руки, я был без перчаток. Дотащив цепь до канала (до дома еще оставалось примерно два километра), я опять призадумался: мало того что мне еще надо два километра тащить эту дуру, а как я буду выглядеть в поселке с этим своим трофеем, где я взял эту цепь, для чего ее принес?

Подумал я, подумал и решил закопать цепь в снегу, под камышом, авось как-нибудь весной приеду за ней на мотоцикле и заберу. Вернувшись домой, я рассказал о злополучной цепи своей жене Гале, встретив с ее стороны недопонимание и недоумение. "Да никогда я не соглашусь заковывать мою мать в цепи!”- категорически отвергла мою красивую "лермонтовскую” идею жена.

Так и осталась валяться цепь где-то на канале, может быть, все же ее кто-то подобрал. А мне до сих пор вспоминается и та цепь, и мои тогдашние мысли о том, что наша жизнь - это тоже своего рода цепь, которую нужно тащить и тащить, иногда она такая же ненужная и тяжелая, как та злополучная цепь, зачастую и сам находишься в таком же безвыходном положении: и тащить тяжело, и бросить жалко.