Обычная командировка

Они сидят за столом, под цветущей вишней, молодые, влюблённые и понимающие друг друга с полуслова. Девочка моя! У тебя такие светлые мягкие волосы, ясные серые глаза и нежная, чуть смущённая улыбка…

Отрывистая мелодия будильника вырвала его из чудесных грёз. Георгий полежал ещё немного, пытаясь зацепиться за тень ускользающего сна, с тоской начиная понимать, что это только видение, отражение того, чего никогда не было в его жизни: ни светловолосой девушки, ни стола под цветущей вишней.

Он зажёг ночник, поднялся. Жена спала, как обычно, на спине, некрасиво раскрыв рот и похрапывая. Посмотрел на неё с неприязнью, остро переживая возвращение в привычный тусклый мир. Нина дома всегда одевалась в затёртое платье-балахон, закручивала на затылке «дульку», открывавшую торчащие уши, носила растоптанные засаленные тапки. «Так мне удобнее» – один ответ. За столом шумно прихлёбывала суп, ночью храпела.

Сам Георгий старался «соблюдать себя». Высокий, с тёмными, разбавленными элегантной сединой волосами, избежавший, благодаря нелюбви к пиву, тучного живота, он ещё нравился женщинам. Но в авантюры особо не пускался – дамы его возраста были ему не интересны, а молодых девушек больше привлекали сверстники.

Их с Ниной дочь давно вышла замуж, родила двоих детей и жила с семьёй в столице, приезжая раз в несколько лет. А они существовали в своей квартире, словно соседи. Общались только на хозяйственные темы, вечера проводили каждый в своём углу: он за ноутбуком, она – за телевизором. Изредка, когда желание становилось совсем уже нестерпимым, он ночью подкатывался на её сторону кровати и совершал своё дело – быстро, грубо – только, чтобы снять нестерпимое напряжение. Жена равнодушно принимала его, внешне не испытывая при этом никаких эмоций.

Иногда ему вообще казалось, что она и не умеет их испытывать. Даже много лет назад, она, случайно оказавшись с ним наедине на какой-то студенческой пирушке, не стала уклоняться от его пьяненьких поцелуев, но и чувств никаких не выказала. Это недолгое уединение окончилось её «залётом», крупным разговором родителей с обеих сторон и спешной свадьбой, на которой невеста была в широком, просторном платье…

Он не спеша умылся, вышел на кухню, включил чайник. Нина, как всегда, из спальни не выходила, ей вставать позже. Он привык по утрам собираться на работу и завтракать в одиночестве.

Юра (имя Жора он не любил) поел, выпил кофе, оделся. Хлопнула входная дверь, загудел лифт. Начался самый обычный рабочий день.

* * *

- О-о, Георгий Иванович! Доброе утро, дорогой, доброе утро! Как всегда – ни свет, ни заря, а ты уже на работе. Вот, принимай пополнение.

Рядом с шефом стояла, открыто улыбаясь, молоденькая девушка - невысокая, с ладной фигуркой. Светлые волосы до плеч, немного ассиметричное лицо. Нос чуть великоват, зато какие глаза! Серые, ясные. Он поймал себя на том, что смотрит в них дольше, чем положено при обычном знакомстве. Но ведь и она взгляда не отводит!

- Анжелика Старцева. - тем временем представил её шеф, - А это твой непосредственный начальник, Ганский Георгий Иванович. Вот, Юра, объясни девочке, что к чему, прикрепи … ну, к Павловне. Или к Люсе, пусть введут в курс дела. Через неделю она уже должна всё уметь самостоятельно!

Шеф ушёл к себе, а девушка так и осталась стоять возле его стола. Он сухо, словно опасаясь потерять дистанцию, расспросил её – кто, что, откуда, показал рабочее место. Затем подозвал Павловну – мрачноватую, жёлчную старую деву, весьма дотошную и вредную, но при этом золотого специалиста. Передал ей новую сотрудницу, раздражённо уселся за свой стол. Сам себя не понимал – чего на девочку злится?

Лика, говорит. Не любит, когда называют Анжелой. Двадцать лет, только после техникума. Соплячка, ни опыта, ни знаний. Улыбается, блин! Ну, ничего, Павловна тебя быстро отучит от этих голливудских улыбочек. Та ещё язва. Хотя, благополучно прошедшие у неё обучение, становились потом грамотными специалистами…

Рабочий день опять прошёл в беготне и хлопотах. Вечером Юра сдержанно попрощался со всеми и быстро ушёл. Сотрудники отвечали на его «До свидания!» обычными словами разной степени вежливости, только Лика улыбнулась открыто и весело.

* * *

- Ну что, друг мой, пора в Загорск? – шеф улыбнулся, зная, что Георгий командировки любит. А чего же их не любить? Дома тоска, а тут смена впечатлений, да и финансово выгодно. Руководство фирмы выделяло командировочные из расчёта проживания в гостинице и питания в кафе, при этом отчётов и квитанций никто не требовал. Главное – выполняй работу, остальное не важно.

Кафе и гостиницы Юра давно игнорировал. Гораздо дешевле обходился съём небольшой двухкомнатной квартиры с кухней, где можно было готовить немудрёную и недорогую еду. Обычно с ним ехало два-три человека, и они успевали всё за неделю, хотя получали командировочные на больший срок. Таким образом, выходила существенная прибавка к зарплате.

- Кого брать в этот раз? – спросил Юра.

- С людьми сейчас напряг… Возьмёшь Люсю и эту новенькую, Анжелику. Ты говорил, что девочка вроде толковая, да и Павловна неплохо о ней отзывается, вот пусть в деле себя покажет. Выезжайте завтра с утра, а сейчас получи деньги в бухгалтерии, возьми билеты и идите по домам – собираться.

Лика на известие о командировке только улыбнулась своей завораживающей улыбкой и кивнула. Люся торопливо сказала: «Да-да, конечно!», но взгляд отвела.

«Видать, опять у Славки запой», подумал Юра. Ну, что делать, работа есть работа… Он позвонил в Загорск, бабке Иванихе, у которой всегда снимал комнаты во время командировок, предупредил, что они приедут завтра втроём, нужно приготовить спальные места. Купил на вокзале три билета, поехал домой. Чувствовал он себя странно: тревожно и радостно одновременно. С чего вдруг? Обычная ведь командировка…

* * *

Однако необычности начались уже с утра. Лика подошла вовремя, и они с ней стояли у входа в вокзал, поглядывая на часы, как вдруг позвонила Люся.

- Юрочка, прости, пожалуйста, не могу я сейчас ехать! – давняя, ещё с института, дружба позволяла ей быть с ним на столь короткой ноге.

- Что, опять?

- Опять, миленький, опять! Мы с Лёшкой отвезём его сейчас на дачу, пока он в отключке, там пить нечего… Лёшка будет сторожить, не даст буянить, а я рядом побуду… Потом приеду через пару дней, ты прикрой меня пока, ладно?

Георгий внимательно посмотрел на Лику:

- У Люси дома… м-м неприятности. Она присоединится к нам попозже. Ты как, сможешь пока взять часть её работы?

- Ну, если вы мне поможете…

- Тогда – никому на фирме ни слова! - они быстро шли к поезду, - Пару деньков покрутимся сами, а там Люся подъедет… Ты, кстати, готовить умеешь?

- Гото-овить? Зачем? И для кого?

- Для нас, - Георгий кратко рассказал ей, как они живут в командировках.

- Ага-а! - Лика улыбнулась. - И готовить умею, и посуду мыть, и ещё мно-ого чего умею…

- Да нет, много чего не понадобится, - почему-то смутился Георгий.

- Ну-у, кто знает, что там … понадобится! – теперь она смотрела на него сбоку, как-то оценивающе, словно взвешивая на невидимых женских весах, и невинно закончила. - Пол там помыть, убраться, пыль вытереть. Или – постель расстелить…

- Вот наш вагон, - произнёс Георгий, с облегчением обрывая этот странный диалог.

Они прошли в свой отсек, сели друг напротив друга. Он не знал, о чём они будут говорить шесть долгих часов пути. К счастью, Лика достала планшет, нацепила наушники и углубилась в какой-то свой мир, напрочь забыв о попутчике, чему тот был одновременно обрадован и огорчён…

* * *

Они приехали в четвёртом часу пополудни, быстро добрались до знакомого ему двухэтажного домика, где сдавала квартиры бабка Иваниха. Та уже ждала их. Провела в комнаты, ворча, как обычно на весь белый свет. Посмотрела на Лику и спросила Георгия:

- Ты чего ж казал, что вас трое будет, а вы тут вдвоём. Постелей-то сколько давать? Две, али как?

- Три, три: Люся подъедет завтра! – торопливо, словно оправдываясь, пробормотал Георгий.

- А, ну тады ладно. Три, так три, - прошамкала Иваниха, опять разглядывая Лику, - ежели что, так менять почаще будете…

Бабка удалилась, по-прежнему бормоча себе под нос, а он остался стоять в комнате, чувствуя себя идиотом. Лика на кухне хлопала дверцей холодильника, открывала шкафы.

- Ни фига тут нет, - заявила она, входя в комнату, - готовить не из чего!

- А откуда ж оно здесь появится? – он взял себя в руки, стал говорить спокойно и уверенно. - Сейчас напишешь мне списочек, чего купить, я схожу в магазин, потом ты что-нибудь сделаешь на ужин, а я пока подготовлю на завтра расчёты, всё равно сегодня переучёт не начнёшь.

- Ну да, вы уйдёте, а я тут одна останусь? – возмутилась девушка, - Да и не умею я списочки составлять, пойдёмте вместе, ага? Я по ходу дела и выберу, что купить!

Они отправились в небольшой супермаркет неподалёку, стали ходить с тележкой по залу. Сразу всё пошло наперекосяк. Вместо недорогих добротных продуктов, которые он обычно покупал, набрали всякой ерунды. Пирожных (ой, сладенького к чаю!), замороженных мидий (а я та-акой пловчик сделаю! Пальчики оближете!), кучу всякой зелени (салатики надо кушать обязательно!), и ещё много чего дорогого и ненужного. Конечно, взяли и мяса, и картошки, но только по его настоянию. В довершение Лика потребовала бутылку шампанского – за приезд.

Девушка веселилась от души – очевидно, её забавляла роль хозяйки. Она дурачилась, хватала Георгия за руку, прижималась к его плечу. Наконец, они загрузились и пошли на квартиру. Перед самым домом столкнулись с Иванихой, которая ощупала взглядом пакеты с провизией, торчащее наружу серебристое горлышко, пакостно ухмыльнулась и пошла дальше, громко бурча и качая головой. Он явственно различил: «стыд потеряли», «соплячка» и особенно, сказанное с едким сарказмом слово «командировка».

Только сейчас Георгий до конца осознал всю двусмысленность их с Ликой совместного проживания в одной квартире. Раньше он всегда приезжал в компании двух-трёх сотрудников близких ему по возрасту, они располагались в двух комнатах по принципу «мальчики направо, девочки налево». Женщины готовили нехитрую еду, все с утра расходились по объектам, вечером за столом говорили о ходе ревизии, иногда выпивали бутылку водки и шли спать по своим комнатам, даже не помышляя ни о каких «шалостях».

В этот раз всё с самого начала пошло по-другому. Еще на вокзале, когда выяснилось, что Люся пока не сможет приехать, между ними установились отношения двух заговорщиков. Потом этот странный диалог по дороге к вагону… И сейчас в квартире витал какой-то легкомысленный, эротический дух. Лика переоделась в лёгкие домашние бриджи и клетчатую блузку. Нацепила передник, возилась на кухне, напевая слабеньким, но приятным голоском и пританцовывая.

Георгий открыл ноутбук, пытаясь вникнуть в завтрашнюю ревизию, но мысли обретались возле этой странной девчонки, младшей его дочери на двенадцать (он успел подсчитать) лет. Сквозь приоткрытую дверь, он боковым зрением ловил движения её гибкого молодого тела, и хотя Лика всего лишь готовила ужин, Георгию казалось, что девушка исполняет некий чувственный танец.

Он очнулся и, стиснув зубы, всё-таки дела завершил, выключил ноутбук, поднялся из-за стола. Тут же, словно ожидая этого момента, в комнату зашла Анжелика и, весело улыбаясь, спросила:

- Вы уже всё? Закончили с документами? Я тоже всё сделала, пойду сейчас в душ, а потом поужинаем. Или вначале вы хотите?

- Нет, нет, - забормотал Георгий, - я потом…

- Ну, потом, так потом, я недолго, - усмехнулась девушка и добавила неожиданно, - хорошая тут ванна, просторная, хоть вдвоём мойся…

Она засмеялась и ушла, а он стоял, слегка оглушённый не столько словами, сколько их интонацией. Представлял себе, как она раздевается в двух метрах от него, за хлипкой дверью, забирается под душ … В просторную ванну, где можно мыться вдвоём…

Потом она ушла к себе, оставив волнующий флёр ароматов, а Георгий стоял в нагретой ванне, на том же месте, где пять минут назад стояла она, под такими же тёплыми водяными струями…

Затем они сидели за столиком в кухне, друг напротив друга. Он открыл шампанское, выпили «за приезд», потом ели действительно очень вкусный плов. Горела настольная лампа, в кухне царил полумрак. В какой-то момент, не раньше и не позже, чем нужно он, допив шампанское, поднялся из-за стола, глядя прямо в глаза девушке. Она тоже поднялась, не отводя взгляда и завораживающе улыбаясь, медленно провела языком по губам, и также медленно начала расстёгивать пуговицы на своей клетчатой блузке…

* * *

Рано утром Георгий проснулся от пения будильника в телефоне. Долго не мог понять, произошло ли что-то вчера, или всё ему опять приснилось. В кровати он был один, но постель явственно хранила нежный запах девичьих духов, а из кухни доносилась незамысловатая песенка, напеваемая слабеньким голоском.

Он гордо и чуть смущённо улыбнулся, вспомнив окончание вчерашнего вечера. Лика, несмотря на молодость, оказалась опытной в такого рода делах. С пониманием встретила его бурный натиск и быстрый финал, а потом ласково поглаживала, мурлыкала какие-то нежности, не торопила события. И вскоре Георгий почувствовал новый прилив сил. Тут уже он оказался на высоте, вопреки возрасту, и второй этап прошёл у них гораздо дольше и лучше.

Георгий умылся, привёл себя в порядок. Затем вышел на кухню, поздоровался, хотел подойти к Лике, поцеловать, но не решился: девушка держалась так, словно ничего не произошло и это вовсе не с ней завершил он вчера ночную симфонию ярким, протяжным совместным аккордом.

Они быстро позавтракали, вышли из квартиры и поехали в магазин, значившийся в списке ревизий под номером один.

* * *

Первый рабочий день пролетел быстро. Лика буквально на лету схватывала все премудрости, ловко управлялась с подсчётом, никогда не ошибалась. Конечно, ей ещё не хватало опыта, но это дело наживное. До конца дня, немного только задержавшись, они успели закончить подсчёт товара. Подписали протоколы и уехали, отложив оформление отчёта на завтра.

… Этот вечер также закончился в его постели, только теперь он вёл себя спокойней, не торопил события. Потом опять крепко заснул и не слышал, как Лика уходила в свою комнату.

А утром всё повторилось: она вела себя с ним сдержанно и сухо, они уходили из квартиры, работали допоздна, и снова встречали ночь совместной симфонией… С каждым разом всё лучше понимали друг друга, и Георгий совершенно не ощущал их огромную разницу в возрасте. Он вспоминал свой прошлый опыт, чутко улавливая малейшие нюансы поведения девушки, настраивал её, словно изящную скрипку, искал наиболее чувствительные точки, виртуозно доводил подготовку до некоей вершины, с которой они потом срывались в стремительном сладостном полёте, завершая его ликующим финалом.

Лика никогда не оставалась с ним до утра: он быстро и крепко засыпал, а она уходила к себе. Утром готовила завтрак, и они снова шли работать. Два раза звонила Люся, просила прощения, плакала: со Славкой было совсем плохо, он буянил, требовал выпивки, и она еле сдерживала его с помощью брата. Сочувствуя ей, Георгий радовался, что она не приедет и не нарушит их с Ликой уединения.

Он очень быстро научил её обрабатывать данные переучёта и теперь вечерами мог подремать часок до ужина, восстанавливая силы. Девушка работала на ноутбуке раза в три быстрее него, да и во всех магазинах переучёты проходили на удивление гладко, без крупных недостач или недоразумений.

Всё чаще они засиживались за ужином допоздна, много разговаривали. И чем дальше, тем это общение становилось для них более важным, чем, собственно, ночные встречи. Он впервые за много лет рассказал о своей неудавшейся семейной жизни: о жене, которую никогда не любил, о дочке, с которой никогда не был близок. Лика сочувствовала, очень мягко и понимающе. Потом рассказывала о себе, что живёт с родителями, постоянно ссорящимися между собою и с ней. Что никого близкого у неё нет, иногда она встречается с парнями, чувств ни к кому не испытывает. Замуж, может, и пошла бы, да никто не зовёт.

Оказалось, что Лика тоже любит фильмы Тарковского, рассказы и романы Мураками, стихи (именно не песни, а стихи) Высоцкого. Он неожиданно признался, что когда-то и сам писал стихи, даже кое-что прочитал ей по памяти – про одинокий утёс, обдуваемый всеми ветрами. Девушка в ответ улыбнулась немного смущённо, взяла карандаш и быстро набросала в своём блокноте рисунок: тот самый утёс над рекой, ветер сгибает мелкие деревца, растущие на его склонах, а рядом – бредущую по берегу одинокую девичью фигурку.

Вообще, она перестала иронизировать, заводить двусмысленные диалоги, изображать из себя роковую соблазнительницу. Словно юная актриса, устало смывшая грим – отгремели аплодисменты, закончился водевиль, зрители разошлись по домам, а в буфете за столиком ждёт её видавший виды седой актёр, с которым они только что дурачились на сцене, а теперь могут позволить себе роскошь не играть написанные кем-то роли, а просто недолго побыть собой…

И ночные их встречи стали теперь другими – не бурными, а очень нежными, на лёгких и мягких прикосновениях, соединяющих больше души, чем тела. После таких вечеров и ночей Георгию казалось, что он вернулся в свою молодость и встретил, наконец, ту единственную, которую больше никому не отдаст и будет с ней рядом всю оставшуюся жизнь. В такие моменты он с замиранием сердца перекатывал в голове шальную мысль – бросить к такой-то матери нелюбимую жену, прожить хотя бы лет пять-семь, как человек: с юной любимой женщиной, и потом, постарев, отпустить её, а самому наглотаться снотворных таблеток и тихо уснуть…

Всё чаще он не засыпал сразу, а лежал с ней в обнимку, прижимая к себе, нашёптывая нежности, не желая отпускать. Она в ответ мягко целовала его, но всё равно вскоре отодвигалась, выскальзывала из объятий, уходила к себе.

* * *

И пришёл день последней ревизии в маленьком магазинчике возле вокзала. Они так хорошо сработались за это время, что закончили её ещё до обеда. Билеты были взяты на завтра, так что остаток дня и, конечно же, ночь полностью принадлежали им. Первый раз Георгий с Ликой были вместе вне работы не только ночью, но и днём. Они побродили по парку, сходили в кинотеатр на какую-то комедию, и пришли на квартиру раньше обычного.

Он не ушёл, как раньше, к себе подремать, а остался с ней на кухне, сидя за столиком, любуясь её ладными движениями, рассказывал ей о своём детстве, слушал её мягкий смех и удивлялся (в который раз!) совпадению их мыслей, оценок, чувств.

Потом они ужинали, как и в первый день, при свете настольной лампочки, а после он поднял её, лёгонькую, на руки и понёс в ванную, где было столько места для двоих. Набирал воду, лил в неё душистый шампунь, бережно, как маленькую, раздевал свою девочку и, быстро сбросив с себя ненужную одежду, опускал в пузырящийся сугроб. Нежно купал в ароматной пене, поливал водой и сушил, снимая губами прозрачные капли, её загорелую, кроме двух узеньких белых полосок, кожу.

… В ту ночь она впервые не ушла к себе, а осталась лежать с ним, прижавшись всем телом, словно ища защиты. И он, отвечая на эту доверчивость, заговорил о сокровенном, убеждал её не расставаться, остаться с ним на эти короткие годы, а потом… Она не потеряет свою молодость, он не станет ей мешать, у неё вся жизнь ещё будет впереди, а ему лучше прожить несколько ярких, радостных лет, чем тянуть долгие годы полурастительного существования.

Лика плотнее прижималась к нему, обнимала, не говоря ни слова, только медленно качала головой из стороны в сторону, скользя по его лицу влажными от слёз щеками. Потом что-то шептала, целовала его. Они снова растворились друг в друге, необычайно нежно даря и принимая любовь, с отчаяньем неизбежного расставания и пониманием его неизбежности. Так и заснули, не размыкая объятий, одним целым, которому вскоре предстояло снова стать двумя разными, чуждыми, далёкими…

* * *

… Вечер в театральном буфете, ночь, утро… Всё заканчивается, снова пора наносить грим и выходить на сцену – раскручивать вечную пружину старого, надоевшего водевиля…

Они вернулись в свой город и больше ни словом не вспоминали эту необычную командировку. Лика вскоре вышла замуж за приезжего парня – просто потому, что он позвал в загс, а не просто в постель, да к тому же имел собственную квартиру в своём городе. Она уехала с ним и вскоре родила двух мальчишек-погодков, одного из которых назвала Георгием.

А Георгий Иванович прожил со своей женой ещё пять лет, всё это время бережно храня блокнотик с беглым рисунком одинокого утёса и такой же одинокой девичьей фигурки, как память о недолгой командировке, переломившей его жизнь. Он умер неожиданно для всех, во сне, от остановки сердца. Маленький блокнотик, как и другие его бумаги, жена выбросила на помойку…

В тот день в далёком, чужом городе, Лика проснулась от тоскливого, тревожного холода, кольнувшего её изнутри. Вчера она опять поссорилась с мужем, а потом неожиданно поднялась температура у маленького Жорика. Она полночи просидела у его кровати, легла поздно, а теперь вдруг проснулась ни свет ни заря. Бросилась к кроватке сына, но тот спал, ровно сопя, лобик был тёплый, не горячий. Успокоенная, она снова заснула. Утром малыш был совсем здоров, а потом позвонил муж, они помирились, и Лика забыла об этом ночном кошмаре. Только почему-то целых три дня ей хотелось плакать…

14.10 – 02.11.2013