В Царском селе
I
По аллее проводят лошадок.
Длинны волны расчесанных грив.
О, пленительный город загадок,
Я печальна, тебя полюбив.
Странно вспомнить: душа тосковала,
Задыхалась в предсмертном бреду.
А теперь я игрушечной стала,
Как мой розовый друг какаду.
Грудь предчувствием боли не сжата,
Если хочешь, в глаза погляди.
Не люблю только час пред закатом,
Ветер с моря и слово «уйди».
II
...А там мой мраморный двойник,
Поверженный под старым кленом,
Озерным водам отдал лик,
Внимает шорохам зеленым.
И моют светлые дожди
Его запекшуюся рану...
Холодный, белый, подожди,
Я тоже мраморною стану.
III
Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озерных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов.
Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни...
Здесь лежала его треуголка
И растрепанный том Парни.
1911
Анализ стихотворения Ахматовой «В Царском Селе»
Три поэтических произведения составили небольшой цикл 1911 г. Его заглавие указывает на главную тему — память о любимом городе, в котором прошли годы детства и отрочества автора.
Далекие воспоминания об ипподроме и ухоженных лошадях, упомянутых Ахматовой и в прозе, определяют образную структура зачина «По аллее проводят лошадок…» В художественном тексте выстраивается ряд, образованный приметами детства: к аккуратно расчесанным «лошадкам» присоединяются «розовый друг» попугай и лексема «игрушечная», характеризующая субъекта речи.
Лирическая героиня признается в любви к «городу загадок», одновременно намекая на пережитую личную драму. Высокое чувство неразрывно с печалью. Тоскливые эмоции тоже двоятся: сначала они были невыносимо тяжелыми, как «предсмертный бред», а затем сменились спокойным, привычным ощущением душевного груза. Так зарождается тема двойничества, которая получает развитие в следующих стихотворениях триптиха.
Об образе Пушкина, сквозном для ахматовской поэтики, немало сказано исследователями. Начало обширной темы положено анализируемым циклом, где классик предстает и в роли великого поэта, и как человек, один из наших предков.
Принцип амбивалентности положен в основу знаменитого образа статуи-«мраморного двойника» героини из второго текста цикла. Упоминания о холодности белого изваяния обрамляют текст, встречаясь в зачине и концовке. В центральном эпизоде статуя олицетворена: она может чувствовать шелест листьев, вглядываться в озерную гладь, а на теле имеется «запекшаяся рана».
Отчаянное и на первый взгляд парадоксальное желание стать статуей, выраженное эмоциональным возгласом финала, возвращает читателя к теме любви — трагической, навсегда разделенной временем.
В третьем произведении образ классика воплощается в задумчивого смуглого юношу. Звеном, связующим почти легендарное прошлое и настоящее, становятся составляющие художественного пространства: аллеи, берег озера, низкие пеньки под соснами, густо покрытые хвоей. Суть лирической ситуации основывается на замечательной иллюзии: четко очерчивая столетний промежуток между двумя временными планами, автор подчеркивает неизменность природы, включенной в художественное пространство текста. Оригинальный прием создает ощущение, что лирическое «я» и читатель благоговейно следуют за гениальным отроком, неспешно прогуливающимся по парку. Яркие вещные детали, ставшие характерной чертой ахматовского мастерства, усиливают эффект присутствия.