К о л о к о л а ( посвящение Анне Ахматовой)

По сочному кладбищенскому дерну
бежит дорожка красного песка
к надгробию, где под плитой наборной
нашла покой, сошедшая в века
послушница пера и музы скорбной,
владычица сокровищ языка
и златострунной лиры духоборной,
наследница тернового венка,
что дарит Русь поэтам априорно,
помазанница горем свысока
на подвиг жития на живодерне,
уставшая от вдовьего платка
под диадемой лирики минорной,
от скудного военного пайка
и нимба Славы - первой и бесспорной
любимицы любого уголка
Руси простоволосой и просторной -
- Ахматова. Могила, крест, доска...
Бледнеет немочь речи разговорной...
Я возлагаю эти три листка
венком из рифм - мой реквием просфорный.
Примите скромный труд ученика,
он из души немеющей исторгнут...
                             1
Портрет Ваш не в пыли запасника,
хотя немного патиной подернут -
начало века - Вам, наверняка, -
лет двадцать пять... - мир грез, любви, восторгов.
В муаре рыжем тонкая рука,
но грусть притихла на челе фарфорном
предвиденьем взведенного курка
Судьбы...Святой мадонны взгляд укорный,

с высоких скул опавшая щека,
испанский профиль, тонкий стан обернут
послушным бархатом, батист воротника
чуть светится на обреченно-черном,
но безмятежном образе... пока...
                             2
Итог судьбы в стихах - объёмный сборник...
С наивностью безбедного ростка
постичь ли горестную мудрость корня?
Но чем-то эта сущность так близка,
Как будто соком тайны - мандрагорным...
Вот так поток, бегущий с высей горных,
не ведает какие в нем века
безумно странствуют бедою беспризорной,
и, восходя в седые облака,
несут к вершинам гор мирские скорби.
Из тех же сфер, как воды с ледника,
грядёт стихия строф - степные орды.
В них -  и круженье в танце мотылька
вокруг свечи, над пламенем проворным
Любви, и ревность, из-за пустяка,
сминает в кольцах чешуи узорной
отточенную грацию клинка,
иронией ликерно-мухоморной...
И женская вселенская тоска
взмывает ввысь стенаньем заговорным,
стекая на капризные шелка
соперниц, милостыней девы горней,
И рвется в стоны вопль, издалека
мольбой летевший к паперти соборной,
и вздрагивает очередь - Угрюм-река,
и - ропотом - страх поднадзорный,
прижав к груди две пачки табака,
крестясь осатанело, рефлекторно
безбожности стального кулака
и неизвестности бесприговорной.
И боль, очнувшейся от столбняка, -
о сыне, о единственном, затворном...
Сколь доля материнская горька
сыновней болью - кровью подтопорной.
О, чаша горя! - как ты велика
для женщин - мерой сорокаведерной -
в размер души. Так, с первого глотка,
всё пьёшь и пьёшь, до бездны миротворной...
Но если женщине приИдет свысока
дар душеобнаженья стихотворный -
из чаши горя, как из родника,
вскипает слово - подступает горлом
животрепещущая страстная строка.
Опалы слёз и жемчуг рифм отборный
сплавляет сердце до золотника
четверостишия в душевном горне,
и - жжет бумага пристальность зрачка
молитвой, стонами, набатом, горном
и скрипом нар, и отблеском штыка,
и гулким шагом разводных дозорных,
и черной болью белого виска
о радужной свободе, зазаборной...
О, тайна слова! - легкость ветерка,
дыханье звезд на зеркале озерном,
где шепчутся метлицы тростника,
свирельный плач со вздохами валторны,
струна в благоговении смычка,
наитье смысла, образ иллюзорный...
Но слово - это шифр тайника
души, где втуне прорастают зерна,
хранящие генетику цветка,
живущего на горьком соке корня
наследного тернового венка...
Здесь - сам поток, бегущий к лукоморью,
питает дух наивного ростка,
мужающего соком непокорным
и горечью грудного молока
Российской музы, трепетной и скорбной ...
                           3
Два колокола бьют издалека.
Им вторит эхо грустью непритворной,
один басит обрубком языка,
другой - всей мощью треснутого горла.
- Кого хоронят ? - спрашиваю старика,
пустой рукав его вовнутрь подвёрнут,
из шапки перед ним два пятака
взывают к небу с верой чудотворной.
В ответ - угар вина и чеснока:
- Усопла раба Божия, снотворным
накушалась... - и здравая рука
пошла креститься долго и упорно...
Ахматовой...