Вдохновение

 Человеческая жизнь ужасна! Хотя и отношусь к религии благосклонно, и даже, наверное, сам по себе религиозен, вот только не верю в собственное предназначение. Любого человека, пусть даже великого, можно сломить. Будь он хоть семь пядей во лбу. А что уж говорить обо мне – маленьком человеке, подверженного, как и многие, каким-то порокам.
   К моему великому сожалению не являюсь философом, но не чуждаюсь философских трактатов Канта, Лафонтена, Гегеля и прочих мэтров этой замечательной науки, этих трудов написанных несколько столетий назад, но актуальных и поныне.  
   Порой сидишь и ждёшь. Когда оно придёт? Вдохновение?! И вот кажется, пришло. Накрываешь рукой, как кузнечика в траве. Приоткрываешь! Ан пусто! Упрыгало! И опять сидишь, ждёшь, проводя часы и дни в безделье. Занимаешься совсем не тем, чем хочется. А его всё нет. А в голове роятся мириады мыслей, спутанных в клубок. Бывают мгновения, ухватишься за ниточку, а она раз и оборвалась. И снова в поиске продолжения, как связать оборванную мысль. 
   Люди обычно имеют о себе совершенно искажённое представление. По настоящему человек проявляется в долгой цепи дел, но не в кратком самотолковании. И это в особенности, в большей мере относится к писателям, которые, воображая, будто прячут, в действительности обнажают себя на протяжении своего творчества. Вот и приходится выставляться напоказ, хотя душа в полном смятении и противоречии с законами времени, и жаждет укрытия.  
   Назвать себя писателем не поворачивается язык, хотя этого очень хочется. Писатель, самая простая и общая характеристика. К тому же приходится быть немножко психологом, пытаться философствовать как самоучке и исследовать человеческие отношения. Жизнь провожу в исканиях. Теперь искания привели к попытке выразить правду. И хочется эту правду сохранить в чистоте. Жаль, конечно, что как писатель ещё пока не пользуюсь успехом. И не стоит стремиться к приятности за счет правды. Приходится выжидать долгие мучительные полосы жизни без самовыражения. Ждать! Вот наиболее властное и священное веление для писателя. Писательство имеет своих мучеников, среди них не последнее место занимают молчальники. Не побоюсь утверждать, что есть святые и в литературе, которые просто промолчали всю жизнь и не осквернили чистоты бумажного листа выражением того, что не было бы верхом красоты и соразмерности, то есть не было бы правдой.
   Мною не опубликовано ещё ничего, но всё ещё впереди. Мое имя не пользуется известностью как писателя. И как писатель буду, несомненно, понят лишь немногими ценителями. Парадокс, быть может, всей моей оставшейся жизни, абсурд, служащий мне теперь предметом для постоянных медитаций. Мне даже не выпало на долю окунуться в лучи газетной славы.
   Стать философом, мне не дано было временем, и об этом сожалею лишь отчасти. Как убого и ограничено наше понимание, этому литература учит нас, наверное, не хуже, чем философия. В творчестве заключена безнадёжность, о которой знает каждый творческий человек. Ибо в литературе, как и в морали, мы часто упускаем главное из-за того, что способны замешкаться в решающий момент. Какой момент надо считать решающим и главным? Величие в том и состоит, чтобы определить его, определив же, удержать и растянуть до требуемых пределов. Но для большинства из нас промежуток между будущим и прошлым, так бесконечно мал, что в него невозможно протиснуться. И мы всё время что-то упускаем, воображая, будто ещё успеем к этому вернуться. Так губятся произведения искусства, так губятся и целые человеческие жизни, оттого, что мы либо мешкаем, либо без оглядки несёмся вперёд. Бывало так, что у меня появится хороший сюжет, но пока его как следует, во всех подробностях обдумаю, обмусолю, пропадает охота писать. Не потому, что он плох, а потому, что он принадлежит прошлому и уже не представляет не только для меня интереса, но и для моих будущих читателей. Собственные мысли быстро теряют для меня привлекательность. Какие-то вещи погубил тем, что принялся за них прежде времени. Другие, наоборот, тем, что слишком долго держал их в голове, и они кончились, не успев родиться. Всего лишь за одно единственное мгновение замыслы из области туманных, неопределённых грёз переходили в безнадёжно старую, древнюю историю. Целые романы существовали только в заглавиях. И это не даёт мне достаточных оснований претендовать на священный титул "писателя". Могу только сказать, что моя вера в себя, моё чувство призвания, даже обречённости, ни на минуту не ослабевали. 
   Приходится ждать! Не всегда терпеливо, но, по крайней мере, последнее время, всё увереннее. Впереди, за пеленой близкого будущего, неизменно предчувствую великие свершения. Пожалуйста, смейтесь надо мной, но только те, кто так же долго ждал. И если окажется, что эта притча о самом себе и есть моя судьба, венец всех моих ожиданий, почувствую ли себя обделённым?! Нет, конечно, нет. Ведь перед лицом этой тёмной силы человек бесправен. Права на божественную благодать нет ни у кого. Мы можем только ждать, пробовать, и снова ждать. Мною двигает элементарная потребность рассказывать правду о том, что повсеместно переврано и фальсифицировано, поведать о чуде, о котором никто не знает. Надо постоянно размышлять об абсурдности случая, что ещё поучительнее, чем думать о смерти и загробной жизни.
   Ранее жизнь моя не была подвержена драматическим кульминациям и протекала вполне безмятежно, даже скучно. Если позволительно употребить такое красивое и сильное слово в не эмоциональном контексте, можно сказать, что моя жизнь была возвышенно скучной — прекрасная скучная жизнь. Был женат. И не единожды, а дважды. И естественно от двух браков есть дети. Но зато теперь  свободен, правда, свобода относительная. Страдаю периодически желудочными расстройствами и бессонницей. И последнее время живу один, или, почти один. В смысле женщин. До жён, а также после них были другие женщины, о которых не стоит упоминать, поскольку они теперь не имеют значения. Пусть они останутся лишь в воспоминаниях о прошлом. 
   Иногда представлялся самому себе Донжуаном, но большинство моих побед относятся к миру фантазий. Последнее время, кажется, что уже слишком поздно начинать новую семейную жизнь, но, повидимому, всё же попробовать надо. Иногда жалею, что раньше не вёл дневника. Сейчас это мало что компенсирует. Человеческая способность забывать поистине безгранична. А это был бы неоспоримо ценный памятник. Часто приходит в голову, что своего рода "Дневник Ловеласа", сдобренный метафизическими рассуждениями, был бы для меня, вероятно, идеальной литературной формой. Но эти годы прошли и канули в забвение.
   Все  наши  удовольствия  и  блага  даются  нам  в  долг, а  не  даруются, наши самые невосполнимые богатства гниют уже в процессе роста. И  это  причиняет  нам  страдания и боль. И  отсюда  ответная реакция. 
   Живу тихо, без трагедий, но с высшей целью. Неустанно тружусь и терпеливо жду, когда наступит час моей свободы, и я смогу только писать. С другой стороны, конечно, умудряюсь понемногу писать и сейчас, но этого, кажется недостаточно. Не склонен относить недостаток своей продуктивности за счёт недостатка времени. Времени предостаточно, но отсутствует возможность сосредоточиться только на этом, может, дело в том, что глупейшим образом ожидаю прихода вдохновения с первым же проблеском свободы. А может дело в женщине? Так или иначе, признаюсь честно, не могу быть готовым к тому, что дар, так внезапно пришедший, когда-то меня покинет. Всё, что уже написано или начато никогда не будет уничтожено. На это не хватит не сил, ни мужества. Возможно, в этом моя гордость, и моя печаль. Иногда, кажется, что зашёл в тупик. Но ни на минуту не отчаиваюсь в своём стремлении к совершенству на литературном поприще. Надежда, вера, любовь ведут меня вперёд, продолжая трудиться, старея и живя наедине со своими эмоциями. По крайней мере, знаю, что всегда могу написать что-нибудь. 
   Кажется, что нужно?! Есть возможность, каждый день сидеть за письменным столом, обдумывая любую мысль. Ан, не тут-то было. Оказывается, что у меня вообще нет никаких мыслей. Но и это переношу с бесконечным терпением. Снова жду. Снова стараюсь выработать упорядоченный образ жизни, создать монотонность, из которой рождаются всплески. Выжидаю, вслушиваюсь. Живу, думаю. Но теперь шум, которого прежде не замечал, стал действовать мне на нервы. Впервые за всю жизнь испытываю потребность в тишине. 
   Если действительно умею различать истинные ценности, то я, во всяком случае, понимаю, как важно бывает держать до поры до времени язык за зубами, пусть даже это грозит тебе молчанием на всю жизнь. Писательство как женщина. Ни в коем случае не следует делать решительного шага, пока сам не изумишься своему счастью. Неумеренное словоизвержение мне всегда претило. Вопреки модному мнению, негативное сильнее позитивного и его владыки. Но и тогда, и сейчас нуждаюсь в самой настоящей, буквальной тишине.
   Мною принято решение куда-нибудь уехать, поселиться в каком-либо уединённом уголке, всё равно, пусть это будет глухая деревушка, забытая всеми глубинка, и почувствовать себя ближе к моему зарытому кладу. Хочется, чтобы ко мне вернулась вера в собственные возможности, ощутить в груди ту дремлющую выжидающую силу, которая и есть благодать Творца. И, несомненно, скрытой во всех без исключения людях, хоть чуточку наделённых талантом созидания. Нужно только пробудить эту силу, воспламенить искру скрытого таланта и разжечь пламя творения. 
   Идею об отъезде вынашивал в течение долгих лет, но по другому поводу. С тех пор, как начал писать эта идея приобрела другой смысл; почему-то подумалось, что достигну величия как писатель, только пройдя через некое испытание, и начнётся оно лишь с отъезда. Думаю, не напрасно жду этого испытания. Вот тогда и вернётся вдохновение в полном объёме, и тогда ничто не нарушит спокойного хода моей жизни. Так вперёд! К покорению муз! Где же ты, моё вдохновение?! 

                                                                       Уральск.17.01.2006г.

© Copyright: Андрей Ротнов, 2016

Регистрационный номер №0332772

от 4 марта 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0332772 выдан для произведения:
 Человеческая жизнь ужасна! Хотя и отношусь к религии благосклонно, и даже, наверное, сам по себе религиозен, вот только не верю в собственное предназначение. Любого человека, пусть даже великого, можно сломить. Будь он хоть семь пядей во лбу. А что уж говорить обо мне – маленьком человеке, подверженного, как и многие, каким-то порокам.
   К моему великому сожалению не являюсь философом, но не чуждаюсь философских трактатов Канта, Лафонтена, Гегеля и прочих мэтров этой замечательной науки, этих трудов написанных несколько столетий назад, но актуальных и поныне.  
   Порой сидишь и ждёшь. Когда оно придёт? Вдохновение?! И вот кажется, пришло. Накрываешь рукой, как кузнечика в траве. Приоткрываешь! Ан пусто! Упрыгало! И опять сидишь, ждёшь, проводя часы и дни в безделье. Занимаешься совсем не тем, чем хочется. А его всё нет. А в голове роятся мириады мыслей, спутанных в клубок. Бывают мгновения, ухватишься за ниточку, а она раз и оборвалась. И снова в поиске продолжения, как связать оборванную мысль. 
   Люди обычно имеют о себе совершенно искажённое представление. По настоящему человек проявляется в долгой цепи дел, но не в кратком самотолковании. И это в особенности, в большей мере относится к писателям, которые, воображая, будто прячут, в действительности обнажают себя на протяжении своего творчества. Вот и приходится выставляться напоказ, хотя душа в полном смятении и противоречии с законами времени, и жаждет укрытия.  
   Назвать себя писателем не поворачивается язык, хотя этого очень хочется. Писатель, самая простая и общая характеристика. К тому же приходится быть немножко психологом, пытаться философствовать как самоучке и исследовать человеческие отношения. Жизнь провожу в исканиях. Теперь искания привели к попытке выразить правду. И хочется эту правду сохранить в чистоте. Жаль, конечно, что как писатель ещё пока не пользуюсь успехом. И не стоит стремиться к приятности за счет правды. Приходится выжидать долгие мучительные полосы жизни без самовыражения. Ждать! Вот наиболее властное и священное веление для писателя. Писательство имеет своих мучеников, среди них не последнее место занимают молчальники. Не побоюсь утверждать, что есть святые и в литературе, которые просто промолчали всю жизнь и не осквернили чистоты бумажного листа выражением того, что не было бы верхом красоты и соразмерности, то есть не было бы правдой.
   Мною не опубликовано ещё ничего, но всё ещё впереди. Мое имя не пользуется известностью как писателя. И как писатель буду, несомненно, понят лишь немногими ценителями. Парадокс, быть может, всей моей оставшейся жизни, абсурд, служащий мне теперь предметом для постоянных медитаций. Мне даже не выпало на долю окунуться в лучи газетной славы.
   Стать философом, мне не дано было временем, и об этом сожалею лишь отчасти. Как убого и ограничено наше понимание, этому литература учит нас, наверное, не хуже, чем философия. В творчестве заключена безнадёжность, о которой знает каждый творческий человек. Ибо в литературе, как и в морали, мы часто упускаем главное из-за того, что способны замешкаться в решающий момент. Какой момент надо считать решающим и главным? Величие в том и состоит, чтобы определить его, определив же, удержать и растянуть до требуемых пределов. Но для большинства из нас промежуток между будущим и прошлым, так бесконечно мал, что в него невозможно протиснуться. И мы всё время что-то упускаем, воображая, будто ещё успеем к этому вернуться. Так губятся произведения искусства, так губятся и целые человеческие жизни, оттого, что мы либо мешкаем, либо без оглядки несёмся вперёд. Бывало так, что у меня появится хороший сюжет, но пока его как следует, во всех подробностях обдумаю, обмусолю, пропадает охота писать. Не потому, что он плох, а потому, что он принадлежит прошлому и уже не представляет не только для меня интереса, но и для моих будущих читателей. Собственные мысли быстро теряют для меня привлекательность. Какие-то вещи погубил тем, что принялся за них прежде времени. Другие, наоборот, тем, что слишком долго держал их в голове, и они кончились, не успев родиться. Всего лишь за одно единственное мгновение замыслы из области туманных, неопределённых грёз переходили в безнадёжно старую, древнюю историю. Целые романы существовали только в заглавиях. И это не даёт мне достаточных оснований претендовать на священный титул "писателя". Могу только сказать, что моя вера в себя, моё чувство призвания, даже обречённости, ни на минуту не ослабевали. 
   Приходится ждать! Не всегда терпеливо, но, по крайней мере, последнее время, всё увереннее. Впереди, за пеленой близкого будущего, неизменно предчувствую великие свершения. Пожалуйста, смейтесь надо мной, но только те, кто так же долго ждал. И если окажется, что эта притча о самом себе и есть моя судьба, венец всех моих ожиданий, почувствую ли себя обделённым?! Нет, конечно, нет. Ведь перед лицом этой тёмной силы человек бесправен. Права на божественную благодать нет ни у кого. Мы можем только ждать, пробовать, и снова ждать. Мною двигает элементарная потребность рассказывать правду о том, что повсеместно переврано и фальсифицировано, поведать о чуде, о котором никто не знает. Надо постоянно размышлять об абсурдности случая, что ещё поучительнее, чем думать о смерти и загробной жизни.
   Ранее жизнь моя не была подвержена драматическим кульминациям и протекала вполне безмятежно, даже скучно. Если позволительно употребить такое красивое и сильное слово в не эмоциональном контексте, можно сказать, что моя жизнь была возвышенно скучной — прекрасная скучная жизнь. Был женат. И не единожды, а дважды. И естественно от двух браков есть дети. Но зато теперь  свободен, правда, свобода относительная. Страдаю периодически желудочными расстройствами и бессонницей. И последнее время живу один, или, почти один. В смысле женщин. До жён, а также после них были другие женщины, о которых не стоит упоминать, поскольку они теперь не имеют значения. Пусть они останутся лишь в воспоминаниях о прошлом. 
   Иногда представлялся самому себе Донжуаном, но большинство моих побед относятся к миру фантазий. Последнее время, кажется, что уже слишком поздно начинать новую семейную жизнь, но, повидимому, всё же попробовать надо. Иногда жалею, что раньше не вёл дневника. Сейчас это мало что компенсирует. Человеческая способность забывать поистине безгранична. А это был бы неоспоримо ценный памятник. Часто приходит в голову, что своего рода "Дневник Ловеласа", сдобренный метафизическими рассуждениями, был бы для меня, вероятно, идеальной литературной формой. Но эти годы прошли и канули в забвение.
   Все  наши  удовольствия  и  блага  даются  нам  в  долг, а  не  даруются, наши самые невосполнимые богатства гниют уже в процессе роста. И  это  причиняет  нам  страдания и боль. И  отсюда  ответная реакция. 
   Живу тихо, без трагедий, но с высшей целью. Неустанно тружусь и терпеливо жду, когда наступит час моей свободы, и я смогу только писать. С другой стороны, конечно, умудряюсь понемногу писать и сейчас, но этого, кажется недостаточно. Не склонен относить недостаток своей продуктивности за счёт недостатка времени. Времени предостаточно, но отсутствует возможность сосредоточиться только на этом, может, дело в том, что глупейшим образом ожидаю прихода вдохновения с первым же проблеском свободы. А может дело в женщине? Так или иначе, признаюсь честно, не могу быть готовым к тому, что дар, так внезапно пришедший, когда-то меня покинет. Всё, что уже написано или начато никогда не будет уничтожено. На это не хватит не сил, ни мужества. Возможно, в этом моя гордость, и моя печаль. Иногда, кажется, что зашёл в тупик. Но ни на минуту не отчаиваюсь в своём стремлении к совершенству на литературном поприще. Надежда, вера, любовь ведут меня вперёд, продолжая трудиться, старея и живя наедине со своими эмоциями. По крайней мере, знаю, что всегда могу написать что-нибудь. 
   Кажется, что нужно?! Есть возможность, каждый день сидеть за письменным столом, обдумывая любую мысль. Ан, не тут-то было. Оказывается, что у меня вообще нет никаких мыслей. Но и это переношу с бесконечным терпением. Снова жду. Снова стараюсь выработать упорядоченный образ жизни, создать монотонность, из которой рождаются всплески. Выжидаю, вслушиваюсь. Живу, думаю. Но теперь шум, которого прежде не замечал, стал действовать мне на нервы. Впервые за всю жизнь испытываю потребность в тишине. 
   Если действительно умею различать истинные ценности, то я, во всяком случае, понимаю, как важно бывает держать до поры до времени язык за зубами, пусть даже это грозит тебе молчанием на всю жизнь. Писательство как женщина. Ни в коем случае не следует делать решительного шага, пока сам не изумишься своему счастью. Неумеренное словоизвержение мне всегда претило. Вопреки модному мнению, негативное сильнее позитивного и его владыки. Но и тогда, и сейчас нуждаюсь в самой настоящей, буквальной тишине.
   Мною принято решение куда-нибудь уехать, поселиться в каком-либо уединённом уголке, всё равно, пусть это будет глухая деревушка, забытая всеми глубинка, и почувствовать себя ближе к моему зарытому кладу. Хочется, чтобы ко мне вернулась вера в собственные возможности, ощутить в груди ту дремлющую выжидающую силу, которая и есть благодать Творца. И, несомненно, скрытой во всех без исключения людях, хоть чуточку наделённых талантом созидания. Нужно только пробудить эту силу, воспламенить искру скрытого таланта и разжечь пламя творения. 
   Идею об отъезде вынашивал в течение долгих лет, но по другому поводу. С тех пор, как начал писать эта идея приобрела другой смысл; почему-то подумалось, что достигну величия как писатель, только пройдя через некое испытание, и начнётся оно лишь с отъезда. Думаю, не напрасно жду этого испытания. Вот тогда и вернётся вдохновение в полном объёме, и тогда ничто не нарушит спокойного хода моей жизни. Так вперёд! К покорению муз! Где же ты, моё вдохновение?! 

                                                                       Уральск.17.01.2006г.

 

Ну, здравствуй моё солнышко...

Я счастливый такой и печальный...