Даешь ПК

 Алимов (так здесь мы будем величать моего героя, по имени Влад) достал бутылку Арака * из фирменного полупрозрачного пакета с ручками и поставил на стол. Мы выпили по первой.

- Яша! Нет ответа на мой запрос. Я все формальности соблюл в точности и заблаговременно. Копии все справок имелись и были отосланы, - какие следует и куда следует. Курсы вот, вот начнутся, а ответа нет.

Мы с Алимовым (меня зовут Яша и мы с Алимовым приземлились в Израиль в один день на одном и том же самолете), выпили по второй и сразу же догадались, - секретарши, просматривающие кандидатов, отбросили его кандидатуру, то ли по беспечности, то ли или еще из-за чего-нибудь. Ну не из-за возраста же? Ему еще до пятидесяти целых три месяца оставалось…. Нет, - четыре.  

И тут, впервые, некий, не видимый доселе ангел, (но не змий же) как позже выяснилось из специально ниспосланной группы, которая должна охранять  (а может, сказалась и близость синагоги) подсказал  нам, что нечего ждать милостей от секретарш. Мы выпили по третьей и решили, что  Алимов сам отправится  восстанавливать справедливость.  

Алимов и отправился.

После долгих блужданий по кривым улочкам Рамат-Гана **, он с удивлением увидел на стене государственной конторы, ответственной за это деяние, объявление - первое собрание вожделенных алимовских курсов по ремонту ПК (курсов для только что прибывших алим ***) назначенных на следующий день. Рядом с этим предательским листком висел и список будущих курсантов, где он, Алимов, естественно, не упоминался. 
Алимов в уме перебрал с десяток уже известных ему слов на иврите и набрал в легкие максимальную дозу перегретого воздуха. 
Он не вошел, а влетел в канцелярию, чуть ли не впервые почувствовав себя полноправным, но обделенным гражданином истинно демократического государства, хотя и еврейского.

Остановившись на равном расстоянии ото всех секретарш, он потребовал отчета от бюрократок, - «а почему собственно его не уведомили о судьбоносном для него решении, и кто посмел не пригласить его на собрание?!» 
Дословно же было произнесено следующее, - «Давно послала много бумаг, твоя не отвечал, собрание пропало - твою мать!»

Секретарши еще глубже углубились в свои бумаги, а одна,  обращаясь, собственно как бы не к Алимову, а к подружке, что-то прощебетала на языке их с Алимовым общих предков. Смысл щебетания заключался в том, что обычно на этих собраниях случается, что кто-то из тридцати записанных может и не явиться. 
Алимов застрял на переводе второго слова. 
На этом дело не кончилось. Ее подружка, так же, не глядя на Алимова, попросила у него  удостоверение алима, а затем,  открыв какую-то папку, вынула текст непонятного содержания, - то есть на том же языке, на каком и говорила. 
Уловив в глазах Алимова испуг, она решила все же пожалеть бедолагу и прочитала содержимое вслух, причем по слогам и несколько раз, видно предполагая, что глухонемые инвалиды и инвалиды языковые  - это одно и тоже. 

Содержание гласило, что это письмо с отказом. Потом она еще больше подобрела и предложила сделать копию для Алимова, если это так уж важно. Надо лишь расписаться в получении. 
Алимов расписываться в никчемной бумажке не стал, а, засунув копию в нагрудный карман, не попрощавшись, удалился, так как имел уже свое собственное решение.

К этому времени он уже закончил перевод предложения первой секретарши, вернее догадался о смысле ей сказанного. 
Ему наконец-то удалось перевести второе слово, означавшую цифру тридцать слушателей курсов, а в списке на стене последняя фамилия была с номером 28, - так ему запомнилось перед входом.
(Бумажку - копию отказа  он в сердцах наколол на кактус, рядом с нежно-розовым махровым цветком, который рос прямо в дворике уютного здания, где сидели бюрократки). 

На завтра, в день собрания, Алимов снова приехал в  знакомое здание. Бумажки его на кактусе уже не было. Видно какой-то алим, убиравший дворик, относился к своему делу вполне добросовестно.
Собрания будущих учеников курсов еще не началось, и первые ряды были абсолютно свободны. Алимов занял место у задней стенки, решив не привлекать к себе особого внимания. 

Наконец девство началось. Прибыл спортивного вида красавец, лет сорока, больше похожий на бывшего теннисиста (так Алимов его в последствии и именовал). Теннисиста торжественно представил государственный чиновник, как директора будущих курсов. 
Так они познакомились, бывший спортсмен и Алимов, пока еще заочно, - впервые. 

Собрание заняло больше часа. Проверили список присутствующих, - две фамилии повторили три раза, с паузами. Сердце Алимова отсчитывало пол секунды. Фамилии не отозвались. Пульс у Алимова возрос еще на два десятка ударов в минуту.
Алимов с нетерпением ожидал окончания, так как оно  означало для него – начало. Он непрерывно смотрел на входную дверь. Она открылась лишь однажды, пропустив опоздавшего, и пульс снова подскочил. 
Алимов явно уже застоялся на старте.

И вот…. И вот, вновь испеченный директор курсов, наконец, торжественно объявил, что курсы открыты и что он может принять всех желающих в течение ближайшего часа по личным вопросам. 
Он и сам видно тоже незадолго до этого прошел курс - курс начальников над человеками. Там был раздел, - «Демократичность в поведении с управляемыми объектами - залог успеха». 

Алимов, почувствовав, что пришел час «Х» и  первым вошел в кабинет, опередив разминающих ноги после долго сидения легитимных курсантов. Они не знали, что Алимов  уже со вчерашнего вечера ждет именно этот момент.

Алимов, перед тем как войти, успел впустить в себя «дух молодости» и сделать лицо до неузнаваемости умным и приветливым (вы еще помните, что лицо у него было новое и это было сделать совсем не просто). Он с достоинством опустился на стул просителя напротив начальника, который неплохо смотрелся за большим красивым столом, напротив просителя.

Помолчали.
В приветливости вершителя его судьбы, Алимов все же успел усмотреть въедливый взгляд не новичка подобных ситуаций и решил, выдержать паузу, чтобы выиграть немного времени, как бы приглашая начальника начать первым. Тому же терять было особо нечего, и он спросил, - «МАШЛОМХА?»   

Не бросайтесь в словари иврита, в желании найти перевод. Я постараюсь все объяснить, но прежде скажите, похоже ли  фраза, - «МАШИМХА?»  на произнесенное, - «МАШЛОМХА?». Алимову теперь кажется, что нет. Но тогда….
Тогда, Алимов очень обрадовался знакомому слову и с достоинством ответил, - «Алимов». 

Вопрошающий еще более приветливо улыбнулся, но уже громче повторил, - «МАШЛОМХА?». 
Алимов понял, что спортсмену видно повредили слух во время интенсивных тренировок, и также более громко ответил снова, - «Алимов». 

Теперь уже начальник взял паузу и в его глазах Алимов прочел растерянность, желание как можно быстрее выпроводить посетителя из кабинета и закончить несостоявшийся разговор. 
Поняв, что случилась какая-то неисправность, Алимов решил прокрутить свой словарный запас (это ему было сделать несложно) и с ужасом обнаружил, что в новейших ячейках его памяти, рядом с «МАШЛОМХА?» находится очень похожее, трудно для него отличимое - «МАШИМХА». 
Разобрался он также, что именно второе означает, как тебя зовут, а не первое, передававшее лишь не совсем искреннюю заинтересованность вопрошающего о делах собеседника, то есть «как дела». 

К счастью Алимов не успел особо расстроиться, а лишь подумал, что виноват начальник, спутавший все карты. До этого в государственных конторах, обслуживающих Алимова на иврите, никто не интересовался, как у него, Алимова, дела, а всегда спрашивали, - как его зовут.
И так, услышав уже в трети раз, - «МАШЛОМХА?»,  Алимов бодро ответил, что у него все в порядке и единственное, чего ему не хватает в этой жизни, это курсов возглавляемых таким приятным начальником, как тот, которой сидит сейчас, напротив, за красивым столом. 

На самом деле Алимов только хотел высказать эту любезность, а получилось что-то вроде, - «Отлично, какая приятная у тебя лицо. Хочу учиться быть техниками вместе с тобой». 

Начальника слегка передернуло, и приятное, смуглое ближневосточное, очень правильное лицо его исказилось, как от внезапной зубной боли. Но он взял  себя в руки (видно сказались годы тяжелых тренировок на открытых кортах), вызвал наружу почти американскую улыбку и рассказал Алимову о том, что:
- мест на курсах нет,
   - Алимову было бы очень трудно слушать на иврите сложные   технические лекции, 
   - у него обязательства перед министерством семьдесят пять процентов учеников устроить на работу по окончании курсов. 

Потом то же лицо стало печально-грустным, теннисист, перегнувшись через стол, как бы по большому секрету и доверительно прошептал, что иначе хозяева, те – кто его нанял начальником, не отдадут его личную зарплату за пять месяцев. 

Алимову даже показалось, что глаза бедняги увлажнились. Начальник скорбно вздохнул. Он говорил медленно, помогая жестами, старясь донести до Алимова смысл. Он был настоящим другом, он просил помощи и сочувствия.

Алимов, конечно, понял, что ему окончательно отказывают и исправить ничего не возможно. 
Посочувствовать начальнику Алимов не смог, по причине замедленного действия транслятора на русский язык. Что касается условий семидесяти пяти процентов, то об них говорилось уже в конце, а Алимов в это время еще продолжал переводить начало рассказа, и поэтому, естественно не запомнил последнюю фразу начальника. Таким образом, эта подробность стала известна ему гораздо позже.

Алимов поднялся со стула, и начальник, неправильно поняв его намерения, расслабился, откинулся назад в свое чернокожее кресло, чтобы приготовиться  отбиваться от следующего просителя. Но он ошибся. Расслабляться было ему еще рано.

Алимов в это время стал медленно накланяться вперед, в освободившееся пространство над столом, уперся руками о красивую столешницу и произнес один из самых значимых монологов в своей жизни, причем уже экспромтом, в лучшем стиле своих  импровизаций на сцене студенческих агитбригад. 

Там у них было много реприз для двух действующих лиц - студент и преподаватель. Алимов обычно играл нерадивых и обаятельных, но нахальных студентов. К нему пришло вдохновение. 
Он понимал, величину своего шанса.

Нет, он не стал уличать теннисиста  во лжи, хотя при перекличке не забыл, что тот не досчитался трех человек. Вакансии были.

(Иногда лучше не быть правым).

Он для начала посоветовал начальнику, чтобы тот не торопился, а внимательно посмотрел на него, Алимова, (здесь он приостановился и дал спортсмену выполнить свою просьбу в фас и профиль). Затем 

Алимов поинтересовался, понял ли начальник, что это самая последняя возможность для Алимова попасть на курсы и, не рассчитывая особо на сообразительность сидящего перед ним, Алимов подробно объяснил, что до верхнего предела по возрасту, установленного министерством, ему остался только один месяц. (Вышло так, - Я совсем старик, три месяца до курсов не дотянет). 

Алимов также рассказал, что курсы ему то и нужны только для технического иврита, так как, персональные компьютеры он не только использовал, но разрабатывал десятки лет. Надо ли учить родителей, общаться со своими детьми?
Затем, Алимов неожиданно для собеседника поинтересовался, знает ли тот, сколько стоит съемная квартира и сколько надо, чтобы прокормить, неработающих, - мать, жену, сына и внука.
 
(Иногда лучше правды - полуправда).
  
Алимов не заметил, как постепенно перешел на крик, непроизвольно подался вперед, через стол в сторону начальника, заменяя качество иврита, выразительностью и энергией движений.
Начальник, также непроизвольно, по мере того, как Алимов наступал на него отъезжал со стулом к окну, за его спиной, пока не уперся в стенку под окном (подоконников в новой для Алимова стране не было).  

Закончил Алимов свою речь гордым обещанием не требовать с начальника рабочего места по окончании курсов. Возможно он сам, не желая этого, добавил, что он у него уже есть.  
 
(Иногда полу правду может заменить спасительная ложь).
 
Так они  познакомились «лицом к лицу». 
Начальник беспомощно посмотрел на окно за спиной, на плотно закрытую дверь и двумя руками предложил Алимову занять первоначальную позицию. Он взял список курсантов и на пятой строчке рядом с  зачеркнутой фамилией написал – Алимов.
 
Пять месяцев на курсах пролетели, словно как один день. Это было прекрасное время, с бесплатным кофе между лекциями, с перечислениями на банковский счет первого числа каждого месяца стипендии из заботливого министерства и радужными ожиданиями счастливого завтра.

                         ***

* - Арак – арабская анисовая водка,
** - Рамат-ган – один из многих городов, образующих большой Тель-Авив. 
*** - алимы – эмигранты Израиля, прибывшие в соответствии с законом «О возвращении».