Иван Кузьмич сидел на кухне, пил чай и думал о рыбах. Рыбы проплывали пред его мысленным взором и пёстрыми стаями, и тёмными косяками. Были они большими и маленькими, смешными и страшными. А некоторые из них, так и просто ужасными, с комплектом таких опасных зубов, что уж лучше бы им и не зевать.
Наблюдать за всей этой жабродышащей фауной Кузьмичу было забавно, однако одно обстоятельство всё ж таки ставило его в тупик. А так как в тупике Иван Кузьмич не находил ничего хорошего – темень, стены, духота, то и попытался разъяснить непонятное. Тем более что чай был душист, было его – от души, и ложился он на душу бергамотовым эликсиром.
Потянув носом парящие ароматы, Кузьмич отхлебнул из кружки, довольно покряхтел и поставил вопрос ребром. От проявленной Кузьмичом решимости вопрос дрогнул, покачнулся, но на ребре устоял. А устояв, и предстал в своей множественной разнонаправленности, - Почему, для чего и от чего безмолвное рыбье племя настолько разнообразно? И каков смысл этого самого разнообразия?
Поняв, что без обсыпанного сахарком сухарика загадку не решить, Иван Кузьмич хрустнул усохшим хлебушком, пожевал, прихлебнул бергамотового и тут уж задумался всерьёз. Когда же этот «всерьёз» напряг извилины и передушил мелкие отвлекающие мыслишки, Кузьмичу и увиделась удивительная картина многообразной рыбьей значимости. При этом цена одной такой значимости была, можно сказать, что и копеечной, но количество этих копеек тянуло на вполне весомую сумму.
А потому Кузьмичу и подумалось, что сидит,… сидит где-то хитренький такой естествоиспытатель, что сам естество это творит, и сам же его испытывает. Берёт он, к примеру, хвостатое рыбье мясо, подсаживает в него элементарную душонку с одной единственной эмоцией и смотрит, что из мяса того вырастит. А вырастает-то, в конце концов, ох как по-разному.
Взялся он, например, какую злобУ-ненависть испытать, капнул ею на заранее привитую к мясу пустую душонку – и извольте любоваться. Тут тебе враз и зубья в три ряда, и пасть чемоданом. Капнул на другую заготовочку дурью-глупостью – и вот уж плывёт она, глаза пучит, да ушами хлопает. В третью наоборот ловкой хитрости подмешал, четвёртой - оптимизма подсыпал, пятой – важности-вальяжности,… и так до конца списка. Затем перемешал всё это стадо и стал смотреть, как в море-океане килька с треской уживается, и как та же глупость-дурь с оптимизмом взаимодействует.
Ну, то, что одни водоплавающие другими угощаться начали, это для Ивана Кузьмича никаким открытием не было, потому, как лопать друг друга – это может быть и есть основной закон мироздания. А вот то, что каждая рыбёха в основном лишь своё главное свойство развивало – это показалось ему не совсем обыкновенным. Потому как та же килька за прошедшие времена ни клыками, ни какой электрикой почему-то не обзавелась, а суетность и вертлявость, в неё изначально всунутую, без устали совершенствовала.
Глядя с этой точки зрения на беспокойный подводный мир, Кузьмич и сделал сам собой напрашивающийся вывод, - что для чего-то, хитренький тот, изучал каждую свою прививку по отдельности. Изучал, в рыбью душу пинцетиком тыкал, да в тетрадку галочки ставил. А всё для того, чтобы потом…
Пришедшая на ум мысль, огорошила Ивана Кузьмича, и он так с минутку истуканом и просидел, не донеся до рта кусочек сухарика. А вновь мысленно пробежав по своим рассуждениям, Кузьмич положил на блюдечко остаток лакомства, сложил руки на столе и, задумчиво глядя в окно, проговорил уже вслух: «Чтобы потом собрать всё это по отдельности выпестованное, слепить в один комок, а уж из этого комка полной неразберихи, таких вот Кузьмичей и понаделать… Перейти, так сказать, от анализа к синтезу. И никаких тебе при этом Дарвиных, пропади они пропадом… А итогом вполне логичное сокращение разновидностей этих самых Кузьмичей до минимума. Чтобы уж потом из них какого более замысловатого дяденьку вылепить, с которым ему, хитренькому, и потрепаться не зазорно будет. Потому как это ж скука смертная – ты хитренький, а по-настоящему оценить это некому».
Когда чай был допит, а сухарик скушан, Иван Кузьмич вздохнул и пошёл в ванную принимать вечерние водные процедуры. Он встал перед зеркалом, пригладил бороду и, глядя себе глаза в глаза, сказал: «Эволюция… Контрибуция…- затем махнул рукой на своё отражение и, отвернувшись, проворчал, - Рыбий жир, да и только…»
Помочь сайту
Поздравления
