ГлавнаяПрозаМалые формыМиниатюры → Алеша Карамазов

Алеша Карамазов

     Уж как Алеша Карамазов ни любил, ни боготворил старца Зосиму, а через него и Бога, и Сына Его, и все человечество, но только вот стоило святому засмердеть по успении его («…от гроба стал исходить мало-по-малу, но чем далее, тем более замечаемый тлетворный дух»), в одночасье и рухнула вся вера Алешина: «Не мог он вынести без оскорбления, без озлобления даже сердечного, что праведнейший из праведных предан на такое насмешливое и злобное глумление столь легкомысленной и столь ниже его стоявшей толпе. Ну, и пусть бы не было чудес вовсе, пусть бы ничего не объявилось чудного и не оправдалось немедленно ожидаемое, - но зачем же объявилось бесславие, зачем попустился позор, зачем это поспешное тление...». Поспешное тление… В том месте у Достоевского много чего еще написано, как обрушилась вера у многих и в ските, и в монастыре, и окрест, и даже в самом городе, а отец Ферапонт возопил в исступлении: «Сатана изыди, сатана изыди! Извергая извергну! Покойник, святой-то ваш чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у вас как пауки по углам. А днесь и сам провонял». 

     Впрочем я тут не про Зосиму. Боже меня упаси, уподобляясь сему Ферапонту, подвергать сомнению веру верующих в благодати, исходящие от прибывших вчера в столицу мощей святого Николая Чудотворца. На Руси икон и церквей, посвященных этому святому столько, что уступают они в количестве своем только Богородице. Такое поголовное поклонение трудно объяснить одной только пропагандой. Пропагандой можно было заставить ходить в мавзолей на Красной площади, но где они теперь, те нескончаемые очереди? Любовь же народная к Николаю произрастает прямо из сердца русского, но, может быть, именно поэтому во мне, человеке веры некрепкой, больше театральной, зреет скепсис по поводу спектакля, срежиссированного вокруг этого прибытия.

     Выкраденные когда-то из Мир Ликийских (что теперь в Турции) у неверных, мощи эти почти тысячу лет покоились в итальянском городе Бари. В прошлом году наш патриарх и их папа сговорились помириться и, в качестве такого примирения, решили… В общем, судмедэксперты города Бари залезли в раку с останками святого, отломали от них левое девятое ребро, поместили в ковчег и отправили в Россию. Москва встретила сие событие колокольным звонов всех своих храмов и, возможно, церквей всей земли русской, а средства массовой информации… Третье восшествие на престол освещалось едва ли ярче. Второй уж день радуются – не нарадуются.

     Не вина моя, но беда моя, что нет во мне той искренней, из православной-таки души моей рвущейся радости, а, напротив, растет, набухает злокачественной опухолью какое-то недоброе, богопротивное возмущение по поводу этой радости. Как всякому поверхностному адепту то ли веры, то ли безверия, мнится мне кругом лицедейство, лицемерие, фарисейство. Вдруг чудится, будто гонят меня вновь на демонстрацию по поводу дня солидарности всех трудящихся, всучили в руки фанерный портрет вождя на красной занозистой палке и заставляют кричать «ура!» на всякое мегафонное приветствие с кумачовой трибуны. Сначала явился мне (или это черт нашептал) в голову Алеша Карамазов с его смердящим наставником, а теперь вот и вовсе родилась совсем уж крамольная мысль: а что ели бы не девятое ребро для целования через стекло, а, скажем, копчик? И зачем еще после таскать ковчег на поклонение в Питер, когда можно было бы тот святой предмет разломить надвое  - и обеим столицам на веки вечные?

     Фетишизм… «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои». Про изображения сказано, а вот про копчики – нет, тем более про копчики неукоснительно, до святости, до чудес исполнявших когда-то эту вторую и прочие те заповеди. Слаб человек. Трудно удержать ему веру в душе, в голове своей при всех соблазнах земных, когда невидим, неуловим Бог, непостижимы, неисповедимы пути Его, а тут – любая косточка (лучше все-таки ребро) – и вот она воссияла святая вера.

     Рассказывают, будто в конце второй мировой войны на одном из диких островов Океании устроили американцы аэродром. Война кончилась, самолеты улетели, а вот аборигены, решив, что посетили их тогда боги, до сих пор сооружают из дерева идолы, похожие на самолеты, и поклоняются им, и молятся на них. Так устроен человек. Не ищите в словах моих ни цинизма, ни пошлости, ни небрежения к религиозным чувствам искренне верующих – мне просто явился за каким-то чертом по поводу обретенных теперь Россией мощей (части мощей) Николая Чудотворца образ Алеши Карамазова, а зачем – сам не ведаю. Копчик еще этот… Что-то хрустнуло в поверхностной, зыбкой, будто ряска на болоте, вере моей после театра такого, отломилось что-то.

     «То же бы ты слово, да не так бы молвил», - говорится на Руси. Да вот как смог, как сумел, как само легло черной кириллицей с красной строки на белый лист - и стыдно, и отказаться не желаю. Моя белоснежная совесть поливает моей алой кровью мое черное сердце. Аминь.

© Copyright: Владимир Степанищев, 2017

Регистрационный номер №0386015

от 22 мая 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0386015 выдан для произведения:      Уж как Алеша Карамазов ни любил, ни боготворил старца Зосиму, а через него и Бога, и Сына Его, и все человечество, но только вот стоило святому засмердеть по успении его («…от гроба стал исходить мало-по-малу, но чем далее, тем более замечаемый тлетворный дух»), в одночасье и рухнула вся вера Алешина: «Не мог он вынести без оскорбления, без озлобления даже сердечного, что праведнейший из праведных предан на такое насмешливое и злобное глумление столь легкомысленной и столь ниже его стоявшей толпе. Ну, и пусть бы не было чудес вовсе, пусть бы ничего не объявилось чудного и не оправдалось немедленно ожидаемое, - но зачем же объявилось бесславие, зачем попустился позор, зачем это поспешное тление...». Поспешное тление… В том месте у Достоевского много чего еще написано, как обрушилась вера у многих и в ските, и в монастыре, и окрест, и даже в самом городе, а отец Ферапонт возопил в исступлении: «Сатана изыди, сатана изыди! Извергая извергну! Покойник, святой-то ваш чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у вас как пауки по углам. А днесь и сам провонял». 

     Впрочем я тут не про Зосиму. Боже меня упаси, уподобляясь сему Ферапонту, подвергать сомнению веру верующих в благодати, исходящие от прибывших вчера в столицу мощей святого Николая Чудотворца. На Руси икон и церквей, посвященных этому святому столько, что уступают они в количестве своем только Богородице. Такое поголовное поклонение трудно объяснить одной только пропагандой. Пропагандой можно было заставить ходить в мавзолей на Красной площади, но где они теперь, те нескончаемые очереди? Любовь же народная к Николаю произрастает прямо из сердца русского, но, может быть, именно поэтому во мне, человеке веры некрепкой, больше театральной, зреет скепсис по поводу спектакля, срежиссированного вокруг этого прибытия.

     Выкраденные когда-то из Мир Ликийских (что теперь в Турции) у неверных, мощи эти почти тысячу лет покоились в итальянском городе Бари. В прошлом году наш патриарх и их папа сговорились помириться и, в качестве такого примирения, решили… В общем, судмедэксперты города Бари залезли в раку с останками святого, отломали от них левое девятое ребро, поместили в ковчег и отправили в Россию. Москва встретила сие событие колокольным звонов всех своих храмов и, возможно, церквей всей земли русской, а средства массовой информации… Третье восшествие на престол освещалось едва ли ярче. Второй уж день радуются – не нарадуются.

     Не вина моя, но беда моя, что нет во мне той искренней, из православной-таки души моей рвущейся радости, а, напротив, растет, набухает злокачественной опухолью какое-то недоброе, богопротивное возмущение по поводу этой радости. Как всякому поверхностному адепту то ли веры, то ли безверия, мнится мне кругом лицедейство, лицемерие, фарисейство. Вдруг чудится, будто гонят меня вновь на демонстрацию по поводу дня солидарности всех трудящихся, всучили в руки фанерный портрет вождя на красной занозистой палке и заставляют кричать «ура!» на всякое мегафонное приветствие с кумачовой трибуны. Сначала явился мне (или это черт нашептал) в голову Алеша Карамазов с его смердящим наставником, а теперь вот и вовсе родилась совсем уж крамольная мысль: а что ели бы не девятое ребро для целования через стекло, а, скажем, копчик? И зачем еще после таскать ковчег на поклонение в Питер, когда можно было бы тот святой предмет разломить надвое  - и обеим столицам на веки вечные?

     Фетишизм… «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои». Про изображения сказано, а вот про копчики – нет, тем более про копчики неукоснительно, до святости, до чудес исполнявших когда-то эту вторую и прочие те заповеди. Слаб человек. Трудно удержать ему веру в душе, в голове своей при всех соблазнах земных, когда невидим, неуловим Бог, непостижимы, неисповедимы пути Его, а тут – любая косточка (лучше все-таки ребро) – и вот она воссияла святая вера.

     Рассказывают, будто в конце второй мировой войны на одном из диких островов Океании устроили американцы аэродром. Война кончилась, самолеты улетели, а вот аборигены, решив, что посетили их тогда боги, до сих пор сооружают из дерева идолы, похожие на самолеты, и поклоняются им, и молятся на них. Так устроен человек. Не ищите в словах моих ни цинизма, ни пошлости, ни небрежения к религиозным чувствам искренне верующих – мне просто явился за каким-то чертом по поводу обретенных теперь Россией мощей (части мощей) Николая Чудотворца образ Алеши Карамазова, а зачем – сам не ведаю. Копчик еще этот… Что-то хрустнуло в поверхностной, зыбкой, будто ряска на болоте, вере моей после театра такого, отломилось что-то.

     «То же бы ты слово, да не так бы молвил», - говорится на Руси. Да вот как смог, как сумел, как само легло черной кириллицей с красной строки на белый лист - и стыдно, и отказаться не желаю. Моя белоснежная совесть поливает моей алой кровью мое черное сердце. Аминь.
 
Рейтинг: 0 263 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!