Иван Иванович Сурепкин долго терпел, скрипел зубами, курил сигареты одну за одной, гасил окурки о пепельницу с такой силой, что обжигал кончики пальцев и взвизгивал от острой боли. С той же отчаянностью и безысходностью он заваривал крутой, почти чефирный чай и пил, пил, пил... до тошноты и изжоги, но нервы не успокаивались и будоражили подергиваниями лицо, руки и правую часть шеи. В конце концов Сурепкин не выдержал и решил рассказать о своем горе соседу, Ивасю Сушилкину, неугомонному и очень подвижному дедку, в прошлой жизни уважаемому, а ныне всеми забытому.
Встретив на лестничной площадке, у разбитой фрамуги, этого зачмыренного лысостью и сединой соседа, Иван Иванович с охоткой и вёрткостью бывшего банковского работника, выплеснул на него всю вымученную на терпении желчь, какую он обычно выливал на головы добропорядочных и не в меру скромных клиентов:
- ИвАся,не можу больше... во мне уже печень и селезенки каркают, желудок превратился в воронье поскудное... нет сил слушать брехню птичью... кажное утро - кар да каррр... квохчат облюдки, нервы рвут... Иногда мне кажется, что я сижу в своей бывшей банковской клетушке и слушаю щуплый флуд обозлённых на жизнь клиентов.
- Понимаю, понимаю... вороны достали... эти девочки, братиш, кого угодно замордуют... у них под твоим окном шесть гнездовьев и три постоянные сидки... гнезда скажу тебе широкие, наваристые, прибыльные... любой чинушник с прищуренным взглядом позавидует, …но мои чрезмерно навязчивые девочки, пернатые, эх, хе, хе... понимаю, понимаю, - закачал головой сосед, и жалистливым взглядом поглядел в измученное лицо Иван Иваныча. - Бесшабашные, они все, мои красавицы..., жруть убойно... а ты не пробовал каменья в них метать... ?
- Пробовал... Кидаюсь в вороньё, чем попало... глыданками, окурками, ложками, бугеликами... Со шланги струей водопроводной в них шугал... Они вспорхнуть, отлетят, шурша крылами, в сторону, к деревьям соседнего детского садика и оттуда кар да каррр... смеются, суки... Чтоб им... - Погрозил кулаком в воздух Иван Иванович.
Ивась глубоко вздохнул.
- Тяжелы твои дела... тяжелы ... эх, хе, хе..., сочувствую, - сказал он и еще раз вздохнул и покачал головой. - Ты, это... купи что ли себе бируши, воткни в уши и ходи себе... А то двинешься от гвалта...
- Тоже пробовал... не помогает... в них я себя чувствую бочкой с двумя затычками, наполненной дерьмом...скажу я тебе, противные и гадюшные ощущения... - Проговорил он и пристально впился глазами в пузатую сумку соседа, наполненную чем-то непонятным.
В это время в разбитую фрамугу влетели далекие, каркающие звуки. Они были тревожны и несколько пугали своей гортанностью и беспорядочностью.
Глаза Ивася оживились, учащенно замигали. Он посмотрел через фрамугу на тускнеющее вечернее небо и проговорил с радостными нотками в голосе:
- На охоту вышли мои девочки... Хороший у меня сегодня вечерок будет... прибыльный.
Руки Ивася крепко сжимали ручки тяжелой сумки и Сурепкину показалось, что в них было огромное богатство, с которым никогда Ивась в жизни не расстанется.
- Судя по весу поклажи, ты на рынок ходил или ещё куда ? - Спросил Сурепкин, с интересом продолжая, разглядывать сумку.
Сосед закрутил головой, съежился, и торопливо спрятал сумку за спину. Хлопая глазами, он проговорил:
- Ну, да... Прогуляться решил... по прилавкам, прикупил кой чего... для жизни.
Ответ Сурепкину не понравился. По его теплолюбивому лицу поползли недоумения и вопросы. Один из них он решил обнародовать Ивасю, ну, и, естественно, всему подъездному миру.
- Не ворон ли подкармливаешь? - Сказал он раздраженно и подался грудью к стушевавшемуся Ивасю.
В глазах соседа заметались огоньки испуга. Он начал отворачиваться, прятать лицо за воротник, а сумку все теснее прижимать к спине.
- Да ты что... - заговорил он тяжелым баском. - Как я могу... соседу портить душу... воронами всякими, безродными санитарами... не в моих правилах с соседями до убийства портиться...
- А это не ты ли, братиша, - ткнул пальцем в грудь он Ивасю. - Вчера по лестнице лазил на дерево у моего окна, что там искал ?
- Да ничего... я не лазил... зачем оно мне надо вороньи яйца щупать, - отступая от Сурепкина, бормотал сосед. - Придумаешь тоже...
- Врёшь, братиша ! - Взбеленился Сурепкин. - Чудится мне, ты специйально ворон откармливаешь. Мне на злобу !
- Ни, ни, ни... ложь это... кромешная лдожь, подстава... Я никогда с птицами не дружил... не имею чести быть с ними крыльями хлопать по утрам, на взмахах перья терять... они сами по себе, я сам по себе..., падлой буду, Иваныч!
Сурепкин, излочившись, схватил Ивася за шиворот и пару раз тряхнул, да так ловко, что у пенсионера посыпалась мелочь с карманов, а сумка упала, и оттуда вывалились килограммовые упаковки, на которых звездилась ярко-желтая надпись: "Подкормка для диких птиц".
- Ах, ты, сучий потрох ! - закричал Сурепкин, пнув ногой одну из упаковок. - Кого хотел обдурить!? Я чуть было не рехнулся от карканья, а он подкармливает их... Живодёр моей души !
- Не бей меня ! Все расскажу, падлой буду ! - Взмолился несчастный Ивась.
На лысине его выступили капельки пота, а лицо побелело и стало таким же, как седые волосы на висках.
- Говори, сучий потрох... а то в судах замызгаю твою фамилию, ты мне неустойку заплатишь...
- Я это... того... для пользы дела содержу их на питании... Они работают на меня... я им корм, они мне золотишко, домащницкое, подкидывают.
Лицо у Сурепкина вытянулось.
- Чевооо... Какое золотишко... бредишь ?
- Известно какое... золотистое... Вороны это такие специйальные существа, которые все, что блестит, тащат себе в гнездо. Какая-нибудь хозяйка забудет на подоконнике кольцо золотое или цепочку или серёжки, а ворона хвать и в гнездо... А я цапликом прыг на дерево, пошурудю рукой в гнездовье, и нахожу кольца, цепочки, браслеты и прочий металл, потом переплавляю и сбываю слитками драгоценщикам на рынке... бизнес... откатный..., а чё плохого... ? Золото, можить, у некоторых, воронами ограбленных, тоже куплено не на свои заработанные, а на уворованные бюджетные денежки... они хапают на карман, а мне чё нельзя, да ? Какой-никакой, а прибыток. Все ж живая копейка в доме... хоть и воровская, но живая... я таким образом уже себе на новый дом насобирал... Еще годика два такого откатного бизнеса и у меня будет двухэтажный особняк... Не хуже чем у Скулайкина, чиновника с муниципальной службы "Телефон доверия". Этот малый на телефонных звонках себе дворец на заднем дворе откатил, да еще ментам и прокурору отбашлял на курево и пойло.
Сурепкин отпустил ворот соседа, отряхнул руки... Почесал за ухом и хмуро проговорил:
- Ну, да ладно... пусть вороны живут, потерпим ихний гогот... птичий бизнес - дело серьезное... наше... бедняцкое, социйальное..., коммерция и благотворительность это прибыль для нашего обнищалого брата... давай так договоримся... пусть эти суки, пернатые, портят мне нервы и лишают меня медицинского здоровья... за эту некомфортность ты будешь платить мне тридцать процентов с вороньего бизнеса...
- Имей совесть ! Это грабеж ! - Возопил дико Ивась. - Не имеешь право у честных людей трудовую копейку сбивать с бедняцкой ладони... Я этот бизнес придумал, мне и почет и, соответственно, большая часть выручки на карман или в гаманец.
- А сколько ты хотел !?
-Ну, пять процентов выдать тебе на развитие семейных отношений... ну, с натяжкой десять процентов... куда ни шло... с условием, что корм - пополам... Ты одну неделю сумки с хамкой воронам таскаешь, я другую. - Смягчившись, тихо сказал сосед и робко посмотрел в глаза Сурепкина.
- Не... ну нормально.... здоровье мое оценивает в десять процентов... Да если хочешь знать, оно у меня на все сто процентов тянет... Только из уважения к тебе уступаю тебе пятьдесят процентов. Больше не могу... Сам понимаешь, семья, дети... все родственнички ищут в моем в кармане благотворительность. Кажинной семейному голодранцу надо машину, квартиру и убойную перспективу по жизни... а то некоторые племянники еще требуют карманные расходы на прелюбодейскую жизню... прокуроры вона тоже тратятся на веселье..., и я хочу вкусить ихней прокурорской жизни... так что пятьдесят и ни копейки больше...
Покуда они спорили о личной доле в вороньем бизнес-процессе, начало темнеть, из разбитой фрамуги потянуло в подъезд сыростью и вонью с ближайшей мусорной свалки. В углу фрамуги улыбался месяц рожками вверх и бледненько мерцали несколько звездочек. Разговаривая, они не заметили, как мимо них прошло порядка семи соседских душ. Некоторые из любопытствующих останавливались, смотрели на них и нечего не поняв, пожимали плечами и шагали дальше: или вверх по лестнице, или вниз. Когда рогатый месяц добрался до центра фрамуги, Ивась и Сурепкин ударили по рукам. Счастливое лицо Сурепкина улыбалось, а у Ивася выглядело испуганно и униженно.
- Теперь твое воронье дело пойдет в гору... - потирая руки, сказал Сурепкин. - Я все поставлю под личный контроль. Вороны будут сыты, обуты, одеты, разогреты... для них - трехразовое питание, ночлег у моего окна... Пусть довольничают... Работники должны иметь гарантированный трудовой статус... Все ж золото добывают, а не абы что... Я как председатель Совета директоров буду спрашивать с тебя, Иваська, как с исполнительного директора... ничего мимо моего глаза не проскочет, а то смотри, Ивась, по судам замызгаю твою фамилию, исковыми заявлениями замордую... Бизнес - это прежде всего благотворительность вороньим труженицам...
Ивась промолчал. Он с детства не любил контролеров, ибо они все начинали проверки с благородных умыслов, а заканчивали грабежом и опустошением карманов. Спускаясь вниз, он слышал как за спиной по лестнице вверх отвратительно гупотели шаги Сурепкина и нудел его голос:
- Смотри мне, Ивась, по судам замызгаю, ежели чего...Ворон не дам в обиду... шкуру соскаблю за них ! Ты меня знаешь ! Я ноне Председатель Совета директоров предприятия с вороньим уклоном !
Ивась ещё больше нахмурился.
- У, блин, сел на шею... этот сука всех клиентов в банке на бабло башлял, процентные ставки завышал незаконно, повторную пеню выставлял...варюга ! ...У него все менты и прокуроры в дружбанах ходят, башлял им... скоро чиновнички прознают об истинных масштабах моего бизнеса, придётся и их процесс включать, - подумал Ивась. - Завтра с утра гнезда перенесу ближе к детскому саду... А этому придурку скажу, что вороны слетели и сменили сидку, некоторые на Юга подались... Бизнес любит одни руки... и никакие-либо пустяшные, а благие,настоящие, воровские. Надеюсь, малышня в садике не такая коммерческая... хотя кто их знает... Сегодня они дети, а завтра... компаньоны или палачи бизнесу. С этими тоже надо ухо востро держать... сдадут прокурорам и те в моём бизнесе тоже, как сосед, станут Председателями Совета директоров. А мене это надо ?
[Скрыть]Регистрационный номер 0413002 выдан для произведения:
Иван Иванович Сурепкин долго терпел, скрипел зубами, курил сигареты одну за одной, гасил окурки о пепельницу с такой силой, что обжигал мочки пальцев и взвизгивал от острой боли. С той же отчаянностью и безысходностью он заваривал крутой, почти чефирный чай и пил, пил, пил... до тошноты и изжоги, но нервы не успокаивались и будоражили подергиваниями лицо, руки и правую часть шеи. В конце концов Сурепкин не выдержал и решил рассказать о своем горе соседу, Ивасю Сушилкину, неугомонному и очень подвижному дедку с тремя высшими, никому ненужными гуманитарными образованиями и дипломом специалиста в области реконструкции бытовых унитазов, которым он очень дорожил и хранил в шкатулке с самыми ценными семейными реликвиями.
Встретив на лестничной площадке, у разбитой фрамуги, этого зачмыренного лысостью и сединой соседа, Иван Иванович с охоткой и вёрткостью бывшего банковского работника, выплеснул на него всю вымученную на терпении желчь, какую он обычно выливал на головы добропорядочных и не в меру скромных клиентов:
- ИвАся,не можу больше... во мне уже печень и селезенки каркают, желудок превратился в воронье поскудное... нет сил слушать брехню птичью... кажное утро - кар да каррр... квохчат облюдки, нервы рвут... Иногда мне кажется, что я сижу в своей бывшей банковской клетушке и слушаю щуплый флуд обозлённых на жизнь клиентов.
- Понимаю, понимаю... вороны достали... эти девочки, братиш, кого угодно замордуют... у них под твоим окном шесть гнездовьев и три постоянные сидки... гнезда скажу тебе широкие, наваристые, прибыльные... любой чинушник с прищуренным взглядом позавидует, …но мои чрезмерно навязчивые девочки, пернатые, эх, хе, хе... понимаю, понимаю, - закачал головой сосед, и жалистливым взглядом поглядел в измученное лицо Иван Иваныча. - Бесшабашные, они все, мои красавицы..., жруть убойно... а ты не пробовал каменья в них метать... ?
- Пробовал... Кидаюсь в вороньё, чем попало... глыданками, окурками, ложками, бугеликами... Со шланги струей водопроводной в них шугал... Они вспорхнуть, отлетят, шурша крылами, в сторону, к деревьям соседнего детского садика и оттуда кар да каррр... смеются, суки... Чтоб им... - Погрозил кулаком в воздух Иван Иванович.
Ивась глубоко вздохнул.
- Тяжелы твои дела... тяжелы ... эх, хе, хе..., сочувствую, - сказал он и еще раз вздохнул и покачал головой. - Ты, это... купи что ли себе бируши, воткни в уши и ходи себе... А то двинешься от гвалта...
- Тоже пробовал... не помогает... в них я себя чувствую бочкой с двумя затычками, наполненной дерьмом...скажу я тебе, противные и гадюшные ощущения... - Проговорил он и пристально впился глазами в пузатую сумку соседа, наполненную чем-то непонятным.
В это время в разбитую фрамугу влетели далекие, каркающие звуки. Они были тревожны и несколько пугали своей гортанностью и беспорядочностью.
Глаза Ивася оживились, учащенно замигали. Он посмотрел через фрамугу на тускнеющее вечернее небо и проговорил с радостными нотками в голосе:
- На охоту вышли мои девочки... Хороший у меня сегодня вечерок будет... прибыльный.
Руки Ивася крепко сжимали ручки тяжелой сумки и Сурепкину показалось, что в них было огромное богатство, с которым никогда Ивась в жизни не расстанется.
- Судя по весу поклажи, ты на рынок ходил или ещё куда ? - Спросил Сурепкин, с интересом продолжая, разглядывать сумку.
Сосед закрутил головой, съежился, и торопливо спрятал сумку за спину. Хлопая глазами, он проговорил:
- Ну, да... Прогуляться решил... по прилавкам, прикупил кой чего... для жизни.
Ответ Сурепкину не понравился. По его теплолюбивому лицу поползли недоумения и вопросы. Один из них он решил обнародовать Ивасю, ну, и, естественно, всему подъездному миру.
- Не ворон ли подкармливаешь? - Сказал он раздраженно и подался грудью к стушевавшемуся Ивасю.
В глазах соседа заметались огоньки испуга. Он начал отворачиваться, прятать лицо за воротник, а сумку все теснее прижимать к спине.
- Да ты что... - заговорил он тяжелым баском. - Как я могу... соседу портить душу... воронами всякими, безродными санитарами... не в моих правилах с соседями до убийства портиться...
- А это не ты ли, братиша, - ткнул пальцем в грудь он Ивасю. - Вчера по лестнице лазил на дерево у моего окна, что там искал ?
- Да ничего... я не лазил... зачем оно мне надо вороньи яйца щупать, - отступая от Сурепкина, бормотал сосед. - Придумаешь тоже...
- Врёшь, братиша ! - Взбеленился Сурепкин. - Чудится мне, ты специйально ворон откармливаешь. Мне на злобу !
- Ни, ни, ни... ложь это... кромешная лдожь, подстава... Я никогда с птицами не дружил... не имею чести быть с ними крыльями хлопать по утрам, на взмахах перья терять... они сами по себе, я сам по себе..., падлой буду, Иваныч!
Сурепкин, излочившись, схватил Ивася за шиворот и пару раз тряхнул, да так ловко, что у пенсионера посыпалась мелочь с карманов, а сумка упала, и оттуда вывалились килограммовые упаковки, на которых звездилась ярко-желтая надпись: "Подкормка для диких птиц".
- Ах, ты, сучий потрох ! - закричал Сурепкин, пнув ногой одну из упаковок. - Кого хотел обдурить!? Я чуть было не рехнулся от карканья, а он подкармливает их... Живодёр моей души !
- Не бей меня ! Все расскажу, падлой буду ! - Взмолился несчастный Ивась.
На лысине его выступили капельки пота, а лицо побелело и стало таким же, как седые волосы на висках.
- Говори, сучий потрох... а то в судах замызгаю твою фамилию, ты мне неустойку заплатишь...
- Я это... того... для пользы дела содержу их на питании... Они работают на меня... я им корм, они мне золотишко, домащницкое, подкидывают.
Лицо у Сурепкина вытянулось.
- Чевооо... Какое золотишко... бредишь ?
- Известно какое... золотистое... Вороны это такие специйальные существа, которые все, что блестит, тащат себе в гнездо. Какая-нибудь хозяйка забудет на подоконнике кольцо золотое или цепочку или серёжки, а ворона хвать и в гнездо... А я цапликом прыг на дерево, пошурудю рукой в гнездовье, и нахожу кольца, цепочки, браслеты и прочий металл, потом переплавляю и сбываю слитками драгоценщикам на рынке... бизнес... откатный..., а чё плохого... ? Золото, можить, у некоторых, воронами ограбленных, тоже куплено не на свои заработанные, а на уворованные бюджетные денежки... они хапают на карман, а мне чё нельзя, да ? Какой-никакой, а прибыток. Все ж живая копейка в доме... хоть и воровская, но живая... я таким образом уже себе на новый дом насобирал... Еще годика два такого откатного бизнеса и у меня будет двухэтажный особняк... Не хуже чем у Скулайкина, чиновника с муниципальной службы "Телефон доверия". Этот малый на телефонных звонках себе дворец на заднем дворе откатил, да еще ментам и прокурору отбашлял на курево и пойло.
Сурепкин отпустил ворот соседа, отряхнул руки... Почесал за ухом и хмуро проговорил:
- Ну, да ладно... пусть вороны живут, потерпим ихний гогот... птичий бизнес - дело серьезное... наше... бедняцкое, социйальное..., коммерция и благотворительность это прибыль для нашего обнищалого брата... давай так договоримся... пусть эти суки, пернатые, портят мне нервы и лишают меня медицинского здоровья... за эту некомфортность ты будешь платить мне тридцать процентов с вороньего бизнеса...
- Имей совесть ! Это грабеж ! - Возопил дико Ивась. - Не имеешь право у честных людей трудовую копейку сбивать с бедняцкой ладони... Я этот бизнес придумал, мне и почет и, соответственно, большая часть выручки на карман или в гаманец.
- А сколько ты хотел !?
-Ну, пять процентов выдать тебе на развитие семейных отношений... ну, с натяжкой десять процентов... куда ни шло... с условием, что корм - пополам... Ты одну неделю сумки с хамкой воронам таскаешь, я другую. - Смягчившись, тихо сказал сосед и робко посмотрел в глаза Сурепкина.
- Не... ну нормально.... здоровье мое оценивает в десять процентов... Да если хочешь знать, оно у меня на все сто процентов тянет... Только из уважения к тебе уступаю тебе пятьдесят процентов. Больше не могу... Сам понимаешь, семья, дети... все родственнички ищут в моем в кармане благотворительность. Кажинной семейному голодранцу надо машину, квартиру и убойную перспективу по жизни... а то некоторые племянники еще требуют карманные расходы на прелюбодейскую жизню... прокуроры вона тоже тратятся на веселье..., и я хочу вкусить ихней прокурорской жизни... так что пятьдесят и ни копейки больше...
Покуда они спорили о личной доле в вороньем бизнес-процессе, начало темнеть, из разбитой фрамуги потянуло в подъезд сыростью и вонью с ближайшей мусорной свалки. В углу фрамуги улыбался месяц рожками вверх и бледненько мерцали несколько звездочек. Разговаривая, они не заметили, как мимо них прошло порядка семи соседских душ. Некоторые из любопытствующих останавливались, смотрели на них и нечего не поняв, пожимали плечами и шагали дальше: или вверх по лестнице, или вниз. Когда рогатый месяц добрался до центра фрамуги, Ивась и Сурепкин ударили по рукам. Счастливое лицо Сурепкина улыбалось, а у Ивася выглядело испуганно и униженно.
- Теперь твое воронье дело пойдет в гору... - потирая руки, сказал Сурепкин. - Я все поставлю под личный контроль. Вороны будут сыты, обуты, одеты, разогреты... для них - трехразовое питание, ночлег у моего окна... Пусть довольничают... Работники должны иметь гарантированный трудовой статус... Все ж золото добывают, а не абы что... Я как председатель Совета директоров буду спрашивать с тебя, Иваська, как с исполнительного директора... ничего мимо моего глаза не проскочет, а то смотри, Ивась, по судам замызгаю твою фамилию, исковыми заявлениями замордую... Бизнес - это прежде всего благотворительность вороньим труженицам...
Ивась промолчал. Он с детства не любил контролеров, ибо они все начинали проверки с благородных умыслов, а заканчивали грабежом и опустошением карманов. Спускаясь вниз, он слышал как за спиной по лестнице вверх отвратительно гупотели шаги Сурепкина и нудел его голос:
- Смотри мне, Ивась, по судам замызгаю, ежели чего...Ворон не дам в обиду... шкуру соскаблю за них ! Ты меня знаешь ! Я ноне Председатель Совета директоров предприятия с вороньим уклоном !
Ивась ещё больше нахмурился.
- У, блин, сел на шею... этот сука всех клиентов в банке на бабло башлял, процентные ставки завышал незаконно, повторную пеню выставлял...варюга ! ...У него все менты и прокуроры в дружбанах ходят, башлял им... скоро чиновнички прознают об истинных масштабах моего бизнеса, придётся и их процесс включать, - подумал Ивась. - Завтра с утра гнезда перенесу ближе к детскому саду... А этому придурку скажу, что вороны слетели и сменили сидку, некоторые на Юга подались... Бизнес любит одни руки... и никакие-либо пустяшные, а благие,настоящие, воровские. Надеюсь, малышня в садике не такая коммерческая... хотя кто их знает... Сегодня они дети, а завтра... компаньоны или палачи бизнесу. С этими тоже надо ухо востро держать... сдадут прокурорам и те в моём бизнесе тоже, как сосед, станут Председателями Совета директоров. А мене это надо ?