Тропинка, прочерченная на удивление ровно, без привычных закруглений и метаний между деревьями, привела к заброшенному колодцу, в котором, если заглянуть осторожно, можно увидеть дно, слегка прикрытое блеклой водой с зеленоватым бархатом ряски. Возле колодца тропинка обрывалась, предлагая, видимо, закончить свое путешествие здесь.
Или вернуться обратно.
Наташа, симпатичная девушка лет двадцати, присела на поваленный ствол березы и перевела дух, прислушиваясь к долетающим до нее звукам. Родной коллектив, вырвавшись после бесконечных холодов, оттепелей и весенней слякоти на просторы подшефного колхоза, безудержно праздновал начало прополочной страды.
А она сбежала.
Потому что прошлым летом она этот «праздник первой прополки» уже видела. Спиртное лилось тогда рекой, а в разговоры сотрудников, которые раньше ей казались вполне воспитанными людьми, все чаще просачивался мат, прямо на глазах завязывались разной продолжительности романы и это никого не смущало.
Такая откровенно взрослая жизнь испугала тихую начитанную девушку.
Да так, что в этом году, еще зимой, Наташа, пересилив робость, добыла через одну знакомую в поликлинике справку, что таскать тяжести, копать, а тем более пропалывать, ей никак нельзя — здоровье не позволяет. Но начальник отдела с легкой усмешкой сообщил, что едут все, без исключения. Со справками и без них.
— А кому не нравится, — добавил он, — может написать заявление, сама понимаешь какое…
Пришлось ехать. Не оставаться же без работы.
Наташа еще раз вздохнула, вспомнив о том разговоре, и пересела на пенек, он ей показался удобнее, и вдруг заметила, что в расщелине старой березы торчит кем-то забытая книжка.
На изрядно потрепанной серой обложке с трудом угадывались волны и нос какого-то корабля.
— Вот и хорошо, — подумала она, полистав страницы, — будет мне занятие.
1981 год
После обеда, аккуратно положив книжку в стол, Наташа, с трудом оторвавшись от морских приключений, деловито прошлась по клавишам. Пишущая машинка в ответ недовольно заскрипела медлительной кареткой, а лента, с помощью которой на белом листе образовывались черные буквы, точки и тире, вдруг опять оборвалась, совершенно не желая воспроизводить предложенный текст.
Скучная методичка по повышению производительности труда в строительстве не заинтересовала строптивый агрегат. Другое дело, когда Наташа, пользуясь отсутствием начальства, иногда перепечатывала для себя стихи Высоцкого или Марины Цветаевой, тут никогда никаких поломок и капризов не наблюдалось.
Четко, красиво и буковка в буковку.
Наташа, погрозив машинке кулаком, побежала в соседнюю комнату за инженером Вовой, который прекрасно умел договариваться с любым механизмом и всегда с энтузиазмом откликался на все ее просьбы.
Пока Вова ковырялся в механических недрах, пытаясь понять, отчего лента так часто рвется, она, воспользовавшись паузой, снова уткнулась в свою книжку.
— Что читаешь-то? — спросил Вова, закончив работу, — только не говори, что опусы все того же «морского волка», — он взглянул на обложку, — ну, так и есть, сплошные рифы и мифы, айсберги и капитаны. И все на фоне соленых брызг. Романтическая ты барышня, Наташа…
Девушка, заметив любопытные взгляды коллег, заторопилась к столу, где лежала толстая стопка готовых к печати бумаг. Но Вова не отставал.
— Наташ, а может, в кино сегодня сходим, а? — предложил он, неспешно вытирая пыльной тряпкой руки, испачканные красящей лентой, — Ну, не все ж тебе романы читать…
Наташа озадаченно посмотрела на Вову и, немного поколебавшись, отказалась, сославшись на неотложные дела дома.
Его круглая физиономия с утиным крупным носом никак не походила на мужественный образ полюбившегося ей писателя.
1988 год.
Наташа, не удержалась и прямо в трамвае заглянула в новую книжку, открыв ее в самом начале, там, где была напечатана фотография автора и замерла, задумалась, вглядываясь в давно знакомые черты.
Вертикальные глубокие морщины возле рта, готового вот-вот улыбнуться, ямочка на подбородке - признак упрямства, и глаза, умные, ироничные, все понимающие…
Писатель и одновременно морской офицер Виктор Викторович Конецкий смотрел так, что ей захотелось немедленно бросить все и мчаться в этот сумрачный Ленинград, где от одной только сырости и бесконечных ветров можно впасть в депрессию. Найти, разыскать его дом, дежурить возле подъезда, бегать для него за сигаретами, варить рассольник и даже печь пироги.
Наташа была готова на все.
Лишь бы спасти его от непонятной тоски и одиночества, утешить, поддержать, уберечь от болезней и прочих напастей.
Но вместо всего этого она поехала домой, где ее ждал муж Вова и пятилетний сынок Витя, которого в семье все звали - Викарик, Вика.
— Смотри, что я тебе принесла, — сказала Наташа выскочившему ей навстречу ребенку, — это кораблик. Будешь сегодня с ним купаться. Он, знаешь, какой быстрый!
— Быстрее ветра, да?
Когда Вика, вволю наигравшись в ванне, улегся в постель, Наташа села рядом и раскрыла книжку.
— На чем мы вчера с тобой остановились? Ага, вот: «Маленький Мук бежал очень быстро, и, наконец, оказался возле дворца…»
Вдруг ладошка сына легла поперек странички.
— Ма-а-а, не хочу эту сказку, скучная, я про море хочу и корабли. Вон ту, — и он указал пальчиком на стол, где лежала ее новая книга, добытая сегодня путем сложных переговоров в книжном магазине. Услуга за услугу.
1998 год.
Смахнув со стола крошки, Наташа тяжело опустилась на стул и придвинула к себе чашку с растворимым кофе, а печенье решительно отставила в сторону, с неудовольствием вспомнив об исчезающей талии.
Полчаса на отдых. А потом быстрая уборка и снова за работу, нескончаемую, но достаточно стабильную.
Наташа шила на дому. Брюки, юбки, сарафаны. Мелких работ тоже не чуралась, могла и молнию заменить, и рукава надставить...
Да все могла. Лишь бы платили.
Профессию швеи пришлось ей освоить в начале девяностых, когда проектный институт, в котором она работала машинисткой, разогнали за ненадобностью, не предложив ничего взамен.
Немного отдохнув, Наташа схватилась за тряпку — борьба с пылью стала ее кошмаром. У Викарика — почти с самого рождения аллергия, проявления которой в подростковом возрасте только усилились. Поэтому, никакие обстоятельства, типа «голова болит» или «что-то настроения нет» в расчет не принимались.
Положена влажная уборка два раза в день — значит, так оно и будет.
В комнате сына сложнее всего было протирать его коллекцию моделей военных кораблей. Столько мелких деталей! Убрать бы в кладовку, но Вика, помешанный на морской истории, ни за что не позволит.
И она его прекрасно понимает. Потому что, давно избавившись от ковров, мягких игрушек, салфеток и прочих пылесборников, она тоже не смогла расстаться с любимыми книгами, а перетащила их в свою комнату, что служила одновременно и спальней, и гостиной и рабочим кабинетом.
Выкинув широкую супружескую кровать за ненадобностью, муж Вова ушел от нее четыре года назад, найдя себе женщину без всяких там литературных зависимостей и с талией, она завела небольшой диванчик, на котором вполне комфортно можно было спать, читать и даже работать.
Открыв дверцу узкого шкафа, она сначала протерла полупустую шкатулку, в которой предполагалось хранить украшения, но за их неимением в бархатном гнездышке лежали другие драгоценности: темный младенческий локон сына, клеенчатая бирка с его именем, выданная в роддоме, и набор открыток с видами Петербурга, куда она один раз ездила на экскурсию. Давно это было…
Теперь книги.
Перебирая их по одной, Наташа вдруг улыбнулась, вспомнив, что вот эту в синей обложке, где ей страшно нравился рассказ «Артист», она, стыдно сказать, стащила в городской библиотеке. Ну, не совсем стащила, скорее, заиграла, не в силах расставшись с обаятельным штурманом и его историями. Библиотеке ущерб она, конечно, возместила, отдав менее ценные для нее два томика «Анжелики», полученных в обмен за сданную макулатуру.
2002 год
Гость с интересом огляделся, потрогал стеклянную дверку шкафа и пробежался по корешкам с названиями книг.
— Читать, что ль, любишь? — снисходительно спросил ее немолодой мужчина и, не дожидаясь ответа, сообщил, — а я эту макулатуру всю повыкинул. Лишнее это для жизни.
Наташа спорить не стала, твердо придерживаясь принципа, что клиент всегда прав. Мужчину прислала подруга Ирина — брюки подшить. Но с дальним прицелом.
— А то, понимаешь, он давно вдовец, — тут она многозначительно помолчала, — а необходимость в женских ручках еще имеется. Так что приглядись, может, на что сгодится-то… в хозяйстве, — она лукаво рассмеялась.
Почти добравшись до «сладко-ягодного» возраста, в следующем году ей стукнет сорок пять, Наташа так и не сложила правильный пазл под названием «Семья», остановившись на укороченном варианте: она и сын. Плюс туманный образ настоящего мужчины, то есть писатель Виктор Конецкий из ее жизни так никуда и не делся, привязав к себе невидимым морским узлом, а его честные и ироничные рассказы не раз спасали от депрессии, давая силы жить дальше.
Но прошлым летом сын уехал, поступив в военно-морской колледж под Питером, и ее одиночество стало просто невыносимым.
Поэтому Наташа, самым честным образом, заставила себя приглядеться к пришедшему по делу мужчине. Она даже предложила ему чаю и включила телевизор, чтобы тому не было скучно, пока она возится с заваркой и делает бутерброды с сыром.
Сели пить чай.
Она чуть убавила звук, чтоб не мешал беседе, но вдруг на экране появился портрет в черной рамке и диктор со скорбным видом сообщил, что сегодня 30 марта умер Виктор Конецкий, любимый автор нескольких поколений российских читателей...
Наташа медленно встала, выключила телевизор и в этот момент потеряла сознание, обрушившись всем своим немаленьким телом прямо на пол, страшно напугав своего визитера. Но быстро пришла в себя и с извинениями распрощалась с гостем, которому уже и самому хотелось быстрее сбежать.
Кому нужны обморочные бабы.
2007
«Мамулькин, привет! Немедленно сядь на стул и не вздумай в обморок падать — я жениться надумал» — прочитала она Ирине первую строчку письма от сына.
— И кто эта счастливица? — поинтересовалась подруга.
— Да вот пишет, что дочка судового врача. Правда, не с его корабля, а с другого. А вот, где и как познакомились - ни слова. Сплошная маскировка.
Наташа протянула фото, где на фоне одного из знаменитых фонтанов в Петергофе ее очень повзрослевший сын обнимал милую пухленькую девчушку в очках.
— Симпатичная, вроде бы даже и умненькая, — заметила Ирина, — дай Бог, чтоб Витьке твоему повезло, чтоб не злая она оказалась и домовитая. Свадьба-то когда?
— Да скоро уже, в июне. Иголку вот из рук не выпускаю, потому как хочется подарки хорошие сделать, чтоб на всю жизнь память была, да и себя неплохо бы в порядок привести. Все-таки, такое событие, свадьба в Питере будет, да и вообще…
Ирина, согласно кивнув, отодвинула шторку, чтобы выглянуть в окно — а как там с погодой? И вдруг ее взгляд упал на подоконник, где в дальнем углу стояла пепельница. Странно, таких предметов у Наташи прежде не водилось, никто в доме не курил.
Но она тактично промолчала. Мало ли…
— Ой, Наташ, а я тебе ведь подарок принесла, вот клуша, совсем забыла, сейчас принесу, — вдруг вспомнила Ирина и выскочила в прихожую, чтобы взять сверток.И тут снова обнаружились подозрительные предметы: рядом с потрепанными тапочками сына стояли новые мужские, весьма приличного размера.
Вернувшись в комнату, она вручила подарок. Разумеется, это была книга. «Виктор Конецкий: ненаписанная автобиография». Ирина знала, чем порадовать подругу.
— А теперь, дорогая моя, колись, — сказала она, выслушав Наташины слова благодарности, — и не надо делать непонимающее лицо. Подсказываю: пепельница, тапочки…Ну?!
— Ир, ты не поверишь, но его Виктором зовут. Из бывших военных, а сейчас работает спасателем на речке, там, где зона отдыха и, вообще…
Тут Наташа замолчала, пытаясь найти нужные слова, но Ирина, вот что значит подруга со стажем, продолжила за нее:
— И вообще, у него умные ироничные глаза и волевая ямочка на подбородке…
Помочь сайту
Поздравления
