Темная фигура

(*)
– Вы обязаны нам верить! Просто обязаны…– в голосе женщины звучали одновременно и мольба, и требование. Я вообще поражаюсь до сих пор тому, как люди умеют это совмещать, мол, помоги мне, это твоя святая обязанность! Почему? Да потому что я тебе плачу.
            Хотя платит её муж, который, кстати, сидит молча. Напряжённо, но молча.
– Я обязана сдавать декларацию в срок, всё остальное на усмотрение, – заметила я, но Волак, который сегодня, о, редкий случай, поехал со мной на дело, кашлянул, переводя внимание на себя.
            При этом мне был послан самый недружелюбный взгляд. Ну-ну, вернёмся в Агентство, и я явно получу очередное внушение.
– Руби, – сказал Волак вежливо, перехватывая беседу, – пожалуйста, расскажите, когда произошёл первый контакт с паранормальной активностью?
            Женщина поёжилась. Интересно, почему все так боятся показавшихся вдруг призраков? Большая их часть вовсе не агрессивна, а забыла о том, что умерла или пытается отыскать близких, или боится уходить… да и для агрессии нужны силы, а душа их почти всегда теряет. Некоторые призраки даже не могут показаться. Максимум – мельтешение краем глаза отметит живой человек, да и то решит что мушка какая-нибудь.
            Призраки повсюду. Они смотрят на нас, живых, с потолков и из чуланов, из вентиляционных решёток и даже из наших собственных шкафов. Смотрят с завистью и обидой, непониманием и досадой. За тысячи лет умерло слишком много, чтобы просто разойтись между раем и адом! А может быть, и те, и другие просто не отладили механизм забора душ? Не знаю. Знаю лишь только то, что наше Агентство едва ли не уникальное. Мы провожаем призраков в Ничто.
            И лично я делаю это больше для призраков, которые заслужили покоя, чем для людей, у которых есть ещё тысяча и один оплот поддержки. А у призраков только мы!
– То-ом, – позвала Руби, не решаясь сказать, – ты ведь первый…
            Сейчас она его, похоже, ненавидела. Что ж, это уже забавно! Я с любопытством взглянула на молчащего до сих пор мужчину. Говори, Том, чего ты там видел? Не стыдись, нам, врачам, адвокатам и священникам можно рассказывать всё. Даже то, что показалось. Работа у нас такая.
– Ну…я проснулся посреди ночи, – сказал Том, глянув на жену, а потом ткнувшись взглядом в свои колени.
            Ну вот опять! Всегда одно и то же! я проснулся среди ночи и увидел, как у моей люстры клубится дым! Я проснулся среди ночи и услышал хихиканье из шкафа. Я проснулась среди ночи, и увидела, как за окном стоит бестелесная светящаяся фигура!
            Люди, берегите нервы! Если вас так уж тянет просыпаться ночью, то побойтесь себя и за себя, и не открывайте, проснувшись, глаза! поверьте, в мире есть много такого, что лучше и не видеть. И те призраки, что знают остатками своего разума что мертвы, делают всё, чтобы не напугать живых, не показаться ему. Даже ходят по миру, скучая по нему, неладному, ночами. А вы?
            Нет, честное слово, я когда-нибудь выпущу методичку для живых, и посоветую закрывать на ночь шторами окна, запрещу открывать глаза по ночам и порекомендую в случае какой-то активности не шевелиться и изображать сон.
– Продолжайте, – улыбнулся Волак, – мы слышали и более странные вещи, я уверен.
            При этом Волак предостерегающе взглянул на меня. ой-йо! Велика важность! Начальник гневается! Тьфу! А были б это простые люди, а не знакомые какого-то там его знакомого, конечно, важного и значимого, так он бы и не приехал сюда, со мной.
– Мне показалось, что кто-то рядом со мной есть, – продолжил Том, его голос был безучастным, словно он рассказывал какой-то скучный урок, а не переживал ужас снова. – Словно кто-то смотрел на меня в ночи…
            Ещё одно правило для будущей методички: если вам кажется, что кто-то стоит за вашей спиной или смотрит на вас, пока вы усиленно изображаете сон, не просыпайтесь! Призраку это надоест или он ослабнет. А вот если увидите, если всё-таки не устоите, то пеняйте на себя.
– Я открыл глаза, – вещал Том, не знавший, что я мысленно советую ему никогда больше не просыпаться, как минимум, по ночам. – А она в углу… тёмная фигура.
            Ну, как тебе сказать – может потому что ночь?! Редко какой призрак умеет сиять. Это древнее и гневное состояние.
– Как из дыма. Не разглядеть, – продолжал Том.
            Опять же – ночь!
– Она прошла через дверь спальни, обошла кровать, а потом застыла у нас в ногах, – закончил Том и всё-таки робко взглянул на Волака, очевидно, его фигура привлекла в нём больше поддержки.
            В ногах? Я поймала взгляд Волака и покачала головой: для призрака это редкость. Призраки смотрят на лица, от того и склоняются к лицам живых с потолков или зависают в изголовье, или сидят, наоборот сидят у кровати, вглядываясь… лица – это эмоции, а значит, и жизнь, которой у них уже не будет.
– Вы должны верить!  – Руби расценила моё движение головой как акт недоверия и снова страх слился в ней с мольбой и требованием. – Всё так и было! Она наблюдала за нами!
            Ну наблюдала и наблюдала! И что? За нами наблюдают насекомые. За нами наблюдают зеркала – что теперь? Паниковать? Может призрак тоже хочет.
– Я надеялся, что мне показалось, – объяснил Том, смутившись реакции жены, – надеялся! Но Руби проснулась. И я спросил, видит ли она что-нибудь. И она…увидела.
– Он был в ногах…стоял, – Руби вдруг растеряла всякий требовательный тон и сделалась, наконец, просительницей.
– Он? Том говорил, что она, разве нет? – Волак хоть и отвык от полевой работы, а всё-таки ещё умеет слушать людей. Хотя я разницу поняла быстро. Фигура, явившаяся из темноты, чёрная, неразличимая, была фигурой человека. но мужчины или женщины? Непонятно. Том говорил «о ней» как о тени, о фигуре. А Руби…говорила как о призраке. Вероятнее всего, напугавшая их сущность не была ни тем, ни другим. Скорее всего, она уже потерялась в посмертии и не помнила половой принадлежности при жизни своего сосуда.
– Не видно было, – Руби помялась, и подтвердила мои предположения, – призрак…тень. Понимаете?
– Вы чувствовали какой-нибудь странный запах или слышали звук? – Волак, конечно, крайне доброжелателен и притягателен для людей, но я тут не расшаркиваюсь, а работаю. Мне нужнее задать вопросы.
– Нет, – Том и Руби переглянулись и ответили в унисон.
– Какой-то свет? Или шелест? Может быть что-то, похожее на ветер? – продолжала допытываться я. Волак, на моё счастье, молчал. Может решил не вмешиваться, а может быть считал своей главной задачей контролировать моё общение с живыми.
– Я не видела и не слышала, – отозвалась Руби.
– Я тоже, – подтвердил Том, – я даже страха не испытал, если честно.
            Ну чтоб тебя! и на кой чёрт я тут высиживаю? Он не испугался, а я страдай?
– Тогда не испытал, – поправился Том, видимо, прочитав в моём лице всё, что я думаю насчёт его достижений в храбрости и в уместном их озвучивании. – Но потом я стал видеть эту фигуру чаще. В проёме, в зеркале, у подножия кровати, у лестницы…
– Одну? – уточнил Волак. Он оживился. Что ж, полевая работа и ему на пользу!
– Да, одну. Но постоянно и в разных местах, – Том виновато взглянул на посерьёзневшую Руби, – я думал, что схожу с ума.
            О, ещё одно правило для моей будущей методички:  согласитесь с тем, что вы сходите с ума, и успокойтесь, не приставайте к людям, чтобы они  пришли вам на помощь. Ваше безумство было предопределено свыше, потому… оставьте Нису в покое! И Агентство.
– И я тоже видела! Видела! – Руби, которую ещё никто не спросил, не могла смолчать. – Они были повсюду.
            Мы с Волаком нахмурились одновременно:
– Они?! – редко наши мысли так сходятся. Но меньше минуты назад Том сказал, что видел одну тень. Руби говорит о «них». Если подумать, то ещё она сказала о «нём», а Том говорил о фигуре как о женщине.
– Ну… я не знаю. Может быть, он слишком быстро перемещался, – Руби, похоже, смекнула неладное и поняла, что наше недоверие растёт.
            А оно росло. Можно не определиться с полом, это ничего, но с количеством?  Я заставила Волака взглянуть на себя. Он кивнул – что ж, мы давно не работали вместе, но это не значит, что мы разучились друг друга понимать. Надо было разделить их и поговорить с каждым по отдельности.
            Это поможет получить показания и объяснения почище…
***
– Вы обязаны мне поверить…– А Руби снова за своё! Какая прелесть эти живые! Они всегда знают что я обязана сделать. Сейчас я обязана верить. Просто потому что так решила Руби.
– Расскажите мне о другом, – я проигнорировала попытку навязать на меня обязательство, – расскажите, видели ли вы в детстве какие-нибудь похожие…тени?
            В этом вопросе, на самом деле, всё гадство и предопределение. В мире ходит слишком много мёртвых, но на пороге нашего Агентства не стоит очередь из людей, которые спешат нам пожаловаться на призраков. Есть один фокус. Мы его не сразу поняли, не сразу дошло и до Волака, но если в детстве ребенок замечает что-то подобное, если видит тени, то потом, после какого-то периода, в результате нервного возбуждения – неважно даже, от стресса или от радости, или после травмы, или ещё после какого-нибудь случая, он начинает их видеть снова. А некоторые и с детства не перестают.
            Это похоже на болезнь. Если ты болел ею в детстве, то заболеешь ею снова. Всё равно будет в твоей жизни момент, когда ты будешь или очень рад или напуган, или печален, или в меланхолии…
            Волак считает, что это предрасположенность людей, ну вот у кого-то есть способности к рисованию, у кого-то к математике, а кто-то просто более чувствителен и в минуты эмоциональных порывов приближается к миру посмертия. И это забавно, потому что в самом посмертии нет эмоций. Последняя эмоция для души, это, как правило, шок от разрыва с телом. И всё, пусто!
            Во всяком случае, так мы думаем.
– Что? – Руби растерялась от моего вопроса. И тут же возмутилась: – я нормальная!
– Я и не говорю что с вами что-то не так, – заверила я, – но ответьте на вопрос, пожалуйста.
– Нет! – Руби всё ещё была возмущена, – я никогда ничего не видела. Ну до тех пор. А теперь вижу постоянно.
            Конечно, она могла не помнить, что в детстве были подобные явления. Конечно, она могла и не заметить их, да и в детстве дети как-то быстрее и проще адаптируются к тому, что есть то, чего не видят другие. Но слишком много неувязок!
– Эти тени производят звуки? Например, скрежеты, вздохи или, быть может, шум шагов?– следующий вопрос был уже с подвохом. призраки могут воздействовать на предметы, могут заставлять скрежетать люстры, производить скрежет, царапать по зеркалу – действовать на нервы тем или иным способом.
            Но есть то, чего они делать не могут. Шагать со звуком. Даже если призрак старательно вышагивает по лестнице, звуков не будет.
– Шаги! – подтвердила Руби мои подозрения. – Они шагают, кажется. Мне всё время кажется, что за дверью спальни кто-то ходит ночами.
            Я кивнула. Тут же на пороге комнаты появился встревоженный Волак. Его собственные шаги я услышала давно, его тяжелую поступь трудно было не услышать в принципе. Но Руби это как-то удалось. Погружённая в себя, она вздрогнула и тихо вскрикнула, увидев его. И только осознав, что это не призрак, вымученно улыбнулась.
– Мы осмотримся, вы не против? – спросил Волак, едва заметно кивнув мне. Наверное, он пришёл к тому же выводу что и я.
            Том, стоявший за его спиной, проблеял что-то насчёт того, что не возражает.
***
            Осмотр мы проводили слаженно, на совесть. Я даже не поленилась достать фонарик, чтобы получше осмотреть потолок на предмет трещин. Как-то странно, но именно потолки выдают присутствие неупокоенной активности. Трещины, сколы, чернота, на которую нет никаких видимых причин – это всё наши знаки.
            Но здесь чисто.
            На моё счастье, Волак как-то сплавил Руби и Тома в кухню, чтобы те не мешали нам оглядеть жилище. Ну и хорошо, не выношу, когда живые ходят за мной по пятам, смотрят, как я работаю и задают вопросы, мол, чего это вы тут делаете и как это вам поможет зафиксировать призрака?
– У неё призраки шагают, – шёпотом оповестила я.
            Волак кивнул:
– У этого тоже.
            Мы посмотрели друг на друга.
– И чего мы тут делаем? – поинтересовалась я уже не шёпотом. – Ты же понимаешь, что это не призраки. Призраки так себя не ведут.
– Известные нам призраки, – поправил Волак. – Ты не знаешь что они могут, вернее, что ещё могут.
– Мы по известным и ходим, – я обозлилась, – Волак, я в посмертие не полезу общаться чёрт знает с чем или кем!
            Мы уже говорили в голос. Плевать на живых, тут вопрос стоит уже по-другому. Это вопрос компетенции: и моей, и Агентства.
– Здесь нет симптомов, – заговорила я тише, Волак всё также молчал, раздумывал, – здесь чистые потолки, краны не капают, цветы не вянут, по стенам нет следов, нет никакого основания для вмешательства. Я даже…нет, не чувствую.
            На мгновение я прикрыла глаза, проверяя внутреннюю тревогу. Всё тихо. Были бы призраки, я бы почуяла. Я с детства чуяла.
– Я тоже не чувствую, – неохотно признал Волак, – я пытался звать посмертие. Здесь есть призрак, но это призрак какого-то животного. Я бы сказал, что собаки. 
            Силён! Я собаку не чуяла. Конечно, если бы у меня был бы интерес поймать именно призрак животного, я бы увидела. Но я искала фигуры, похожие на людские.
– Тогда пошли отсюда! – предложила я, выключая фонарик. – Скажи этим психам, что призраков тут нет, и…
            Слова застряли у меня в горле. Издеваясь надо мной, не меньше, из стены отлепилась чернота, и мгновенно обрела человеческую форму. Да, весьма и весьма условную, без возможности различить лица или особенностей, даже пол сказать было невозможно, но это произошло.
            Волак обернулся и мгновенно отскочил ко мне. Его самообладание было велико и он среагировал очень быстро.
– Вы нас видите? – спросил Волак, обращаясь к явленной тени. – Слышите?
            Тень склонила чёрную голову набок, точно изучала нас. Я почувствовала как холодок шевелится в желудке, переворачивается внутри меня змеёй… за спиной Волака, конечно, легко было бы спрятаться, но чернота, вышедшая из стены, приковала меня одним присутствием к месту.
– Вы умерший? – спросил Волак. Он, похоже, не терял надежды на то, что призрак, если это, конечно, призрак, пойдёт на контакт с ним.
            Вместо ответа тёмная фигура протянула вперёд руку, длинную и чёрную, неотличимую прежде от тела, и погрозила в ледяном молчании пальцем.
– Это угроза? Чем вам… – Волак был плохим, но упорным переговорщиком. Я бы уже сдалась. Я бы сразу сдалась, но он продолжал допытываться.
            Палец тени красноречиво застыл, и Волак, догадавшись, примолк.
            Фигура, убедившись, что мы её понимаем, показала пальцем на Волака, потом на меня (и я пожалела, что не нырнула за спину Волака когда была возможность) и затем перевела палец на дверь.
            Получилось: ты и ты – вон!
– Я бы его послушала, – прошелестела я. Во рту было непривычно сухо и как-то жарко. – Идём.
            Тень повторила свой жест.  Волак, напряжённо глядевший на фигуру, к моему величайшему облегчению, кивнул и пошёл, не сводя взгляда с тени, к дверям. Я на фигуру не обернулась до самой двери. Она продолжала стоять, когда я вываливалась за порог.
– Ну что? – Руби и Том, про которых лично я уже забыла, смотрели на нас с надеждой. Самое отвратительное чувство – знание, что на тебя рассчитывают. Даже если это всего лишь живые, которых ты сегодня впервые увидела.
– А...всё хорошо, – теперь уже я неубедительно блеяла, и Волак, возникший за мной, красноречия мне не прибавил. Он только мотнул головой и пошёл прочь из жилища.
– Стойте! Что же у нас? Что делать? – они сыпали вопросами, спешили за нами, а мы покидали чертовски длинный коридор, рвались к спасению. И, похоже, вовремя. К тому моменту, как мы перескочили последнюю дверь, тёмная фигура уже возникла за спинами Тома и Руби, которые ещё не подозревали о том, что мы их оставляем.
            Дверь захлопнулась за нашими спинами то ли в порыве чьего-то ускорения, то ли в бешенстве, то ли в защите.
            Мы скатились со ступенек, при этом я умудрилась запнуться, но всё-таки устоять и побежали, напрочь забыв про машину, в сторону от дома.
            Мы, знавшие смерть, видевшие призраков лицом к лицу, испугались.
***
– Допустим, они нам не открыли, – Волак заговорил неожиданно и совсем не о том, чего я ждала.
            Мы устроились в парке. Да, сновали люди, и сидеть под солнцем было не очень приятно, но под укрытие деревьев, в тени, мы бы сейчас явно не сунулись.
            Волак вуже обдумывал отчётную позицию по нашему бесславному выезду. Я же пила воду из бутылки и пыталась понять, что же меня напугало? Я видела призраков, да боже мой, я всю жизнь их вижу, и готова спорить, что если сейчас я успокою сознание и нырну даже на край посмертия, я увижу и в парке не один десяток!
            И среди этих призраков, что были со мной и вокруг, я видела и тех, кто ужасно сохранился, и тех, кто запомнил своё тело в изуродованном виде и перенял свой облик из последней памяти. на меня нападали эти несчастные, и имели при этом самые разные обличья.
            Так почему я испугалась сейчас? А потому, что это был не призрак. Это было что-то более мощное, более страшное, и непостижимое. А ещё – разумное. Оно предложило нам уйти. Не тронуло! Почему?
–  Ты переживаешь про отчёт? – спросила я, устав мучиться от вопросов. – Только об этом? а то, что мы видели?..
– Мы ничего не видели, – строго предостерёг Волак, – запомни это. Они нам не открыли. Уверен, что завтра или послезавтра, мы услышим про них в газетах. И услышим явно нехорошее. Пропажа или…
            Он недоговорил. Но тут и ослу понятно, что фигура, выходящая в вашей квартире из стены, и выгоняющая гостей, к вам не на пиццу пришла! Так что да – скорее всего, услышим.
– Мы остались, Ниса, остались живыми, – напомнил Волак. Видимо, себя он оправдал этим. – Мы не пострадали, и будем исходить из этого. Помочь мы не могли. Там не призрак. Там… иное. Что именно – не знаю. Но это существо есть на свете.
– Оно нас пожалело.
– Пожалело, отпустило, – Волак пожал плечами, – плевать. Мы не полезли бы в драку. Мы даже не знаем с чем имеем дело.
– Именно! – я вскочила. Бешенство, пришедшее на смену страху, смешанное со стыдом, рвалось наружу. – Волак, мы же должны как-то…постигать, изучать, искать помощи. Мы уже не первый раз сталкиваемся с тем, что не в нашей специфике, но никогда ещё мы так позорно не убегали.
– И что ты предлагаешь? – спросил Волак с иронией, – организовать собрание с представителями министерств? Мол, дайте денег и учёных, а то мы про нечисть знаем? Или пойти к военным? Не желаете, дескать, дать средств на расследование, а то вдруг вам чего и сгодится? Ниса, очнись, не все люди верят в то, что видят призраков, а уж если мы начнём говорить, что мы видим то, сами не зная что, мы и вовсе ни к чему не придём. Всё, что мы можем, это тихонько обмениваться опытом с другими Агентствами по миру. И то, если там не психи. Или если они не сочтут нас психами и решат поделиться чем-то. у кого просить помощи?
– У церквей, – неуверенно предложила я, бешенство, так хорошо рванувшее, угасало.
            Волак полнялся со скамьи.
– Ниса, у каждой веры свой подход. Некоторые вообще считают, что вмешательство в загробную жизнь – грех. У кого просить помощи? Ну пошлют тебе пару экзорцистов, ну увидят они какую-нибудь дрянь, а это что, демоны? Не знаю. Если демоны, то какие? Как их гнать? Да и нам ли это делать? К кому ещё пойти? К экстрасенсам? Паранормальщикам? Люди, что видят НЛО по пять раз в год? Половина из них – шарлатаны или безумцы…
            Волак неожиданно рассмеялся:
– Или нет. Про нас ведь тоже можно сказать, что мы шарлатаны и безумцы. Так может и колдуны в газетах настоящие?
– Я просто…– я развела руками, – это ужасно. Беспомощность ужасна, Волак.
– Так и знание не сахар, – Волак помрачнел, – мы делаем много, Ниса. Да, в масштабе всех душ – мало. Но это хоть что-то. мы помогаем мёртвым обрести покой. И мы не должны лезть туда, где не смыслим. Потому что про свои компетенции и полномочия мы знаем, и честно говоря, я был в ужасе, когда узнал, что такое наш мир. Вокруг призраки! В каждом доме, на каждой улице. А что если мы начнём искать, и узнаем ещё что-нибудь? Что-то, что хуже?
– Например? – я сдавалась. Я никогда не была воином, не любила спорить и не сразу находила аргументы в беседах и спорах с живыми. Слова Волака же были логичнее и убедительнее моих.
– Не знаю, – Волак задумался, – выяснится, к примеру, что все мы – вся наша планета, все люди, это не более, чем столовая. Ну, для таких вот темных фигур и кого-нибудь еще. Монстров! Они изводят нас, пьют силы, забирают души и всегда где-то рядом с нами. Мы выращиваем коров и кур, а они выращивают нас. И понемногу едят. А? хороша версия?
– Отвратительна.
– И я бы не хотел такого знать, – согласился Волак, – но доля правды, думаю, в моих словах есть. насколько я заметил, во многих культурах есть схожие вещи. Причём, даже если эти культуры шли из разных мест и разных условий. Но и в тёплых местах, и в холодных, и там, где почвы были бедные, и там, где богаче, и там, где говорили на разных языках, легко смешиваясь племенами, и там, где жили обособленно, не пуская чужаков, словом, отовсюду идут схожие представления о мире. Да ты и сама легко заметишь. Вот давай, навскидку, возьмём ночные кошмары?
            Я молчала, Волак умел увлекать, но на смену подавленности пришла какая-то нелепая гордость и желание остаться льдом и не вступать в диалог. Но Волака это никогда не смущало.
– Мара, инкубы и суккубы, Лилит, Старая Ведьма, альпы…все они насылают кошмары в разных культурах и в разное время. Можно ещё вспомнить египетского бога…
– Хватит, – я покачала головой, – всего этого хватит!
– Я это к тому, что нам надо делать свою работу и не лезть в то, чего мы не знаем, – подвел итог Волак, – а не то мы ещё или влезем куда-нибудь, или узнаем что-то, с чем не сможем жить. Наш мир не такой, каким мы его видим  – мы это знаем, но вот насколько не такой, нам, наверное, лучше не знать, а? лучше заберем машину и поедем в Агентство. Там, наверное, нас ждут нормальные клиенты. А эти двое, ты уж запомни, нам сегодня не открыли дверь.
Из цикла «Мёртвые дома» - вселенная отдельных рассказов. Предыдущие рассказы: «Рутина, рутина…» , «Отрешение» , «Тот шкаф», «О холоде»,  «Тишина», «Та квартира»,  «Об одной глупости» , «Слово»,  «Палата 323» , «Встреча» и «Кто живет в шкафу?». Каждый рассказ можно читать отдельно.
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2025

Регистрационный номер №0539182

от Вчера в 05:27

[Скрыть] Регистрационный номер 0539182 выдан для произведения: (*)
– Вы обязаны нам верить! Просто обязаны…– в голосе женщины звучали одновременно и мольба, и требование. Я вообще поражаюсь до сих пор тому, как люди умеют это совмещать, мол, помоги мне, это твоя святая обязанность! Почему? Да потому что я тебе плачу.
            Хотя платит её муж, который, кстати, сидит молча. Напряжённо, но молча.
– Я обязана сдавать декларацию в срок, всё остальное на усмотрение, – заметила я, но Волак, который сегодня, о, редкий случай, поехал со мной на дело, кашлянул, переводя внимание на себя.
            При этом мне был послан самый недружелюбный взгляд. Ну-ну, вернёмся в Агентство, и я явно получу очередное внушение.
– Руби, – сказал Волак вежливо, перехватывая беседу, – пожалуйста, расскажите, когда произошёл первый контакт с паранормальной активностью?
            Женщина поёжилась. Интересно, почему все так боятся показавшихся вдруг призраков? Большая их часть вовсе не агрессивна, а забыла о том, что умерла или пытается отыскать близких, или боится уходить… да и для агрессии нужны силы, а душа их почти всегда теряет. Некоторые призраки даже не могут показаться. Максимум – мельтешение краем глаза отметит живой человек, да и то решит что мушка какая-нибудь.
            Призраки повсюду. Они смотрят на нас, живых, с потолков и из чуланов, из вентиляционных решёток и даже из наших собственных шкафов. Смотрят с завистью и обидой, непониманием и досадой. За тысячи лет умерло слишком много, чтобы просто разойтись между раем и адом! А может быть, и те, и другие просто не отладили механизм забора душ? Не знаю. Знаю лишь только то, что наше Агентство едва ли не уникальное. Мы провожаем призраков в Ничто.
            И лично я делаю это больше для призраков, которые заслужили покоя, чем для людей, у которых есть ещё тысяча и один оплот поддержки. А у призраков только мы!
– То-ом, – позвала Руби, не решаясь сказать, – ты ведь первый…
            Сейчас она его, похоже, ненавидела. Что ж, это уже забавно! Я с любопытством взглянула на молчащего до сих пор мужчину. Говори, Том, чего ты там видел? Не стыдись, нам, врачам, адвокатам и священникам можно рассказывать всё. Даже то, что показалось. Работа у нас такая.
– Ну…я проснулся посреди ночи, – сказал Том, глянув на жену, а потом ткнувшись взглядом в свои колени.
            Ну вот опять! Всегда одно и то же! я проснулся среди ночи и увидел, как у моей люстры клубится дым! Я проснулся среди ночи и услышал хихиканье из шкафа. Я проснулась среди ночи, и увидела, как за окном стоит бестелесная светящаяся фигура!
            Люди, берегите нервы! Если вас так уж тянет просыпаться ночью, то побойтесь себя и за себя, и не открывайте, проснувшись, глаза! поверьте, в мире есть много такого, что лучше и не видеть. И те призраки, что знают остатками своего разума что мертвы, делают всё, чтобы не напугать живых, не показаться ему. Даже ходят по миру, скучая по нему, неладному, ночами. А вы?
            Нет, честное слово, я когда-нибудь выпущу методичку для живых, и посоветую закрывать на ночь шторами окна, запрещу открывать глаза по ночам и порекомендую в случае какой-то активности не шевелиться и изображать сон.
– Продолжайте, – улыбнулся Волак, – мы слышали и более странные вещи, я уверен.
            При этом Волак предостерегающе взглянул на меня. ой-йо! Велика важность! Начальник гневается! Тьфу! А были б это простые люди, а не знакомые какого-то там его знакомого, конечно, важного и значимого, так он бы и не приехал сюда, со мной.
– Мне показалось, что кто-то рядом со мной есть, – продолжил Том, его голос был безучастным, словно он рассказывал какой-то скучный урок, а не переживал ужас снова. – Словно кто-то смотрел на меня в ночи…
            Ещё одно правило для будущей методички: если вам кажется, что кто-то стоит за вашей спиной или смотрит на вас, пока вы усиленно изображаете сон, не просыпайтесь! Призраку это надоест или он ослабнет. А вот если увидите, если всё-таки не устоите, то пеняйте на себя.
– Я открыл глаза, – вещал Том, не знавший, что я мысленно советую ему никогда больше не просыпаться, как минимум, по ночам. – А она в углу… тёмная фигура.
            Ну, как тебе сказать – может потому что ночь?! Редко какой призрак умеет сиять. Это древнее и гневное состояние.
– Как из дыма. Не разглядеть, – продолжал Том.
            Опять же – ночь!
– Она прошла через дверь спальни, обошла кровать, а потом застыла у нас в ногах, – закончил Том и всё-таки робко взглянул на Волака, очевидно, его фигура привлекла в нём больше поддержки.
            В ногах? Я поймала взгляд Волака и покачала головой: для призрака это редкость. Призраки смотрят на лица, от того и склоняются к лицам живых с потолков или зависают в изголовье, или сидят, наоборот сидят у кровати, вглядываясь… лица – это эмоции, а значит, и жизнь, которой у них уже не будет.
– Вы должны верить!  – Руби расценила моё движение головой как акт недоверия и снова страх слился в ней с мольбой и требованием. – Всё так и было! Она наблюдала за нами!
            Ну наблюдала и наблюдала! И что? За нами наблюдают насекомые. За нами наблюдают зеркала – что теперь? Паниковать? Может призрак тоже хочет.
– Я надеялся, что мне показалось, – объяснил Том, смутившись реакции жены, – надеялся! Но Руби проснулась. И я спросил, видит ли она что-нибудь. И она…увидела.
– Он был в ногах…стоял, – Руби вдруг растеряла всякий требовательный тон и сделалась, наконец, просительницей.
– Он? Том говорил, что она, разве нет? – Волак хоть и отвык от полевой работы, а всё-таки ещё умеет слушать людей. Хотя я разницу поняла быстро. Фигура, явившаяся из темноты, чёрная, неразличимая, была фигурой человека. но мужчины или женщины? Непонятно. Том говорил «о ней» как о тени, о фигуре. А Руби…говорила как о призраке. Вероятнее всего, напугавшая их сущность не была ни тем, ни другим. Скорее всего, она уже потерялась в посмертии и не помнила половой принадлежности при жизни своего сосуда.
– Не видно было, – Руби помялась, и подтвердила мои предположения, – призрак…тень. Понимаете?
– Вы чувствовали какой-нибудь странный запах или слышали звук? – Волак, конечно, крайне доброжелателен и притягателен для людей, но я тут не расшаркиваюсь, а работаю. Мне нужнее задать вопросы.
– Нет, – Том и Руби переглянулись и ответили в унисон.
– Какой-то свет? Или шелест? Может быть что-то, похожее на ветер? – продолжала допытываться я. Волак, на моё счастье, молчал. Может решил не вмешиваться, а может быть считал своей главной задачей контролировать моё общение с живыми.
– Я не видела и не слышала, – отозвалась Руби.
– Я тоже, – подтвердил Том, – я даже страха не испытал, если честно.
            Ну чтоб тебя! и на кой чёрт я тут высиживаю? Он не испугался, а я страдай?
– Тогда не испытал, – поправился Том, видимо, прочитав в моём лице всё, что я думаю насчёт его достижений в храбрости и в уместном их озвучивании. – Но потом я стал видеть эту фигуру чаще. В проёме, в зеркале, у подножия кровати, у лестницы…
– Одну? – уточнил Волак. Он оживился. Что ж, полевая работа и ему на пользу!
– Да, одну. Но постоянно и в разных местах, – Том виновато взглянул на посерьёзневшую Руби, – я думал, что схожу с ума.
            О, ещё одно правило для моей будущей методички:  согласитесь с тем, что вы сходите с ума, и успокойтесь, не приставайте к людям, чтобы они  пришли вам на помощь. Ваше безумство было предопределено свыше, потому… оставьте Нису в покое! И Агентство.
– И я тоже видела! Видела! – Руби, которую ещё никто не спросил, не могла смолчать. – Они были повсюду.
            Мы с Волаком нахмурились одновременно:
– Они?! – редко наши мысли так сходятся. Но меньше минуты назад Том сказал, что видел одну тень. Руби говорит о «них». Если подумать, то ещё она сказала о «нём», а Том говорил о фигуре как о женщине.
– Ну… я не знаю. Может быть, он слишком быстро перемещался, – Руби, похоже, смекнула неладное и поняла, что наше недоверие растёт.
            А оно росло. Можно не определиться с полом, это ничего, но с количеством?  Я заставила Волака взглянуть на себя. Он кивнул – что ж, мы давно не работали вместе, но это не значит, что мы разучились друг друга понимать. Надо было разделить их и поговорить с каждым по отдельности.
            Это поможет получить показания и объяснения почище…
***
– Вы обязаны мне поверить…– А Руби снова за своё! Какая прелесть эти живые! Они всегда знают что я обязана сделать. Сейчас я обязана верить. Просто потому что так решила Руби.
– Расскажите мне о другом, – я проигнорировала попытку навязать на меня обязательство, – расскажите, видели ли вы в детстве какие-нибудь похожие…тени?
            В этом вопросе, на самом деле, всё гадство и предопределение. В мире ходит слишком много мёртвых, но на пороге нашего Агентства не стоит очередь из людей, которые спешат нам пожаловаться на призраков. Есть один фокус. Мы его не сразу поняли, не сразу дошло и до Волака, но если в детстве ребенок замечает что-то подобное, если видит тени, то потом, после какого-то периода, в результате нервного возбуждения – неважно даже, от стресса или от радости, или после травмы, или ещё после какого-нибудь случая, он начинает их видеть снова. А некоторые и с детства не перестают.
            Это похоже на болезнь. Если ты болел ею в детстве, то заболеешь ею снова. Всё равно будет в твоей жизни момент, когда ты будешь или очень рад или напуган, или печален, или в меланхолии…
            Волак считает, что это предрасположенность людей, ну вот у кого-то есть способности к рисованию, у кого-то к математике, а кто-то просто более чувствителен и в минуты эмоциональных порывов приближается к миру посмертия. И это забавно, потому что в самом посмертии нет эмоций. Последняя эмоция для души, это, как правило, шок от разрыва с телом. И всё, пусто!
            Во всяком случае, так мы думаем.
– Что? – Руби растерялась от моего вопроса. И тут же возмутилась: – я нормальная!
– Я и не говорю что с вами что-то не так, – заверила я, – но ответьте на вопрос, пожалуйста.
– Нет! – Руби всё ещё была возмущена, – я никогда ничего не видела. Ну до тех пор. А теперь вижу постоянно.
            Конечно, она могла не помнить, что в детстве были подобные явления. Конечно, она могла и не заметить их, да и в детстве дети как-то быстрее и проще адаптируются к тому, что есть то, чего не видят другие. Но слишком много неувязок!
– Эти тени производят звуки? Например, скрежеты, вздохи или, быть может, шум шагов?– следующий вопрос был уже с подвохом. призраки могут воздействовать на предметы, могут заставлять скрежетать люстры, производить скрежет, царапать по зеркалу – действовать на нервы тем или иным способом.
            Но есть то, чего они делать не могут. Шагать со звуком. Даже если призрак старательно вышагивает по лестнице, звуков не будет.
– Шаги! – подтвердила Руби мои подозрения. – Они шагают, кажется. Мне всё время кажется, что за дверью спальни кто-то ходит ночами.
            Я кивнула. Тут же на пороге комнаты появился встревоженный Волак. Его собственные шаги я услышала давно, его тяжелую поступь трудно было не услышать в принципе. Но Руби это как-то удалось. Погружённая в себя, она вздрогнула и тихо вскрикнула, увидев его. И только осознав, что это не призрак, вымученно улыбнулась.
– Мы осмотримся, вы не против? – спросил Волак, едва заметно кивнув мне. Наверное, он пришёл к тому же выводу что и я.
            Том, стоявший за его спиной, проблеял что-то насчёт того, что не возражает.
***
            Осмотр мы проводили слаженно, на совесть. Я даже не поленилась достать фонарик, чтобы получше осмотреть потолок на предмет трещин. Как-то странно, но именно потолки выдают присутствие неупокоенной активности. Трещины, сколы, чернота, на которую нет никаких видимых причин – это всё наши знаки.
            Но здесь чисто.
            На моё счастье, Волак как-то сплавил Руби и Тома в кухню, чтобы те не мешали нам оглядеть жилище. Ну и хорошо, не выношу, когда живые ходят за мной по пятам, смотрят, как я работаю и задают вопросы, мол, чего это вы тут делаете и как это вам поможет зафиксировать призрака?
– У неё призраки шагают, – шёпотом оповестила я.
            Волак кивнул:
– У этого тоже.
            Мы посмотрели друг на друга.
– И чего мы тут делаем? – поинтересовалась я уже не шёпотом. – Ты же понимаешь, что это не призраки. Призраки так себя не ведут.
– Известные нам призраки, – поправил Волак. – Ты не знаешь что они могут, вернее, что ещё могут.
– Мы по известным и ходим, – я обозлилась, – Волак, я в посмертие не полезу общаться чёрт знает с чем или кем!
            Мы уже говорили в голос. Плевать на живых, тут вопрос стоит уже по-другому. Это вопрос компетенции: и моей, и Агентства.
– Здесь нет симптомов, – заговорила я тише, Волак всё также молчал, раздумывал, – здесь чистые потолки, краны не капают, цветы не вянут, по стенам нет следов, нет никакого основания для вмешательства. Я даже…нет, не чувствую.
            На мгновение я прикрыла глаза, проверяя внутреннюю тревогу. Всё тихо. Были бы призраки, я бы почуяла. Я с детства чуяла.
– Я тоже не чувствую, – неохотно признал Волак, – я пытался звать посмертие. Здесь есть призрак, но это призрак какого-то животного. Я бы сказал, что собаки. 
            Силён! Я собаку не чуяла. Конечно, если бы у меня был бы интерес поймать именно призрак животного, я бы увидела. Но я искала фигуры, похожие на людские.
– Тогда пошли отсюда! – предложила я, выключая фонарик. – Скажи этим психам, что призраков тут нет, и…
            Слова застряли у меня в горле. Издеваясь надо мной, не меньше, из стены отлепилась чернота, и мгновенно обрела человеческую форму. Да, весьма и весьма условную, без возможности различить лица или особенностей, даже пол сказать было невозможно, но это произошло.
            Волак обернулся и мгновенно отскочил ко мне. Его самообладание было велико и он среагировал очень быстро.
– Вы нас видите? – спросил Волак, обращаясь к явленной тени. – Слышите?
            Тень склонила чёрную голову набок, точно изучала нас. Я почувствовала как холодок шевелится в желудке, переворачивается внутри меня змеёй… за спиной Волака, конечно, легко было бы спрятаться, но чернота, вышедшая из стены, приковала меня одним присутствием к месту.
– Вы умерший? – спросил Волак. Он, похоже, не терял надежды на то, что призрак, если это, конечно, призрак, пойдёт на контакт с ним.
            Вместо ответа тёмная фигура протянула вперёд руку, длинную и чёрную, неотличимую прежде от тела, и погрозила в ледяном молчании пальцем.
– Это угроза? Чем вам… – Волак был плохим, но упорным переговорщиком. Я бы уже сдалась. Я бы сразу сдалась, но он продолжал допытываться.
            Палец тени красноречиво застыл, и Волак, догадавшись, примолк.
            Фигура, убедившись, что мы её понимаем, показала пальцем на Волака, потом на меня (и я пожалела, что не нырнула за спину Волака когда была возможность) и затем перевела палец на дверь.
            Получилось: ты и ты – вон!
– Я бы его послушала, – прошелестела я. Во рту было непривычно сухо и как-то жарко. – Идём.
            Тень повторила свой жест.  Волак, напряжённо глядевший на фигуру, к моему величайшему облегчению, кивнул и пошёл, не сводя взгляда с тени, к дверям. Я на фигуру не обернулась до самой двери. Она продолжала стоять, когда я вываливалась за порог.
– Ну что? – Руби и Том, про которых лично я уже забыла, смотрели на нас с надеждой. Самое отвратительное чувство – знание, что на тебя рассчитывают. Даже если это всего лишь живые, которых ты сегодня впервые увидела.
– А...всё хорошо, – теперь уже я неубедительно блеяла, и Волак, возникший за мной, красноречия мне не прибавил. Он только мотнул головой и пошёл прочь из жилища.
– Стойте! Что же у нас? Что делать? – они сыпали вопросами, спешили за нами, а мы покидали чертовски длинный коридор, рвались к спасению. И, похоже, вовремя. К тому моменту, как мы перескочили последнюю дверь, тёмная фигура уже возникла за спинами Тома и Руби, которые ещё не подозревали о том, что мы их оставляем.
            Дверь захлопнулась за нашими спинами то ли в порыве чьего-то ускорения, то ли в бешенстве, то ли в защите.
            Мы скатились со ступенек, при этом я умудрилась запнуться, но всё-таки устоять и побежали, напрочь забыв про машину, в сторону от дома.
            Мы, знавшие смерть, видевшие призраков лицом к лицу, испугались.
***
– Допустим, они нам не открыли, – Волак заговорил неожиданно и совсем не о том, чего я ждала.
            Мы устроились в парке. Да, сновали люди, и сидеть под солнцем было не очень приятно, но под укрытие деревьев, в тени, мы бы сейчас явно не сунулись.
            Волак вуже обдумывал отчётную позицию по нашему бесславному выезду. Я же пила воду из бутылки и пыталась понять, что же меня напугало? Я видела призраков, да боже мой, я всю жизнь их вижу, и готова спорить, что если сейчас я успокою сознание и нырну даже на край посмертия, я увижу и в парке не один десяток!
            И среди этих призраков, что были со мной и вокруг, я видела и тех, кто ужасно сохранился, и тех, кто запомнил своё тело в изуродованном виде и перенял свой облик из последней памяти. на меня нападали эти несчастные, и имели при этом самые разные обличья.
            Так почему я испугалась сейчас? А потому, что это был не призрак. Это было что-то более мощное, более страшное, и непостижимое. А ещё – разумное. Оно предложило нам уйти. Не тронуло! Почему?
–  Ты переживаешь про отчёт? – спросила я, устав мучиться от вопросов. – Только об этом? а то, что мы видели?..
– Мы ничего не видели, – строго предостерёг Волак, – запомни это. Они нам не открыли. Уверен, что завтра или послезавтра, мы услышим про них в газетах. И услышим явно нехорошее. Пропажа или…
            Он недоговорил. Но тут и ослу понятно, что фигура, выходящая в вашей квартире из стены, и выгоняющая гостей, к вам не на пиццу пришла! Так что да – скорее всего, услышим.
– Мы остались, Ниса, остались живыми, – напомнил Волак. Видимо, себя он оправдал этим. – Мы не пострадали, и будем исходить из этого. Помочь мы не могли. Там не призрак. Там… иное. Что именно – не знаю. Но это существо есть на свете.
– Оно нас пожалело.
– Пожалело, отпустило, – Волак пожал плечами, – плевать. Мы не полезли бы в драку. Мы даже не знаем с чем имеем дело.
– Именно! – я вскочила. Бешенство, пришедшее на смену страху, смешанное со стыдом, рвалось наружу. – Волак, мы же должны как-то…постигать, изучать, искать помощи. Мы уже не первый раз сталкиваемся с тем, что не в нашей специфике, но никогда ещё мы так позорно не убегали.
– И что ты предлагаешь? – спросил Волак с иронией, – организовать собрание с представителями министерств? Мол, дайте денег и учёных, а то мы про нечисть знаем? Или пойти к военным? Не желаете, дескать, дать средств на расследование, а то вдруг вам чего и сгодится? Ниса, очнись, не все люди верят в то, что видят призраков, а уж если мы начнём говорить, что мы видим то, сами не зная что, мы и вовсе ни к чему не придём. Всё, что мы можем, это тихонько обмениваться опытом с другими Агентствами по миру. И то, если там не психи. Или если они не сочтут нас психами и решат поделиться чем-то. у кого просить помощи?
– У церквей, – неуверенно предложила я, бешенство, так хорошо рванувшее, угасало.
            Волак полнялся со скамьи.
– Ниса, у каждой веры свой подход. Некоторые вообще считают, что вмешательство в загробную жизнь – грех. У кого просить помощи? Ну пошлют тебе пару экзорцистов, ну увидят они какую-нибудь дрянь, а это что, демоны? Не знаю. Если демоны, то какие? Как их гнать? Да и нам ли это делать? К кому ещё пойти? К экстрасенсам? Паранормальщикам? Люди, что видят НЛО по пять раз в год? Половина из них – шарлатаны или безумцы…
            Волак неожиданно рассмеялся:
– Или нет. Про нас ведь тоже можно сказать, что мы шарлатаны и безумцы. Так может и колдуны в газетах настоящие?
– Я просто…– я развела руками, – это ужасно. Беспомощность ужасна, Волак.
– Так и знание не сахар, – Волак помрачнел, – мы делаем много, Ниса. Да, в масштабе всех душ – мало. Но это хоть что-то. мы помогаем мёртвым обрести покой. И мы не должны лезть туда, где не смыслим. Потому что про свои компетенции и полномочия мы знаем, и честно говоря, я был в ужасе, когда узнал, что такое наш мир. Вокруг призраки! В каждом доме, на каждой улице. А что если мы начнём искать, и узнаем ещё что-нибудь? Что-то, что хуже?
– Например? – я сдавалась. Я никогда не была воином, не любила спорить и не сразу находила аргументы в беседах и спорах с живыми. Слова Волака же были логичнее и убедительнее моих.
– Не знаю, – Волак задумался, – выяснится, к примеру, что все мы – вся наша планета, все люди, это не более, чем столовая. Ну, для таких вот темных фигур и кого-нибудь еще. Монстров! Они изводят нас, пьют силы, забирают души и всегда где-то рядом с нами. Мы выращиваем коров и кур, а они выращивают нас. И понемногу едят. А? хороша версия?
– Отвратительна.
– И я бы не хотел такого знать, – согласился Волак, – но доля правды, думаю, в моих словах есть. насколько я заметил, во многих культурах есть схожие вещи. Причём, даже если эти культуры шли из разных мест и разных условий. Но и в тёплых местах, и в холодных, и там, где почвы были бедные, и там, где богаче, и там, где говорили на разных языках, легко смешиваясь племенами, и там, где жили обособленно, не пуская чужаков, словом, отовсюду идут схожие представления о мире. Да ты и сама легко заметишь. Вот давай, навскидку, возьмём ночные кошмары?
            Я молчала, Волак умел увлекать, но на смену подавленности пришла какая-то нелепая гордость и желание остаться льдом и не вступать в диалог. Но Волака это никогда не смущало.
– Мара, инкубы и суккубы, Лилит, Старая Ведьма, альпы…все они насылают кошмары в разных культурах и в разное время. Можно ещё вспомнить египетского бога…
– Хватит, – я покачала головой, – всего этого хватит!
– Я это к тому, что нам надо делать свою работу и не лезть в то, чего мы не знаем, – подвел итог Волак, – а не то мы ещё или влезем куда-нибудь, или узнаем что-то, с чем не сможем жить. Наш мир не такой, каким мы его видим  – мы это знаем, но вот насколько не такой, нам, наверное, лучше не знать, а? лучше заберем машину и поедем в Агентство. Там, наверное, нас ждут нормальные клиенты. А эти двое, ты уж запомни, нам сегодня не открыли дверь.
Из цикла «Мёртвые дома» - вселенная отдельных рассказов. Предыдущие рассказы: «Рутина, рутина…» , «Отрешение» , «Тот шкаф», «О холоде»,  «Тишина», «Та квартира»,  «Об одной глупости» , «Слово»,  «Палата 323» , «Встреча» и «Кто живет в шкафу?». Каждый рассказ можно читать отдельно.
 

 

Смирение