Рождество

            Наступления Рождества Азазель ждал с нетерпением. Да, конечно, это было тайной – ни один демон бы не понял, заяви Азазель подобное хоть кому-нибудь. Но Азазель давно умел хранить тайны, и эту – самую дорогую, самую хрустальную и робкую берёг пуще всего на свете. Пожалуй, единственное, что могло бы переплюнуть силу этой тайны – дружба с Люцифером. Хотя…дружба – это слишком громкое слово.
            Друзьями они были, когда стояли в одном ряду, когда были ангелами, когда были неразлучны мыслями и поступками, проказами и добродетелью. А потом Люцифер поднял бунт, повёл с собою часть небесного мира и был низвергнут. Пав же во тьму, лишившись самой светлой своей части, Люцифер возвысился во тьме. Отныне он был господином, властелином и владыкой Подземного Царства, а Азазель при нём был одним из слуг. Да, Азазель был привилегированным, но всё-таки слугой. Но Азазель легко смирился с этим и продолжал делать вид, что его дружба с Люцифером так и осталась дружбой и не приобрела никакого оттенка. Люцифер, впрочем, вёл себя схожим образом. Он давал привилегии Азазелю, каких не давал никому, советовался с ним и был почти откровенен…
            Может быть, тосковал по прошлому? Тосковал и бежал от него. А может быть нуждался в отражении своих мыслей? Или, что ещё проще, держа рядом Азазеля, вспоминал о своём могуществе, ведь когда-то они были равны.
            Так или иначе, но Азазель оставался предан Люциферу, и готов был даже ступить в Ничто, если тот попросит. Однако эта преданность отзывалась необходимостью: Азазель должен быть всегда открыт мыслями к Люциферу или быть в пределах доступности к хозяину. Это порою раздражало. К тому же Люцифер не отличался тактичностью, и врывался в сон, в размышления и даже в минуты напряжённой работы, вторгался в мысли, требовал, спрашивал, шутил.
            И один только день, вернее, одна ночь и следующий за нею день освобождали Азазеля от этой власти. Пусть ненадолго, но он выбирался на полную свободу и дышал, ходил по улицам людского мира, вглядывался в лица.
            Разумеется, речь о Сочельнике и Рождестве. В эту ночь и в день у Люцифера портилось настроение. Из года в год, из века в век, как родился этот младенец, Люцифер не знал покоя, и всё силился понять то, чего не был в силах понять: почему люди выбрали младенца, а ещё хлеще – человека, пусть и полукровку, в свои защитники?
            В ночь перед и в сам день Люцифер не трогал Азазеля. Он не появлялся на совещаниях. И сам не затевал их. Он исчезал (может быть и впрямь исчезал) из всех ветвей и плетений Подземного Царства, не ел, не пил, не говорил ни с кем из демонов и не попадался на глаза. Кое-кто из демонов, особенно из новичков, выдыхал, полагая, что владыка Подземного отправился на отдых или смягчился, но это было глубоким заблуждением: проходил Сочельник, проходил день рождества и Люцифер появлялся и спрашивал, крепко спрашивал за всё, что не было сделано за период его отсутствия и за все совершённые промахи. Именно поэтому высшая знать демонов предпочитала не замечать того, что хозяина нет. Он появится, совсем скоро, и тогда держись…нет уж, лучше сделать вид, что он по-прежнему есть и может явиться в любую минуту, и свои легионы также держать в этой мысли!
            А вот Азазель не желал упускать этого краткого отгула. Он заранее переправлял дела, кое-что отметал, кое-что перепоручал, словом, делал всё, чтобы расчистить себе несколько часов прогулки по людскому миру. Да, вы можете заметить, что в Людском Мире в Сочельник и Рождество блуждают архангелы и сам архистратиг, соблюдая порядок и безжалостно ловя демонов, которым запрещено быть в людском мире в эти святые часы. Да, вы можете так сказать. И будете правы. Но Азазель был высшим демоном, и умел укрываться от надзоров ангелов и архангелов, а архистратиг его не трогал: негласное соглашение действовало меж ними – Азазель блуждает в Рождество и не творит ничего, связанного с работой, а архистратиг закрывает на это глаза.
            Так до тех пор, пока кто-то из них не попадётся начальству. И Азазель даже не знал, что хуже: попасться в руки Небесных и затеять разбирательство или открыться Люциферу в своём рождественском блуждании и, без сомнения, встретить презрение в его глазах?
            Азазель знал, что рискует, но демоническая натура на то и демоническая – зовёт к свободе, подлая! И Азазель, дождавшись положенного часа и выждав для верности ещё четверть от нового, через тайную тропу, доступную его силе, выскользнул в мир людей…
***
            Азазель шёл по заснеженным улицам, наслаждаясь свежим воздухом и шумом. Повсюду была суета и толкотня, звучали какие-то смешки, и голоса образовывали удивительный хор: каждый на свой лад, но вместе – восславление праздника. Вокруг люди спешили за последними покупками, спешили жить и резвиться. Даже чинные и благородные дамы и господа и то припускали быстрее и даже позволяли себе насмешливые движения и небольшое хулиганство в гримасах.
            Это веселило Азазеля.
            Улицу же, по которой неспешно, выделяясь из толпы, проходил Азазель, затопило запахами. Тут был и еловый аромат, и свечной, и какой-то сладкий цитрусовый, и запах печёных орехов, мёда, каких-то специй…с большим удовольствием Азазель унюхал в этом плетении ароматов праздничный яблочный пирог и шоколадный пудинг, а ещё – едва ли не у каждого прилавка – торговцев с жареными каштанами и шоколадно-ореховыми палочками.
            Это дурманило Азазеля.
            В витринах – блестящих, залитых дрессированным светом множества свечей – стояли ёлки разных мастей, на каждой блестели стеклянными и перламутровыми боками игрушки, изображавшие и привычных лошадей, оленей, и звёзды, и домики, снежинки. У одной витрины Азазель застыл на несколько минут – велико было искусство в руке, что вырезала для этой елки фигурки ангелов…
            Азазель залюбовался против воли: живые получились ангелы. В блеске лака и свечей казалось, что ангелы улыбаются и плачут. Один был точь-в-точь как Люцифер – такие же золотые кудри и такой же взгляд.
            «Хотел бы я познакомиться с мастером!» – усмехнулся про себя Азазель, и заставил себя идти дальше, идти вдоль витрин. За которыми таились шелка, кружева, платья, подсвечники, многоэтажные пироги, свечи, засахаренные дольки апельсина, чаши с мёдом и орехами, кубки с винами – всё для праздника, всё для жизни! Азазель искренне улыбнулся в витрину, за которой блестел жиром и золотистой корочкой большой гусь на деревянном блюде, помахал рукой какой-то девочке, что выбирала в другой витрине куклу…
            Азазелю стало хорошо. Он был хозяином жизней, и чувствовал единение с миром.
            Он даже неожиданно раздобрел и расщедрился, и сунул мальчонке-попрошайке серебряную монету…
            Ох, если бы описать словами, что это была за монета! Совершенно чужая для этой земли, она уже стоила даже бы здесь пару сотен обыкновенных монеток! И век, и страна, и редкость… да, Азазель просто дал, не рассчитывая будущего мальчонки, дал, потому что захотелось.
            И дела ему не было до того, что этой ночью мальчонку прирежут в ближайшей подворотне за эту монету ребята постарше, которые не оценят редкости, но поймут: вещь стоящая! Убийцы понесут монетку к старому скупщику, про которого точно знали, что тот не брезгует нечестно добытым. Скупщик их, конечно, обманет и только через пару столетий стоимость этой монетки, удивляясь такой диковинке, смогут по достоинству оценить целой комиссией исследователей и мастеров…
            Но Азазелю было не до мальчонки. Он просто сунул ему монетку и пошёл дальше, насвистывая что-то лукаво-весёлое и залихватское.
            Миновав же проулок, убегая от блестящих витрин в проходы, где уже не так ярко, но по-прежнему празднично и ещё более уютно от настоящих, приготовленных для домочадцев угощений, Азазель даже подмигнул симпатичной барышне. Та залилась краской и зашепталась со своей компаньонкой. Азазель расхохотался: он знал свои возможности и своё лукавство. В мыслях у него не было сбивать эту барышню, пробуждать  в её птичьей душе чувства, но захотелось подмигнуть, повеселить себя…
            Для него – мимолётность. Для неё – самое яркое впечатление за недолгую жизнь. Он пошёл дальше и забыл её лицо, она загадала встречу «с таинственным незнакомцем» ещё два десятка раз в Сочельник, прежде, чем успокоилась и поняла, что встречи не будет.
–Наверное, он был ангелом! – горестно решила она и заставила себя забыть встречу…
            А Азазель пошёл дальше. Миновав ещё проулок, Азазель понял, что может вернуться кругом или пройти к ледяному парку, где уже резвилась ребятня, или поддаться на достигший его ноздрей тонкий аромат имбиря, корицы и шоколада.
            В еде Азазель, как демон, в общем-то не нуждался. И он превратил еду в способ получения удовольствия, от того и стремился есть только настоящее, доставленное контрабандой из людского мира, что ему, как привилегированному, конечно, позволялось.
            «До следующего рождества ещё долго!» – решил Азазель и пошёл на запах, и вскоре достиг своей цели – спрятанной в стекле и рождественских свечах маленькой пекарни, куда с удовольствием нырнул, и, не примериваясь к языку, легко подстраиваясь под землю, в которую прибыл, заказал себе пудинг, горячий шоколад и большой кусок яблочно-орехового пирога.
            Он уже расправился с ароматным пирогом, и приступил к пудингу, когда рядом с ним произошло движение: открылась дверь, сквознуло, мелькнула чёрная сутана…Азазель ткнулся в чашку, дабы не смущать священника своим присутствием (некоторые люди обладают такой чувствительностью, что даже демонов могут разглядеть, а кому такой сюрприз на Рождество-то нужен?).
–Отец Рамон! – девушка, поставившая четверть часа назад тарелки и чашку перед Азазелем, обрадовалась гостю. – Как мы рады! Мы уже беспокоились, что по такому вечеру вы и не дойдете до нас!
–Да как бы я мог не прийти? Всё готово? – спросил смутно знакомый голос и Азазель с сожалением оторвался от горячего шоколада, прислушался, не понимая, что его смущает.
–Да, вот. Три дюжины имбирных пряников, – девушка протянула свёрток. – Ещё тёплые.
–Спасибо, Эрмина. Света в твой дом и счастливого Рождества, – отозвался священник и поспешно вышел.
            Азазель просидел ещё пару секунд, осознавая, затем подорвался и рванулся за священником. Он узнал голос. Этот голос принадлежал Сельдфигейзеру!
***
            Есть такая категория душ, на которые никогда никто не ставит. Мол, способности средние, если будет проявлено усердие, то тогда – да, может быть и поднимется до чего-то значимого, но в общем – ловить нечего, дарования нет, сила сонная и ленивая.
            Сельдфигейзер принадлежал к такой категории душ. Он не был рождённым демоном, он стал им после смерти, когда количество его дел был взвешено на Заседании и его швырнули в Подземное Царство. Причём Сельдфигейзер остался себе на уме. Он не рвался в высшие чины, и не скрывал, что хочет вернуться в мир людей. Более того, он даже был лишён демонической жестокости и покровительствовал более слабым, не заслужившим титула демона, душам. Заглядывал в гости, помогал, подбадривал…
            И раздражал весь демонический союз. В конце концов, когда не удалось Сельдфигейзера поднять по классической карьерной лестнице, его решили заманить хитростью: он должен был принять участие в резне Святого Варфоломея и тем заслужить новые почести и доказать свою демоническую принадлежность. Но как же…
            Сельдфигейзер обхитрил всех! Он сумел, потому что никто от него этого не ждал. Однако Сельдфигейзер понял, что участие в резне не позволит ему никогда вернуться в мир людей, и…сумел связаться с архангелом Михаилом, и сговориться с ним. По договору вышло, что Сельдфигейзер прячет и спасает несколько людей, а Михаил выступает его защитником и помогает рвануться из Подземного Царства, когда придёт срок. Срок пришёл не сразу, но пришёл. Когда запахло жареным, и стало понятно, что против Сельдфигейзера шпионила одна из тех душонок, которой он покровительствовал, Сельдфигейзер совершил рывок из Подземного Царства!
            Он скрылся. Щёлкнул по носу всех демонов, которые из гордыни не обратили внимание не такого слабого демона как он, и упустили все его сговоры с Михаилом! И даже официальное прошение и жалоба в Небесное Царство не принесли итога: Михаил открестился от всего, и сказал, что понятия не имеет, где сейчас Сельдфигейзер. Разумеется, демона-предателя искали. Но не нашли.
            И вот теперь Азазель рванул за ним, после случайной встречи, бросился, развернул за плечи и увидел знакомое лицо и знакомую фигуру, облачённую в сутану священника!
***
–Свет тебе, мирянин! – разумеется, Сельдфигейзер, он же отец Рамон, он же – предатель обыкновенный, он же отступник от демонов, не рад встрече с привилегированным слугою Люцифера.
–Ах ты сволочь…– Азазель даже не знает, оторвать ли Сельдфигейзеру голову или так, руки пока хватит? – Предатель! Ублюдок!
–Стой! – Сельдфигейзер поднимает руку, прося демона об отсрочке, – дай сказать, убить всегда успеешь!
            Азазель молчит – позволяет. Убить его он, действительно, успеет. И сделает это, сомневаться не надо.
–Это было не моё место! Я ужасно страдал. Я хотел к людям. Хотел служить им. Хотел…
–Сутана тебе к лицу, – замечает Азазель и не может удержать смешка.
            Это правда. Сутана сидит на Сельдфигейзере – вчерашнем демоне – как влитая. И сам он выглядит строго и возвышенно. Это ли демон-тень? Это ли слабое ничтожество, которое так усиленно пытались утопить во мраке? Священник! Держите меня семь столпов мира, шесть не удержат!
–Не издевайся, – в лице Сельдфигейзера мечется тоска. Не страх даже, хотя страх был логичен, а именно тоска. – Думаешь, я жалею? Я бы ещё раз сбежал. И ещё бы раз. И ещё…если б только мог.
–Чего тебе, собака, не хватало? – Азазель интересуется всерьёз. Он не понимает поступка Сельдфигейзера.
–Света, – отзывается Сельдфигейзер. – Я неправильно жил, и хотел это искупить. Теперь я помогаю людям, теперь я священник. Я видел тьму, а значит, я могу рассказать о свете.
–Ты предал нас! – Азазель смеётся. – Думаешь, это сойдёт тебе с рук? Думаешь, что пряники и сутана искупят твою сторону? Заберут твою суть и всё забудется? Да ты же когда сдохнешь, снова у нас будешь…если не раньше!
–Я не жалею, – твёрдо произносит Сельдфигейзер и поднимает голову к небу. Там бесятся звёзды, загораются и гаснут, подмигивают, светят…
–Дурак, – вздыхает Азазель. – Да и с архангелами снюхиваться – последнее дело, это тебе каждый скажет!
–Разве ты не скучаешь по небу? – Сельдфигейзер верит в то, что прав. Он налетает на Азазеля, будто бы может оказаться  сильнее его.
–По небу? Нет.
            Азазель не лжёт. Его небом была служба и дружба с Люцифером. Службу он променял на свободу, а Люцифер превратился в господина, но ведь остался! О чём жалеть? О раболепии? О заискивании перед человеком?!
–Нет, не жалею, – повторяет Азазель.
–Тогда ты счастлив, – Сельдфигейзер улыбается и плотнее перехватывает свёрток с имбирными пряниками. – По-настоящему счастлив.  А я счастья не знал. Во всём Подземном мире не знал. И за глоток воздуха я готов отдать вечность…
–Романтичный бред! – Азазель мрачнеет. – Никогда не любил поэтов и мечтателей. Суть в том, что есть мир, которому ты принадлежишь. Ты можешь облачаться в сутану, можешь обвешивать себя крестами и обкладывать свой дом солью…да хоть на потолок с библией лезть! Ты демон. И ты навсегда останешься демоном!
–Нет, – Сельдфигейзер твёрд. По жизни и в посмертии он не был столь категоричен, и если приходилось ему отказывать, он отшучивался. Здесь же – твёрдость. Скала. Столп мира.
–Да, – Азазель качает головой и вскидывает ладонь. В ладони пульсирует тьма – кусок бесконечной силы, беспощадной, слепой и яростной. Он сожжёт Сельдфигейзера. Так должен поступить каждый уважающий себя демон: должен покарать предателя.
–Люциферу не достать было трон, – Сельдфигейзеру хочется отшатнуться, но усилием воли он заставляет себя стоять. Имбирные пряники, теплеющие через свёрток, касающиеся его ладоней своим рождественским теплом, напоминают ему о том, что трусить нельзя. – Владыка уговаривал его смириться…так?
            Об этом не пишут в книгах для новичков. Об этом не сказано в истории… скорее всего, Сельдфигейзеру рассказал об этом тот проклятый архангел! И правду рассказал. Азазель был там. Он помнил голос Владыки:
–Дитя моё, склонись! Твоя суть в служении и ты подвластен свету так же, как любой другой из моих детей. Ты рождён для света, так склонись!
            Люцифер стоял тогда перед ним. Маленький, в сравнении с Владыкой, слабый златокудрый ангел, но как же страшно отозвался он:
–Никогда!
            Одно слово. Всего лишь одного и Владыка понял своё бессилие. А ночью был пожар и загорелось всё небо, и засверкали страшные молнии, а где-то на земле, пугая первых людей, забушевала вся водная стихия…
–Ты не справишься, – Азазель выныривает из воспоминаний. Небо под его ногами больше не качается. Он стоит на твёрдой заснеженной земле. – Ты всё равно останешься в нашем царстве.
            Тьма уходит из ладони Азазеля. Демон смотрит в глаза вчерашнему демону, надеясь прочесть в них испуг, благодарность или облегчение. Но всё, что он находит – спокойствие. Сельдфигейзер был готов умереть и был готов на вечные муки.
–Значит, останусь, – соглашается Сельдфигейзер и слегка склоняет голову. – Твои силы покарают меня за это, и будут правы.
            Азазель знает, что должен убить предателя-Сельдфигейзера. Это долг каждого уважающего себя демона, но Азазель оправдывает своё бездействие чисто демоническим образом: смерть не так страшна, как поражение, которое надвигается неотвратимой волной, настигает, и спасения нет.
            Сельдфигейзер проиграет. Он не справится, нет. Азазель убеждает самого себя, что его бездействие продиктовано желанием посрамить, окончательно сломить, пусть не сегодня, но через некоторое время выскочку-демона.
            И какая-то часть с досадой всё-таки шепчет: «а пусть у него всё получится!».
            Но Азазель скорее шагнёт в Ничто, чем признается в этом!
–Иди! – грубо велит Азазель, мотает головой в сторону. – Иди и забудь о нашей встрече!
–Ты отпускаешь? – Сельдфигейзер не верит. Азазель – демон-убийца, друг Люцифера, и такое благородство? Такая внезапная милость?!
            Сельдфигейзер слишком человечен, чтобы понять самооправдание Азазеля, и ему кажется, что Азазель просто жалеет его. И милость, смешанная с добродетелью, побеждает в нём долг.
–Иди и забудь! – повторяет Азазель холодно. В третий раз он уже не повторит. Промедление будет стоить Сельдфигейзеру жизни, и, что хуже – вечности!
            Сельдфигейзер улавливает это и торопится прочь. Он отбегает уже к проулку, также бережно держа свёрток с остывающими имбирными пряниками. И вдруг замирает:
–С рождеством, Азазель!
            Азазель не отзывается. Но тихо, чтобы слышал только снег, шепчет:
–Да будь ты проклят, Сельдфигейзер!
            А затем, выждав для верности ещё минут пять, идёт в противоположную сторону, вдыхая рождественские ароматы и наслаждаясь шумом праздничной улицы. Совсем скоро стемнеет, и Азазелю придётся вернуться назад, там его затребует к себе Люцифер, и тьма знает, как отреагирует на то, что он упустил Сельдфигейзера!
            Так что…да, нужно взять от этой прогулки всё. Кто его знает, что будет?!.
 
Примечание: Этот рассказ принадлежит вселенной рассказов про Сельдфигейзера, архангела Михаила, Азазеля и архистратига Габриэля. На сегодня это пятнадцатый рассказ из вселенной.
 
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2022

Регистрационный номер №0512260

от 26 декабря 2022

[Скрыть] Регистрационный номер 0512260 выдан для произведения:             Наступления Рождества Азазель ждал с нетерпением. Да, конечно, это было тайной – ни один демон бы не понял, заяви Азазель подобное хоть кому-нибудь. Но Азазель давно умел хранить тайны, и эту – самую дорогую, самую хрустальную и робкую берёг пуще всего на свете. Пожалуй, единственное, что могло бы переплюнуть силу этой тайны – дружба с Люцифером. Хотя…дружба – это слишком громкое слово.
            Друзьями они были, когда стояли в одном ряду, когда были ангелами, когда были неразлучны мыслями и поступками, проказами и добродетелью. А потом Люцифер поднял бунт, повёл с собою часть небесного мира и был низвергнут. Пав же во тьму, лишившись самой светлой своей части, Люцифер возвысился во тьме. Отныне он был господином, властелином и владыкой Подземного Царства, а Азазель при нём был одним из слуг. Да, Азазель был привилегированным, но всё-таки слугой. Но Азазель легко смирился с этим и продолжал делать вид, что его дружба с Люцифером так и осталась дружбой и не приобрела никакого оттенка. Люцифер, впрочем, вёл себя схожим образом. Он давал привилегии Азазелю, каких не давал никому, советовался с ним и был почти откровенен…
            Может быть, тосковал по прошлому? Тосковал и бежал от него. А может быть нуждался в отражении своих мыслей? Или, что ещё проще, держа рядом Азазеля, вспоминал о своём могуществе, ведь когда-то они были равны.
            Так или иначе, но Азазель оставался предан Люциферу, и готов был даже ступить в Ничто, если тот попросит. Однако эта преданность отзывалась необходимостью: Азазель должен быть всегда открыт мыслями к Люциферу или быть в пределах доступности к хозяину. Это порою раздражало. К тому же Люцифер не отличался тактичностью, и врывался в сон, в размышления и даже в минуты напряжённой работы, вторгался в мысли, требовал, спрашивал, шутил.
            И один только день, вернее, одна ночь и следующий за нею день освобождали Азазеля от этой власти. Пусть ненадолго, но он выбирался на полную свободу и дышал, ходил по улицам людского мира, вглядывался в лица.
            Разумеется, речь о Сочельнике и Рождестве. В эту ночь и в день у Люцифера портилось настроение. Из года в год, из века в век, как родился этот младенец, Люцифер не знал покоя, и всё силился понять то, чего не был в силах понять: почему люди выбрали младенца, а ещё хлеще – человека, пусть и полукровку, в свои защитники?
            В ночь перед и в сам день Люцифер не трогал Азазеля. Он не появлялся на совещаниях. И сам не затевал их. Он исчезал (может быть и впрямь исчезал) из всех ветвей и плетений Подземного Царства, не ел, не пил, не говорил ни с кем из демонов и не попадался на глаза. Кое-кто из демонов, особенно из новичков, выдыхал, полагая, что владыка Подземного отправился на отдых или смягчился, но это было глубоким заблуждением: проходил Сочельник, проходил день рождества и Люцифер появлялся и спрашивал, крепко спрашивал за всё, что не было сделано за период его отсутствия и за все совершённые промахи. Именно поэтому высшая знать демонов предпочитала не замечать того, что хозяина нет. Он появится, совсем скоро, и тогда держись…нет уж, лучше сделать вид, что он по-прежнему есть и может явиться в любую минуту, и свои легионы также держать в этой мысли!
            А вот Азазель не желал упускать этого краткого отгула. Он заранее переправлял дела, кое-что отметал, кое-что перепоручал, словом, делал всё, чтобы расчистить себе несколько часов прогулки по людскому миру. Да, вы можете заметить, что в Людском Мире в Сочельник и Рождество блуждают архангелы и сам архистратиг, соблюдая порядок и безжалостно ловя демонов, которым запрещено быть в людском мире в эти святые часы. Да, вы можете так сказать. И будете правы. Но Азазель был высшим демоном, и умел укрываться от надзоров ангелов и архангелов, а архистратиг его не трогал: негласное соглашение действовало меж ними – Азазель блуждает в Рождество и не творит ничего, связанного с работой, а архистратиг закрывает на это глаза.
            Так до тех пор, пока кто-то из них не попадётся начальству. И Азазель даже не знал, что хуже: попасться в руки Небесных и затеять разбирательство или открыться Люциферу в своём рождественском блуждании и, без сомнения, встретить презрение в его глазах?
            Азазель знал, что рискует, но демоническая натура на то и демоническая – зовёт к свободе, подлая! И Азазель, дождавшись положенного часа и выждав для верности ещё четверть от нового, через тайную тропу, доступную его силе, выскользнул в мир людей…
***
            Азазель шёл по заснеженным улицам, наслаждаясь свежим воздухом и шумом. Повсюду была суета и толкотня, звучали какие-то смешки, и голоса образовывали удивительный хор: каждый на свой лад, но вместе – восславление праздника. Вокруг люди спешили за последними покупками, спешили жить и резвиться. Даже чинные и благородные дамы и господа и то припускали быстрее и даже позволяли себе насмешливые движения и небольшое хулиганство в гримасах.
            Это веселило Азазеля.
            Улицу же, по которой неспешно, выделяясь из толпы, проходил Азазель, затопило запахами. Тут был и еловый аромат, и свечной, и какой-то сладкий цитрусовый, и запах печёных орехов, мёда, каких-то специй…с большим удовольствием Азазель унюхал в этом плетении ароматов праздничный яблочный пирог и шоколадный пудинг, а ещё – едва ли не у каждого прилавка – торговцев с жареными каштанами и шоколадно-ореховыми палочками.
            Это дурманило Азазеля.
            В витринах – блестящих, залитых дрессированным светом множества свечей – стояли ёлки разных мастей, на каждой блестели стеклянными и перламутровыми боками игрушки, изображавшие и привычных лошадей, оленей, и звёзды, и домики, снежинки. У одной витрины Азазель застыл на несколько минут – велико было искусство в руке, что вырезала для этой елки фигурки ангелов…
            Азазель залюбовался против воли: живые получились ангелы. В блеске лака и свечей казалось, что ангелы улыбаются и плачут. Один был точь-в-точь как Люцифер – такие же золотые кудри и такой же взгляд.
            «Хотел бы я познакомиться с мастером!» – усмехнулся про себя Азазель, и заставил себя идти дальше, идти вдоль витрин. За которыми таились шелка, кружева, платья, подсвечники, многоэтажные пироги, свечи, засахаренные дольки апельсина, чаши с мёдом и орехами, кубки с винами – всё для праздника, всё для жизни! Азазель искренне улыбнулся в витрину, за которой блестел жиром и золотистой корочкой большой гусь на деревянном блюде, помахал рукой какой-то девочке, что выбирала в другой витрине куклу…
            Азазелю стало хорошо. Он был хозяином жизней, и чувствовал единение с миром.
            Он даже неожиданно раздобрел и расщедрился, и сунул мальчонке-попрошайке серебряную монету…
            Ох, если бы описать словами, что это была за монета! Совершенно чужая для этой земли, она уже стоила даже бы здесь пару сотен обыкновенных монеток! И век, и страна, и редкость… да, Азазель просто дал, не рассчитывая будущего мальчонки, дал, потому что захотелось.
            И дела ему не было до того, что этой ночью мальчонку прирежут в ближайшей подворотне за эту монету ребята постарше, которые не оценят редкости, но поймут: вещь стоящая! Убийцы понесут монетку к старому скупщику, про которого точно знали, что тот не брезгует нечестно добытым. Скупщик их, конечно, обманет и только через пару столетий стоимость этой монетки, удивляясь такой диковинке, смогут по достоинству оценить целой комиссией исследователей и мастеров…
            Но Азазелю было не до мальчонки. Он просто сунул ему монетку и пошёл дальше, насвистывая что-то лукаво-весёлое и залихватское.
            Миновав же проулок, убегая от блестящих витрин в проходы, где уже не так ярко, но по-прежнему празднично и ещё более уютно от настоящих, приготовленных для домочадцев угощений, Азазель даже подмигнул симпатичной барышне. Та залилась краской и зашепталась со своей компаньонкой. Азазель расхохотался: он знал свои возможности и своё лукавство. В мыслях у него не было сбивать эту барышню, пробуждать  в её птичьей душе чувства, но захотелось подмигнуть, повеселить себя…
            Для него – мимолётность. Для неё – самое яркое впечатление за недолгую жизнь. Он пошёл дальше и забыл её лицо, она загадала встречу «с таинственным незнакомцем» ещё два десятка раз в Сочельник, прежде, чем успокоилась и поняла, что встречи не будет.
–Наверное, он был ангелом! – горестно решила она и заставила себя забыть встречу…
            А Азазель пошёл дальше. Миновав ещё проулок, Азазель понял, что может вернуться кругом или пройти к ледяному парку, где уже резвилась ребятня, или поддаться на достигший его ноздрей тонкий аромат имбиря, корицы и шоколада.
            В еде Азазель, как демон, в общем-то не нуждался. И он превратил еду в способ получения удовольствия, от того и стремился есть только настоящее, доставленное контрабандой из людского мира, что ему, как привилегированному, конечно, позволялось.
            «До следующего рождества ещё долго!» – решил Азазель и пошёл на запах, и вскоре достиг своей цели – спрятанной в стекле и рождественских свечах маленькой пекарни, куда с удовольствием нырнул, и, не примериваясь к языку, легко подстраиваясь под землю, в которую прибыл, заказал себе пудинг, горячий шоколад и большой кусок яблочно-орехового пирога.
            Он уже расправился с ароматным пирогом, и приступил к пудингу, когда рядом с ним произошло движение: открылась дверь, сквознуло, мелькнула чёрная сутана…Азазель ткнулся в чашку, дабы не смущать священника своим присутствием (некоторые люди обладают такой чувствительностью, что даже демонов могут разглядеть, а кому такой сюрприз на Рождество-то нужен?).
–Отец Рамон! – девушка, поставившая четверть часа назад тарелки и чашку перед Азазелем, обрадовалась гостю. – Как мы рады! Мы уже беспокоились, что по такому вечеру вы и не дойдете до нас!
–Да как бы я мог не прийти? Всё готово? – спросил смутно знакомый голос и Азазель с сожалением оторвался от горячего шоколада, прислушался, не понимая, что его смущает.
–Да, вот. Три дюжины имбирных пряников, – девушка протянула свёрток. – Ещё тёплые.
–Спасибо, Эрмина. Света в твой дом и счастливого Рождества, – отозвался священник и поспешно вышел.
            Азазель просидел ещё пару секунд, осознавая, затем подорвался и рванулся за священником. Он узнал голос. Этот голос принадлежал Сельдфигейзеру!
***
            Есть такая категория душ, на которые никогда никто не ставит. Мол, способности средние, если будет проявлено усердие, то тогда – да, может быть и поднимется до чего-то значимого, но в общем – ловить нечего, дарования нет, сила сонная и ленивая.
            Сельдфигейзер принадлежал к такой категории душ. Он не был рождённым демоном, он стал им после смерти, когда количество его дел был взвешено на Заседании и его швырнули в Подземное Царство. Причём Сельдфигейзер остался себе на уме. Он не рвался в высшие чины, и не скрывал, что хочет вернуться в мир людей. Более того, он даже был лишён демонической жестокости и покровительствовал более слабым, не заслужившим титула демона, душам. Заглядывал в гости, помогал, подбадривал…
            И раздражал весь демонический союз. В конце концов, когда не удалось Сельдфигейзера поднять по классической карьерной лестнице, его решили заманить хитростью: он должен был принять участие в резне Святого Варфоломея и тем заслужить новые почести и доказать свою демоническую принадлежность. Но как же…
            Сельдфигейзер обхитрил всех! Он сумел, потому что никто от него этого не ждал. Однако Сельдфигейзер понял, что участие в резне не позволит ему никогда вернуться в мир людей, и…сумел связаться с архангелом Михаилом, и сговориться с ним. По договору вышло, что Сельдфигейзер прячет и спасает несколько людей, а Михаил выступает его защитником и помогает рвануться из Подземного Царства, когда придёт срок. Срок пришёл не сразу, но пришёл. Когда запахло жареным, и стало понятно, что против Сельдфигейзера шпионила одна из тех душонок, которой он покровительствовал, Сельдфигейзер совершил рывок из Подземного Царства!
            Он скрылся. Щёлкнул по носу всех демонов, которые из гордыни не обратили внимание не такого слабого демона как он, и упустили все его сговоры с Михаилом! И даже официальное прошение и жалоба в Небесное Царство не принесли итога: Михаил открестился от всего, и сказал, что понятия не имеет, где сейчас Сельдфигейзер. Разумеется, демона-предателя искали. Но не нашли.
            И вот теперь Азазель рванул за ним, после случайной встречи, бросился, развернул за плечи и увидел знакомое лицо и знакомую фигуру, облачённую в сутану священника!
***
–Свет тебе, мирянин! – разумеется, Сельдфигейзер, он же отец Рамон, он же – предатель обыкновенный, он же отступник от демонов, не рад встрече с привилегированным слугою Люцифера.
–Ах ты сволочь…– Азазель даже не знает, оторвать ли Сельдфигейзеру голову или так, руки пока хватит? – Предатель! Ублюдок!
–Стой! – Сельдфигейзер поднимает руку, прося демона об отсрочке, – дай сказать, убить всегда успеешь!
            Азазель молчит – позволяет. Убить его он, действительно, успеет. И сделает это, сомневаться не надо.
–Это было не моё место! Я ужасно страдал. Я хотел к людям. Хотел служить им. Хотел…
–Сутана тебе к лицу, – замечает Азазель и не может удержать смешка.
            Это правда. Сутана сидит на Сельдфигейзере – вчерашнем демоне – как влитая. И сам он выглядит строго и возвышенно. Это ли демон-тень? Это ли слабое ничтожество, которое так усиленно пытались утопить во мраке? Священник! Держите меня семь столпов мира, шесть не удержат!
–Не издевайся, – в лице Сельдфигейзера мечется тоска. Не страх даже, хотя страх был логичен, а именно тоска. – Думаешь, я жалею? Я бы ещё раз сбежал. И ещё бы раз. И ещё…если б только мог.
–Чего тебе, собака, не хватало? – Азазель интересуется всерьёз. Он не понимает поступка Сельдфигейзера.
–Света, – отзывается Сельдфигейзер. – Я неправильно жил, и хотел это искупить. Теперь я помогаю людям, теперь я священник. Я видел тьму, а значит, я могу рассказать о свете.
–Ты предал нас! – Азазель смеётся. – Думаешь, это сойдёт тебе с рук? Думаешь, что пряники и сутана искупят твою сторону? Заберут твою суть и всё забудется? Да ты же когда сдохнешь, снова у нас будешь…если не раньше!
–Я не жалею, – твёрдо произносит Сельдфигейзер и поднимает голову к небу. Там бесятся звёзды, загораются и гаснут, подмигивают, светят…
–Дурак, – вздыхает Азазель. – Да и с архангелами снюхиваться – последнее дело, это тебе каждый скажет!
–Разве ты не скучаешь по небу? – Сельдфигейзер верит в то, что прав. Он налетает на Азазеля, будто бы может оказаться  сильнее его.
–По небу? Нет.
            Азазель не лжёт. Его небом была служба и дружба с Люцифером. Службу он променял на свободу, а Люцифер превратился в господина, но ведь остался! О чём жалеть? О раболепии? О заискивании перед человеком?!
–Нет, не жалею, – повторяет Азазель.
–Тогда ты счастлив, – Сельдфигейзер улыбается и плотнее перехватывает свёрток с имбирными пряниками. – По-настоящему счастлив.  А я счастья не знал. Во всём Подземном мире не знал. И за глоток воздуха я готов отдать вечность…
–Романтичный бред! – Азазель мрачнеет. – Никогда не любил поэтов и мечтателей. Суть в том, что есть мир, которому ты принадлежишь. Ты можешь облачаться в сутану, можешь обвешивать себя крестами и обкладывать свой дом солью…да хоть на потолок с библией лезть! Ты демон. И ты навсегда останешься демоном!
–Нет, – Сельдфигейзер твёрд. По жизни и в посмертии он не был столь категоричен, и если приходилось ему отказывать, он отшучивался. Здесь же – твёрдость. Скала. Столп мира.
–Да, – Азазель качает головой и вскидывает ладонь. В ладони пульсирует тьма – кусок бесконечной силы, беспощадной, слепой и яростной. Он сожжёт Сельдфигейзера. Так должен поступить каждый уважающий себя демон: должен покарать предателя.
–Люциферу не достать было трон, – Сельдфигейзеру хочется отшатнуться, но усилием воли он заставляет себя стоять. Имбирные пряники, теплеющие через свёрток, касающиеся его ладоней своим рождественским теплом, напоминают ему о том, что трусить нельзя. – Владыка уговаривал его смириться…так?
            Об этом не пишут в книгах для новичков. Об этом не сказано в истории… скорее всего, Сельдфигейзеру рассказал об этом тот проклятый архангел! И правду рассказал. Азазель был там. Он помнил голос Владыки:
–Дитя моё, склонись! Твоя суть в служении и ты подвластен свету так же, как любой другой из моих детей. Ты рождён для света, так склонись!
            Люцифер стоял тогда перед ним. Маленький, в сравнении с Владыкой, слабый златокудрый ангел, но как же страшно отозвался он:
–Никогда!
            Одно слово. Всего лишь одного и Владыка понял своё бессилие. А ночью был пожар и загорелось всё небо, и засверкали страшные молнии, а где-то на земле, пугая первых людей, забушевала вся водная стихия…
–Ты не справишься, – Азазель выныривает из воспоминаний. Небо под его ногами больше не качается. Он стоит на твёрдой заснеженной земле. – Ты всё равно останешься в нашем царстве.
            Тьма уходит из ладони Азазеля. Демон смотрит в глаза вчерашнему демону, надеясь прочесть в них испуг, благодарность или облегчение. Но всё, что он находит – спокойствие. Сельдфигейзер был готов умереть и был готов на вечные муки.
–Значит, останусь, – соглашается Сельдфигейзер и слегка склоняет голову. – Твои силы покарают меня за это, и будут правы.
            Азазель знает, что должен убить предателя-Сельдфигейзера. Это долг каждого уважающего себя демона, но Азазель оправдывает своё бездействие чисто демоническим образом: смерть не так страшна, как поражение, которое надвигается неотвратимой волной, настигает, и спасения нет.
            Сельдфигейзер проиграет. Он не справится, нет. Азазель убеждает самого себя, что его бездействие продиктовано желанием посрамить, окончательно сломить, пусть не сегодня, но через некоторое время выскочку-демона.
            И какая-то часть с досадой всё-таки шепчет: «а пусть у него всё получится!».
            Но Азазель скорее шагнёт в Ничто, чем признается в этом!
–Иди! – грубо велит Азазель, мотает головой в сторону. – Иди и забудь о нашей встрече!
–Ты отпускаешь? – Сельдфигейзер не верит. Азазель – демон-убийца, друг Люцифера, и такое благородство? Такая внезапная милость?!
            Сельдфигейзер слишком человечен, чтобы понять самооправдание Азазеля, и ему кажется, что Азазель просто жалеет его. И милость, смешанная с добродетелью, побеждает в нём долг.
–Иди и забудь! – повторяет Азазель холодно. В третий раз он уже не повторит. Промедление будет стоить Сельдфигейзеру жизни, и, что хуже – вечности!
            Сельдфигейзер улавливает это и торопится прочь. Он отбегает уже к проулку, также бережно держа свёрток с остывающими имбирными пряниками. И вдруг замирает:
–С рождеством, Азазель!
            Азазель не отзывается. Но тихо, чтобы слышал только снег, шепчет:
–Да будь ты проклят, Сельдфигейзер!
            А затем, выждав для верности ещё минут пять, идёт в противоположную сторону, вдыхая рождественские ароматы и наслаждаясь шумом праздничной улицы. Совсем скоро стемнеет, и Азазелю придётся вернуться назад, там его затребует к себе Люцифер, и тьма знает, как отреагирует на то, что он упустил Сельдфигейзера!
            Так что…да, нужно взять от этой прогулки всё. Кто его знает, что будет?!.
 
Примечание: Этот рассказ принадлежит вселенной рассказов про Сельдфигейзера, архангела Михаила, Азазеля и архистратига Габриэля. На сегодня это пятнадцатый рассказ из вселенной.
 
 
 
 
 

 

Place, je passe (Mozart l'opera rock)

Исправить