В третьем часу, по полудни, над гранитным, семиэтажном зданием администрации города Люблюград закружились рисуя восьмерки и граахча вороны.
В этот граахчущий час в кабинете Главы администрации мэр Кисташинский Иван Иванович, растолстевший и одряхлевший на выборных компаниях, наконец-то, поставил подпись под двумя договором купли-продажи муниципальной недвижимости - Дворца спорта и Дворца культуры.
Чиркнул он вполглаза на листах А4 четыре подписи и прослезился. Всхлипнул. Потом высморкался.
Контрагенты договоров Малик Байрамбеков и Фрунзик Варданян, радуясь новым, открывшимся бизнес-горизонтам, похлопали ободряюще по плечам Иван Ивановича, - справа и слева.
-Ты дла мэна тепер кровный брат.- Сказал твердо Байрамбеков, глава азербайджанской диаспоры, крепкий в плечах, вольный во взгляде и раскованный в движениях рук.
- А ты для меня как сын родной, - вставил следом Варданян, руководитель городской организации армяно-российской дружбы. - Сегодня ми с тобой, Иван Иванович, навэли мосты между двумя народами - великим русским и древним армянским.
-Не утешайте меня, друзья... не могу расстаться с прошлым. Ведь в былые годы я в этом дворце спорта растил свою спортивную славу, закалялся. Две золотые медали в вольной борьбе принимал из рук самого Игоря Бестужанского, имел счастье жать руку самому Валуеву. А во Дворце культуры познакомился с первой любовью, ставшей мне женой. Тяжко расставаться с прошлым.
- Да ладно, брат, не плачь, скажи жене, что Байрамбеков ныкогда не скурвится и поможет кровному другу пэрэжить горкые минуты позора. Поэдэм сейчас к нэй, к тёлке твоей, и я ее успокою. Гдэ она сэйчас?
- Не знаю... Живет где-то. Говорят, в пятый раз замуж выходит... я уже в десятый... может и в одиннадцатый... не считал...
- М-дя...
- Вот и я про то... молодость ушла, вместе с ней - слава спортивная, жизнь культурная, осталась только тяжелая ноша с деньгами и непроданные Дворцы. Тяжко, ох, как тяжко... Как назовете бывшие городские сооружения, друзья мои ?
Байрамбеков взглянул исподлобья на мэра глазами хозяина, будто тот у него с пацанства на побегушках подъедается и говорит:
- Приехал я в Люблюград голодный и оборванный, промышлял по мелочам на рынках, арбузами на улицах торговал...
- А я дынями... - Вставил Варданян.
- Замерзал, спал по ночам под брезентом, голодал, но свой мешок с деньгами собрал...
Мэр утёр глаза и услужливо, переминаясь с ноги на ногу, заглянул в глаза Байрамбекову, будто ища в ней давнюю пропажу – пятисотдолларовую бумажку. Тот продолжал:
- Арбузы помогли мне встать на ноги. Обустроить диаспору. Засэлит безлудныэ переулки Люблюграда родственниками, дать им достойную жизнь, работу, существование их семьям, теперь они сами, без меня, плодятся и размножаются. Потому назову будущий торговый центр "Арбузом".
- А я " Дыней".- Снова вставил Варданян.
Взгляд Иван Ивановича сначала скользнул к полу, потом вяло пошарил по кабинету. Оглядел стол из ливанского кедра, подаренный Байрамбековым, потом шкаф из бразильской лианы – презент Фрунзика Варданяна. Покачав головой, мэр посмотрел в окно. Там, за окном, дрались горобцы на карнизе, граахало воронье, кружил ветер, ломая и бросая на скамейки ветки тополей. На городской площади взметалась к верху рыжей дымкой пыль и снова залегала в выщербленном асфальте. Исполины Дворцы, облупленные, с выцветшими фасадами, стояли напротив друг друга и угрюмо, будто ища поддержки, смотрели на площадь и редких прохожих.
Мэр вздыхал, хлопал влажными ресницами и приговаривал:
-Город выбрыкивается, сегодня он не со мной. Сама по себе. Ой, тяжко, мне…
Варданян и Байрамбеков стояли за спиной, искрящимися глазами смотрели на площадь. Вдали за длинным рядом пирамидальных тополей белело здание Дома быта.
- Как играет вэтэр… Как думаэшш, Ыван Ыванович порвёт он крышу Дома быта ? Жалко его… Эму бы хозяйский глаз, такой как у мэна …
Иван Иванович ещё раз всхлипнул и махнул рукой:
- Ладно, Байрамбек-оглы, отдаю тебе и Дом быта.
-Как ! Почэму только ему! – Взметнул руки к верху Варданян и схватился за голову. – А я !? Я тоже хочу быть в доле !?
- А тебе, дорогой папа Фрунзик, – городской бассейн и земли вокруг; стройся и размножайся…
Байрамбеков щёлкнул языком и с восторгом посмотрел на успокаивающегося Варданяна, который стоял и держался рукой за левый бок, а другой шарил в кармане брюк, выскрёбывая оттуда пластинку с валидолом.
-Вот и договорылыс… Ээээ как всэ просто… - Потёр ладонями и освежился улыбкой Байрамбеков.
Иван Иванович, сверкнув белками глаз, посерьёзнел лицом и, наполнив глаза решительной властью, уверенно проговорил:
- Вчера был в магазине, на Востишенском ряду, за Искроментым переулком, там, где прикарпатская диаспора ширится, видел бутылку коньяка за два миллиона долларов. Стоит за стеклом сверкает этикеткой, манит. Денег купить нет… Обнищал на мэрстве.
Контр-агенты побелели лицом, переглянулись.
-Ыван Ываныч, раньше такая бутылка стоила 200 тысяч долларов ! Эти дрова домбытовские и на сто тысяч не тянут ! Нет у меня таких денег ! – возмутился Байрамбеков.
-И у меня нет… – поддержал Варданян.
-Ищите…, - пожал плечами, утирая пальцами ресницы, Иван Иванович. - Сами, знаете, инфляция, жизнь дорожает, кризис на улице свирепствует. Не могу на меньшее согласиться…
- Хорошый ты человек, Иван Иванович, знаешь цену своим Дворцам, - пряча безудержный гнев за доброй улыбкой, проговорил Байрамбеков и выложил из шелестящего пакета на стол несколько стопок туго скрученных жгутом пачек. – Ровно миллион !
- Добрый ты, Иван Иванович, за бесценок покупаешь бутылку коньяка ! – Удерживая силой воли в орбитах глаза, выпирающие от злости наружу, проговорил Варданян и тоже нехотя выложил из портфельчика такие же стопки ассигнаций.
Оглядев деньги, Иван Иванович снова рассопливился, зашмыгал носом. Слёзы потекли ручьём из его глаз.
- А ты, Байрамбек-оглы, думаешь, легко мне расставаться с прошлым, – всхлипывая проговорил мэр Люблюградска. - Я в этом Доме быта может быть, когда-то свои первые брюки с накладными карманами пошил из брезентухи. И пошёл потом во Дворец культуры на танцы. Там на них моя бывшая жена, первая любовь запала и влюбилась до беспамятства…. Эх, жиззззнь!!!!
- Нет ! Ыван Ыванович, ты всё таки дай мнэ адресок первой жены твоей. Поэду к нэй и всу правду в глаза скажу. Как она, это женское чудовище, могла такого хорошего человека бросить !
- Спасибо Байрамбек-оглы… не надо. Это я её бросил… с тремя детьми…
- М-дя… - покачал головой Байрамбеков. – Что ради дворцов не сделаешь.
…Ещё шибче заграахало воронье за окном. Взбесились, зажжужали зеленые мухи на подоконниках.
Заметались по корнизам вечно голодные воробьи, да дудолицы. Закрутился по крышам ветер-низовка, разрывая в полосы и дыры на флагштоках полотнища трехцветных хоругвей. Взвыли бродячие псы. Охмурилось свинцовостью небо. Зарябились лужи в переулках. Зашлепали ставни в осевших в землю домах, побитых жизнью, скорбями и безденежьем.
[Скрыть]Регистрационный номер 0315653 выдан для произведения:В третьем часу, по полудни, над гранитным, семиэтажном зданием администрации города Люблюград закружились рисуя восьмерки и граахча вороны.
В этот граахчущий час в кабинете Главы администрации мэр Кисташинский Иван Иванович, растолстевший и одряхлевший на выборных компаниях, наконец-то, поставил подпись под двумя договором купли-продажи муниципальной недвижимости - Дворца спорта и Дворца культуры.
Чиркнул он вполглаза на листах А4 четыре подписи и прослезился. Всхлипнул. Потом высморкался.
Контрагенты договоров Малик Байрамбеков и Фрунзик Варданян, радуясь новым, открывшимся бизнес-горизонтам, похлопали ободряюще по плечам Иван Ивановича, - справа и слева.
-Ты дла мэна тепер кровный брат.- Сказал твердо Байрамбеков, глава азербайджанской диаспоры, крепкий в плечах, вольный во взгляде и раскованный в движениях рук.
- А ты для меня как сын родной, - вставил следом Варданян, руководитель городской организации армяно-российской дружбы. - Сегодня ми с тобой, Иван Иванович, навэли мосты между двумя народами - великим русским и древним армянским.
-Не утешайте меня, друзья... не могу расстаться с прошлым. Ведь в былые годы я в этом дворце спорта растил свою спортивную славу, закалялся. Две золотые медали в вольной борьбе принимал из рук самого Игоря Бестужанского, имел счастье жать руку самому Валуеву. А во Дворце культуры познакомился с первой любовью, ставшей мне женой. Тяжко расставаться с прошлым.
- Да ладно, брат, не плачь, скажи жене, что Байрамбеков ныкогда не скурвится и поможет кровному другу пэрэжить горкые минуты позора. Поэдэм сейчас к нэй, к тёлке твоей, и я ее успокою. Гдэ она сэйчас?
- Не знаю... Живет где-то. Говорят, в пятый раз замуж выходит... я уже в десятый... может и в одиннадцатый... не считал...
- М-дя...
- Вот и я про то... молодость ушла, вместе с ней - слава спортивная, жизнь культурная, осталась только тяжелая ноша с деньгами и непроданные Дворцы. Тяжко, ох, как тяжко... Как назовете бывшие городские сооружения, друзья мои ?
Байрамбеков взглянул исподлобья на мэра глазами хозяина, будто тот у него с пацанства на побегушках подъедается и говорит:
- Приехал я в Люблюград голодный и оборванный, промышлял по мелочам на рынках, арбузами на улицах торговал...
- А я дынями... - Вставил Варданян.
- Замерзал, спал по ночам под брезентом, голодал, но свой мешок с деньгами собрал...
Мэр утёр глаза и услужливо, переминаясь с ноги на ногу, заглянул в глаза Байрамбекову, будто ища в ней давнюю пропажу – пятисотдолларовую бумажку. Тот продолжал:
- Арбузы помогли мне встать на ноги. Обустроить диаспору. Засэлит безлудныэ переулки Люблюграда родственниками, дать им достойную жизнь, работу, существование их семьям, теперь они сами, без меня, плодятся и размножаются. Потому назову будущий торговый центр "Арбузом".
- А я " Дыней".- Снова вставил Варданян.
Взгляд Иван Ивановича сначала скользнул к полу, потом вяло пошарил по кабинету. Оглядел стол из ливанского кедра, подаренный Байрамбековым, потом шкаф из бразильской лианы – презент Фрунзика Варданяна. Покачав головой, мэр посмотрел в окно. Там, за окном, дрались горобцы на карнизе, граахало воронье, кружил ветер, ломая и бросая на скамейки ветки тополей. На городской площади взметалась к верху рыжей дымкой пыль и снова залегала в выщербленном асфальте. Исполины Дворцы, облупленные, с выцветшими фасадами, стояли напротив друг друга и угрюмо, будто ища поддержки, смотрели на площадь и редких прохожих.
Мэр вздыхал, хлопал влажными ресницами и приговаривал:
-Город выбрыкивается, сегодня он не со мной. Сама по себе. Ой, тяжко, мне…
Варданян и Байрамбеков стояли за спиной, искрящимися глазами смотрели на площадь. Вдали за длинным рядом пирамидальных тополей белело здание Дома быта.
- Как играет вэтэр… Как думаэшш, Ыван Ыванович порвёт он крышу Дома быта ? Жалко его… Эму бы хозяйский глаз, такой как у мэна …
Иван Иванович ещё раз всхлипнул и махнул рукой:
- Ладно, Байрамбек-оглы, отдаю тебе и Дом быта.
-Как ! Почэму только ему! – Взметнул руки к верху Варданян и схватился за голову. – А я !? Я тоже хочу быть в доле !?
- А тебе, дорогой папа Фрунзик, – городской бассейн и земли вокруг; стройся и размножайся…
Байрамбеков щёлкнул языком и с восторгом посмотрел на успокаивающегося Варданяна, который стоял и держался рукой за левый бок, а другой шарил в кармане брюк, выскрёбывая оттуда пластинку с валидолом.
-Вот и договорылыс… Ээээ как всэ просто… - Потёр ладонями и освежился улыбкой Байрамбеков.
Иван Иванович, сверкнув белками глаз, посерьёзнел лицом и, наполнив глаза решительной властью, уверенно проговорил:
- Вчера был в магазине, на Востишенском ряду, за Искроментым переулком, там, где прикарпатская диаспора ширится, видел бутылку коньяка за два миллиона долларов. Стоит за стеклом сверкает этикеткой, манит. Денег купить нет… Обнищал на мэрстве.
Контр-агенты побелели лицом, переглянулись.
-Ыван Ываныч, раньше такая бутылка стоила 200 тысяч долларов ! Нет у меня таких денег ! – возмутился Байрамбеков.
-И у меня нет… – поддержал Варданян.
-Ищите…, - пожал плечами, утирая пальцами ресницы, Иван Иванович. - Сами, знаете, инфляция, жизнь дорожает, кризис на улице свирепствует. Не могу на меньшее согласиться…
- Хорошый ты человек, Иван Иванович, знаешь цену своим Дворцам, - пряча безудержный гнев за доброй улыбкой, проговорил Байрамбеков и выложил из шелестящего пакета на стол несколько стопок туго скрученных жгутом пачек. – Ровно миллион !
- Добрый ты, Иван Иванович, за бесценок покупаешь бутылку коньяка ! – Удерживая силой воли в орбитах глаза, выпирающие от злости наружу, проговорил Варданян и тоже нехотя выложил из портфельчика такие же стопки ассигнаций.
Оглядев деньги, Иван Иванович снова рассопливился, зашмыгал носом. Слёзы потекли ручьём из его глаз.
- А ты, Байрамбек-оглы, думаешь, легко мне расставаться с прошлым, – всхлипывая проговорил мэр Люблюградска. - Я в этом Доме быта может быть, когда-то свои первые брюки с накладными карманами пошил из брезентухи. И пошёл потом во Дворец культуры на танцы. Там на них моя бывшая жена, первая любовь запала и влюбилась до беспамятства…. Эх, жиззззнь!!!!
- Нет ! Ыван Ыванович, ты всё таки дай мнэ адресок первой жены твоей. Поэду к нэй и всу правду в глаза скажу. Как она, это женское чудовище, могла такого хорошего человека бросить !
- Спасибо Байрамбек-оглы… не надо. Это я её бросил… с тремя детьми…
- М-дя… - покачал головой Байрамбеков. – Что ради дворцов не сделаешь.
…Ещё шибче заграахало воронье за окном. Взбесились, зажжужали зеленые мухи на подоконниках.
Заметались по корнизам вечно голодные воробьи, да дудолицы. Закрутился по крышам ветер-низовка, разрывая в полосы и дыры на флагштоках полотнища трехцветных хоругвей. Взвыли бродячие псы. Охмурилось свинцовостью небо. Зарябились лужи в переулках. Зашлепали ставни в осевших в землю домах, побитых жизнью, скорбями и безденежьем.