Помочь сайту
Поздравления
Прерванный круг
21 ноября 2014 -
Яков Шафран
1.
Лил нескончаемый дождь. Андрей плохо спал этой ночью — в сознании проносились мысли, лица, обрывки фраз,— как часто бывает, когда не приходит сон. Он встал с постели и тихо, чтобы не разбудить Наташу, вышел на балкон, дверь которого летом практически не закрывалась.
Косые струи дождя ударяли в стекла и сетку от комаров, мелкие брызги хорошо освежали лицо, разгоряченное бессонницей и духотой в комнате. Откуда-то раздавался плач младенца. Вдали были видны слабые вспышки молний, и погромыхивал гром. Мокрая трава внизу, во дворе, тускло блестела в свете подъездного фонаря, из которого, как это ни странно, еще не успели вывернуть лампочку.
У реки прогрохотал поезд, гудком приветствуя небольшую станцию с единственным фонарем на перроне. Все окрест — а Андрею с высоты девятого этажа, стоявшего к тому же на возвышении дома, видно далеко,— было погружено во тьму. Весь город спал по эту глубокую ночную пору — все же два часа ночи уже.
Дождь, наконец, перестал, но поднялся сильный ветер, треплющий кроны деревьев и залетающий через открытое окно на балкон.
Уходить не хотелось, тем более что сна не было и в помине. В доме невдалеке зажегся свет в окне. «Кто-то тоже не спит,— подумал он и стал глядеть на этот свет, притягивающий словно магнит, словно единственная свеча в темном помещении. Еще, казалось бы, пару минут назад, когда не было этого засветившегося окна, он чувствовал пространство продолжением своей квартиры, а себя — единственным жителем необъятной вселенной. Сейчас же в мире было уже двое жителей — он и тот, неизвестный, так же, как и он, не спящий в этой ночи.
2.
Воспоминания потоком нахлынули на него. Тогда — Бог, судьба, чудо!— ему была дарована встреча с Наташей, встреча, переросшая затем в глубокую близость…
Они познакомились в очереди в кассу метро на станции, в районе которой, как потом оказалось, жили. Очередь была неимоверно длинной. Он уже не раз нервно посматривал на часы — так можно и на поезд опоздать! А вокруг, как назло,— никого из всегда вертящихся у турникетов торговцев карточками не было. Когда запас времени истек, и оставалось только доехать до станции метро «Белорусская» и добежать до поезда,— замешкался, замешкался со сборами!— Андрей решительно направился к окошку кассы, чтобы попросить людей пропустить его, по пути вытаскивая из кармана паспорт с билетом на поезд.
В этот момент от кассы отошла молодая женщина, видимо, только что купившая проездной билет. Он едва не задел ее своим чемоданом на колесах, и, извиняясь, обернулся. Она почему-то улыбнулась в ответ и поглядела на него темными, в бархатных ресницах глазами.
Когда Андрей снова повернулся к кассе, то оказалось, что окошко уже «оккупировано» полной женщиной с семейством, баулами, сумками и тележкой. Ясно было, что ему не пробиться. Он еще раз обернулся. Молодая женщина медленно шла к турникету. Вдруг она почему-то оглянулась и посмотрела на него. Андрей торопливо направился к ней.
— Простите, опаздываю, Вы не продадите мне одну поездку? Видите, что тут творится?
— Пожалуйста, пойдемте!.. Потом, потом,— сказала она в ответ, увидев его руку с портмоне.
Женщина пропустила его через турникет и прошла сама.
— Куда опаздываете?
— На поезд. В командировку еду,— добавил Андрей.
— Это ваш?— спросила она о подходящем к перрону поезде метро.
— Да!
— И мне в туже сторону. Побежали!
В вагоне они познакомились и разговорились. Андрею было около сорока лет, но до сих пор ни одна женщина не смогла произвести на него сильного впечатления. А тут… Произошло невероятное, чего с ним никогда прежде не случалось. Что-то в груди не давало без волнения говорить, и какой-то комок в горле… Глаза Натальи смотрели внимательно и чуть насмешливо.
— Наталья, давайте обменяемся телефонами,— наконец вымолвил он.
— Давайте!— улыбнулась она, будто чувствуя его состояние.
Он достал портмоне, как она ни отказывалась, отдал ей деньги за проезд и протянул свою визитку.
— Ну, а у меня визитки нет. Записывайте!
— Пишу,— он набрал и сохранил ее номер в своем мобильнике.
— Вот Вам еще цветок на память,— сказала она и со смехом выдернула ветку сирени из букета в пакете.— Вчера была на даче, нарвала, а сегодня у коллеги — день рождения, вот везу.
— Спасибо.
Андрей взял ветку и стоял с ней, нюхая. Наталья улыбнулась.
«Станция метро «Белорусская Радиальная Замоскворецкой линии». Переход на станцию «Белорусская Кольцевая»,—доброжелательно-заинтересованным, хорошо поставленным голосом объявил диктор. Андрей заторопился, развернул за ручку свой чемодан и, прижимая сирень к груди, стал пробираться к выходу из, как всегда полного в это время дня, вагона.
Выйдя на перрон, он обернулся — Наташа глядела в его сторону, но ее красивые темные глаза были серьезны.
3.
Из Витебска Андрей несколько раз звонил Наташе по вечерам. Теплая волна, рождаемая ее глубоким грудным голосом, окутывала его всего во время разговора. Казалось, нечто сыновнее поднимается из глубин его души и заполняет все его существо. Он бы мог говорить с ней бесконечно, если бы не ее занятость.
Наталья работала старшим преподавателем в Педагогическом университете, что на Большой Радищевской, и, кроме часов преподавания —лекций и практических занятий, составляла громоздкие учебно-методические комплексы, менявшиеся ежегодно, включавшие программы дисциплин, которые вела, конспекты лекций, экзаменационные билеты, тесты, программы лабораторных работ и так далее, а также всевозможные отчеты, отчеты, отчеты…
«Боже мой,— подумал Андрей, когда она рассказывала ему обо всем этом,— как же проще было преподавателям и студентам в период моей учебы в ВУЗе!»
Тем не менее, говорили они достаточно часто, почти каждый вечер. И, хотя никакой телефонный разговор по определению не может заменить общение tete-a-tete, все же телефон давал какой-то выход возникшему между ними взаимному интересу.
…Так, в работе, телефонных разговорах и мыслях о ней прошло время командировки Андрея. И вот он уже в поезде считает станции, часы и минуты до Москвы, до встречи с Наташей.
Однако, встретить его Наталья не смогла — заболела коллега, а заменить кроме нее было некем. Зато вечером им уже никто не мог помешать. И Андрей с миниатюрным букетом цветов — как она любила,— встретил ее у театра «Эрмитаж», где в малом зале давали «Фокусника» по пьесе Александра Володина.
Наталья была в длинном облегающем платье, и фигура ее, словно кистью хорошего художника, была выписана на фоне вечерней московской улицы. Первые мгновения их встречи сказали обоим очень многое.
Спектакль был хорош. Актеры, несмотря на молодость, играли весьма талантливо. Пьеса рассказывала о фокуснике, потерявшем смысл и цель жизни. Но тут в его жизни возникает обыкновенное чудо, чудо любви. И он вновь обретает способность видеть людей, может дарить другим чудо и надежду. Понравилась мысль: как вы увидите человека, такой он и есть, каким вы увидите мир, таким он и будет.
Но, как это часто бывает при недавнем знакомстве и вспыхнувшем чувстве, Андрей смотрел на сцену вполглаза и слушал слова актеров вполуха. Внимание его было занято образом Наташи, ее мельчайшей реакцией на сценическое действо, косвенными взглядами, прикосновениями невзначай, — всем тем, что можно объединить словами — купание в едином поле симпатии, физического влечения, любви.
В вечернюю июльскую пору, когда спектакль закончился, было еще светло, но на улице уже горели фонари. Они шли, держась за руку, обмениваясь репликами о спектакле, о разных малозначащих вещах, хотя все: глаза, руки, интонации свидетельствовали о том, что говорить им хотелось совсем о другом.
Мимо шли люди — одинокие и парами, небольшими и большими группами, и, казалось, все они испытывают то же, что и Андрей с Наташей. Однако взгляды, слова и смешки, раздававшиеся порой, говорили об обратном. Сторонний наблюдатель мог бы сказать, что большинство людей были уставшими, что называется «замороченными» служебною и бытовой суетой и трудностями, другая же, меньшая их часть, были агрессивно-насмешливы. Спокойно-радостных и как-то выражающих свою радость людей было гораздо меньше.
«Как мало веселых лиц»,— сказал бы сторонний наблюдатель.— «Да, остановиться почти не на ком,— согласилась бы его спутница и добавила: — Жизнь такая…»
Но поскольку Андрей и Наталья не могли быть сторонними наблюдателями, так как были поглощены друг другом, то им казалось, что все мыслят и чувствуют как они.
Прошумел движущимся улеем эскалатор, прогромыхал в череде светлых и темных пространств поезд метро, и встретила их тихая улочка.
У дома Наташи в поздний час никого не было. Запах цветов, росших на клумбе у подъезда, пьянил их. Андрей притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, но губы ее все ускользали и ускользали. Наконец, из груди Наташи вырвалось:
— Не надо…Не сейчас, не надо…
— Почему,— прошептал он.
Наташа не ответила, молча отстранилась, продолжая держать его за руку и глядя на него своими умопомрачительными темными бархатными глазами.
Андрей еще долго стоял у подъезда, пока не зажегся свет в окнах ее квартиры на седьмом этаже.
4.
Андрей жил неподалеку — если через железнодорожные пути, то минут семь — восемь пути, а по улице и переходу — двадцать,— поэтому решил пройтись не торопясь.
Уже совсем стемнело. В этом районе не было реклам, поэтому, несмотря на яркие огни фонарей, были видны звезды. Он шел, поглядывая на них, и думал — о чем еще мог думать влюбленный человек?— о ней. Но к светлому состоянию души примешивалось что-то неясное и тревожащее, чему он пока не мог дать объяснения, и что было связано с последними словами Наташи, и, более того, с ее поспешным уходом.
Ручные часы показывали двенадцать, и Андрей поневоле ускорил шаги. Когда оставалось пройти еще соседний дом, у одного из подъездов он увидел что-то матово белевшее на земле. Подошел ближе. Это была женщина в распахнутом халате и на босу ногу. Она лежала, не шевелясь, халат был расстегнут на все пуговицы. Кроме него, на ней были только трусы. «Это же надо напиться до такой степени!— возмутился он про себя.— Ишь, разлеглась, бесстыжая!»
Андрей уже хотел продолжить свой путь, но его внимание привлекли блеснувшие в свете фар проезжающей машины открытые неподвижные глаза женщины и широкая темная полоса, идущая по правой стороне лица от волос к уху. Машина медленно, не остановившись, проехала мимо. Он подошел ближе, склонился и стал глядеть, дышит ли.
Следующая машина тоже не остановилась. Дыхания Андрей не заметил и, чтобы убедиться наверняка, приложил руку к шее лежащей, проверил, есть ли пульс. Пульса не было. «Мертвая»,— решил он, хотя шея была еще чуть теплой.
Теперь вблизи Андрей мог рассмотреть лужу крови справа от головы и множество синяков на теле — особенно больших на обеих грудях. Глаза трупа, казалось, глядели на него. Ему стало не по себе, и он отошел.
Позвонив по «02» и назвавшись, Андрей сообщил об увиденном и адрес, а также, по просьбе дежурного, номер своего мобильного телефона.
Вечер был испорчен окончательно, быстрыми шагами он пошел к себе и, приняв душ, чтобы смыть неприятные впечатления, лег спать. Впечатления не ушли, и спал Андрей тяжело, ужасные видения мучили его, и часто, задыхаясь, он просыпался.
5.
На следующее утро Андрей встал с «тяжелой» головой. Солнечный луч давно уже заглядывал ему в глаза, но он жмурился и отворачивался. Наконец лучу надоело взывать к совести ленивца, и он спрятался за штору. Зазвенел будильник сотового телефона. Не открывая глаз, он протянул руку и выключил его. Сна не было, а валяться так просто он не привык, потому встал и, приведя себя в порядок, надел летнюю спортивную форму — майку с шортами — и отправился в соседний скверик на физзарядку и утреннюю пробежку.
Благодать этого действа — неторопливых, ритмичных и последовательных продуманных физических движений и бега трусцой — постепенно стерли вчерашнюю негативную информацию, привели в спокойное состояние духа и напитали энергией. «Все же насколько целительны эти занятия на природе, пусть даже на ее кусочке, в городе!» — подумал он.
Приняв душ, Андрей сразу же позвонил Наташе. Она собиралась на работу, но временем для разговора располагала, и они поговорили о вчерашнем походе в театр, вспомнили другие спектакли «Эрмитажа», пьесы автора вчерашнего спектакля, о том о сем, но только не о заминке, произошедшей вчера при расставании. И уже тем более он не проронил ни слова об увиденном у дома.
— Я хочу встретиться с тобой сегодня вечером,— в конце сказал Андрей.
— А давай погуляем сегодня. Ты знаешь, я давно не была на Водном стадионе. Там так хорошо! Ты не против?
— Нет, конечно. Давай созвонимся ближе к концу твоего рабочего дня и встретимся в том районе у метро.
— Хорошо, давай!
— Пока.
— Пока, пока, пока.
…Время в делах и хлопотах, трудах и заботах дня, во всех общениях пролетело быстро. О вчерашнем происшествии, если бы не звонок из полиции с просьбой в удобное время подъехать, чтобы все запротоколировать, он бы и не вспомнил.
Весь день Андрей мысленно был с Наташей.
И вот, наконец, они снова вместе у выхода из остекленного железобетонного наземного вестибюля станции метро. Решив прогуляться, они направились к водному стадиону. Стоял погожий вечер августовского дня, и на трибунах, несмотря на неприглядный вид давно неремонтируемых сооружений и мусор, «тусовалась» молодежь, гуляли с детьми мамы, кто-то загорал, сидели, взявшись за руки, влюбленные, которым везде рай, смотрели вдаль погруженные в свои размышления одинокие люди, а кто-то в бинокль наблюдал за парусной регатой, проходившей в этот день на Химкинском водохранилище.
Андрей с Наташей гуляли, держа друг друга за руку, говорили. Слова лились бисеринками, сливаясь в некий узор, который затем рассыпался, когда тема была исчерпана, и вновь и вновь свободно лились, составляя иные узоры. И так — бесконечно, как это часто бывает у гармонично сочетающихся людей.
Когда Андрей с остановки автобуса стал провожать ее домой, почувствовал небольшое напряжение у Наташи. Потому не стал повторять вчерашнего, а только стоял, молча, держа ее за обе руки и глядя на нее, словно чего-то ожидая.
— Завтра заходи ко мне сразу же после работы, хорошо?— вдруг произнесла она своим, ставшим таким родным ему голосом.
Он, не ожидая такого предложения, немного оторопел.
— Поговорим обо всем, ладно?— словно смахивая недоразумение с его лица, сказала Наталья.
— Хорошо…— только и смог вымолвить Андрей.
6.
Юрий сидел на балконе своей квартиры, наслаждался свежестью летнего вечера и глядел, не мигая, на огни окружающих домов, желтые уличные фонари и проезжавшие машины. Давненько он не сидел вот так, ни о чем не думая, никуда не идя по принуждению, никого и ничего не боясь. На душе его было хорошо, как не было уже с незапамятных времен.
В комнате хлопотала старушка-мать, перекладывая выглаженное сыновнее белье с гладильной доски на полку в шкафу.
— Ты бы поел, сынок. Я гуляш с картошкой приготовила, твой любимый.
— Ладно, мать, потом…
— Иди, поешь, Юр, а то остынет!
— Не мешай, мать, мечтаю!
— Ну, мечтай, мечтать, сынок не вредно,— промолвила она и вышла из комнаты.
Юрий посидел еще немного, покурил, затем оделся и, сказав матери:
— Пойду, погуляю. Погода-то какая хорошая,— направился к входной двери.
Мать ничего не ответила, только горестно, из стороны в сторону, покачала головой.
Юрий спокойно, не торопясь, вразвалочку шел по родной улице, где не был вот уже почти восемь лет. Он только позавчера вернулся после долгой отсидки в местах не столь отдаленных. Срок свой он получил за изнасилование — восемь лет в колонии строгого режима. А до этого Юрий дважды отбывал сроки за грабеж, как молодой беря все на себя. Так что это была его третья ходка, самая длительная, с тех пор как в двадцать два в 85-м году связался с братками.
А ведь все начиналось добропорядочно. «Хорошим фрайером мог стать», — ухмыльнулся он. ПТУ, армия, завод, девушка… Правда, она потом бросила, нашла себе побогаче — кооператора. С ним же, любившим ее без памяти, и поговорить не захотела. Запил тогда Юрий, запил серьезно. Начались неприятности на работе, прогулы — в конце концов, уволили. И покатилась его жизнь по узкой, петляющей и скользкой дорожке.
«Да, изрядно попарился на нарах,— подумал Юрий,— всего в общей сложности семнадцать лет будет». Недавно, еще на зоне, ему «стукнуло» пятьдесят, разменял шестой десяток. И хоть обрыдло ему все там — одно и то же изо дня в день, те же лица с утра до вечера и никакой отдушины,— и хоть мечталось о жизни на воле, природе, которую любил с малолетства,— каждое лето проводил в недалекой калужской деревне,— хоть думалось с чувством вины о старушке-матери, которую, не признаваясь самому себе, любил более всего на свете, но, несмотря на все это, тянуло его к той устоявшейся жизни в колонии, когда все за тебя уже определено, когда все за тебя организовано, предсказуемо, ничего не нужно предпринимать — и накормят, и оденут, и спать вовремя уложат. В общем, не о чем беспокоиться, если ты живешь по общепринятым понятиям и имеешь статус вора… Здесь же, хоть всего-то три дня дома, уже нужно искать работу — не на пенсию же матери жить,— а его с тремя судимостями-то да с «братковским» прошлым куда возьмут. Разве что грузчиком или разнорабочим на нищенскую зарплату. Так уж лучше в зоне…
И еще жила в Юрии одна страсть, не дававшая ему спокойно жить после того, как бросила его любимая девушка, да так грубо, словно плюнула в душу, растоптала как червя, особенно проявившаяся в нем после того изнасилования, за которое сел. Преследовала она его видениями наяву в зоне, как он исключительно силой овладевает женщиной — причем порядочной, — преодолевая ее сопротивление, и не один раз, и разными способами. Это представлялось ему чуть ли не ежедневно в красках, звуках и ощущениях, настолько реально, что стало частью его жизни, его существа. Где-то краем сознания он думал, что это болезнь. Но тут же эта маленькая, хрупкая мысль подавлялась этой страстью и тонула в ней.
Вот и сейчас эта страсть тянула его на улицу. Юрий и желал, и боялся этого. Четыре чувства теперь постоянно боролись в нем. С одной стороны, наслаждение волей после длительного заключения и любовь с жалостью к матери, а с другой — эта самая страсть и тяга к зоне…
Он посмотрел на часы. Шел уже 1-й час ночи. Для Москвы это не было уж столь поздним временем, так как люди возвращались домой с работы, учебы, развлечений и гостей порой часа два из одного конца города в другой, да еще с учетом ожидания наземного транспорта и поездки на нем от станции метро или стояния в пробках, если говорить об автомобилистах.
Ночная прохлада нравилась Юрию. Насколько это приятнее духоты барака, в котором он жил еще три дня тому назад. «Благодать на прогулке»,— ухмыльнулся Юрий.
И тут он увидел ее. Женщина шла не торопясь. Под достаточно облегающим платьем колыхались формы ее тела. «Мечта!». Именно такою представлял ее на нарах. Юрий пошел за ней тихонько, на расстоянии. Когда женщина завернула к подъезду, он подбежал:
— Ой, не закрывайте, соседушка! Ключи забыл. Не хочется жену будить, поздно уже, она рано у меня ложится.
Женщина, судя по выражению ее лица, находилась в благодушном состоянии, да и дом-то их двенадцатиэтажный — сколько людей живет, разве всех упомнишь, а многие ведь снимают квартиры, и даже с семьями.
Когда лифт остановился на девятом этаже, он чуть подождал, пока она повернет в сторону своей квартиры, быстро вышел из кабины и ударом кулака по голове оглушил ее, второй рукой выхватив сумочку. Затем обеими руками обхватил женщину сзади, бессознательную и обвисшую прижал к себе и подтащил к двери коридора. Держа одной рукой сумочку, второй Юрий достал ключи и, подобрав необходимый, открыл дверь.
В секции было три квартиры, и он, изучив замки, легко определил какая квартира ее. «Единственное, что может помешать, это если в квартире кто-то есть,— подумал он.— Но это можно проверить. А путь к отступлению открыт, в случае чего…» (Был у Юрия «пунктик», как это часто бывает у душевнобольных,— он мог сделать это только в квартире жертвы).
Открыв двери, он втолкнул женщину внутрь квартиры. Она упала на пол, глухо ударившись головой. Не мешкая, Юрий осмотрел квартиру. Она была однокомнатной, и никого в ней не было. Когда он вернулся к женщине, она очнулась. Юрий бросился на нее, зажал ей рот рукой и тут же, на полу в прихожей, не раздевая, многократно и в извращенной форме овладел ею…
Когда все было сделано, он вновь оглушил свою жертву, хладнокровно уничтожил все физиологические следы своего преступления, раздел донага, надел на нее домашний халат, висевший на вешалке, и трусы из стопки белья, лежавшего на тумбочке в комнате. Затем белье, бывшее на ней, сунул в карман, чтобы выбросить по дороге домой в мусорный контейнер. В таком виде — в распахнутом халате и трусиках,— предварительно внимательно оглядев балконы по соседству и до;ма напротив, а также двор, сбросил бедную живую женщину с балкона, с трудом перевалив ее тело через окно.
После этого Юрий столь же хладнокровно и не торопясь развесил вещи, в которые она была одета, на стуле, привел прихожую в порядок и, надев в ванной резиновые перчатки, протер все ручки и предметы, на которых могли остаться его следы. Повесив ключи на крючок у двери, он тихо вышел из квартиры, аккуратно, чтобы не произвести шума, закрыл дверь на замок и выбросил резиновые перчатки в мусоропровод.
7.
Назавтра Наталья вспомнила все свое былое умение в приготовлении еды — давно не готовила ничего домашнего. Когда все было готово к вечеру вдвоем при свечах, она позвонила Андрею и подтвердила свое приглашение.
— Наташа, небольшая заминка, наше руководство решило провести вечернее оперативное совещание — как будто дня не хватает?— И я освобожусь где-то около двадцати одного часа. Ничего?
— Хорошо, буду ждать.
Андрей зря времени не терял и загодя купил бутылку хорошего французского вина и коробку дорогих конфет. Как только закончилось совещание, он покинул офис и, направляясь к метро — в городе машиной пользовался крайне редко, так как станции метро были рядом с работой, и в пяти минутах ходьбы от дома,— купил букет роз.
Мысли Андрея, на всем пути его, были заняты ожидаемой встречей и всевозможными догадками, о чем же Наташа хотела с ним поговорить.
Наталья очень ждала его. Он это заметил по тому, как быстро она открыла ему, будто в нетерпении стояла у двери, и по радостно-тревожному подрагиванию ресниц. Андрей тоже был и обрадован, и несколько заинтригован их сегодняшней встречей.
Но поцелуй — она не противилась ему,— этот первый поцелуй на ее территории, поцелуй сквозь розы рассеял все сомнения и опасливые предположения Андрея.
Они прошли в комнату. Стол был сервирован по всем правилам столового этикета. Но спиртного на нем не было — она отдала прерогативу в этом ему, мужчине. Впрочем, как и зажигание свечей.
Они, молча, подняли бокалы, глядя в глаза друг другу, не говоря ни слова, ибо любое слово, сказанное сейчас, не могло бы выразить и сотой, и тысячной того, что они хотели сказать, что они чувствовали.
Вино оказалось настоящим — ароматным, вкусным, легко и приятно пьянящим. Они ели, слушали музыку, беседовали ни о чем и танцевали.
К концу вечера Наталья вновь посерьезнела, и Андрей вспомнил, что она приглашала его к себе о чем-то поговорить.
— Наташа, что случилось, ты что-то хотела мне рассказать или спросить?
— Да, я хотела поговорить с тобой, Андрей.
Он пододвинулся поближе, взял ее за руку и сидел, вопрошающе глядя, готовый принять все, что она скажет ему.
— Понимаешь, мне не везет в любви. Вернее, нет… не так,— она запнулась, сжав кисти рук, подняла их к груди и уронила на колени.— Ты знаешь…
— Что, что, дорогая, говори, не бойся, я все пойму.
Чувствовалось, что Наталья собирается с духом. И, наконец, она решилась:
— Знаешь, с теми, кто меня любит, случается несчастье,— тихо промолвила она.
— В смысле?— не задумываясь, отреагировал Андрей.
— В прямом смысле,— с грустью продолжала Наталья.
Он молчал одновременно и боясь, и протестуя против того, что должен был услышать.
— Двое любили меня: парень, Сергей — еще со школы, и Вячеслав — мы с ним работали вместе в этом же самом институте, где я сейчас преподаю. Меня любили два человека: Сергей и Вячеслав!— голос ее задрожал, казалось, вот-вот она расплачется.
— Да, милая, я понял,— растерянно проговорил Андрей.
— Сергей погиб в армии, на учениях — попал под танк. А с Вячеславом случилось серьезное ДТП. Он погиб на месте. Был настолько изувечен, что его провожали в закрытом гробу.
— Наташенька, почему ты думаешь, что это все произошло из-за тебя? Может быть, это просто трагические случайности.
— Так можно было бы понять, если бы меня, кроме них, любили бы другие, и с ними ничего бы не произошло…в таком роде. Но, повторяю, меня любили только эти два человека, и оба они погибли!
— Ты ведь … любишь меня?— немного помолчав, спросила она.
— Да, люблю!— воскликнул Андрей.
— Вот, видишь! Поэтому я боюсь за тебя. Наталья встала и направилась к балкону. Он пошел за ней. Было уже около двенадцати ночи, и улица, и днем немноголюдная, теперь была пуста. Они стояли, наслаждаясь прохладой и благостью ночи. Почему-то говорить не хотелось.
На тротуаре появился коренастый мужчина. Под уличным фонарем серебрились его коротко остриженные волосы. Он шел вразвалку, не торопясь, лениво глядя по сторонам.
Наталья взяла Андрея за руку, увлекая обратно в комнату.
— Уже поздно, иди домой.
— Наташа…
— Нет, нет. Я хочу, чтобы ты обо всем подумал. Не нужно торопиться,— и чуть погодя прошептала:— Я очень за нас боюсь.
…Весь следующий день Андрея не оставляли мысли о происшедшем между ними вчерашнем разговоре. «Что это, суеверие? А может быть и не суеверие? Нет, нет, непохоже. Тогда, давно в молодости, погиб парень, погиб страшно, трагически. Это сильно травмировало психику молодой девушки. А через достаточно короткий промежуток жизненного времени погиб еще один человек, так же любивший ее, как и тот, первый. И Наташа, наверное, вновь констатировала, что до этих трагедий не нашла в себе по отношению к обоим достаточно душевных сил, ответной любви, может быть, была чрезмерно холодна. Все это заякорилось в ней, создало сильный комплекс вины. Она стала считать себя неспособной на ответную любовь, причем, эта ее неспособность была такой отрицательной силы что ли, что приводила к сильнейшим переживаниям любящего человека и дальнейшей трагедии. И именно повторение ситуации зациклило Наташу на этом и побуждало теперь подсознательно избегать подобных отношений,— размышлял Андрей, в свое время увлекавшийся психологией и много читавший.— Но жизнь берет свое. Человеку хочется любви. А в ее случае, может быть, и полюбить, найти в своей душе источник этого чувства,— логические размышления у него чередовались приливами любви к ней, и тогда перед его внутренним взором появлялся образ милой, нежной, такой притягательной и любимой Наташи. — Скорее бы закончилось рабочее время, чтобы спокойно все обдумать, выработать стиль не травмирующего по отношению к ней поведения. Пусть ее ответное чувство, если суждено, родится свободно, постепенно превозмогая психологические травмы и подсознательные ловушки… Так, все,— решил Андрей,— хватит отвлекаться. Нужно закончить дела, и — домой. А потом позвонить Наташе!»
Придя домой, он занялся приготовлением еды, потом ужинал, обдумывая то, что решил на работе.
Незаметно стемнело. На улице зажглись огни фонарей. Андрей вышел на балкон и посмотрел в сторону ее дома. Ему видны были верхние этажи, и он научился находить окна квартиры Наташи. А если взять фотоаппарат, который позволял делать десятикратное увеличение, то можно было видеть все отчетливо, как на расстоянии ста метров.
В ее окнах был свет. Он набрал номер ее телефона. Наташа ответила сразу же и после приветствия спросила:
— Ну, что ты решил?
— А я ничего и не решал. Как люблю тебя, так и люблю!— Андрей вернулся в комнату, взял с полки фотоаппарат и, вернувшись на балкон, включил его и установил «zoom» на максимум.
Она стояла на балконе и слушала его признания в любви. Выражение лица ее он различить не мог — видел только фигуру,— но по дыханию и вибрации голоса, когда она произносила что-то в потоке его признания, говорили ему — она принимает его признание, его любовь, его самого!
— Наташа, я иду к тебе!
— Я жду тебя, милый! Через полчаса я буду готова. Жду тебя!
8.
Два дня Юрий, на всякий случай, не выходил из дома. Но охота пуще неволи, и эта «охота» изнутри все сильнее и сильнее побуждала его на дело. Сегодня, попозже вечером, он вышел прогуляться по окрестностям, приглядываясь, прислушиваясь, подмечая и беря на заметку все, что могло бы пригодиться. Вот и сейчас он шел по этому тихому району, уверяя себя в том, что «снаряд дважды в одну воронку не падает», то есть менты не подумают, что он совершит то же самое в том же месте. Но это, конечно, до двух раз, не более.
А вот и тот дом, где он увидел на балконе седьмого этажа двух воркующих голубочков. Только сегодня там одна голубка. «Где же твой дружочек?» — мысленно ухмыльнулся Юрий и в тот же момент услышал: «Я жду тебя, милый! Через полчаса я буду готова…» В вечерней тиши и темноте звуки слышны гораздо лучше, чем днем. Эти слова, особенно их интонация, неимоверно возбудили Юрия. «Вот оно!» — решил он.
Неторопливо, как ни в чем не бывало он прошелся вдоль старого девятиэтажного дома и, дойдя до конца, так же неспешно пошел обратно. Дамочки на балконе уже не было. «Пошла готовиться»,— подумал Юрий и направился к подъезду. Достав сотовый, он снял блокировку и при свете экрана оглядел кодовый замок. Нетрудно было определить три кнопки по их стертой от многократного использования поверхности. Для верности оглядел всю дверь. «Точно»,— убедился, найдя запись кода, оставленную доброхотом или склеротиком сбоку.
Открыв дверь, Юрий ринулся к лифту, пока тот был не занят. Кабина была на ближних этажах, и он быстро приехал. Выйдя на площадке, он быстро сориентировался. «Если лифт напротив двери подъезда, то квартира эта у мусоропровода. Но как войти? Позвонить?— Рано, подозрительно быстро. Будет спрашивать — кто да что?.. Остается одно — спрятаться за мусоропроводом и дождаться, когда придет «милый», а затем его, входящего, впихнуть, и самому за ним. Фрайера «успокоить» и, не торопясь, заняться голубкой».
От этих мыслей возбуждение поднялось в нем с неимоверной силой, даже сознание чуть не помутилось. Чтобы отдышаться, он подошел к окну, благо, оно было открыто. Ночной воздух освежил его влажное лицо.
И тут он увидел в углу аккуратно стоящие старые половые доски. «Видно кто-то ремонт делает, а выбросить не успел»,— пронеслось в сознании. Юрий выглянул на улицу, увидел козырек подъезда, еще раз убедившись, что верно определил квартиру. «Да вот же и балкон рядом — рукой подать — и незагороженный, открытый. А что, если?.. Плита его всего сантиметров на семьдесят выше подоконника, у которого я стою,— прикинул он и посмотрел на часы. До прихода «голубка» оставалось ровно двадцать минут.— Успею!» — решил Юрий и быстро положил две доски одним концом на подоконник, а другим на плиту, просунув их между плитой и металлической полоской ограждения. Держась одной рукой за раму окна, он шагнул на доски. Они заскрипели, прогибаясь, но устояли — длинные и толстые, прогнувшись, они хорошо зафиксировались на балконе и лежали хорошо. Сделав шаг, он ухватился левой рукой за кирпичный выступ в стене. Перехватив руки, он сделал третий шаг, и рука его уже на перилах балкона. Тихо спустившись на него, он втянул доски и аккуратно положил их на пол, стараясь не вписаться в поле видимости из окна. А, впрочем, опасаться было нечего — дамочка усиленно готовилась к встрече и в окно, куда он все же с краюшку заглянул, ее видно не было.
Естественно, по летнему времени, балконная дверь была открыта, и Юрий вошел в квартиру.
Как он и предполагал, комната была пуста, а из ванной доносился шум льющейся воды. Дверь ванной — от кого было запираться?— была приоткрыта, и он распахнул ее настежь…
9.
Андрей вышел из дома и остановился в некотором раздумье. Времени было еще много — целых двадцать пять минут,— и можно было пройтись вокруг, не торопясь.
Однако, некоторое чувство тревоги вдруг возникло внутри. Он попытался отмахнуться, относя это к переутомлению последних дней. Но волнение не только не проходило, но стремительно росло, захватывая его целиком. И Андрей решил идти коротким путем. Пройдя несколько десятков метров — тревога все увеличивалась — он побежал. Вот и железнодорожные пути. Перепрыгивая через рельсы, стараясь попадать на шпалу, чтобы не подвернуть ногу, он помчался к дому Наташи и уже через пять минут, запыхавшийся, был возле него.
Быстро набрав код, Андрей влетел в подъезд и хотел вызвать лифт, но тот был занят, и, видимо не одним пассажиром, так как «позволил себя вызвать», остановившись предварительно на трех этажах. Когда Андрей вышел из лифта, он посмотрел на ручные часы. С момента его выхода из дома прошло ровно десять минут. Подойдя к двери квартиры Наташи, он явственно услышал стоны и какие-то глухие удары, раздающиеся из-за нее. Вдруг образ увиденного позавчера трупа предстал перед его внутренним взором, и Андрей не на шутку испугался. Значит, его тревога имела под собой очень серьезное основание! Ничего не зная о том, что происходило в квартире, он чутьем понял, что звонить в дверь бесполезно, а то и вовсе опасно, и опасно именно для Наташи. «Но что делать?!» Он выхватил сотовый, желая позвонить в полицию, и подошел к окну. Внизу под фонарем светился козырек подъезда. А справа был балкон. «Да это же ее балкон! Ведь квартира — вот она»,— Андрей посмотрел на крайнюю к окну дверь квартиры. И, вновь поворачиваясь к окну, он заметил стоявшие в углу доски.
Быстро соорудив мостик из досок между подоконником и балконом, Андрей через минуту был уже там. В комнате никого не было. Звуки возни и стоны слышались из ванной. Он рванулся туда, открыл дверь (как потом стало ясно, буквально через минуту, как туда забрался бандит) и, вспомнив свои занятия самбо, ни секунды не мешкая, рубанул ребром ладони левой руки по шее, по сонной артерии, в то же время соизмеряя свой удар, чтобы не сломать позвонки — бандит обмяк, и тут же правой рукой оторвал правую же руку его от тела Наташи и заломил ее ему за спину. Затем он соединил обе его руки за спиной.
Все произошло вовремя, так как еще бы минута и бандит сделал бы свое грязное дело. Наташа, нагая, осела на пол ванной комнаты. Страх и напряжение борьбы сделали свое дело, и сейчас, когда опасность миновала, она, закусив губу, беззвучно сотрясалась в истерике.
Юрия, который был еще без сознания, Андрей без труда опустил на пол, на колени, положив грудью на край ванны. Свободной рукой он взял длинное полотенце, висевшее на трубе, и завязал кисти рук бандита крепким узлом. Потом отволок его в прихожую и, пока тот еще не очнулся, связал своим ремнем его ноги.
Юрий пришел в сознание. И, дико вращая глазами, стал громко ругаться матом. Андрей взял на кухне полотенце и, наступив коленом на грудь, чтобы тот не вертелся вьюном, зажал ему пальцами нос. Тот поневоле открыл рот, что позволило вставить кляп. После этого Андрей вызвал полицию. Дело было сделано.
Теперь можно было заняться Наташей. Он поднял ее с пола, взял на руки, крепко поцеловал, шепча добрые, ласковые слова. Несмотря на все напряжение последних минут, они легко лились с его уст, так как наполняли всего изнутри. Положив на диван, он укрыл ее пледом, погасил верхний свет и включил бра.
— Как ты оказался здесь, ведь я ждала тебя, как договаривались, только через полчаса?— еще всхлипывая, проговорила она.
— Я почувствовал, Наташа — промолвил он.
— Почувствовал?!
— Да, почувствовал опасность, грозящую тебе.
— Но ведь, раз ты любишь меня, она должна была грозить тебе, а не мне…
— А ты, Наташа, хоть немного любишь меня?
— Ты знаешь, до того, как… ну, это… случилось, я как раз думала, что люблю тебя, люблю первого человека в своей жизни. Ибо до тебя я никого и никогда не любила.
— Вот, видишь, значит, круг несчастий прерван. И прерван он потому, что не только я, но и ты любишь. Мы взаимно любим друг друга!
— Да, милый,— сказала Наталья и, закрыв глаза и глубоко вздохнув, улыбнулась. Как улыбаются люди после долгого-долгого пути через страшные препятствия и трудности, наконец дошедшие до желанной заветной цели.
© Copyright: Яков Шафран, 2014
Свидетельство о публикации №214112101902
Рейтинг: 0
504 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
