ПОЭТ, ПРОЗАИК и СКУЛЬПТОР
Алма-Ата и алмаатинцы (1997)
Вечером собрались у Скульптора, чтобы обсудить первую повесть начинающего Прозаика.
На кухне было уютно – цветы, занавесочки, картинки, мягкий цвет. Надо отдать должное Ларисе, супруге ваятеля, которая при мизерном семейном бюджете, ухитрилась все со вкусом обустроить. Стол был прост: водка, салат, домашние соленья, хлеб. Молодой Поэт, ныне популярный, ныне живущий не на родине, чувствовал себя фаворитом. Он не сомневался в своей исключительности, как и не сомневался, что присутствующие это безоговорочно принимают. Нестарый, начинающий прозаик, тоже ныне живущий не на родине, готовился выслушать первые отклики на свою первую повесть. Скульптор – умница, ходячая энциклопедия, - шлифовал нэцкэ, доводил детали специальным ножом и сдувал крупинки с фигурки. От Поэта ждали мнения.
Приняли по первой.
Поэт, закусив огурчиком, небрежно:
- Не скажу, что написано талантливо, но искра есть, и ее надо разжигать.
- Как?
- Работать, мой друг. Читать хороших прозаиков. Булгаков, Довлатов, Ремарк, Кафка и другие.
- Читал.
Скульптор, подняв голову:
- А мне повесть понравилась. Для первого раза, по-моему, хорошо.
Поэт, разливая по рюмкам:
- Писать прозу легче, чем стихи. Проза зиждется на бухгалтерском учете, поэзия – на эзотерике,
космоэнергетике. Не каждому дано.
Выпили, закусили.
Поэт:
- Вот, например, поэзия:
Глухими тропами, среди густой травы,
Уйду бродить я голубыми вечерами;
Коснется ветер непокрытой головы,
И свежесть чувствовать я буду под ногами. – А вот как выглядело бы это в прозе: вечером я шел по глухой тропе. Дул ветер. Земля была холодной. Ногам было свежо. – Буднично и неинтересно.
Прозаик:
- Ну почему, я бы так написал: - Вечерело. В густой траве я присмотрел еле заметную тропу и направился по ней. Налетающий порывистый ветер теребил мою непокрытую голову. После вчерашнего дождя, земля была прохладной, и от нее веяло свежестью.
Поэт:
- Где ты взял дождь?
- Представил.
Скульптор, отрываясь от рукоделия:
- Тоже неплохо. Я в смысле прозы.
Поэт саркастически улыбнулся:
- Пехота. Если перефразировать на военный язык, проза – пехота, а поэзия - авиация!
- Но без пехоты города не взять, - мрачно заметил Прозаик, уязвленный, так как с детства мечтал быть летчиком.
Поэт, накладывая салат:
- Авиация города не берет, она их сносит! С лица земли! А пехота затем копошится в руинах и мародерничает.
Прозаик, разливая по новой:
- Ну, уж мародерничает…
Поэт:
- По отношению к высокой литературе. Ведь даже у тебя в повести, когда герой осознает в каком геморрое он оказался, ты пишешь: мол, поэтическое блаженство закончилось, и началась проза. Кроме того, сверху лучше видно.
Прозаик:
- А детали? Сверху деталей не разглядеть.
Скульптор, ставя рюмку на стол:
- А по мне, и поэзия и проза – все литература. На Древнем Востоке авторы, как правило, владели обоими стилями.
Поэт:
- Любой поэт может писать прозу, но не любой прозаик поэзию. Настоящий поэт не опустится до прозы, проза это удел НЕ ПОЭТОВ. – Поэт стряхнул с воротника сорочки несуществующие пылинки.
На кухню пришла Лариса, проветрила помещение и принялась жарить яичницу. Она стояла к сидящим спиной. Творческий спор был прерван, так как все были заворожены звуком разбиваемых яиц. Прозаик насчитал девять. Поэт прозаически посоветовал к яйцам добавить лук. По счастливым лицам было видно как все рады неожиданно свалившемуся перекусу. За столом повеселели.
- А Пушкин, Лермонтов? – вставила Лариса, водружая сковородку с яичницей на стол и вызывая оживление.
Поэт, благодушно:
- Пушкин и Лермонтов, это не поэты, - эпистолярный жанр, позеры от поэзии.
Неожиданно, Скульптор выставил на стол несколько фигурок, последнюю серию своих нэцкэ. Все принялись рассматривать и цокать. Фигурки в действительности были великолепны. Скульптор с любовью крутил в израненных пальцах очередного толстого узкоглазого мужичка с котомкой и с посохом.
- Это – Син, олицетворяет долголетие и исцеление от тяжелых недугов. А вот этот называется Мальчик с персиком – приносит в дом счастье, удачу и благополучие, а также защищает детей от несчастий и болезней. А вот эта – Обезьяна, закрывающая рот и уши. А вот – нэцкэ Император, а вот эта толстая рыба - Кит…
Все рассматривали фигурки, восхищались искусством резки. Скульптор светился.
- Эту партию меньше чем по 200 баксов за каждую не отдам! – восклицал он. Поэт и Прозаик знали, что отдаст и по 50. Но хозяина обижать не хотелось.
Появилась гитара.
Уже за полночь, пьяный Прозаик приехал на автомобиле домой и вспомнил, что повесть так и не обсудили. Он уже почти заснул, когда в голове пронеслась мысль, что без пехоты войны не выиграть. Пришла фраза – рядовой солдат литературы. Сон прошел. Прозаик залез в тапочки и пошел на балкон, на ходу прикуривая сигарету.
2012
France
Алма-Ата и алмаатинцы (1997)
Вечером собрались у Скульптора, чтобы обсудить первую повесть начинающего Прозаика.
На кухне было уютно – цветы, занавесочки, картинки, мягкий цвет. Надо отдать должное Ларисе, супруге ваятеля, которая при мизерном семейном бюджете, ухитрилась все со вкусом обустроить. Стол был прост: водка, салат, домашние соленья, хлеб. Молодой Поэт, ныне популярный, ныне живущий не на родине, чувствовал себя фаворитом. Он не сомневался в своей исключительности, как и не сомневался, что присутствующие это безоговорочно принимают. Нестарый, начинающий прозаик, тоже ныне живущий не на родине, готовился выслушать первые отклики на свою первую повесть. Скульптор – умница, ходячая энциклопедия, - шлифовал нэцкэ, доводил детали специальным ножом и сдувал крупинки с фигурки. От Поэта ждали мнения.
Приняли по первой.
Поэт, закусив огурчиком, небрежно:
- Не скажу, что написано талантливо, но искра есть, и ее надо разжигать.
- Как?
- Работать, мой друг. Читать хороших прозаиков. Булгаков, Довлатов, Ремарк, Кафка и другие.
- Читал.
Скульптор, подняв голову:
- А мне повесть понравилась. Для первого раза, по-моему, хорошо.
Поэт, разливая по рюмкам:
- Писать прозу легче, чем стихи. Проза зиждется на бухгалтерском учете, поэзия – на эзотерике,
космоэнергетике. Не каждому дано.
Выпили, закусили.
Поэт:
- Вот, например, поэзия:
Глухими тропами, среди густой травы,
Уйду бродить я голубыми вечерами;
Коснется ветер непокрытой головы,
И свежесть чувствовать я буду под ногами. – А вот как выглядело бы это в прозе: вечером я шел по глухой тропе. Дул ветер. Земля была холодной. Ногам было свежо. – Буднично и неинтересно.
Прозаик:
- Ну почему, я бы так написал: - Вечерело. В густой траве я присмотрел еле заметную тропу и направился по ней. Налетающий порывистый ветер теребил мою непокрытую голову. После вчерашнего дождя, земля была прохладной, и от нее веяло свежестью.
Поэт:
- Где ты взял дождь?
- Представил.
Скульптор, отрываясь от рукоделия:
- Тоже неплохо. Я в смысле прозы.
Поэт саркастически улыбнулся:
- Пехота. Если перефразировать на военный язык, проза – пехота, а поэзия - авиация!
- Но без пехоты города не взять, - мрачно заметил Прозаик, уязвленный, так как с детства мечтал быть летчиком.
Поэт, накладывая салат:
- Авиация города не берет, она их сносит! С лица земли! А пехота затем копошится в руинах и мародерничает.
Прозаик, разливая по новой:
- Ну, уж мародерничает…
Поэт:
- По отношению к высокой литературе. Ведь даже у тебя в повести, когда герой осознает в каком геморрое он оказался, ты пишешь: мол, поэтическое блаженство закончилось, и началась проза. Кроме того, сверху лучше видно.
Прозаик:
- А детали? Сверху деталей не разглядеть.
Скульптор, ставя рюмку на стол:
- А по мне, и поэзия и проза – все литература. На Древнем Востоке авторы, как правило, владели обоими стилями.
Поэт:
- Любой поэт может писать прозу, но не любой прозаик поэзию. Настоящий поэт не опустится до прозы, проза это удел НЕ ПОЭТОВ. – Поэт стряхнул с воротника сорочки несуществующие пылинки.
На кухню пришла Лариса, проветрила помещение и принялась жарить яичницу. Она стояла к сидящим спиной. Творческий спор был прерван, так как все были заворожены звуком разбиваемых яиц. Прозаик насчитал девять. Поэт прозаически посоветовал к яйцам добавить лук. По счастливым лицам было видно как все рады неожиданно свалившемуся перекусу. За столом повеселели.
- А Пушкин, Лермонтов? – вставила Лариса, водружая сковородку с яичницей на стол и вызывая оживление.
Поэт, благодушно:
- Пушкин и Лермонтов, это не поэты, - эпистолярный жанр, позеры от поэзии.
Неожиданно, Скульптор выставил на стол несколько фигурок, последнюю серию своих нэцкэ. Все принялись рассматривать и цокать. Фигурки в действительности были великолепны. Скульптор с любовью крутил в израненных пальцах очередного толстого узкоглазого мужичка с котомкой и с посохом.
- Это – Син, олицетворяет долголетие и исцеление от тяжелых недугов. А вот этот называется Мальчик с персиком – приносит в дом счастье, удачу и благополучие, а также защищает детей от несчастий и болезней. А вот эта – Обезьяна, закрывающая рот и уши. А вот – нэцкэ Император, а вот эта толстая рыба - Кит…
Все рассматривали фигурки, восхищались искусством резки. Скульптор светился.
- Эту партию меньше чем по 200 баксов за каждую не отдам! – восклицал он. Поэт и Прозаик знали, что отдаст и по 50. Но хозяина обижать не хотелось.
Появилась гитара.
Уже за полночь, пьяный Прозаик приехал на автомобиле домой и вспомнил, что повесть так и не обсудили. Он уже почти заснул, когда в голове пронеслась мысль, что без пехоты войны не выиграть. Пришла фраза – рядовой солдат литературы. Сон прошел. Прозаик залез в тапочки и пошел на балкон, на ходу прикуривая сигарету.
2012
France
Нет комментариев. Ваш будет первым!