Последнее дело майора Потапова. (гл. 1-я)

Последнее дело  майора Потапова.
  День выдался не очень трудным, и дежурство в его убойном  отделе обещало закончиться вовремя, минута в минуту.
  Был всего один выезд, а причиной его оказалось очевидное самоубийство. Пожилой чиновник таможни, запутавшийся во взятках и долгах,  ушел в отпуск по болезни, пил, не просыхая, две недели, а потом пустил себе пулю в лоб из наградного оружия, которое получил, проходя  службу в пограничных войсках. 
  Мужчина жил один,  в квартире не было обнаружено никаких следов присутствия посторонних лиц, на столе лежала записка с просьбой считать  виновным в смерти погибшего только его одного,  и майор Потапов подписал протокол об отсутствии состава преступления.
  И вот в тот самый момент, когда Андрей Петрович, взглянув на часы, собрался уже позвонить жене и предложить ей и сыну прогулку на собственном катере по заливу, раздался звонок из дежурной части.
   - Товарищ майор, у нас труп на Гаванской, - доложил ему молодой стажер Прошкин. – Обнаружен полчаса тому назад соседями.
    «Ну, вот, покатались! - со злостью подумал Потапов. – Ничего нельзя планировать загодя».
   Дело в том, что свой быстроходный катер «Крым» он купил четыре года тому назад и ни разу не удосужился прокатить на нем свою семью. Его сын Никита закончил  за это время школу, поступил  в военно-морское училище, перешел на третий курс и сейчас находился дома на коротких каникулах.  Жена и он любили подначивать Потапова, говоря, что тот, наверное, ждет, когда Никита станет капитаном и сам выведет катер на  воды залива.
   Бригада тоже восприняла известие о выезде на происшествие почти трагически.
   - Андрюша, ты, вероятно, решил плохо пошутить! – воскликнул эксперт Фима Коскин, самый спокойный человек в его бригаде. – Кто будет поливать гладиолусы на моей даче, если я не могу выбрать из моей паршивой жизни  два часа,  чтобы поехать  в Васкелово? 
   - У вас есть дача, Ефим Борисович? – в тон ему спросил Шура Малышев, никогда не унывающий инструктор - кинолог. – Так почему же мы тогда в отделе не видели даже пучочка редиски,  взращенной вашими заботливыми руками? 
   - Знаете что, Шура, - ответил ему никогда и ни на что не обижавшийся Фима, - вот когда я уйду с этой проклятой работы и забуду, что я с вами, Шура, работал на ней, тогда я буду выращивать у себя на даче редиску, огурцы и даже помидоры. А пока нервов и времени у меня хватает только на флоксы и гладиолусы. И то, как видите, я не могу выбраться к ним уже две недели. 
    Один   капитан Шведов не сказал ни слова, но  весь его несобранный вид говорил о том, что он тоже глубоко разочарован.
   Участкового Гошу Спицына, встретившего их у подъезда большого старинного здания, в котором жили, в основном, рабочие большого завода, еще дымившего неподалеку, Потапов знал давно.    
   - Убит Михаил Иванович Лузгин,  1923-го года рождения, - сразу от ворот начал докладывать Гоша. – Пенсионер, ветеран Великой Отечественной войны, живет…. жил один. Сын проживает в Красносельском районе, тоже пенсионер, должен скоро подъехать. У отца он бывал регулярно, может показать, что в квартире пропало.   
   - А ты, Гоша, считаешь, что его убили с целью ограбления? – спросил Потапов. – Пенсионера восьмидесяти пяти лет от роду?
  - Других мотивов не вижу, Андрей Петрович, - ответил, не раздумывая, участковый. – Конечно, его достаточно было вырубить на время, подушкой придушить, потому что сопротивления он оказать не мог,  слаб был очень в последнее время. Но его ударили тяжелым предметом сзади, в результате чего и наступила смерть…
  - И тут надо добавить: «… как я считаю», - вмешался Фима, чей хлеб так бессовестно отнимал вездесущий Гоша.
 - … как я считаю, - послушно произнес участковый.
   Они поднялись на третий этаж, где у дверей стоял молоденький Гошин помощник.
  - Что с замками? – спросил Потапов.
  - Скорее всего, Лузгин забыл запереться или вообще не имел обыкновения запирать двери в дневное время, - пояснил Спицын. -  Он сидел спиной к прихожей,  смотрел телевизор и, вероятно,  не слышал, как вошел преступник. Тот подошел сзади и ударил его по голове  каким-то тяжелым предметом, на месте происшествия не обнаруженным.
    Первым в комнату вошел Шура со своим стареньким и вечно грустным Джеком, и, вернувшись через минуту, развел руками:
  - Какой-то дикий спрей, прочихаться не можем.
    В подтверждение его слов Джек оглушительно чихнул  лег на коврик, глядя на всех грустными глазами: вы работайте, а я свое уже отработал.
  Как только Потапов вошел в комнату, он сразу понял, зачем приходил убийца: на столе был небрежно оставлен пиджак со следами вырванных из него с мясом наград. Одна только Юбилейная медаль в честь  60-летия  Победы  одиноко желтела среди клочьев темно-синего габардина.
  «Не представляет ценности, - подумал Потапов. – Преступник работает с наградами давно, хорошо знает конъюнктуру рынка…»
  - Ефим Борисович, определите точное время смерти ветерана, - распорядился он. – Швед,   опроси всех жильцов подъезда, обязательно отыщи старушку, которая знает всё. Гоша, давай сюда понятых.
  Впрочем, этих распоряжений он мог и не давать: Коскин уже осматривал труп, Шведов консультировался у  Гоши о количестве этажей и расположении квартир в подъезде, а помощник участкового уже отправился искать понятых.
  Потапов осмотрел квартиру. Меблирована она была небогато, в еще довоенном стиле: круглый стол, три венских стула  вокруг, кровать у стены, небольшой шкафчик с книгами в углу и телевизор  на тумбочке, напротив которого в кресле на колесиках  и сидел убитый хозяин.
  «Кажется, он вообще не видел вошедшего, - продолжал размышлять Потапов. – Сейчас, когда телевизор выключен,  на темном экране хорошо отражается часть прихожей и входная дверь. На экране работающего телевизора этого не увидишь. Поэтому преступник спокойно подошел к Лузгину и нанес ему удар по голове тяжелым предметом, который он принес с собой и с ним же ушел. Что это могло быть? Молоток, топор, кусок арматуры? Сейчас Фима этот вопрос прояснит».
  На столе лежала общая тетрадь в коричневом дерматиновом переплете, на который неровно был наклеен квадратик белой плотной бумаги. На ней хорошо читалась надпись красным фломастером:
 
                                                 ДНЕВНИК МОИХ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ
                                             
                                                                      Начато 11. 05. 1990 г.                
  Тетрадь была исписана меньше, чем до половины, почерк был корявый, было видно, что каждое слово давалось пишущему с трудом.
  Потапов открыл последнюю запись, прочел:
                                                                 «Июнь  1942-го года.  (Число не помню).
                                                                 Окрестности Севастополя.
   Немец хорошо окопался в одном километре от наших позиций. Разведка промухала.
   Ходили в атаку, меня ранило в ногу. Не помню, как дополз  до ихнего пулеметного гнезда и забросал его гранатами (3 шт.)
  Потом потерял сознание и очнулся уже в госпитале. Ребята сказали, что немца из окопов выбили, положили гадов немало.
  В госпитале пролежал долго, почти два месяца. Пуля, которой меня ранило, оказалась разрывной, пол ноги у меня разворотило. 
   Прямо в палате вручили мне награду: медаль «За отвагу». Вручал сам командир полка, фамилию забыл. Медсестры сообразили букет из бессмертника, всех раненых в палате угостили компотом. Это была уже третья награда у меня, но полковник сказал, что она самая ценная, так как я своей храбростью спас много людей». 
  Запись была сделана сегодня, так как там лежала закладка: листок из отрывного календаря с нынешним числом. Потапов невольно улыбнулся: все старики похожи друг на друга…. Его отец, которому недавно стукнуло семьдесят, тоже регулярно покупал и вешал на стену в гостиной  такие календари  и каждый день отрывал листок и вслух читал его содержание  за завтраком всем домочадцам. Он говорил, что точно так делал и его отец, погибший на войне.
   - Смерть наступила, не позднее  шестнадцати часов тридцати минут, - сообщил Фима, снимая перчатки, - то есть, три часа тому назад. Потерпевшего ударили по тыльной стороне головы тупым и плоским предметом, скорее всего, молотком. Удар был не очень сильным, кожный покров головы не поврежден, кровотечения  не было. По позе убитого видно, что  в момент удара он, видимо, резко  наклонился и  вытянул правую руку вперед. Так как он сидел очень близко от экрана, грудь его уперлась в тумбочку, а пальцы руки  - в телевизор. 
  Ту же вошел Шведов, доложил:
  - Почти никто из жильцов неизвестных людей в подъезде сегодня не встречал. Только одна гражданка Узунова из шестой квартиры, гулявшая три часа тому назад с внуком на детской площадке, видела, как во двор въехала бежевая иномарка, из нее вышел высокий молодой человек   в  светлом плаще и зашел в дом, но только не в тот подъезд, где живет она и Лузгин, а в соседний. Как он выходил оттуда, она не видела, так как отвлекалась на шалости внука, но, когда она собралась домой, машины во дворе уже не было. 
  Подошел тихонько участковый Гоша, сообщил:
  - Пришел сын Лузгина. Пусть заходит?
   - Пусть. Предупреди только, чтобы ничего руками не трогал.
  Вошел высокий, слегка сутулый человек, тоже совершенно седой, как и его отец. Взглянув на растерзанный пиджак, обо всем догадался, почернел лицом. Потом осторожно пересек комнату и, присев на корточки, заглянул в склоненное лицо отца. И только после этого подошел к  Потапову:
  - Если хотите что узнать, спрашивайте.
  - Посмотрите, что пропало из вещей вашего отца.
 - А пропадать здесь, кроме орденов, нечему. Вот, отсюда вижу, в шкафу на полке шкатулка открытая стоит, в ней деньги на проживание. На похороны он не откладывал, глупостью считал.  «Что, говорил, у родных и друзей денег не найдется, чтобы мне струганный гроб купить?» 
  - А орденов у него много было?
  - Немало. Там в ящике тумбочки у него все удостоверения собраны в один пакет и  ленточкой перевязаны. 
  - А ваш отец когда в этой квартире поселился?
  - А он родился в ней. На фронт отсюда ушел, сюда же вернулся. На заводе был лучшим мастером корпусного цеха,  а когда на пенсию вышел, его все равно на стапеля  приглашали, когда спускали на воду новое судно. Последнее время он почти не ходил, я попросил соседку готовить и приносить ему еду. А еще, если вы заметили, я провел ему звонок к ней, кнопку установил на тумбочке. Он до нее мог доставать и с кровати, и с кресла..
  - Спасибо. Мы сейчас закончим, и больше вас тревожить не будем. У вас теперь будет много скорбных дел.

                                                                                     (Продолжение следует)

© Copyright: Борис Аксюзов, 2016

Регистрационный номер №0359423

от 21 октября 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0359423 выдан для произведения: Последнее дело  майора Потапова.
  День выдался не очень трудным, и дежурство в его убойном  отделе обещало закончиться вовремя, минута в минуту.
  Был всего один выезд, а причиной его оказалось очевидное самоубийство. Пожилой чиновник таможни, запутавшийся во взятках и долгах,  ушел в отпуск по болезни, пил, не просыхая, две недели, а потом пустил себе пулю в лоб из наградного оружия, которое получил, проходя  службу в пограничных войсках. 
  Мужчина жил один,  в квартире не было обнаружено никаких следов присутствия посторонних лиц, на столе лежала записка с просьбой считать  виновным в смерти погибшего только его одного,  и майор Потапов подписал протокол об отсутствии состава преступления.
  И вот в тот самый момент, когда Андрей Петрович, взглянув на часы, собрался уже позвонить жене и предложить ей и сыну прогулку на собственном катере по заливу, раздался звонок из дежурной части.
   - Товарищ майор, у нас труп на Гаванской, - доложил ему молодой стажер Прошкин. – Обнаружен полчаса тому назад соседями.
    «Ну, вот, покатались! - со злостью подумал Потапов. – Ничего нельзя планировать загодя».
   Дело в том, что свой быстроходный катер «Крым» он купил четыре года тому назад и ни разу не удосужился прокатить на нем свою семью. Его сын Никита закончил  за это время школу, поступил  в военно-морское училище, перешел на третий курс и сейчас находился дома на коротких каникулах.  Жена и он любили подначивать Потапова, говоря, что тот, наверное, ждет, когда Никита станет капитаном и сам выведет катер на  воды залива.
   Бригада тоже восприняла известие о выезде на происшествие почти трагически.
   - Андрюша, ты, вероятно, решил плохо пошутить! – воскликнул эксперт Фима Коскин, самый спокойный человек в его бригаде. – Кто будет поливать гладиолусы на моей даче, если я не могу выбрать из моей паршивой жизни  два часа,  чтобы поехать  в Васкелово? 
   - У вас есть дача, Ефим Борисович? – в тон ему спросил Шура Малышев, никогда не унывающий инструктор - кинолог. – Так почему же мы тогда в отделе не видели даже пучочка редиски,  взращенной вашими заботливыми руками? 
   - Знаете что, Шура, - ответил ему никогда и ни на что не обижавшийся Фима, - вот когда я уйду с этой проклятой работы и забуду, что я с вами, Шура, работал на ней, тогда я буду выращивать у себя на даче редиску, огурцы и даже помидоры. А пока нервов и времени у меня хватает только на флоксы и гладиолусы. И то, как видите, я не могу выбраться к ним уже две недели. 
    Один   капитан Шведов не сказал ни слова, но  весь его несобранный вид говорил о том, что он тоже глубоко разочарован.
   Участкового Гошу Спицына, встретившего их у подъезда большого старинного здания, в котором жили, в основном, рабочие большого завода, еще дымившего неподалеку, Потапов знал давно.    
   - Убит Михаил Иванович Лузгин,  1923-го года рождения, - сразу от ворот начал докладывать Гоша. – Пенсионер, ветеран Великой Отечественной войны, живет…. жил один. Сын проживает в Красносельском районе, тоже пенсионер, должен скоро подъехать. У отца он бывал регулярно, может показать, что в квартире пропало.   
   - А ты, Гоша, считаешь, что его убили с целью ограбления? – спросил Потапов. – Пенсионера восьмидесяти пяти лет от роду?
  - Других мотивов не вижу, Андрей Петрович, - ответил, не раздумывая, участковый. – Конечно, его достаточно было вырубить на время, подушкой придушить, потому что сопротивления он оказать не мог,  слаб был очень в последнее время. Но его ударили тяжелым предметом сзади, в результате чего и наступила смерть…
  - И тут надо добавить: «… как я считаю», - вмешался Фима, чей хлеб так бессовестно отнимал вездесущий Гоша.
 - … как я считаю, - послушно произнес участковый.
   Они поднялись на третий этаж, где у дверей стоял молоденький Гошин помощник.
  - Что с замками? – спросил Потапов.
  - Скорее всего, Лузгин забыл запереться или вообще не имел обыкновения запирать двери в дневное время, - пояснил Спицын. -  Он сидел спиной к прихожей,  смотрел телевизор и, вероятно,  не слышал, как вошел преступник. Тот подошел сзади и ударил его по голове  каким-то тяжелым предметом, на месте происшествия не обнаруженным.
    Первым в комнату вошел Шура со своим стареньким и вечно грустным Джеком, и, вернувшись через минуту, развел руками:
  - Какой-то дикий спрей, прочихаться не можем.
    В подтверждение его слов Джек оглушительно чихнул  лег на коврик, глядя на всех грустными глазами: вы работайте, а я свое уже отработал.
  Как только Потапов вошел в комнату, он сразу понял, зачем приходил убийца: на столе был небрежно оставлен пиджак со следами вырванных из него с мясом наград. Одна только Юбилейная медаль в честь  60-летия  Победы  одиноко желтела среди клочьев темно-синего габардина.
  «Не представляет ценности, - подумал Потапов. – Преступник работает с наградами давно, хорошо знает конъюнктуру рынка…»
  - Ефим Борисович, определите точное время смерти ветерана, - распорядился он. – Швед,   опроси всех жильцов подъезда, обязательно отыщи старушку, которая знает всё. Гоша, давай сюда понятых.
  Впрочем, этих распоряжений он мог и не давать: Коскин уже осматривал труп, Шведов консультировался у  Гоши о количестве этажей и расположении квартир в подъезде, а помощник участкового уже отправился искать понятых.
  Потапов осмотрел квартиру. Меблирована она была небогато, в еще довоенном стиле: круглый стол, три венских стула  вокруг, кровать у стены, небольшой шкафчик с книгами в углу и телевизор  на тумбочке, напротив которого в кресле на колесиках  и сидел убитый хозяин.
  «Кажется, он вообще не видел вошедшего, - продолжал размышлять Потапов. – Сейчас, когда телевизор выключен,  на темном экране хорошо отражается часть прихожей и входная дверь. На экране работающего телевизора этого не увидишь. Поэтому преступник спокойно подошел к Лузгину и нанес ему удар по голове тяжелым предметом, который он принес с собой и с ним же ушел. Что это могло быть? Молоток, топор, кусок арматуры? Сейчас Фима этот вопрос прояснит».
  На столе лежала общая тетрадь в коричневом дерматиновом переплете, на который неровно был наклеен квадратик белой плотной бумаги. На ней хорошо читалась надпись красным фломастером:
 
                                                 ДНЕВНИК МОИХ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ
                                             
                                                                      Начато 11. 05. 1990 г.                
  Тетрадь была исписана меньше, чем до половины, почерк был корявый, было видно, что каждое слово давалось пишущему с трудом.
  Потапов открыл последнюю запись, прочел:
                                                                 «Июнь  1942-го года.  (Число не помню).
                                                                 Окрестности Севастополя.
   Немец хорошо окопался в одном километре от наших позиций. Разведка промухала.
   Ходили в атаку, меня ранило в ногу. Не помню, как дополз  до ихнего пулеметного гнезда и забросал его гранатами (3 шт.)
  Потом потерял сознание и очнулся уже в госпитале. Ребята сказали, что немца из окопов выбили, положили гадов немало.
  В госпитале пролежал долго, почти два месяца. Пуля, которой меня ранило, оказалась разрывной, пол ноги у меня разворотило. 
   Прямо в палате вручили мне награду: медаль «За отвагу». Вручал сам командир полка, фамилию забыл. Медсестры сообразили букет из бессмертника, всех раненых в палате угостили компотом. Это была уже третья награда у меня, но полковник сказал, что она самая ценная, так как я своей храбростью спас много людей». 
  Запись была сделана сегодня, так как там лежала закладка: листок из отрывного календаря с нынешним числом. Потапов невольно улыбнулся: все старики похожи друг на друга…. Его отец, которому недавно стукнуло семьдесят, тоже регулярно покупал и вешал на стену в гостиной  такие календари  и каждый день отрывал листок и вслух читал его содержание  за завтраком всем домочадцам. Он говорил, что точно так делал и его отец, погибший на войне.
   - Смерть наступила, не позднее  шестнадцати часов тридцати минут, - сообщил Фима, снимая перчатки, - то есть, три часа тому назад. Потерпевшего ударили по тыльной стороне головы тупым и плоским предметом, скорее всего, молотком. Удар был не очень сильным, кожный покров головы не поврежден, кровотечения  не было. По позе убитого видно, что  в момент удара он, видимо, резко  наклонился и  вытянул правую руку вперед. Так как он сидел очень близко от экрана, грудь его уперлась в тумбочку, а пальцы руки  - в телевизор. 
  Ту же вошел Шведов, доложил:
  - Почти никто из жильцов неизвестных людей в подъезде сегодня не встречал. Только одна гражданка Узунова из шестой квартиры, гулявшая три часа тому назад с внуком на детской площадке, видела, как во двор въехала бежевая иномарка, из нее вышел высокий молодой человек   в  светлом плаще и зашел в дом, но только не в тот подъезд, где живет она и Лузгин, а в соседний. Как он выходил оттуда, она не видела, так как отвлекалась на шалости внука, но, когда она собралась домой, машины во дворе уже не было. 
  Подошел тихонько участковый Гоша, сообщил:
  - Пришел сын Лузгина. Пусть заходит?
   - Пусть. Предупреди только, чтобы ничего руками не трогал.
  Вошел высокий, слегка сутулый человек, тоже совершенно седой, как и его отец. Взглянув на растерзанный пиджак, обо всем догадался, почернел лицом. Потом осторожно пересек комнату и, присев на корточки, заглянул в склоненное лицо отца. И только после этого подошел к  Потапову:
  - Если хотите что узнать, спрашивайте.
  - Посмотрите, что пропало из вещей вашего отца.
 - А пропадать здесь, кроме орденов, нечему. Вот, отсюда вижу, в шкафу на полке шкатулка открытая стоит, в ней деньги на проживание. На похороны он не откладывал, глупостью считал.  «Что, говорил, у родных и друзей денег не найдется, чтобы мне струганный гроб купить?» 
  - А орденов у него много было?
  - Немало. Там в ящике тумбочки у него все удостоверения собраны в один пакет и  ленточкой перевязаны. 
  - А ваш отец когда в этой квартире поселился?
  - А он родился в ней. На фронт отсюда ушел, сюда же вернулся. На заводе был лучшим мастером корпусного цеха,  а когда на пенсию вышел, его все равно на стапеля  приглашали, когда спускали на воду новое судно. Последнее время он почти не ходил, я попросил соседку готовить и приносить ему еду. А еще, если вы заметили, я провел ему звонок к ней, кнопку установил на тумбочке. Он до нее мог доставать и с кровати, и с кресла..
  - Спасибо. Мы сейчас закончим, и больше вас тревожить не будем. У вас теперь будет много скорбных дел.

 

Элементарно, мистер Холмс ...

Последнее дело майора Потапова (гл. 2-я)