Одиночество

Мы с тобою расстались.

Я тебя не забыл.
Шрамы на сердце остались,
Страсти жар не остыл.

За два года, прошедших после развода с Машей, я так и не привык жить один. Тошно приходить в дом, где тебя нико не встречает, где царит гробовая тишина. Это беда. Мне становится становится невмоготу. 

Я убегаю из дома в рестораны, лопающиеся от запахов жратвы, вина, табака, тонких духов и женских тел. Я снимаю проститутку. Но проститутки не освобождают меня от гнетущего чувства покинутости. Извержение накопившейся сексуальной энергии облегчает моё тело, но не душу, мятущуюся в чёрном, бесконечном, шалопутном космосе. Душа бьётся о рёбра, словно вольная птичка, посаженная в клетку. Душа жаждет любви. МАША!

Мы с Машей поженились сразу после института. Она устроилась на работу в туристическую фирму. Я ринулся в океан бизнеса. Мне повезло. Я не утонул. Чтобы удержаться на плаву, от меня потребовалось немало сил и энергии, потому что я лез туда, где меня никто не ждал. Я мало бывал дома. Приходилось завязывать полезные для моего бизнеса знакомства и налаживать контакты. Полезные знакомые в свою очередь требовали от меня подкормки и своей выгоды. Но в те часы, что я проводил дома рядом с Машей, я мог расслабиться и получить новый заряд энергии. 

Маша понимала меня и принимала мои заботы и те проблемы, которые нам приходилось решать вместе. Главной проблемой в первые годы было наше хроническое безденежье, ибо все мои доходы и часть Машиного заработка уходили на мой бизнес. Нередко мне приходилось проводить рискованные финансовые операции, из-за которых я, порой, лишался покоя, сна и аппетита. 

С пересохшим горлом и мрачным предчувствием краха я метался глазами по биржевым сводкам, покупал и продавал акции, валюту, недвижимость - всё, что можно было купить и продать с выгодой. Вечером я приходил домой с безумными глазами, с трясущимися руками и с непрерывно трещащим в голове арифмометром. Я клал тяжёлу. голову на Машины ноги и засыпал.

Но бизнес наладился, вошёл в колею, механизм заработал. Однако я не мог остановить свинцовый маховик, заставлявший бежать из дома. Я убегал, уезжал, улетал. Но это был уже не бизнес. Мне уже не требовалась Машина поддержка. Она вскоре это почувствовала. Между нами стало нарастать отчуждение. Я полюбил шум ресторанов и женщин, игристых, как шампанское, и доступных, как общественный туалет. Приходя домой, я отталкивал от себя Машин зовущий взгляд. Насытившись любовью женщин, я не спешил к ней. Она по ночам плакала в постели, отвернувшись к стене, а я дрых без задних ног. А если слышал, то раздражался и уходил на кухню курить, пока она "заткнётся". 

А потом Маша сказала, что она устала так жить Детей у нас не было, хотя Маша в первый год нашей совместной жизни забеременела. Я тогда посчитал появление ребёнка преждевременным, и Маша сделала аборт. По моей вине она стала бесплодной. 

Нас развели в один день.

...Не успев привыкнуть к своей вольной холостяцкой жизни, я заскучал по Маше. Я понял, что всё, что я делал - делал ради неё и для неё. Я рос согреваемый её солнечным теплом, и не замечал солнца.

Через два года я пришёл к ней. День отцветал сиреневыми сумерками. Маша была одна. Я сказал ей, что мне плохо без неё, давай начнём всё заново.

Маша посмотрела на меня, и я увидел в её глазах жалость и не увидел любви. Она сказала мне:
- Я тебя больше не люблю.

Я ушёл от неё и унёс с собой мою боль и мою тоску.

...Вчера, как обычно убивая время в ресторане, я увидел её. Нет, это была не Маша, но женщина похожая на неё фигурой, осанкой, плавностью движений, поворотом головы... Она посмотрела на меня и улыбнулась. Я пригласил её на танец.

Нет, вблизи она совсем не походила на Машу. У женщины было потасканное лицо самой обычной вульгарной проститутки. Она прижалась ко мне студенистым бюстом, обтянутым тканью явно тесного ей платья, и стукалась об меня твёрдым лобком. Подняв голову, она смотрела на меня остановившимися обовянными глазами, вызывающе обведёнными тушью и тенями. Ни страсти, ни вожделения в них не было. Она просто и деловито отдавала своё тело на определённое время в аренду.

Танец закончился. Я пригласил проститутку к себе за столик и подозвал официанта. Я сделал заказ и попросил его упаковать. Пока он отсутствовал, мы выкурили по сигаретке.

- Поедем к тебе или ко мне? - спросила проститутка хрипловатым голосом.
- К тебе, - ответил я и спросил: - Как тебя звать?
- Виржиния, - ответила та. - Можно просто Виржи. Это тебе будет стоить три тысячи.

Я не возражал.

Увидев мой "меган", Виржиния, задрав узкий подол платья выше коленей так, что можно было увидеть полоски чёрных подвязок на белой коже бедра, села в машину и сказала:
- Ничего машинка.

Квартира Виржинии была тесная, с давяшим потолком, пропахшая дешёвыми духами и косметикой, но чистенькая. 

Виржиния постелила на кровать чистую простыню, повернулась ко мне спиной и попросила расстегнуть на платье "молнию".

У неё был помятый живот рожавшей женщины, обвислые груди со слепыми сосками, выбритый лобок. По голеням расползлись синими змейками тонкие вены.

Виржиния повернулась ко мне и равнодушно спросила:
- Ну, что, миленький, приступим?

В её глазах плавала глухая скука...
*
...Была ночь. Я ушёл от Виржинии, выплеснув в неё порцию накопившейся во мне спермы. Проститка привычно и скупо издала несколько притворных стонов. Я не получил от неё удовлетворения, как и она не получила его от меня. 

Виржиния с нескрываемым облегчением выпроводиа меня.

Я сел в "меган" и затерялся среди недремлющих уличных фонарей.
Никто и нигде меня не ждал.