Об одном яблоке

            Буйствует пир. Рекою льётся душистый мёд, поблескивает в прозрачных невесомых кубках кровавым рубином вино, и длинный стол уставлен многими блюдами – здесь и мясо, и птица, и рыба, и овощи, фрукты, и дивные сласти – на любой вкус – старались угодить каждому из гостей – себе же проще, если угодишь.
            Олимпийские боги, как и любые боги – различны.  К примеру,  Громовержец Зевс и не думает  скрывать аппетит. Ему хорошо и тепло. Его почитают, он сидит во главе стола, и его положение позволяет ему брать понравившиеся куски голыми руками, без всякой вилки. Он остроумен и весел – его смеху вторят сидящие рядом Дионис и Посейдон – этим волю дай, они всегда готовы радоваться жизни и наслаждаться.
            Или вот Гера. Как всегда – прямая и строгая, царственная в каждом жесте, она сидит не рядом со своим мужем – Великим Зевсом, как того требует традиция, а через место – делит своё положение с Дионисом, но взгляните на её лицо – вам и в голову не придёт, что это ей оскорбительно! Она величественна и спокойна, и кажется, что ничего не происходит и это не Зевс посадил рядом с собою балагура Диониса, а Гера сама на том настояла. Сидит Гера и бровью не ведёт, неспешно беседует с Деметрой…
            Зевса её холодная гордость раздражает. Он полон страсти и безумства, привык, что ему потакают, и, наверное, разбей сейчас Гера об его голову кувшин с вином – он любил бы её больше. Так она показала бы свою ревность, свою суть, которую надёжно таила как в тюрьме внутри души.
            Но не ревнует Гера. За пределами пиров и Пантеона она, устраивает порою испытания многочисленным сынам и дочерям Зевса, которые он в избытке наплодил со смертными женщинами. Да и самим женщинам несладко. Да только не поймана Гера ни разу. Все знают, что испытания посланы её силами, но за руку её не ловили. Зевсу хочется, чтобы она вспылила, чтобы дёрнулась, накричала – показала, что ей не всё равно, что ей больно.
            Но Гера не дёргается и не кричит. Она молчит и делает вид, что не слышит нарочно громких высказываний Зевса о той или иной нимфе, и продолжает неспешную и полную величия беседу с Деметрой. Это потом, один на один с темнотой Гера не сдержится и пожелает кары на голову очередной красавицы или очередного незаконного дитя, но это будет потом,  и Зевс напрасно будет искать в лице Геры хоть тень раскаяния или довольства – там пустота.
            И длится это бесконечно.
            Посейдон хоть и веселится с Зевсом, но не так пьян, как хочет показать. Нет-нет да глянет на Геру – знает, она его не любит, от того, что чувствует в нём опасность, угрозу. Права Гера лишь отчасти – это Зевсу надо бояться, даром, что братья – власть травит. Только Посейдон не Аид – не их общий младший брат, он умнее, он выждет. Чует Гера в нём змеиную суть, но напрасно о себе тревожится. За тень её страдания Посейдон готов и сейчас отдать все свои морские владения!
            Но Гера не глядит в его сторону – беседует с Деметрой и остаётся Посейдону веселиться с Зевсом, благо, Дионис – молоденький бог старается всем подлить.
            Деметра принимает беседу с Герой. Говорят обо всём и ни о чём. О плодородии, о музыке, о солнечном свете и звёздах. Деметра понимает, что не быть ей подругой для Геры, но держится мирно и приходит к ней на помощь раз за разом, зная, что Гера умеет быть благодарной. Да и беседовать с ней проще, чем с сидящей подле Деметры Афиной. Афина молода, но цинична до ужаса – беседовать с ней наказание, поэтому на пирах Афина одна. Впрочем, она не отчаивается и принимает кубок за кубком от Диониса, ещё и посмеиваться успевает.
            Артемида и Аполлон шепчутся, глядя на неё. Эти двое близки друг к другу. Власть не разделила их кровное родство, напротив,  сделала не только семьёй, но и союзниками. Аполлон всегда советуется с Артемидой, а Артемида с Аполлоном – глядя на них, Гера иногда завидует, словно смертная женщина. Она гонит от себя одиночество, но оно подстерегает её в каждом восходе солнца и в каждом закате.
            Гефест, Арес и Гермес тоже держатся особняком. Они в основном отмалчиваются в общем веселье, а если и говорят, то тихо, чтоб не слушали лишний раз. Иногда лишь Арес отходит от них, присаживается к Афродите – та добрая, та всех ценит и ко всем ласковая. Даже не к богам, а к смертным тоже.
–Все нуждаются в любви! – она всегда смешлива и весела. И каждый раз после такого восклицания заливисто смеётся, будто бы есть над чем здесь смеяться.
–Именно! – кричит Зевс через весь стол, услышав слова Афродиты. – Именно, девочка! Все нуждаются в любви! Потому я предстал перед Эгиной и велел ей скидывать живее своё тряпьё!
            Кто-то угодливо захохотал – кажется, с конца стола, где восседали в основном мелкие божества да герои. Дионис же, хмыкнув, спросил:
–Разве так ты, Великий, сказал не Немизиде?
            Зевс задумался, потом махнул рукой:
–А кто их разберёт? Все они одинаковые, – и, подавая пример, сам зашёлся хохотом, который мгновенно был подхвачен. Посейдон не нашёл в себе силы рассмеяться. Выдавив на лице кривую улыбку, он снова нашёл лицо Геры – та не изменилась ни в одной черте, всё также беседовала с Деметрой…
***
            Катится пир, набирает шум, всё горячее речи, всё острее шутки… здесь зародятся новые обиды. Арес, к примеру, навсегда запомнит пьяный смешок в свою сторону и шелест: «ублюдок!» от сестры родной – Эриды. Эрида сказала это не ему, но для него. Как настоящая богиня раздора она складывает в слова то, что не было ещё сказано.
            Арес и без неё знает, что его же отец – Зевс проклинает его, называет ненавистным, ибо Арес олицетворяет войну. Но, помилуйте, Луна и Солнце, разве Арес выбрал себе это? всё, что он ищет – немного тепла, но находит невысказанную прохладу. Его принимают, потому что он сын Зевса, но не любят. Разве что…Афродита?
            Арес отыскивает красавицу взглядом и новое разочарование разгорается в нём: Афродита льнёт не то к Фобосу, не то Деймосу…мелкие божества, а Афродите всё равно. Нет в ней божественной гордыни, она всех стремится обогреть, ну, как умеет.
            Арес отводит глаза, встречает взгляд Диониса. Тот молча указывает ему на кубок – уже полный до краёв, блестящий кровавым рубином перед Аресом.
            «Не так он уж и дурашлив!» – досадует Арес и от нечего делать осушает кубок до дна.
–Я хочу сказать…– Зевс, огромный и жуткий, пошатываясь, поднимается из-за стола, он много выпил и красноречие его приобрело неутешительные обороты. – Мы собрались здесь…
            Зевс пьяно обводит огромный стол, ища, собственно, виновников торжества. Наконец, находит – смертный царь подвластной Зевсу земли связывает себя сегодня узами брака с нифмой Фетидой. Изначально – Фетиде это было в проклятие. Брак бессмертной со смертным по меркам Зевса – позорище, и так он наказывал нимфу за то, что когда-то Фетида отвергал его самого. Ради Геры отвергла. Не ради страха перед нею, а из уважения к ней. И бежала.
            Зевс бросился за нею, а после махнул рукой – красавиц много. Но обиделся и проклял её на брак со смертным. Гера, впрочем, умела быть благодарной и устроила для нимфы удачный брак.
–Да будет в вашем доме праздник и мир, – продолжает поздравление Зевс. Очень нескладное и мрачное. Ему важен пир, а повод уже безразличен. – И много этих…наследников!
            Зевс хмыкает, плотоядно оглядывая Фетиду с ног до головы. Ещё красива!
–Я пью за вас! – Гера поднимается легко и ровно. Она перебивает Зевса, потому что точно знает – он бессилен перед нею. Она даже на него не смотрит. – Счастья тебе, Фетида!
            И теперь уже Гера подаёт пример. Его невольно повторяют все. Но не будет Фетиде счастья, всю жизнь проведёт она в тревоге о сыне своём, ведь тот единственный, который сумеет сохранить жизнь,  будет носить имя Ахиллес и предстоят этому Ахиллесу великие дела, ведь Эрида – богиня раздора – уже сделала свой ход.
***
            На пирах с олимпийцами смертные одаривают своих покровителей, а покровители смертных. Разбираются дары – чаще вино и фрукты, столь любимые олимпийскими божествами, иной раз дивной красоты ткани и украшения…
            А это кому?
            Золото вдруг блестит на столе, от этого блеска исходит восхищение и что-то неземное и даже не небесное, что-то вечное есть в этом восхищении.
            Разглядывают. Яблоко…золотистое крупное яблоко – идеально ровное с тонким просветом сквозь медовую кожицу…так светятся только по-настоящему спелые яблоки, из которых сок течёт при первом же укусе.
            Но это не всё. К черенку яблока привязан тонкий лист. На листе выведено: «Прекраснейшей из богинь».
            Так настаёт тишина. Даже Зевс стремительно трезвеет – эта шутка будет стоить чего-то страшного, но он пока не понимает чего.
            Деметра сразу отмахивается и садится на место: не ей. Она, конечно, богиня, но явно не Прекраснейшая. Так она привыкла о себе думать, так ей же и проще. Своё место Деметра знает лучше других, и этим довольна.
            Артемида, правда, делает нерешительный шажок, но её брат настороже и одёргивает её за руку, мол, куда тебе?! Артемида трезвеет. Действительно, с чего бы ей вдруг стать такой?! Она покровительствует другим вещам. Артемида благодарно сжимает ладонь брата.
            Редеет толпа заинтригованных богов и божеств. Божества вообще торопятся по своим местам, а иные боги справедливо рассуждая, торопятся не ввязываться. Прекраснейшей – это слишком туманно.
            Остаётся три кандидатки. Афродита, оттолкнувшая ради такого дела от себя не то Деймоса, не то Фобоса; неожиданно пьяная Афина и…Гера?
            Гордая, очень красивая в своей холодности, и неожиданно уязвлённая таким даром где-то в самых глубинах души, но уязвлённая очень больно.
–Налей-ка…– Зевс пихает Диониса под рёбра. Впервые божок зазевался и пропустил опустошение кубка Великого Громовержца.
***
–Это ещё почему? – тихо, а от этого ещё более страшно спрашивает Гера. – Почему тебе, а не мне или Афине?
–Так я же красавица! – Афродита не понимает претензии и вообще притязаний. Не в яблоке дело, а в титуле, в символе.
–У тебя просто высокая пропускная способность! – Афина никогда не остаётся в долгу. – Это не делает из тебя прекраснейшую!
–Да как ты смеешь! – Афродита оскорблена. Гера же останавливает поток готовых сорваться оскорблений:
–Довольно! Афродита, ты слишком много о себе думаешь. Я понимаю ещё веру Афины в абстракцию прекрасного и её желание показать нам это. Но ты зарвалась!
–А вот сейчас обидно было, – заметила Афина, – Гера, ты, конечно, великая, и жена Зевса, но, строго говоря, это тоже не делает тебя прекраснейшей.
            Глаза Геры темнеют от бешенства. Зевс даже чуть-чуть отъезжает на своём троне от стола, в Тартар с ней споры! У неё нрав страшный.
–Останови…– шепчет Посейдон брату, – ну зачем?
            Зевс едва ли слышит. Зато слышит Афина и кивает:
–Верно! Скажи, Зевс, какая из нас Прекраснейшая? Кому надлежит отдать это яблоко? Ты не соврёшь нам. И ты всё знаешь.
            Гера только теперь слегка поворачивает голову к супругу – на её губах насмешливая улыбка, не то она знает решение Зевса, не то просто уверена в том, что он выберет её.
–Ты должен видеть все преимущества! – подхватывает Афродита, поднимается на стул и лихо скидывает с себя платье, демонстрируя белоснежную кожу. – Свою жену ты знаешь, но суди честно.
            Обнажение Афродиты производит обычный эффект. Бесстыдница-богиня знает, что прекрасна, но прекраснейшая ли? Сейчас это и решится. Её тело разглядывают, но она и не думает прикрыться или устыдиться – стоит насмешливо, смотрит на Зевса с победной улыбкой.
            Арес предпочёл бы, чтобы она оделась, но не в его власти золотое яблоко, значит, не стащит он Афродиту, не укроет её от взглядов.
–А ты, Афина? – шутит Дионис, – последуешь её примеру?
            Он шутит именно про Афину. С Герой так шутить нельзя – можно потом костей не собрать. Да и Зевс не одобрит. Ревностно относится он к своей супруге, она его собственность. Помнит Дионис про незадачливого героя  Иксиона, смертного, допущенного к олимпийцам за земную добродетель и влюбившегося в Геру…
            А где теперь Иксион? Поди, разыщи его в царстве Аида! На одном из колёс чёрной колесницы распят Иксион. Так и тащит его повозка по Аидовой земле.
–А я и в одежде прекрасна, – Афина отмахивается. – Зевс, Владыка, рассуди нас!
            Зевс хмурится. Тело Афродиты прекрасно – спору нет, но Зевс навидался прекрасных тел. Афина же цинична… да и стоит ли ради всего ссориться с Герой? Она, пожалуй, не забудет. А Зевс как раз тут к одной нимфе приглядывается…
            Нет, Геру злить нельзя. Но и Афину обижать не хочется – дочка всё-таки. Любимая при том, советует иногда. Хотя на язык острая. Но отдавать победу Афродите?..
–Я решил, – Зевс поднимается, – решил, чтобы вы сами определили, кто из вас Прекраснейшая. Хоть все! Дионис, вина!
            Гера усмехается – он всегда был в её глазах слабаком! Афина вздыхает – позиция Зевса ей ясна, если честно, Афина не хотела бы спорить с Герой, и сама отдала бы ей яблоко, но очень уж хотелось как-то усовестить Афродиту. А так…Афине делить нечего. Но если ввязалась – иди до конца.
            И Афродита не рада – не помогла её красота.
            Посейдону всё кажется безумством, и он жалеет, что не может вмешаться. Его бы воля – он отдал бы яблоко и всё, что имеет, и не усомнился бы. Но Посейдона никто не спрашивает.
–Когда боги отказываются нам помочь, – Афина смеётся, вино в ней кипит, – всегда остаются смертные.
***
            Выбирали по жеребьёвке. Случайный смертный должен был рассудить красоту богинь.
–Ничего такой…миленький! – одобрила Афродита, когда смертного Гермес, проклиная всё на свете, привёл под белы рученьки на пир.
–Не тронь! – велела Гера и спросила: – как твоё имя, дитя?
–Парис, госпожа, – юноша был бледен и испуган. Он видел, кто перед ним и понимал, что ничего хорошего ждать не стоит. Когда Боги больше помогали, а не потешались?
–Итак, Парис, – Зевс перешёл на спортивный уже интерес. Теперь для него не было никакой опасности – не он же судит! – у нас тут спор…
            Посейдон смотрит и не верит. Гера продолжает участвовать в этом фарсе! Юноша бледен – перед ним сидят три богини, и среди этих богинь Гера.
            «Зачем тебе это? зачем? Ты прекрасная. Ты прекраснейшая. Одумайся!» – умоляет Посейдон Геру в мыслях. Так яростно умоляет, что Гера даже вздрагивает, оглядывается на него, но решает, что ей показалось.
–Э, брат, как тебя угораздило…– Дионис подливает Посейдону вина, а сам шепчет. – Не смотри на неё так. Он увидит тоже. Уж если я вижу!
            Посейдон молчит. В эту минуту он  решает окончательно и бесповоротно пойти против Зевса – всё для того, чтобы низвергнуть его. Покарать. За все обиды Геры, за то, что позволил ей сомневаться и вообще участвовать в этом!
–Решай, мальчик! – хихикает Афродита, одеться она так и не соизволила.
–В самом деле, решай, – устало соглашается Афина, – у меня в горле уже пересохло.
            Гера молчит. Она лишь стискивает бледные руки сильнее. Сама себе не рада. Всё же было нормально, и что теперь? Ввязалась! А чего хотела? Немного признания, немного пинка Афродите, немного…
            Немного его внимания! а он судить даже отказался. Слабак! А Гера унижается. Раз за разом. Он – слабак, а она – дура!
            Но Гера хранит непроницаемое выражение лица, и прочесть её мысли невозможно.
            В этой ситуации жальче всех Париса. Он понимает, что попал в ловушку и есть какой-то один, единственно правильный выход. Его мысли склоняются к Гере, но он отмахивается от очевидного, прекрасно зная какие у богов развлечения. Боги путают людей, играют.
–Вручи его одной из нас, – подсказывает Афина, словно Парис совсем блаженный и не понял сути.
–Вы все прекрасны! – Парис в отчаянии. – Я просто не могу…
            Он действительно не может. Смотрит на Геру – в ней красота царицы и гордыни, холодно-опасная сила.
            Смотрит на Афину – в ней воинственная красота чистоты и абсолюта.
            В Афродите красота блудницы и наслаждения…
–Выбери меня, – советует Афина, сделав знак Дионису налить себе побольше, – и я подарю тебе мудрость великих царей. Ты затмишь собою и отца, и брата, и весь совет родной Трои! И военная слава, ты же мечтаешь о ней?
            Парис вздрагивает. Афродита напускается с возмущением, а Гера только улыбается:
–Зачем царевичу мудрость без власти? Твой отец ещё не стар, а у тебя много братьев и сестёр. Будешь ли ты наследником – вопрос спорный…– голос Геры тих, и от этого он ещё более пугает Париса. Правдой пугает.
            Не грезит Парис о троне отца своего Приама, но проскальзывает порою предательская мысль, коварное «а если?». И тогда быть Парису царём над Троей, а его жене царицей.
            Гера не договаривает, но оно и не нужно. Всё ясно. Дай победу Гере – она даст тебе трон.
–Юноша, не слушай! Трон для стариков. Ты ещё молод, и, наверняка, влюблён! Твоя жена красива и хороша, – Афродита умеет мягко и  ласково стелить, и её голос мгновенно завораживает Париса, и даже тяжёлый вздох Афины не отрезвляет. – Ты будешь ещё долго молод, а твоя жена понемногу будет стареть…сначала незаметно, затем всё отчётливее. Её кожа станет сухой и сморщенной, лицо покроют морщины и тени.
–Но я и сам тоже! – Парис отбивается, но слабо. Афродита ему нравится.
–Но ты можешь выбрать другую… я могу дать тебе любовь самой прекрасной женщины из смертных. И она последует за тобой хоть на край света, и даже дальше.
–И это называется «судом»? – Посейдон не выдерживает и обращается к Зевсу. – Владыка, Гера твоя…
–Да помолчи, интересно! – отмахивается Зевс.
            На лице Геры ничего не дрожит и не темнеет. Афина закатывает глаза. Парис смотрит на Афродиту так, словно не видит ничего, кроме неё.
–И она пойдёт за тобой, и будет тебя любить… – слова Афродиты как заклинания. Один из её сыновей прекрасно умеет творить любовь среди смертных, Афродита от того и уверена в себе.
            Парис имеет жену и семью. Но как может он устоять, когда знает он, что за «самая прекрасная женщина», о которой говорит Афродита? Он видел её мельком. Слышал о ней того больше…
            Рука Париса дрожит, но он всё-таки отдаёт яблоко Афродите и та победно вскидывает руку с зажатым в ней плодом вверх, демонстрируя свою победу.
            Гера даже улыбается ей, кивает и пьёт за победу Афродиты. Но что в уме её? Что на губах застыло? Всем кажется, что Гера действительно принимает легко своё поражение. Почти всем.
            Посейдон знает, что Гера такого не простит, и Парису, если не всей его родной Трое придётся очень дорого заплатить за любовь самой прекрасной женщины из смертных.
            «Ну и что? я бы тоже…если бы хотя бы раз…» – думает Посейдон обрывками и смутами, уже не заботясь о приличиях, не сводит взгляда с Геры. Но та уже неспешно беседует с Деметрой о её дочери, юной Персефоне, которой вскоре предстоит искать мужа.
            А ещё неспокойно и Афине. Знает она, что Елена замужем за царём Менелаем и вряд ли тот легко откажется от своей жены в пользу какого-то Париса!  Да и за себя Афине обидно.
            «Если будет война, как я поступлю?» – думает Афина, глядя на Геру. И почему-то Афине очень хочется забыть о своей мудрости и о своем милосердстве и отомстить Афродите через Париса и его любимую Трою за нанесённое оскорбление.
            Двойное оскорбление.
            Афродита же легкомысленно хохочет и демонстративно откусывает от золотого яблока. И у одного Ареса, похоже, за всем столом вопрос: откуда это яблоко взялось?
            Но Ареса не любят. А Афродита слишком занята своей победой, чтобы о чём-нибудь думать.
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2023

Регистрационный номер №0512992

от 19 января 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0512992 выдан для произведения:             Буйствует пир. Рекою льётся душистый мёд, поблескивает в прозрачных невесомых кубках кровавым рубином вино, и длинный стол уставлен многими блюдами – здесь и мясо, и птица, и рыба, и овощи, фрукты, и дивные сласти – на любой вкус – старались угодить каждому из гостей – себе же проще, если угодишь.
            Олимпийские боги, как и любые боги – различны.  К примеру,  Громовержец Зевс и не думает  скрывать аппетит. Ему хорошо и тепло. Его почитают, он сидит во главе стола, и его положение позволяет ему брать понравившиеся куски голыми руками, без всякой вилки. Он остроумен и весел – его смеху вторят сидящие рядом Дионис и Посейдон – этим волю дай, они всегда готовы радоваться жизни и наслаждаться.
            Или вот Гера. Как всегда – прямая и строгая, царственная в каждом жесте, она сидит не рядом со своим мужем – Великим Зевсом, как того требует традиция, а через место – делит своё положение с Дионисом, но взгляните на её лицо – вам и в голову не придёт, что это ей оскорбительно! Она величественна и спокойна, и кажется, что ничего не происходит и это не Зевс посадил рядом с собою балагура Диониса, а Гера сама на том настояла. Сидит Гера и бровью не ведёт, неспешно беседует с Деметрой…
            Зевса её холодная гордость раздражает. Он полон страсти и безумства, привык, что ему потакают, и, наверное, разбей сейчас Гера об его голову кувшин с вином – он любил бы её больше. Так она показала бы свою ревность, свою суть, которую надёжно таила как в тюрьме внутри души.
            Но не ревнует Гера. За пределами пиров и Пантеона она, устраивает порою испытания многочисленным сынам и дочерям Зевса, которые он в избытке наплодил со смертными женщинами. Да и самим женщинам несладко. Да только не поймана Гера ни разу. Все знают, что испытания посланы её силами, но за руку её не ловили. Зевсу хочется, чтобы она вспылила, чтобы дёрнулась, накричала – показала, что ей не всё равно, что ей больно.
            Но Гера не дёргается и не кричит. Она молчит и делает вид, что не слышит нарочно громких высказываний Зевса о той или иной нимфе, и продолжает неспешную и полную величия беседу с Деметрой. Это потом, один на один с темнотой Гера не сдержится и пожелает кары на голову очередной красавицы или очередного незаконного дитя, но это будет потом,  и Зевс напрасно будет искать в лице Геры хоть тень раскаяния или довольства – там пустота.
            И длится это бесконечно.
            Посейдон хоть и веселится с Зевсом, но не так пьян, как хочет показать. Нет-нет да глянет на Геру – знает, она его не любит, от того, что чувствует в нём опасность, угрозу. Права Гера лишь отчасти – это Зевсу надо бояться, даром, что братья – власть травит. Только Посейдон не Аид – не их общий младший брат, он умнее, он выждет. Чует Гера в нём змеиную суть, но напрасно о себе тревожится. За тень её страдания Посейдон готов и сейчас отдать все свои морские владения!
            Но Гера не глядит в его сторону – беседует с Деметрой и остаётся Посейдону веселиться с Зевсом, благо, Дионис – молоденький бог старается всем подлить.
            Деметра принимает беседу с Герой. Говорят обо всём и ни о чём. О плодородии, о музыке, о солнечном свете и звёздах. Деметра понимает, что не быть ей подругой для Геры, но держится мирно и приходит к ней на помощь раз за разом, зная, что Гера умеет быть благодарной. Да и беседовать с ней проще, чем с сидящей подле Деметры Афиной. Афина молода, но цинична до ужаса – беседовать с ней наказание, поэтому на пирах Афина одна. Впрочем, она не отчаивается и принимает кубок за кубком от Диониса, ещё и посмеиваться успевает.
            Артемида и Аполлон шепчутся, глядя на неё. Эти двое близки друг к другу. Власть не разделила их кровное родство, напротив,  сделала не только семьёй, но и союзниками. Аполлон всегда советуется с Артемидой, а Артемида с Аполлоном – глядя на них, Гера иногда завидует, словно смертная женщина. Она гонит от себя одиночество, но оно подстерегает её в каждом восходе солнца и в каждом закате.
            Гефест, Арес и Гермес тоже держатся особняком. Они в основном отмалчиваются в общем веселье, а если и говорят, то тихо, чтоб не слушали лишний раз. Иногда лишь Арес отходит от них, присаживается к Афродите – та добрая, та всех ценит и ко всем ласковая. Даже не к богам, а к смертным тоже.
–Все нуждаются в любви! – она всегда смешлива и весела. И каждый раз после такого восклицания заливисто смеётся, будто бы есть над чем здесь смеяться.
–Именно! – кричит Зевс через весь стол, услышав слова Афродиты. – Именно, девочка! Все нуждаются в любви! Потому я предстал перед Эгиной и велел ей скидывать живее своё тряпьё!
            Кто-то угодливо захохотал – кажется, с конца стола, где восседали в основном мелкие божества да герои. Дионис же, хмыкнув, спросил:
–Разве так ты, Великий, сказал не Немизиде?
            Зевс задумался, потом махнул рукой:
–А кто их разберёт? Все они одинаковые, – и, подавая пример, сам зашёлся хохотом, который мгновенно был подхвачен. Посейдон не нашёл в себе силы рассмеяться. Выдавив на лице кривую улыбку, он снова нашёл лицо Геры – та не изменилась ни в одной черте, всё также беседовала с Деметрой…
***
            Катится пир, набирает шум, всё горячее речи, всё острее шутки… здесь зародятся новые обиды. Арес, к примеру, навсегда запомнит пьяный смешок в свою сторону и шелест: «ублюдок!» от сестры родной – Эриды. Эрида сказала это не ему, но для него. Как настоящая богиня раздора она складывает в слова то, что не было ещё сказано.
            Арес и без неё знает, что его же отец – Зевс проклинает его, называет ненавистным, ибо Арес олицетворяет войну. Но, помилуйте, Луна и Солнце, разве Арес выбрал себе это? всё, что он ищет – немного тепла, но находит невысказанную прохладу. Его принимают, потому что он сын Зевса, но не любят. Разве что…Афродита?
            Арес отыскивает красавицу взглядом и новое разочарование разгорается в нём: Афродита льнёт не то к Фобосу, не то Деймосу…мелкие божества, а Афродите всё равно. Нет в ней божественной гордыни, она всех стремится обогреть, ну, как умеет.
            Арес отводит глаза, встречает взгляд Диониса. Тот молча указывает ему на кубок – уже полный до краёв, блестящий кровавым рубином перед Аресом.
            «Не так он уж и дурашлив!» – досадует Арес и от нечего делать осушает кубок до дна.
–Я хочу сказать…– Зевс, огромный и жуткий, пошатываясь, поднимается из-за стола, он много выпил и красноречие его приобрело неутешительные обороты. – Мы собрались здесь…
            Зевс пьяно обводит огромный стол, ища, собственно, виновников торжества. Наконец, находит – смертный царь подвластной Зевсу земли связывает себя сегодня узами брака с нифмой Фетидой. Изначально – Фетиде это было в проклятие. Брак бессмертной со смертным по меркам Зевса – позорище, и так он наказывал нимфу за то, что когда-то Фетида отвергал его самого. Ради Геры отвергла. Не ради страха перед нею, а из уважения к ней. И бежала.
            Зевс бросился за нею, а после махнул рукой – красавиц много. Но обиделся и проклял её на брак со смертным. Гера, впрочем, умела быть благодарной и устроила для нимфы удачный брак.
–Да будет в вашем доме праздник и мир, – продолжает поздравление Зевс. Очень нескладное и мрачное. Ему важен пир, а повод уже безразличен. – И много этих…наследников!
            Зевс хмыкает, плотоядно оглядывая Фетиду с ног до головы. Ещё красива!
–Я пью за вас! – Гера поднимается легко и ровно. Она перебивает Зевса, потому что точно знает – он бессилен перед нею. Она даже на него не смотрит. – Счастья тебе, Фетида!
            И теперь уже Гера подаёт пример. Его невольно повторяют все. Но не будет Фетиде счастья, всю жизнь проведёт она в тревоге о сыне своём, ведь тот единственный, который сумеет сохранить жизнь,  будет носить имя Ахиллес и предстоят этому Ахиллесу великие дела, ведь Эрида – богиня раздора – уже сделала свой ход.
***
            На пирах с олимпийцами смертные одаривают своих покровителей, а покровители смертных. Разбираются дары – чаще вино и фрукты, столь любимые олимпийскими божествами, иной раз дивной красоты ткани и украшения…
            А это кому?
            Золото вдруг блестит на столе, от этого блеска исходит восхищение и что-то неземное и даже не небесное, что-то вечное есть в этом восхищении.
            Разглядывают. Яблоко…золотистое крупное яблоко – идеально ровное с тонким просветом сквозь медовую кожицу…так светятся только по-настоящему спелые яблоки, из которых сок течёт при первом же укусе.
            Но это не всё. К черенку яблока привязан тонкий лист. На листе выведено: «Прекраснейшей из богинь».
            Так настаёт тишина. Даже Зевс стремительно трезвеет – эта шутка будет стоить чего-то страшного, но он пока не понимает чего.
            Деметра сразу отмахивается и садится на место: не ей. Она, конечно, богиня, но явно не Прекраснейшая. Так она привыкла о себе думать, так ей же и проще. Своё место Деметра знает лучше других, и этим довольна.
            Артемида, правда, делает нерешительный шажок, но её брат настороже и одёргивает её за руку, мол, куда тебе?! Артемида трезвеет. Действительно, с чего бы ей вдруг стать такой?! Она покровительствует другим вещам. Артемида благодарно сжимает ладонь брата.
            Редеет толпа заинтригованных богов и божеств. Божества вообще торопятся по своим местам, а иные боги справедливо рассуждая, торопятся не ввязываться. Прекраснейшей – это слишком туманно.
            Остаётся три кандидатки. Афродита, оттолкнувшая ради такого дела от себя не то Деймоса, не то Фобоса; неожиданно пьяная Афина и…Гера?
            Гордая, очень красивая в своей холодности, и неожиданно уязвлённая таким даром где-то в самых глубинах души, но уязвлённая очень больно.
–Налей-ка…– Зевс пихает Диониса под рёбра. Впервые божок зазевался и пропустил опустошение кубка Великого Громовержца.
***
–Это ещё почему? – тихо, а от этого ещё более страшно спрашивает Гера. – Почему тебе, а не мне или Афине?
–Так я же красавица! – Афродита не понимает претензии и вообще притязаний. Не в яблоке дело, а в титуле, в символе.
–У тебя просто высокая пропускная способность! – Афина никогда не остаётся в долгу. – Это не делает из тебя прекраснейшую!
–Да как ты смеешь! – Афродита оскорблена. Гера же останавливает поток готовых сорваться оскорблений:
–Довольно! Афродита, ты слишком много о себе думаешь. Я понимаю ещё веру Афины в абстракцию прекрасного и её желание показать нам это. Но ты зарвалась!
–А вот сейчас обидно было, – заметила Афина, – Гера, ты, конечно, великая, и жена Зевса, но, строго говоря, это тоже не делает тебя прекраснейшей.
            Глаза Геры темнеют от бешенства. Зевс даже чуть-чуть отъезжает на своём троне от стола, в Тартар с ней споры! У неё нрав страшный.
–Останови…– шепчет Посейдон брату, – ну зачем?
            Зевс едва ли слышит. Зато слышит Афина и кивает:
–Верно! Скажи, Зевс, какая из нас Прекраснейшая? Кому надлежит отдать это яблоко? Ты не соврёшь нам. И ты всё знаешь.
            Гера только теперь слегка поворачивает голову к супругу – на её губах насмешливая улыбка, не то она знает решение Зевса, не то просто уверена в том, что он выберет её.
–Ты должен видеть все преимущества! – подхватывает Афродита, поднимается на стул и лихо скидывает с себя платье, демонстрируя белоснежную кожу. – Свою жену ты знаешь, но суди честно.
            Обнажение Афродиты производит обычный эффект. Бесстыдница-богиня знает, что прекрасна, но прекраснейшая ли? Сейчас это и решится. Её тело разглядывают, но она и не думает прикрыться или устыдиться – стоит насмешливо, смотрит на Зевса с победной улыбкой.
            Арес предпочёл бы, чтобы она оделась, но не в его власти золотое яблоко, значит, не стащит он Афродиту, не укроет её от взглядов.
–А ты, Афина? – шутит Дионис, – последуешь её примеру?
            Он шутит именно про Афину. С Герой так шутить нельзя – можно потом костей не собрать. Да и Зевс не одобрит. Ревностно относится он к своей супруге, она его собственность. Помнит Дионис про незадачливого героя  Иксиона, смертного, допущенного к олимпийцам за земную добродетель и влюбившегося в Геру…
            А где теперь Иксион? Поди, разыщи его в царстве Аида! На одном из колёс чёрной колесницы распят Иксион. Так и тащит его повозка по Аидовой земле.
–А я и в одежде прекрасна, – Афина отмахивается. – Зевс, Владыка, рассуди нас!
            Зевс хмурится. Тело Афродиты прекрасно – спору нет, но Зевс навидался прекрасных тел. Афина же цинична… да и стоит ли ради всего ссориться с Герой? Она, пожалуй, не забудет. А Зевс как раз тут к одной нимфе приглядывается…
            Нет, Геру злить нельзя. Но и Афину обижать не хочется – дочка всё-таки. Любимая при том, советует иногда. Хотя на язык острая. Но отдавать победу Афродите?..
–Я решил, – Зевс поднимается, – решил, чтобы вы сами определили, кто из вас Прекраснейшая. Хоть все! Дионис, вина!
            Гера усмехается – он всегда был в её глазах слабаком! Афина вздыхает – позиция Зевса ей ясна, если честно, Афина не хотела бы спорить с Герой, и сама отдала бы ей яблоко, но очень уж хотелось как-то усовестить Афродиту. А так…Афине делить нечего. Но если ввязалась – иди до конца.
            И Афродита не рада – не помогла её красота.
            Посейдону всё кажется безумством, и он жалеет, что не может вмешаться. Его бы воля – он отдал бы яблоко и всё, что имеет, и не усомнился бы. Но Посейдона никто не спрашивает.
–Когда боги отказываются нам помочь, – Афина смеётся, вино в ней кипит, – всегда остаются смертные.
***
            Выбирали по жеребьёвке. Случайный смертный должен был рассудить красоту богинь.
–Ничего такой…миленький! – одобрила Афродита, когда смертного Гермес, проклиная всё на свете, привёл под белы рученьки на пир.
–Не тронь! – велела Гера и спросила: – как твоё имя, дитя?
–Парис, госпожа, – юноша был бледен и испуган. Он видел, кто перед ним и понимал, что ничего хорошего ждать не стоит. Когда Боги больше помогали, а не потешались?
–Итак, Парис, – Зевс перешёл на спортивный уже интерес. Теперь для него не было никакой опасности – не он же судит! – у нас тут спор…
            Посейдон смотрит и не верит. Гера продолжает участвовать в этом фарсе! Юноша бледен – перед ним сидят три богини, и среди этих богинь Гера.
            «Зачем тебе это? зачем? Ты прекрасная. Ты прекраснейшая. Одумайся!» – умоляет Посейдон Геру в мыслях. Так яростно умоляет, что Гера даже вздрагивает, оглядывается на него, но решает, что ей показалось.
–Э, брат, как тебя угораздило…– Дионис подливает Посейдону вина, а сам шепчет. – Не смотри на неё так. Он увидит тоже. Уж если я вижу!
            Посейдон молчит. В эту минуту он  решает окончательно и бесповоротно пойти против Зевса – всё для того, чтобы низвергнуть его. Покарать. За все обиды Геры, за то, что позволил ей сомневаться и вообще участвовать в этом!
–Решай, мальчик! – хихикает Афродита, одеться она так и не соизволила.
–В самом деле, решай, – устало соглашается Афина, – у меня в горле уже пересохло.
            Гера молчит. Она лишь стискивает бледные руки сильнее. Сама себе не рада. Всё же было нормально, и что теперь? Ввязалась! А чего хотела? Немного признания, немного пинка Афродите, немного…
            Немного его внимания! а он судить даже отказался. Слабак! А Гера унижается. Раз за разом. Он – слабак, а она – дура!
            Но Гера хранит непроницаемое выражение лица, и прочесть её мысли невозможно.
            В этой ситуации жальче всех Париса. Он понимает, что попал в ловушку и есть какой-то один, единственно правильный выход. Его мысли склоняются к Гере, но он отмахивается от очевидного, прекрасно зная какие у богов развлечения. Боги путают людей, играют.
–Вручи его одной из нас, – подсказывает Афина, словно Парис совсем блаженный и не понял сути.
–Вы все прекрасны! – Парис в отчаянии. – Я просто не могу…
            Он действительно не может. Смотрит на Геру – в ней красота царицы и гордыни, холодно-опасная сила.
            Смотрит на Афину – в ней воинственная красота чистоты и абсолюта.
            В Афродите красота блудницы и наслаждения…
–Выбери меня, – советует Афина, сделав знак Дионису налить себе побольше, – и я подарю тебе мудрость великих царей. Ты затмишь собою и отца, и брата, и весь совет родной Трои! И военная слава, ты же мечтаешь о ней?
            Парис вздрагивает. Афродита напускается с возмущением, а Гера только улыбается:
–Зачем царевичу мудрость без власти? Твой отец ещё не стар, а у тебя много братьев и сестёр. Будешь ли ты наследником – вопрос спорный…– голос Геры тих, и от этого он ещё более пугает Париса. Правдой пугает.
            Не грезит Парис о троне отца своего Приама, но проскальзывает порою предательская мысль, коварное «а если?». И тогда быть Парису царём над Троей, а его жене царицей.
            Гера не договаривает, но оно и не нужно. Всё ясно. Дай победу Гере – она даст тебе трон.
–Юноша, не слушай! Трон для стариков. Ты ещё молод, и, наверняка, влюблён! Твоя жена красива и хороша, – Афродита умеет мягко и  ласково стелить, и её голос мгновенно завораживает Париса, и даже тяжёлый вздох Афины не отрезвляет. – Ты будешь ещё долго молод, а твоя жена понемногу будет стареть…сначала незаметно, затем всё отчётливее. Её кожа станет сухой и сморщенной, лицо покроют морщины и тени.
–Но я и сам тоже! – Парис отбивается, но слабо. Афродита ему нравится.
–Но ты можешь выбрать другую… я могу дать тебе любовь самой прекрасной женщины из смертных. И она последует за тобой хоть на край света, и даже дальше.
–И это называется «судом»? – Посейдон не выдерживает и обращается к Зевсу. – Владыка, Гера твоя…
–Да помолчи, интересно! – отмахивается Зевс.
            На лице Геры ничего не дрожит и не темнеет. Афина закатывает глаза. Парис смотрит на Афродиту так, словно не видит ничего, кроме неё.
–И она пойдёт за тобой, и будет тебя любить… – слова Афродиты как заклинания. Один из её сыновей прекрасно умеет творить любовь среди смертных, Афродита от того и уверена в себе.
            Парис имеет жену и семью. Но как может он устоять, когда знает он, что за «самая прекрасная женщина», о которой говорит Афродита? Он видел её мельком. Слышал о ней того больше…
            Рука Париса дрожит, но он всё-таки отдаёт яблоко Афродите и та победно вскидывает руку с зажатым в ней плодом вверх, демонстрируя свою победу.
            Гера даже улыбается ей, кивает и пьёт за победу Афродиты. Но что в уме её? Что на губах застыло? Всем кажется, что Гера действительно принимает легко своё поражение. Почти всем.
            Посейдон знает, что Гера такого не простит, и Парису, если не всей его родной Трое придётся очень дорого заплатить за любовь самой прекрасной женщины из смертных.
            «Ну и что? я бы тоже…если бы хотя бы раз…» – думает Посейдон обрывками и смутами, уже не заботясь о приличиях, не сводит взгляда с Геры. Но та уже неспешно беседует с Деметрой о её дочери, юной Персефоне, которой вскоре предстоит искать мужа.
            А ещё неспокойно и Афине. Знает она, что Елена замужем за царём Менелаем и вряд ли тот легко откажется от своей жены в пользу какого-то Париса!  Да и за себя Афине обидно.
            «Если будет война, как я поступлю?» – думает Афина, глядя на Геру. И почему-то Афине очень хочется забыть о своей мудрости и о своем милосердстве и отомстить Афродите через Париса и его любимую Трою за нанесённое оскорбление.
            Двойное оскорбление.
            Афродита же легкомысленно хохочет и демонстративно откусывает от золотого яблока. И у одного Ареса, похоже, за всем столом вопрос: откуда это яблоко взялось?
            Но Ареса не любят. А Афродита слишком занята своей победой, чтобы о чём-нибудь думать.
 
 

 

Ахиллесова пята

Его жертва