На гранях кварцевой пыли

16 мая 2013 - Владимир Хохлов

На гранях кварцевой пыли.

Пролог.

Дыханье неуверенными прерывистыми шагами брело к свету. Морозный воздух наполнил грудь, заставляя содрогаться замёрзшее тело. Серые глаза застелила мутная пелена, сквозь которую проглядывались лишь смазанные цветные полосы. Танец мерцающих пятен всё ускорял свой темп, когда вдруг в уши ударил гулкий хруст. По телу расплылась слабо различимая дрожь от удара. Дышать стало сложнее. В рот попадали тающие на ходу комки снега, наполняя его ледяной влагой. Звуки вокруг затихали. Мысли, словно густые краски, разлитые в воды горной реки, тягучими пятнами уплывали вдаль. Лишь биение сердца. Лишь кровь стучится в тонкие стенки висков, даёт знать, что ещё жив...

Тёмная высокая фигура выделялась среди бесконечно белого снега. Эта тень единственное, что удавалось теперь разглядеть. Перед лицом, с еле слышным звоном, в снег вонзились сверкающие песочные часы. В верхнем конусе оставались считанные песчинки, стремительно скользящие вниз. Вот одна сорвалась и бесшумно рухнула на вытянутую горку песка, вызвав этим лавину. «Последние мгновенья самые весомые...» Жизнь неумолимо угасала в серых глазах. В едва заметном движении они проследили падение ещё одной песчинки. На лицо упала густая тень, прикрыв зимнее солнце. Блестящий кусочек кварца сверкнул в часах. Судорога отпустила измученное тело. Следующая песчинка падала столь медленно, что задержав дыхание, уже не хватало сил на выдох. Всё сейчас в этой песчинке. В отраженьях её граней - отражения всей жизни. Всё, что когда-либо давилось увидеть, возникало сейчас красочными картинами. Секунды превращались минуты, минуты в часы, дни, годы. Во время падения предпоследней песчинки, на плечо легла рука, крепко ухватившись за ключицу. «Последняя... Проклятье!» Она томительно скользила по хрустальному стеклу, вдоль провала. Вновь и вновь проходя по кругу, песчинка, казалось бы, не собиралась падать вниз. Как последняя мысль, так отчаянно не верящая, что это конец...

Сверкающая россыпь кварцевой пыли ослепила глаза. В верхнем конусе происходило что-то немыслимое. Поток песка возникал из ничего. Подобно смерчу, он опускался из крышки сосуда. Воронка щедро метала песок на стенки, а тот волнами сходил к низу конуса. Рука, державшая плечо, рывком сорвалась. Вуаль тени соскользнула, и лицо покрыл еле тёплый солнечный свет. Голос на фоне становился всё громче. Кто-то поднял голову. В тумане расплывалось чьё-то лицо. Тёмный провал рта открывался и закрывался невпопад с обрывистыми криками. Онемевшая кожа ощущала лишь грубые прикосновения. Вдруг что-то обожгло язык. Волна жара стремительно прокладывала свой путь по горлу. И тут всё поглотила тьма...

Глава 1. Стук.

Сознание возвращалось рывками, не балуя постоянством. Иногда удавалось поймать несколько драгоценных звуков, вспышки света, мерцание. Однако тьма ещё крепко держала свои позиции. Сколько прошло времени неизвестно, когда вдруг тишину разорвал отчётливый голос:

- Очнись! Сколько можно тут валяться! Я кормилкой не нанимался! - Голос был столь убедительным, что заставил открыть глаза. Перед ними возникло упитанное небритое лицо. Крупные черты, обрамлённые скомканными волосами и частой щетиной. Ряд подбородков плавно переходил в шею. - Слава Дароту! Ну, наконец...

- Гэйя... - Язык не хотел поддаваться. Было впечатление, что он распух и заполнил весь рот.

- Я не знаю твоего наречия незнакомец... – Что-то изменилось в лице толстяка. Какая-то растерянность, он развернулся и отошёл, усевшись на массивный табурет в другом конце комнаты.

Объяснять, что наречие это вызвано распухшим языком было бесполезно. В мутной ещё голове бессильно стучалась в двери разума одинокая мысль: «Кто я?»... Эта мысль казалась нелепой: « Конечно же, я – это я...» Однако больше ничего на ум не приходило. Диалог с неизвестным явно был обречён на провал. Других способов что-либо узнать не представлялось, и мозг сам нашёл единственно верное решение. Тьма вновь накрыла всё своей вуалью.

Тук... Тук-тук... Тёмный коридор эхом разносил глухие удары... Тук... Пол был вымощен каменными плитами. Он едва отражал бледный свет, что выскальзывал из-под громоздкой двери. Тук-тук... Стук, со всё нарастающей скоростью, врезался в сознание. Тук! Тук-тук! Огромная деревянная дверь, увитая коваными поясами, заметно шаталась под натиском ударов! Тук! Сухой треск... И всё затихло. Так продолжалось вечность.

- Открой глаза! - резкий повелительный голос за спиной погрузил тело в липкий саван ужаса. В попытке развернуться я потерял равновесие, и пол ушёл из-под ног...

Толстяк отпрыгнул от подскочившего больного. Попятившись назад, он не нашёл ничего лучше, как прикрыться табуретом, схватив его в боевое положение.

- Я не знаю как тебя отблагодарить, добрый человек. У меня нет ничего кроме этих истрёпанных одежд… - лицо горело от смущения.

На эти слова толстяк лишь довольно ухмыльнулся.

- Не стоит, не стоит. Я уверен, что на моём месте ты поступил бы также. Впрочем… - Глаза хитро вильнули в сторону. – Ты ведь знаешь, где я живу, и всегда можешь навестить старину Долла.

- Долл… Ты хороший человек… К моему сожалению своего имени я пока вспомнить не могу…

- Не бойся путник. - перебил Долл. - Я уверен память скоро навестит тебя. – Долл начал неловко переминаться с ноги на ногу. – Видишь ли… Хм… У меня накопилось много дел…

- Да, да. Я уже вполне могу идти, и не буду злоупотреблять твоим гостеприимством. Я обязательно навещу тебя при первой же возможности и отблагодарю тебя как следует. А сейчас позволь лишь крепко тебя обнять.

На улице мерно шёл снег. В отсутствии ветра воздух был приятно свеж и не обжигал лицо. В полста шагах от хижины Долла, мои ноги ступили на массивные брусья, из которых был сложен широкий мост над оврагом. С другой стороны на мост вышли трое всадников, укутанных в меха. Лица были закрыты, лишь глаза поблёскивали в тёмных провалах капюшонов. Копыта глухо ударяли о дерево, распространяя дрожь по всему мосту. Взглянув на меня, они рысцой проскакали мимо.

Толстяк с довольной улыбкой наблюдал за растворяющимся в снежной стене силуэтом. Когда незнакомец скрылся из виду, Долл вытащил из кармана золотые часики. «Какая роскошная работа.» - улыбка расплывалась всё шире. – «Ммм… Какие камушки. Калим сдохнет от зависти… Роскошь…»

Толстяк разглядывал песочные часы. Они сплошь были покрыты узорами, плетеньями, на витках которых красовались разноцветные драгоценные камни.

Песок тем временем стремительно стекал вниз. Когда верхняя часть почти опустела, Долл перевернул часы. И тут глаза его в удивлении расширились. Песчинки теперь падали вверх. Одна за другой, отсчитывая последние секунды. В это мгновение раздался гулкий удар в дверь, затем второй. Песчинки падали в такт со стуком, будто их вытряхивали, ударяя по крышке часов. Одна… Вторая… После очередной атаки дверь поддалась и слетела с петель, заполняя шумом и треском небольшую хижину старины Долла.

Снег усиливался, и я уже начинал жалеть, что ушёл из посёлка. Возвращаться уже не имелось возможности. Ветер хлестал в спину, подгоняя вперёд. Добрый толстяк дал в дорогу еды и того самого пойла, которым накануне спас мне жизнь. Укутавшись получше в толстый шерстяной плащ вручённый тем же стариной Доллом, я ускорил шаг. Как поведал мне Долл, в какой-то дюжине вёрст располагался город, где я мог бы обратиться к лекарю за дальнейшим лечением, ну и найти как заработать.

В завывании ветра иногда чудились совершенно жуткие звуки, напоминающие то крики людей, то стоны животных, а временами даже зловещий еле слышный хохот. От всего этого становилось не по себе. И тут в спину ударила особо сильная волна ветра, она была густо наполнена сухим снегом и поэтому удар был намного ощутимей. В этой волне, на ровне с морозной свежестью, был явный запах гари. Прикрыв лицо ладонями, на манер маски, я обернулся. В щелки, что я оставил для глаз, мигом начали набиваться колючие снежинки. Как не пытался я разглядеть что либо, всё было тщетно, чёрно белая стена уходила в самые небеса, становясь всё темнее и темнее.

Я брёл около двух часов. Силы сгорали, как сгорает сухой хворост в зимнем кострище, раздуваемом испепеляющим воздухом. Ветер не прекращался. Ноги всё глубже входили в свежевыпавший снег. Ботинки потихоньку промерзали, но в целом держались хорошо. В очередном витке буйного ветра дробью отразился топот копыт. Ускользая от безнадёжной попытки вновь взглянуть назад, я перешёл на край тракта, чтобы не мешать всадникам. Топот доносился всё отчётливей, ритмично отбивая галоп. Ноги не слушались, как деревянные, они с трудом позволяли держать равновесие. Шаг, другой… Вначале я не почувствовал твёрдой поверхности под ступнёй левой ноги, потом правой, далее пришло осознание, что ноги безвольно болтаются в воздухе, описывая воображаемые круги. Дыхание перехватил сдавивший горло воротник. В уши ударил резкий неприятный смех, заглушающий гулкий стук копыт.

Глаза казалось выскочат из орбит. Рот жадно хватал крошки снега. Темнело. Собрав волю и остатки сил, мне удалось дотянуться до застёжки плаща. Весь мир смешался в вихре чёрно белой кутерьмы. Череда жутких ударов. Сначала измученные ноги, потом спина, плечо. Как умудрился спрятать голову, не помню. Спасала снежная перина, и лишь в конце, самый увесистый удар пришёлся об дерево. Левое плечо, онемело от боли. Рука повисла. В глазах продолжал крутиться всё поглощающий вихрь, переходящий в мерцающие вспышки. Голова гудела. Лицо обдавало ледяными брызгами, что помогало скорее прийти в себя.

Слабо различая окружение, я рванул что было сил в сторону, которая мне показалась наиболее удачной. «В такой пурге не найдут. Главное оторваться…» Резко всё утонул во тьме. Почувствовалась знакомая тяжесть шерстяного плаща. Потом чьи-то сильные руки повалили на землю. Пара убедительных пинков в живот, и сознанье решило уйти на покой.

Глава 2. Крик.

Каменный коридор гудел, наполненный беззвучным дрожанием воздуха. В свете под дверью мелькали тени. Один шаг и тяжёлая тёмная дверь приблизилась в упор. Теперь в ней видны были небольшие щели, из которых глухо доносились крики людей и скрежет стали.

- Как вы смеете! – прогудел массивный бас. Воздух безвольно затрепетал. – Я здесь главный! Я! Я-а-а-а… - густой голос резко разбавился рёвом и вскоре перешёл в какой-то булькающий храп.

- Моё! Моё! Моё! – разлеталось на тысячи осколков разных голосов, звоном битого стекла заполняя всё вокруг. – Моя-а-а-а… - Всё громче нарастал скрежет стали, резкими полосами, рассекая глухую тишину коридора.

- Моя-а-а-а! – Всё заполнялось предсмертным визгом… Хотелось зажать уши, чтобы не слышать эту жуткую песнь смерти, но руки не слушались. Глаза не могли оторваться от щелей, в которых разыгрывалось жуткое представление.

- Не стоит. – Спокойный голос за спиной, поразил раскатом грома, и с диким позорным вскриком я попробовал обернуться. – Не стоит! – Голос повелевал. Ноги подкосились, ударяя коленями о холодный каменный пол. Неведомая сила завалила на бок, и всё тело пробрала дрожь.

Темнота комнатушки разбавлялась лишь тусклым светом, пробивающимся сквозь щели в чёрной двери. В левом плече нарастала ноющая боль. Зубы стучали раскрученной трещоткой. Через какое-то время удалось сесть, опёршись на бугристую стену. Глаза потихоньку привыкали к мраку, царившему в темнице. Начинали различаться скалистые стены, уходящие в непроглядный свод. В другом конце комнатки белело пятно лежанки. Рядом возник тучный силуэт пня, играющего, по-видимому, роль стола. На бледной поверхности спила, чернели рваные пятна. Ползком я добрался до лежанки. Меня ждало разочарование – это был лишь кусок тонкой ткани, спокойно пропускавшей весь холод каменного пола. Забравшись на него, я подмял ноги под себя и ещё раз огляделся в поисках чего-нибудь. Даже странно – что в этой темнице мне могло быть нужно, однако просто сидеть и не искать ничего, совершенно не имело смысла… До ушей уже привыкших к тишине, донёсся еле слышный голос. Сердце забилось быстрее.

- Как вы смеете! Я здесь главный! – Бас быстро заставил память возродить кошмарный сон… И хотя левая рука почти не слушалась, мне удалось заткнуть уши, чтобы не слышать вновь весь этот ужас…

Неизвестно сколько прошло времени, когда звуки, с трудом пробивающиеся в заткнутые уши, наконец стихли. Тишина вновь вступила в свои права, уютно укутывая взбудораженное сознание, принося долгожданное облегчение. Осторожно вынув пальцы из ушей, я убедился, что всё действительно закончилось. Только теперь нашлись силы доковылять до двери. Дверь была не самой лучшей работы. Всё её тело покрывали разрезы трещин и щелей. Наспех прибитые доски, кривыми полосами расходились по поверхности. Ручки с внутренней стороны, разумеется, не было, как и замка. Привалившись здоровым плечом, я попробовал толкнуть дверь. Подавшись на треть пальца, она прочно встала на упор. Воображение, отходя от пережитого, постепенно начинало работать. Взгляд безнадёжно блуждал по узловатым поверхностям стен. На глаза всё время лез жирный пень, упрямо стоящий посреди темницы. По весу он был с добрый мешок муки. Мне едва удалось поднять его, но о том, чтобы им как-то орудовать и речи не шло. В бессильной надежде, я повалился на пол и, ползая из стороны в сторону, ощупывал каждую пядь каменного пола. Ничего. Ничего кроме пня и куска ткани в углу комнаты. И тут моя рука коснулась угла, погружённого, как почти всё здесь в тёмные чернила мрака. Угол выступал внутрь комнаты ровной обтесанной стойкой. Стойка была не такой холодной как камень и шершавой. Проведя по ней ладонью, я невольно отпрянул, когда в ладонь глубоко вонзилась заноза. Тут же, поднявшись, я начал лихорадочно ощупывать стойку, всё выше и выше. До её верха мне не удавалось достать, а глаза отказывались показывать, где она кончается. Пень, с недовольным поскрипыванием, протащился по вымощённому полу. Оказалось, что я недотягивался лишь на пол пяди. Мои надежды оправдались – на стойку опиралась массивная балка, наискось пересекая потолок и уходя в темноту дальнего угла. Руки возбуждённо дрожали, завязывая всё новые узлы. Туника и штаны, вместе с подстилкой, превратились в подобие верёвки. Пень, снова возмущаясь, прополз к середине комнаты. Встав на него, я протиснул вокруг балки тряпичную верёвку, опустив конец так, чтобы можно было дотянуться снизу. «Только бы хватило верёвки… Только бы хватило…» - Мозг, возбуждённый мыслями о скором спасении, щедро наполнял тело горячими волнами, предавая сил и заставляя забыть о боли. Пень опоясался широким кушаком и начал подниматься вверх. Теперь настала очередь кряхтеть верёвке. Она с надрывом протягивалась через щель между сводом и балкой, иногда издавая сдавленный треск.

Пень поднялся до уровня колен. Затем подался назад. И с силой обрушился на ничего не подозревающую дверь. С хрустом ломаясь, она расплёскивала в разные стороны брызги яркого света. Разлома было не достаточно, чтобы протиснуться даже ребёнку, но теперь частично вырванные доски, с готовностью поддавались рукам. Действовать надо было как можно быстрее. Шум, с которым открывался путь на свободу, до сих пор отражался от всех закоулков огромного грота, изо всех сил борясь с пожирающей его тишиной.

- Эй! Что там происходит?.. – долго ждать не пришлось. Однако голос этот был не грозным, а скорее каким-то жалобным.

Крадучись, насколько позволяла неуклюжесть избитого тела, я вильнул в тенистую нишу в стороне от темницы, и затаился. Отсюда открывался вид на разломанную дверь, и небольшую галерею, наполненную неровным светом масляных ламп. Воздух, как и в темнице, был затхлым. В нём висела мельчайшая пыль, которая стелилась по галерее подобно голубоватому туману. Через мгновенье в конце галереи возникла тень. Неуверенными шагами она брела в направлении темницы. Сердце заколотилось, вызывая неприятную боль в животе. Биение, казалось, гулкими ударами разносилось по всей пещере. Мышцы ныли от возбуждения. Силуэт всё приближался, проявляясь из тумана, подобно жуткому призраку. Теперь чётко различалась хромота человека, нога чуть ли не волочилась, протяжно шоркая о пол. Руки обхватывали живот.

- Эй! Кто здесь! – голос переходил на завывание. – Кто здесь! Я не виноват! Не я… - Истерика всё больше слышалась в срывающихся словах. Я крепче вжался в скалу. Страх переполнял всё тело.

Одна нога в судороге соскочила с уступа.

– Том, помоги! Жутко ноет! Том! – Он явно хотел найти здесь своего подельника, и совершенно не обращал внимания на раскуроченную дверь. – Том, сейчас не время играть! Том, сынок!.. – Нелепо крякнув, бандит рухнул на пол.

Проклиная себя, я, что было сил, помчался к нему. Зрелище было не из приятных. На ноге зияла глубокая рана, удивительно как он вообще мог наступать на неё. Живот щедро выплёскивал кровь, сочившуюся сквозь скрюченные пальцы.

- Том… Как здорово что… Ты здесь… - Воспалённые глаза пожилого бандита впились железным взглядом. – Том… Прости меня сынок… Я не всегда был… - Слова его внезапно оборвались и глаза заполнила серая пелена.

Пройдя галерею, я вошёл в огромный грот. Передо мной открылась картина, достойная трактатов по некромантии. Весь зал был завален мертвецами. В воздухе стоял приторный запах крови и тины. В тусклом освещении, все эти тела сливались с полом, превращаясь в какое-то зловещее изваяние. Единственным, что выбивалось из мрачного зрелища, был навязчивый блеск. Источник его находился у подножья массивного каменного трона. На троне восседал ныне покойный главарь банды. Его выдавал явный перебор с украшениями и устрашающими безделушками, вроде ожерелья из небольших черепков. Сияющая точка настойчиво манила, и ноги как будто сами понесли вперёд. Едва справляясь с тошнотой, я аккуратно пробрался между телами. Когда до странного предмета оставалось пару шагов, зрению наконец удалось пробиться через мерцающий ареол, окаймлявший вещицу. Сердце жалобно сжалось. Золотые песочные часы лежали на постаменте, что держал каменный трон, возле ног мёртвого разбойника. В глазах живо заиграли картинки, которые, казалось, рождены были в бреду его недуга. Но вот часы. Те самые часы, и они упрямо твердят об обратном. Пальцы осветились мягким золотым светом, затем почувствовали прохладу стекла. Ещё мгновение назад один конус был пуст, и вот опять тот самый удивительный смерч. Песок снова волнами разноситься в небольшом пространстве, создавая причудливые барханы в своём маленьком мирке. Время вновь начало свой ход.

Издалека донеслось лошадиное ржание. Сознание быстро протрезвело. Пошарив глазами по залу, я обнаружил груду деревянной мебели с торчащими повсюду тряпками. Разнеслось умирающее эхо человеческих голосов. Судорожно копаясь в многочисленных полках и ящиках, я кое-как оделся. Накинув капюшон, неумелыми руками притороченный к кожаной жилетке, я схватил первый попавшийся кинжал, мирно дремавший на остывающей ладони тощего бандита. Мельком взглянув на часы, заткнул их за обветшалый кушак, и кинулся в сторону выхода из пещеры. Голоса становились всё громче, сливаясь с эхом в однородную кашу. Тень за каменным валуном у стены, стала временным приютом, заботливо прикрывая от чужих глаз.

- …и это не так. – мягко окончил чей-то скрипучий голос.

- А я всё равно считаю, что план провальный. И к тому же, я со своими уже неделю не видался. – Отвечал ему более уверенный, звонкий баритон. – А эти проклятые идиоты совсем отбились от рук! – Тон повысился, казалось, намеренно, давая понять, что это должны услышать все.

Я старался не дышать. Удобно опёрся о камень, чтобы телу не требовались движения. – Эй! Череп! А кто будет встречать старину Лута?.. – Голос был совсем рядом. Его разбавлял сухой звук шагов.

На противоположной стене заиграли смазанные тени. Рука невольно сжала рукоять кинжала. Вдох.

- Резак сказал, что всё надёжно, и он отвечает головой. – Настойчиво проскрипел один из пришедших.

- Голову ему и так и эдак не сносить. – баритон захихикал, через мгновение ему вторил скрипучий. По сводам пещеры расползался дружный смех. Смех был неприятен, так могли бы смеяться шакалы над падалью.

Двое проследовали мимо. Одеты они были в кафтаны. У обоих на поясе красовались вытянутые ножны, с торчащими из них резными рукоятями мечей. Секунды, в мучительном ожидании, растягивались до бесконечности. Наконец парочка, пройдя ещё шагов десять, вошла в главный зал. – Череп! – Повелительно прогремел Лут. – Что за манеры? Пьянь! – Голос его раскатами гремел по всей пещере. Казалось, ещё немного и своды с грохотом рухнут, похоронив своих гостей.

Послышались спешные шажки. Гудение стали, выскользнувшей из ножен.

- Господин, они не пьяны! – Скрип резал слух. И раздался стон второго меча.

Выдох.

Ноги решили - пора. Мышцы взвыли. Сознание задыхаясь рвануло следом. Что есть сил, я бежал. Бежал в сторону, откуда пришли эти двое, на ходу перескакивая через торчащие повсюду камни.

Бандиты с запозданием поняли, что произошло. Смекнув, они бросились в след. Впереди замаячила спасительная дверь. Кровь ожесточённо билась в виски. Кричала! Быстрый рывок. В глаза ударил слепящий свет. Снаружи ясный день. Зимнее солнце, как сияющая жемчужина на лазурном бархате, разливалось по белоснежному покрывалу сияющими лучами.

Ноги с хрустом вонзались в снег. Глубокие следы не оставляли надежды спрятаться. Оставалось лишь бежать. Бежать без остановки, без оглядки, только вперёд. Воздух влетал в горло ледяными глотками, вырываясь наружу потоками густого пара. Сзади послышался бег проклятой парочки, что так не вовремя наведались в пещеру. Правая рука немела от холода, но выпускать рукоять кинжала отказывалась. Левой удалось нащупать часы. Верхний конус пустел на глазах. Губы сморщились в напряжении, и часы вновь укутались в пояс.

Ноги всё меньше ощущали почву. Наконец, потеряв равновесие, я рухнул в мягкий снег. Горячее лицо погрузилось в морозную свежесть. По коже поплыли облачка пара. Перевернувшись на спину, я дрожащей рукой выставил перед собой кинжал. Никого…

Глава 3. Бег на месте.

В тишине блуждали смазанные видения. Я лежал на примятом снегу, напиваясь родниковой свежестью синего неба. В серых зрачках отражались облака. Их становилось всё больше и больше. С течением времени небосвод всё гуще наполнялся белизной кудрявых исполинов. Они размытыми нитями сшивали беспросветное сереющее одеяло.

На лицо начали опускаться первые снежинки, превращаясь в прозрачные капли. Я поднялся. Всё тело изнывало от жуткой усталости и холода. Одежда, которую удалось добыть, местами покрылась ледяной коркой. Шаг, другой. Ноги не слушались. Я брёл. Просто, брёл вперёд. Где город, уже было неизвестно. Где посёлок тоже. Но я чувствовал, что идти обязательно надо. Руки влезли под кушак, в попытке хоть немного согреться. Пальцы коснулись холодного металла. Часы безжалостно продолжали свой ход. Песка становилось всё меньше. Сжав их в кулак, я продолжил свой путь.

Морозный воздух в очередной раз проскользнул в лёгкие. По телу разошлась невыносимая судорога. Мир перед глазами слился в чёрно-белый поток. Почувствовался гулкий удар. Рот, наполовину погружённый в снег, жадно глотал воздух, смешанный с колючими снежинками. Часы упали рядом, войдя в сугроб на треть. Чья-то рука легла на плечо.

- Я должен забрать кое-что. – Ровный знакомый голос. На этот раз он не был наполнен повелительным тоном, а звучал как-то дружелюбно.

- Тебе… - дёрнулись тяжёлые губы.

- Нет. Ещё не время. – Ответил незнакомец, недослушав мой вопрос. – Мне нужна моя вещь. Часы. Отдай их мне.

- Но…

- Я не могу забрать. Решение может быть лишь за тобой. – Незнакомец закрыл собой и без того тусклый солнечный свет. – Отдай мне часы.

Я постарался повернуть голову, чтобы увидеть собеседника. В часах последние песчинки срывались в пропасть прошлого.

- Не стоит. – Повеление отражалось в каждой букве.

Всё как проклятых снах. Всё по начертанному. Кровь неожиданно быстро вскипела, стремительно приводя в сознание. Я рывком обернулся. Схватил рукой за ворот незнакомца, чтобы не упасть, и взгляд мой утонул в непроглядной тьме капюшона. Тьма эта была настолько бескрайней, настолько истинной. Она, казалось, вырывалась наружу, чернильными брызгами затягивая меня в пустоту…

Эпилог.

- С тех пор лишь тьма рисует картины моего зрения. – Рассказчик был молод. Однако седина густой паутиной покрывала всю его голову. Закрыв белые как снег глаза, он сделал добрый глоток тёплой браги.

- Господин, не слушайте вы бредни этого сказочника. – Тавернщик отставил протёртую кружку и наклонился к высокому мужчине, что сидел за стойкой. Мужчина в роскошном аспидном камзоле, оторвался от записей. Положил на стойку синий томик, с серебряной цепочной в роли закладки, и поднял глаза на небритое сальное лицо.

- Бредни говоришь?.. – Задумчиво произнёс писатель.

- Конечно господин. Ведь безумец утверждает, что видел свою смерть. И что смерть, чувствуя свою вину в том, навсегда оставила его. Это ли не бред сумасшедшего. – В очередную кружку погрузилась небольшая пятнистая тряпица. - Я позволяю ему жить в коморке, что под лестницей. Даю ему пищу по доброте моего сердца. Иногда ему подают деньги из жалости, слушая его байки. Но он их не берёт. – Тавернщик возмущённо развёл руками. – Ну и мне как его содержателю приходиться брать их себе. – Он услужливо понизил голос. - Вы не подумайте чего, господин. Как есть, не берёт. – Небольшие глазки отражали правдивость сказанного, однако и не скрывали блеска удовлетворения сложившимся положением.

- Хм… – Камзол с шелестом соскользнул с высокого стула, и мужчина подошёл к рассказчику. - Как зовут тебя, добрый человек?

- Я так и не вспомнил своего имени. – Брага снова влилась в горло. – Ральт хороший человек, но уж больно недоверчив к моим словам. Если в твоих мыслях ещё витают сомнения, у меня есть весомый довод, который не смогла забрать даже Смерть. – Рассказчик раздался хриплым хохотом и, порывшись в кармане, поставил на стол пустые песочные часы.

Регистрационный номер №0136906

от 16 мая 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0136906 выдан для произведения:

На гранях кварцевой пыли.

Пролог.