Моё древо

30 апреля 2014 - Лидия Копасова
 
 
МОЯ ДОРОГА ЖИЗНИ

 17 июля 1968 года я выходила замуж...

Свадьба – это всегда цветы, это всегда слёзы.

 17 июля 1979 года я хоронила своего отца...

 Похороны – это всегда цветы, это всегда слёзы.

 17 июля 1990 года я смотрела, на ещё не захороненную урну, в которой покоился прах моего мужа, и вспоминала, как во время похорон отца кто-то прошептал: « Нет Василя, так тут и делать больше нечего. Ни одного собеседника не осталось... Не к кому приезжать!» Вокруг урны были цветы и, конечно, слёзы.

 То, что я сочиняла с детства стихи, не нравилось никому, а вот вести ежедневно дневник отец мне советовал... Погода, исторические даты, случаи и т. д.

 Я усердно заводила новую тетрадь и... бросала.
 Всё было некогда. А зря! Много исчезло из памяти.

 Но стихи сочиняю ежедневно и ставлю даты... Потом листаю и листаю их, эти даты: годы, месяцы, дни, минуты и мгновения, как листья... Их так много на моей ветке! А сколько веток на моём дереве? Этот вопрос не давал мне покоя много лет. Но знаний нет о корнях.
И вот я в очередной раз в гостях у Марии Мунтян.

 Это старшая сестра моего отца. И я продолжаю агитацию...

 Где наши корни?
 Где истоки?
 Какое дерево у нас?
 Какие носим биотоки?
 Какой у родословной класс?

 Агитация – великое дело! Мария Тимофеевна меня поняла... И вот результат.



 Я, Мария Тимофеевна Мунтян, родилась четвёртого февраля 1922 года в селе Тишковка, Первомайского района, Одесской области.

 По линии отца.

Мой дедушка – Владимир … Мунтян,
 бабушка – Евдокия…
 Я их не знала. Похоронены они на кладбище села Тишковка. Их дети: Андрей, Пётр, Тимофей и Елена.

 Я знала только дядю Петра и его сына Николая.
 Папа – Тимофей Владимирович Мунтян родился в селе Тишковка 25 июля 1885 года.

 По линии мамы.

 Мой дедушка – Савва Акимович Цуркан родился четвёртого декабря 1857 года.
 Моя бабушка – Мария Ивановна Авраменко или Глибенко родилась первого апреля 1860 года.
 Похоронены они на кладбище села Тишковка.
 Их дети: Леонтий родился первого июня 1881 года, умер 31 ноября 1964 года. Он похоронен на Кубани.
 Гавриил родился 25 июля 1885 года, а умер 29 апреля 1965 года, похоронен в городе Москве на территории Донского монастыря.

 Дмитрий родился седьмого сентября 1889 года, а умер 29 сентября 1957 года. Он похоронен в городе Москве на Лосиноостровском кладбище.

 Феодосия родилась 17 мая 1892 году.
 Дарья родилась в 1894 году.
 Евгения родилась в 1986 году. Она умерла в 1983 году и похоронена на кладбище в городе Вербилки вместе с мужем Сергеем Андреевичем Сазоновым.

 Я знала почти всех, за исключением тёти Дарьи, которую во время войны увезли австрийцы.

 Семья моих родителей состояла из пяти человек:

 Василий родился 19 марта 1919 года, умер 14 июля 1979 года, похоронен на кладбище города Долгопрудного. В последний путь его провожали родные, знакомые и сотрудники завода имени Дзержинского (его последнее место работы).

 Мария (имя дано в честь бабушки) родилась четвёртого февраля 1922 года.

 Евдокия (имя дано в честь второй бабушки) родилась 24 октября 1924 года, умерла второго сентября 1988 года, похоронена на кладбище города Долгопрудного.

 В последний путь провожали родные, знакомые и сотрудники теплоэнергетического института (последнее место работы).

 Лидия родилась 25 мая 1925 года.
 Анна родилась 20 сентября 1931 года.

 При моём рождении мой крёстный папа, Гавриил Саввич, во время крещения надел мне серебряный инкрустированный крестик, который таинственно исчез приблизительно после моего тридцатипятилетнего возраста.

 Отец имел среднее и музыкальное образование, и прекрасный баритональный голос. Папа был высокого роста, статный и обаятельный. Мы, дети, его боготворили.
Мама была среднего роста, крепкого сложения, обаятельная, внешне привлекательная, имела очень красивые косы, малограмотная, но от природы мудрая, умела читать и писать.
Я похожа на папу, Лида – копия мамы, у остальных есть что-то общее. Папа привил нам с детства любовь к музыке. В нашей хате проводились репетиции оркестра, которым управлял отец, он играл на скрипке и валторне. Этот оркестр обслуживал селян в радости и горе.

У меня с детства был физический недостаток: остаточное явление от перенесённого полиомиелита левой ноги.

 Отец звал меня Марикуцей, любил, ведь я была первая из дочерей, и в 1925 году возил меня в Москву для лечения. Мы вернулись вскоре домой, так как лечение должно было быть длительным. Дома папа пригласил врача гипнотизёра, который посоветовал крепче наступать на левую ногу, что я боялась делать. Возможно, что-нибудь и помогло, но явного результата не проявилось. Моё страдание выражалось в том, что в юности мне не пришлось танцевать, а желание было огромное. Я не могла создать семью, так как не хотела никого обременять, потому, что была неустойчива на ногах и часто падала. Особенно боялась иметь детей, которых очень любила.

Мой крёстный папа Гавриил Саввич купил дом на Украине по соседству с нашей хатой. Летом вся его семья приезжала отдыхать. Это тётя Шура, дочь Галочка и сын Шурик.

 Как-то тётя Шура пришла к маме за луком. Мама ей ответила, что лук у нас не растёт. Обидевшись, тётя Шура пожаловалась мужу, но тот разрешил недоразумение. Ведь по-украински лук – это цыбуля. Галочка часто помогала тёте Фене, нашей маме, управляться с домашними делами. В 1923 году после болезни Галочка умерла. Её похоронили на Украине рядом с могилами дедушки и бабушки (Саввы и Марии).

 В последний год тётя Шура приехала с младшим сыном Игорем. Ему было около трёх лет. Он очень любил приходить к нам в гости. Когда его спрашивали, куда он идёт, то он отвечал одним именем: к Марусе-Дусе-Лидусе. Тимофею Владимировичу, нашему отцу, говорил: «Тятива, дай кусочек лебуша.», а мы отца называли «Тато».

 У нас во дворе росла шелковица, очень большое дерево, высотой около 15 м с диаметром ствола около двух метров. Когда поспевала ягода шелковицы, папа ставил лестницу, расстилал рядно вокруг дерева и трусил ягоду. Ягода покрывала рядно толстым слоем.

 Маленький Игорь босыми ножками топтал ягоду и ладошками старался направить ягоду в рот. Но ничего не получалось. Ладошки, рот и подошвы ног были синие от ягод.

 Я вспоминаю, как красиво было на Украине. Праздник рождества, как сказка, с колядками и ряжеными. Мама варила «звар» – компот, пекла пироги с различной начинкой. Хата украшалась рушниками, которые мама сама ткала и вышивала в детстве, красивые и разнообразные по орнаментам. И от этого убранства становилось радостно на душе.

 Один рушник я храню всю жизнь. Сохранила мамино колечко с бирюзой. Во время пасхи вся центральная улица (Красная лыния) утопала в цветах садов и зелени молодой травы.

 У нас был баштан (бахча). Когда поспевали кавуны (арбузы) и дыни, на мажаре (телеге) привозили урожай.
 Всё ели, засаливали и хранили в погребе на зиму.

 Этот край очень плодородный.

 В первый класс я пошла на Украине. В память об этом, я посадила около хаты белую акацию. Она укрепилась и набирала силу.

 С детских лет я запомнила адрес крёстного папы: Москва, улица Карла Маркса, дом 33, квартира 16. И этот дом в будущем стал вторым родным домом, который я посещала очень часто и в радости и в невзгодах около 48-и лет.

 Началась коллективизация, раскулачивание и уничтожение всего хорошего и плохого «до основанья, а затем…». Начали разбивать самую красивую церковь, которую не могли преодолеть почти месяц. Стоял пыльный туман, через который ничего не было видно по всей Красной лынии. До конца так и не смогли разбить. Остались кирпичная ограда и фундамент. Шикарный сад зарос бурьяном.

 В 1931 году на Украине был страшный голод. Люди умирали на дорогах. Нас спасали корова Соня и овощи.
В 1932 году в апреле наша семья собралась в Москву. Наш переезд осуществлял мой крёстный папа.

 Перед отъездом я решила выкопать свою белую акацию. Не хотелось оставлять её без присмотра. Богатейший край пришлось оставить навсегда.
Мама взяла детей, подушки и большой ковёр – своё приданое. Надо было ехать на лошади 50 километров до станции. На полпути наша лошадь занемогла, и её пришлось оставить в табуне. До станции Помошная нас довезла другая лошадь. Остальной скарб остался на Украине.

Вагон поезда на Москву был переполнен пассажирами, и в пути распространилась опасность.
 Все кинулись переходить в другие вагоны, но мама решила остаться на месте. Если что-нибудь случится, то мы все вместе… Нагрузка уменьшилась, и мы благополучно доехали до Москвы. Нас встретили на Курском вокзале мой крёстный папа с тётей Шурой и все поехали на Старую Басманную улицу (Разгуляй).

Первое время мы жили на Разгуляе у моего крёстного. Сейчас трудно себе представить, как они выдержали нас пятерых детей да двоих взрослых, ведь и их семья состояла из четырёх человек (два сына) в одной комнате общей квартиры. В этой квартире с подселением было ещё два соседа с семьями.

Основная тяжесть легла на тётю Шуру, помощь от которой мы получали всё время. За терпение, искренность и доброту мы их благодарили и для нас они были святыми. В это время папа уже работал на железнодорожной станции Лосиноостровская - сортировочная пломбировщиком.

 В середине апреля 1932 года наша семья переехала на станцию Северянин в коммунальный дом по адресу: Осташковское шоссе, дом 9, квартира 5. Комната (17 м2 ) была без удобств, топилась дровами, туалет был на улице, далеко от дома, как и колонка с водой.

Наша жизнь началась с нуля. Мама сразу определила нас в Лосиноостровскую школу № 4, старалась, чтобы мы были образованными и здоровыми. Она давала нам больше овощей, готовила вареники с вишнями, украинский борщ. В столовой она покупала чечевичную кашу, в аптеке – рыбий жир. Учились мы все хорошо и с большим трудолюбием. Я даже во втором классе получила первую грамоту за хорошую успеваемость и примерное поведение, не смотря на то, что в первом классе занималась на украинском языке.

 Мы все получили семилетнее образование в этой школе. На протяжении сознательной жизни я активно участвовала в общественной деятельности. В школе я была старостой класса, обладала удивительной способностью разрешать школьные конфликты, особенно с мальчишками-хулиганами.

 Через год мама поехала на Украину за семьёй брата Дмитрия. Приехала тётя Саня с детьми: Анатолий, Пётр, Александр и дочь Тамара. Дядя Митя уже работал на железной дороге. Конечно, это всё осуществлялось с помощью моего крёстного папы. Целый колхоз: девять детей и четверо взрослых…теперь жили все у нас в одной комнате до тех пор, пока дядя Митя не получил вагон в тупике. Но вскоре они получили комнату в коммунальном доме на станции Лось по Ярославской железной дороге. Условия были почти такие же, как и у нас. За исключением туалета, который был в чулане дома.

 Воспользовавшись, случаем побывать на Украине, мама привезла швейную машинку «Зингер» – папино приданое. На этой машинке он прекрасно шил сам и научил меня.

 До пятого класса я училась хорошо, сидела за партой с мальчиком Витей Шером. Красивый, голубоглазый, он мне очень нравился. В нашем классе были самые красивые мальчики: Валера Чиликин (круглый отличник), Шамиль Садеков и другие. Но мне пришлось перейти в другой класс во вторую смену, так как я ездила на лечение с утра в детскую больницу, которая находилась на Серпуховке (Большая Ордынка). Лечилась я около двух лет у доктора – Ольги Ивановны Максудовой.

 В 1937 – 1938 учебном году я закончила семь классов и решила поступить в радиотехникум, который заканчивал мой брат Василий, но не набрала нужное количество баллов. Пришлось поступить в Московский Торфяной техникум с этим экзаменационным листом. Во время каникул, в 1940 году, работала на ВДНХ озеленителем. Это был мой первый рабочий день в жизни. После работы я возвратилась домой усталая и огорчённая: « Неужели так всю жизнь буду мучиться? И все так мучаются?». Проучилась в техникуме три курса и в 1941 году уехала на практику на Вареговское торфяное предприятие Ярославской области. Там меня застала Великая отечественная война.

 Когда я училась на втором курсе, брат Василий, заканчивал техникум. Придя вечером домой после учёбы, мы долго обсуждали свои результаты. И вдруг зашёл разговор о том, что с немцами заключён пакт о ненападении на нашу Родину. Я этому не поверила и стала аргументировать приезд Риббентропа тем, что он, пролетая над нашей территорией, увидел убожество и бесхозяйственность наших руководителей, и пойдёт на нас войной. Брат мне говорил, что я должна приветствовать такой шаг со стороны Германии. Но мои предчувствия оправдались…

 Вскоре Василия призвали в армию. Его провожали друзья. Я очень плакала, когда он ушёл за ограду. Меня успокаивали, говоря, что два года пролетят незаметно. Но с 1940 по 1958 год он находился в рядах советской армии, служил в танковых войсках радистом. Сёстры: Лида и Дуся ушли на трудовой фронт для строительства заграждений в Московской области.
Я старалась после практики вернуться домой в Москву, стремилась поступить в Тушинский авиационный клуб. Хотела пойти по стопам наших героев-лётчиц: Валентины Гризадубовой, Марины Расковой и Полины Осипенко. Но набор был уже укомплектован. Ждать до следующего года было невозможно. И в 1941 году пришлось поступить на завод Вооружения №538. Занятия в техникуме прекратились. Через некоторое время завод переименовали в завод № 746 Министерства миномётного вооружения страны.

 В юности к нам приходил товарищ Василия – Миша Пустыльников. Я в это время училась в техникуме. Брат и Миша играли в молодёжном оркестре. Василий играл на кларнете, а Миша – на духовом инструменте – бас. У нас дома всегда звучала музыка и пение. У девочек были хорошие голоса. Папа хорошо знал музыкальную грамоту. Он для каждого переписывал партитуру. Миша у нас бывал часто. Я не замечала, что ему нравлюсь. У меня была своя компания в техникуме. Он приглашал меня в кино. Но вскоре его призвали в армию. Служил он в Мурманске, во флоте. А Василия послали на Дальний Восток.
Миша писал мне часто, своей матери – редко. После демобилизации Миша возвратился домой. Мы часто встречались и планировали совместную жизнь, но через некоторое время расстались, так как его мама хотела ввести в свою семью еврейку. Я в это время училась на первом курсе института дневного отделения, так что разрыв прошёл менее болезненно.

Я окончила первый курс, совмещая работу в институте. Папа Мишу любил. Он был уверен, что я буду с ним. С такой мыслью он и умер.

 В 1942 году, когда я работала на заводе, возвратилась тётя Шура из эвакуации. Зима была очень суровая. Дома не отапливались. Я заказала на заводе «буржуйку», привезла и установила в комнате. Дымоход вывели в форточку. Я привозила регулярно в мешке отходы строительного отдела (чурочки), которыми топили «буржуйку».

 13 февраля 1943 года умер папа, Мунтян Тимофей Владимирович. В похоронах участвовали: тётя Шура, мой крёстный папа, муж тёти Жени, Сергей Андреевич Сазонов.

 Мой крёстный папа похоронен в Москве на территории Крематория у стены Донского монастыря, в общей могиле.

 Я осталась в семье старшей, и вся дальнейшая жизнь легла на мои плечи.
 В военные и послевоенные годы средством существования для нас была учёба, так как студент получал рабочую карточку. Это 400 грамм хлеба в день и остальные, необходимые для жизнедеятельности продукты, а так же мизерную ежемесячную стипендию. Поэтому своих сестёр: Дусю, Лиду и Аню я устроила в Торфяной техникум, который мы все окончили успешно.
 В сентябре 1943 года я уволилась с завода в связи с уходом на учёбу. Тётя Шура сшила мне красивый костюм из маминого платка, чёрного цвета, чистой шерсти – мамин подарок. Этот костюм я очень любила и в нём защищала диплом техникума. Этот костюм я взяла собой, когда поехала по распоряжению Главторфа на Гатчинское торфяное предприятие.
 Меня провожали: мама, тётя Шура, М.А. Велер, В.А.Зюзин. Я благодарила Тётю Шуру за её добрые дела и за то, что она дала мне деньги за обучение в техникуме. И вообще, она была моим другом и благодетелем. Я научилась у неё шить и обшивала своих сестёр. Это я буду помнить всегда. Тётя Шура зарабатывала шитьём. Она в годы войны обслуживала солистку Большого театра СССР Наталью Дмитриевну Шпилер.

Когда я училась в техникуме мама с младшей моей сестрой Нюсей (Анной) ходили на работу за 10 километров в совхоз Ватутино. Работали там до вечера. Осенью привозили на телеге урожай. Овощи: картошку, морковь, свёклу и капусту. Вся комната была завалена овощами. Мама нагружала Нюсю овощами и посылала к тёте Шуре, так как на рынке они стоили безумно дорого. Мы целую зиму были обеспечены овощами.
В это время город Гатчина был уже освобождён от немецких захватчиков. На торфяном предприятии я занимала должность зав. лаборатории качества торфа. Мы жили в доме, где окна были забиты фанерой. Зимой по ночам нас засыпало снегом, и мы едва вылезали из-под одеяла. Ходили в лес за брусникой. Набирали её вёдрами и ели до тех пор, пока не набивали оскомину и не могли на неё смотреть. Не было сахара, чтобы её варить.

Иногда я ездила в командировку в Ленинград для приобретения лабораторного оборудования. Директор торфяного предприятия предлагал мне выбрать дом в городе Гатчина и обосноваться для постоянного житья, но я стремилась вернуться домой в Москву. Поступила в московский торфяной институт на дневное отделение. После первого курса пришлось перейти на вечернее отделение и продолжить работу.

В 1955 году я окончила Московский торфяной институт, получив диплом №256947: « Настоящий диплом выдан МУНТЯН МАРИИ ТИМОФЕЕВНЕ о том, что она в 1947 году поступила в Московский торфяной институт и в 1955 году окончила полный курс названного института по специальности «Торфяные машины». Решением государственной экзаменационной комиссии от 22 июня 1955 года Мунтян Марии Тимофеевне присвоена квалификация инженера-механика. Председатель экз. ком. Академик А.Винтер. Выполнила дипломный проект на тему: «Машина для очистки кортовых каналов» с оценкой – ОТЛИЧНО.

 После окончания института меня пригласили в помощь приёмной комиссии с абитуриентами этого же института.

После подведения итого экзаменов абитуриент Юрий Ефемов не добрал одного балла до проходного. Когда он пришёл за документами, я ему посоветовала оставить документы. Хотела, чтобы он пришёл на приём к директору для зачисления в студенты института. Молодой человек был застенчив, воспитан и внимательный в обращении с людьми. Личное дело я взяла на себя и помогла ему осуществить его мечту – получить образование. Окончил он институт успешно.

 Во время учёбы в институте я попала в окружение студенческой среды со вниманием и дружбой. На моём пути встретился Геннадий Константинович Шестаковский. Сначала он искал случая заговорить со мной. Я была очень общительная со всеми.

 С некоторыми я пела в студенческом хоре, например, с Лёней Волкогоном, другом Геннадия.

Вот через Лёню Геннадий и смог заговорить со мной. Почему-то я перестала ходить на занятия в хоре. Как-то Геннадий спросил меня, почему я не пою. Я ему ответила, что у меня нет голоса. «Да ты говоришь, как поёшь!» – возразил он.

Мы с Геннадием часто путешествовали по Москве и беседовали, беседовали…Часто ходили в кино, но я старалась погасить свои чувства, так как была старше его на восемь лет и с физическим недостатком, по молодости, который я особенно не замечала, за исключением танцев. Но со временем боялась быть кому-то обузой.

 На предложение Геннадия поехать на юг старалась отнестись с юмором. Он защитил диплом раньше меня и после защиты пригласил в кафе мороженое. Я растерялась и пригласила с собой одну сотрудницу, в результате, оказавшись, третьей лишней… Я старалась себя убедить в том, что ничего серьёзного у нас не может быть.
Он несколько раз приглашал меня к себе в гости, но я отказывалась. Геннадий уже работал по назначению.

Я твёрдо решила, что нужно рассчитывать только на себя. Как участник художественной самодеятельности, принимала участие в сводном студенческом хоре города Москвы под управлением профессора консерватории Владиславом Геннадиевичем Соколовым.

Через некоторое время Геннадий Шестаковский приехал в институт, когда я уже работала инженером-конструктором в научно исследовательском отделе института. Увидев его перед собой, я очень обрадовалась. Мы долго беседовали и не замечали время. Это была наша последняя встреча, 1956 год.

 В стенах института я пребывала около двадцати лет. Ездила в командировки в город Иваново, на завод «Ивторфмаш». За это время я многим помогала и словом и делом, пользовалась уважением и вниманием, как со стороны сотрудников, так и преподавательского состава института. Наконец, в 1957 году я со слезами уходила из института, так как он являлся моим вторым домом. Я и Галина Князятова были направлены Сергеем Георгиевичем Солоповым к начальнику Главка Энергозапчасти к Аркадию Ивановичу Савиных Министерства энергетики и электрификации СССР. Там нас направили в ЦКБ к начальнику Вячеславу Ивановичу Кислому, который зачислил нас в отдел тяжёлого и транспортного машиностроения на должность инженера-конструктора. И назавтра мы поехали на месяц в командировку на Демиховский завод. В ЦКБ я проработала до 1967 года. Здесь я получила авторское свидетельство, а в 1960 году получила комнату в Кунцево по адресу: улица Ярцевская, дом 15, квартира 34.

 АВТОРСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО № 114119

 Настоящее авторское свидетельство выдано гр. МУНТЯН Марии Тимофеевне, Корсаку Б.Н., Епишину В.В. и Князятовой Г.Н. на изобретение « Устройство для открытия и закрытия люков железнодорожных полувагонов типа Гондола и зачистки их кузовов от остатков, выгружаемых материалов» в соответствии с приложенным описанием по заявке 583253, а приоритетом от 13 сентября 1957 года. Зарегистрировано в Государственном реестре изобретений Союза ССР. Москва 25 июля 1958 года.
В ЦКБ я поработала около десяти лет. Я привыкла работать стоя, сидя, было неудобно чертить. А восемь часов за кульманом стоять уже было невмоготу.

 И, наконец, я решила изменить стиль работы, написав заявление: « по собственному желанию» Уговаривали остаться, но… В1967 году я поступила на работу в институт «ВНИИНМАШ» (Всесоюзный научно-исследовательский институт по нормализации в машиностроении) в должности старшего научного сотрудника отдела стандартизации, унификации и агрегатирования в тяжёлом, энергетическом и транспортном машиностроении.

 В 1970 году я окончила, ВИСИМ (Всесоюзный институт стандартизации и метрологии). Удостоверение № 8246 выдано 15 апреля 1970 года.

 4 февраля 1977 года была освобождена от занимаемой должности в институте, в связи с уходом на пенсию.
 11 апреля 1980 года умерла вторая жена моего крёстного папы Анастасия Григорьевна. Для меня Разгуляй, который был почти родным домом 48 лет, перестал существовать. Ведь 21 июля 1946 года после тяжёлой болезни умерла тётя Шура, Александра Григорьевна. Это было для нас большое невосполнимое горе. Похоронена она на территории Донского монастыря. 29 апреля 1965 года умер Гавриил Саввич, мой крёстный папа, похоронен тоже на территории Донского монастыря.
В 1959 году демобилизовался мой брат Василий в чине майора и приехал к нам со своей семьёй, женой Анной и двумя дочерьми Катей и Лидой. Жили все вместе: мама, я, Дуся. Когда я приходила домой, то мне даже сесть негде было. А как мы спали, сейчас даже представить трудно.

В военкомате брата не прописывали в Москве, так как нет документа о том, что он был призван из Москвы. Он был расстроен. Ноя сохранила его призывное свидетельство и вручила ему. К счастью, этот документ дал право на прописку в Москве. Мама, я и Дуся не возражали и его с семьёй прописали по адресу: Осташковское шоссе, дом 9, квартира 5.
 В 1961 году в городе Вербилки, по павелецкой железной дороге, умер Сергей Андреевич Сазонов, муж маминой сестры Евгении. Он работал на октябрьской железной дороге в должности начальника дистанции Москва-Бологое. Хоронить приехали его сотрудники. Тогда я встретила Евгения Яковлевича Зельмана, с которым мы не расставались около 19 лет. Он женат, имел дочь Ольгу.
Сначала я боялась увлечь себя, но потом решила больше никого не отталкивать от себя. Мы встречались каждый день после работы. Я жила в Кунцево и ездила на электричке с Белорусского вокзала. Женя меня ждал в сквере у памятника Максиму Горькому. И мы шли гулять по Москве или ехали в Кунцево. Мне с ним было интересно. Мы понимали друг друга с полуслова. Он воспитывался в интеллигентной семье. Мама его, Ольга Дмитриевна, была учительницей русского языка, в её классе учился Женя. Жили они в городе Ливне, потом переехали в город Курск. Я встречалась с его сестрой Галей, братом Виктором, который приезжал из Риги в Москву со своим ансамблем. Женя с мая 1962 года перешёл на службу в Министерство путей сообщения МПС СССР. Он знал мою тётю Евгению Саввичну, мою сестру Анну. Мы посещали могилу его отца, который похоронен на немецком кладбище. Когда он умер, я посещала его могилу на 40 дней и в день его рождения (21 сентября 1916 года).

 Женя был с большим юмором. Он предлагал мне поехать с ним на север, но я отказалась. Последняя встреча с ним была у меня дома и очень загадочная. Я увидела в его глазах какую-то отрешённость. Видно он себя очень плохо чувствовал. Интуиция подсказала, что эта встреча последняя. Около года он работал, будучи на пенсии, потом уволился и лёг в больницу. Звонил из больницы каждый день. Летом я гостила у двоюродного брата в Твери и чувствовала какую-то нервозность. Возвратившись домой, я получила печальное известие. 10 июля 1979 Женя умер. Почти одновременно, 14 июля 1979 года, умер неожиданно брат Василий.
Через 50 лет, уже в пенсионном возрасте, в 1981 году, мне посчастливилось побывать на родине. Я запомнила место, где находилась наша хата. Теперь там медицинский комплекс. Когда мы вошли во двор, то я расплакалась и спросила у молодого человека, где же шелковица, которая когда-то здесь росла. И он объяснил, что шелковица доставила большие хлопоты при планировке, и её спиливали целую неделю. Эта шелковица была посажена нашими предками.

 Мы посетили двоюродного брата Семёна, сына дяди Андрея. У Семёна и его жены Александры шесть дочерей: Клавдия, Вера, Тамара, Галина, Нина, Таисия.
В пенсионное время стараюсь всегда находить время для разнообразных работ.

***

© Copyright: Лидия Копасова, 2014

Регистрационный номер №0212269

от 30 апреля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0212269 выдан для произведения:
 
 
МОЯ ДОРОГА ЖИЗНИ

 17 июля 1968 года я выходила замуж...

Свадьба – это всегда цветы, это всегда слёзы.

 17 июля 1979 года я хоронила своего отца...

 Похороны – это всегда цветы, это всегда слёзы.

 17 июля 1990 года я смотрела, на ещё не захороненную урну, в которой покоился прах моего мужа, и вспоминала, как во время похорон отца кто-то прошептал: « Нет Василя, так тут и делать больше нечего. Ни одного собеседника не осталось... Не к кому приезжать!» Вокруг урны были цветы и, конечно, слёзы.

 То, что я сочиняла с детства стихи, не нравилось никому, а вот вести ежедневно дневник отец мне советовал... Погода, исторические даты, случаи и т. д.

 Я усердно заводила новую тетрадь и... бросала.
 Всё было некогда. А зря! Много исчезло из памяти.

 Но стихи сочиняю ежедневно и ставлю даты... Потом листаю и листаю их, эти даты: годы, месяцы, дни, минуты и мгновения, как листья... Их так много на моей ветке! А сколько веток на моём дереве? Этот вопрос не давал мне покоя много лет. Но знаний нет о корнях.
И вот я в очередной раз в гостях у Марии Мунтян.

 Это старшая сестра моего отца. И я продолжаю агитацию...

 Где наши корни?
 Где истоки?
 Какое дерево у нас?
 Какие носим биотоки?
 Какой у родословной класс?

 Агитация – великое дело! Мария Тимофеевна меня поняла... И вот результат.



 Я, Мария Тимофеевна Мунтян, родилась четвёртого февраля 1922 года в селе Тишковка, Первомайского района, Одесской области.

 По линии отца.

Мой дедушка – Владимир … Мунтян,
 бабушка – Евдокия…
 Я их не знала. Похоронены они на кладбище села Тишковка. Их дети: Андрей, Пётр, Тимофей и Елена.

 Я знала только дядю Петра и его сына Николая.
 Папа – Тимофей Владимирович Мунтян родился в селе Тишковка 25 июля 1885 года.

 По линии мамы.

 Мой дедушка – Савва Акимович Цуркан родился четвёртого декабря 1857 года.
 Моя бабушка – Мария Ивановна Авраменко или Глибенко родилась первого апреля 1860 года.
 Похоронены они на кладбище села Тишковка.
 Их дети: Леонтий родился первого июня 1881 года, умер 31 ноября 1964 года. Он похоронен на Кубани.
 Гавриил родился 25 июля 1885 года, а умер 29 апреля 1965 года, похоронен в городе Москве на территории Донского монастыря.

 Дмитрий родился седьмого сентября 1889 года, а умер 29 сентября 1957 года. Он похоронен в городе Москве на Лосиноостровском кладбище.

 Феодосия родилась 17 мая 1892 году.
 Дарья родилась в 1894 году.
 Евгения родилась в 1986 году. Она умерла в 1983 году и похоронена на кладбище в городе Вербилки вместе с мужем Сергеем Андреевичем Сазоновым.

 Я знала почти всех, за исключением тёти Дарьи, которую во время войны увезли австрийцы.

 Семья моих родителей состояла из пяти человек:

 Василий родился 19 марта 1919 года, умер 14 июля 1979 года, похоронен на кладбище города Долгопрудного. В последний путь его провожали родные, знакомые и сотрудники завода имени Дзержинского (его последнее место работы).

 Мария (имя дано в честь бабушки) родилась четвёртого февраля 1922 года.

 Евдокия (имя дано в честь второй бабушки) родилась 24 октября 1924 года, умерла второго сентября 1988 года, похоронена на кладбище города Долгопрудного.

 В последний путь провожали родные, знакомые и сотрудники теплоэнергетического института (последнее место работы).

 Лидия родилась 25 мая 1925 года.
 Анна родилась 20 сентября 1931 года.

 При моём рождении мой крёстный папа, Гавриил Саввич, во время крещения надел мне серебряный инкрустированный крестик, который таинственно исчез приблизительно после моего тридцатипятилетнего возраста.

 Отец имел среднее и музыкальное образование, и прекрасный баритональный голос. Папа был высокого роста, статный и обаятельный. Мы, дети, его боготворили.
Мама была среднего роста, крепкого сложения, обаятельная, внешне привлекательная, имела очень красивые косы, малограмотная, но от природы мудрая, умела читать и писать.
Я похожа на папу, Лида – копия мамы, у остальных есть что-то общее. Папа привил нам с детства любовь к музыке. В нашей хате проводились репетиции оркестра, которым управлял отец, он играл на скрипке и валторне. Этот оркестр обслуживал селян в радости и горе.

У меня с детства был физический недостаток: остаточное явление от перенесённого полиомиелита левой ноги.

 Отец звал меня Марикуцей, любил, ведь я была первая из дочерей, и в 1925 году возил меня в Москву для лечения. Мы вернулись вскоре домой, так как лечение должно было быть длительным. Дома папа пригласил врача гипнотизёра, который посоветовал крепче наступать на левую ногу, что я боялась делать. Возможно, что-нибудь и помогло, но явного результата не проявилось. Моё страдание выражалось в том, что в юности мне не пришлось танцевать, а желание было огромное. Я не могла создать семью, так как не хотела никого обременять, потому, что была неустойчива на ногах и часто падала. Особенно боялась иметь детей, которых очень любила.

Мой крёстный папа Гавриил Саввич купил дом на Украине по соседству с нашей хатой. Летом вся его семья приезжала отдыхать. Это тётя Шура, дочь Галочка и сын Шурик.

 Как-то тётя Шура пришла к маме за луком. Мама ей ответила, что лук у нас не растёт. Обидевшись, тётя Шура пожаловалась мужу, но тот разрешил недоразумение. Ведь по-украински лук – это цыбуля. Галочка часто помогала тёте Фене, нашей маме, управляться с домашними делами. В 1923 году после болезни Галочка умерла. Её похоронили на Украине рядом с могилами дедушки и бабушки (Саввы и Марии).

 В последний год тётя Шура приехала с младшим сыном Игорем. Ему было около трёх лет. Он очень любил приходить к нам в гости. Когда его спрашивали, куда он идёт, то он отвечал одним именем: к Марусе-Дусе-Лидусе. Тимофею Владимировичу, нашему отцу, говорил: «Тятива, дай кусочек лебуша.», а мы отца называли «Тато».

 У нас во дворе росла шелковица, очень большое дерево, высотой около 15 м с диаметром ствола около двух метров. Когда поспевала ягода шелковицы, папа ставил лестницу, расстилал рядно вокруг дерева и трусил ягоду. Ягода покрывала рядно толстым слоем.

 Маленький Игорь босыми ножками топтал ягоду и ладошками старался направить ягоду в рот. Но ничего не получалось. Ладошки, рот и подошвы ног были синие от ягод.

 Я вспоминаю, как красиво было на Украине. Праздник рождества, как сказка, с колядками и ряжеными. Мама варила «звар» – компот, пекла пироги с различной начинкой. Хата украшалась рушниками, которые мама сама ткала и вышивала в детстве, красивые и разнообразные по орнаментам. И от этого убранства становилось радостно на душе.

 Один рушник я храню всю жизнь. Сохранила мамино колечко с бирюзой. Во время пасхи вся центральная улица (Красная лыния) утопала в цветах садов и зелени молодой травы.

 У нас был баштан (бахча). Когда поспевали кавуны (арбузы) и дыни, на мажаре (телеге) привозили урожай.
 Всё ели, засаливали и хранили в погребе на зиму.

 Этот край очень плодородный.

 В первый класс я пошла на Украине. В память об этом, я посадила около хаты белую акацию. Она укрепилась и набирала силу.

 С детских лет я запомнила адрес крёстного папы: Москва, улица Карла Маркса, дом 33, квартира 16. И этот дом в будущем стал вторым родным домом, который я посещала очень часто и в радости и в невзгодах около 48-и лет.

 Началась коллективизация, раскулачивание и уничтожение всего хорошего и плохого «до основанья, а затем…». Начали разбивать самую красивую церковь, которую не могли преодолеть почти месяц. Стоял пыльный туман, через который ничего не было видно по всей Красной лынии. До конца так и не смогли разбить. Остались кирпичная ограда и фундамент. Шикарный сад зарос бурьяном.

 В 1931 году на Украине был страшный голод. Люди умирали на дорогах. Нас спасали корова Соня и овощи.
В 1932 году в апреле наша семья собралась в Москву. Наш переезд осуществлял мой крёстный папа.

 Перед отъездом я решила выкопать свою белую акацию. Не хотелось оставлять её без присмотра. Богатейший край пришлось оставить навсегда.
Мама взяла детей, подушки и большой ковёр – своё приданое. Надо было ехать на лошади 50 километров до станции. На полпути наша лошадь занемогла, и её пришлось оставить в табуне. До станции Помошная нас довезла другая лошадь. Остальной скарб остался на Украине.

Вагон поезда на Москву был переполнен пассажирами, и в пути распространилась опасность.
 Все кинулись переходить в другие вагоны, но мама решила остаться на месте. Если что-нибудь случится, то мы все вместе… Нагрузка уменьшилась, и мы благополучно доехали до Москвы. Нас встретили на Курском вокзале мой крёстный папа с тётей Шурой и все поехали на Старую Басманную улицу (Разгуляй).

Первое время мы жили на Разгуляе у моего крёстного. Сейчас трудно себе представить, как они выдержали нас пятерых детей да двоих взрослых, ведь и их семья состояла из четырёх человек (два сына) в одной комнате общей квартиры. В этой квартире с подселением было ещё два соседа с семьями.

Основная тяжесть легла на тётю Шуру, помощь от которой мы получали всё время. За терпение, искренность и доброту мы их благодарили и для нас они были святыми. В это время папа уже работал на железнодорожной станции Лосиноостровская - сортировочная пломбировщиком.

 В середине апреля 1932 года наша семья переехала на станцию Северянин в коммунальный дом по адресу: Осташковское шоссе, дом 9, квартира 5. Комната (17 м2 ) была без удобств, топилась дровами, туалет был на улице, далеко от дома, как и колонка с водой.

Наша жизнь началась с нуля. Мама сразу определила нас в Лосиноостровскую школу № 4, старалась, чтобы мы были образованными и здоровыми. Она давала нам больше овощей, готовила вареники с вишнями, украинский борщ. В столовой она покупала чечевичную кашу, в аптеке – рыбий жир. Учились мы все хорошо и с большим трудолюбием. Я даже во втором классе получила первую грамоту за хорошую успеваемость и примерное поведение, не смотря на то, что в первом классе занималась на украинском языке.

 Мы все получили семилетнее образование в этой школе. На протяжении сознательной жизни я активно участвовала в общественной деятельности. В школе я была старостой класса, обладала удивительной способностью разрешать школьные конфликты, особенно с мальчишками-хулиганами.

 Через год мама поехала на Украину за семьёй брата Дмитрия. Приехала тётя Саня с детьми: Анатолий, Пётр, Александр и дочь Тамара. Дядя Митя уже работал на железной дороге. Конечно, это всё осуществлялось с помощью моего крёстного папы. Целый колхоз: девять детей и четверо взрослых…теперь жили все у нас в одной комнате до тех пор, пока дядя Митя не получил вагон в тупике. Но вскоре они получили комнату в коммунальном доме на станции Лось по Ярославской железной дороге. Условия были почти такие же, как и у нас. За исключением туалета, который был в чулане дома.

 Воспользовавшись, случаем побывать на Украине, мама привезла швейную машинку «Зингер» – папино приданое. На этой машинке он прекрасно шил сам и научил меня.

 До пятого класса я училась хорошо, сидела за партой с мальчиком Витей Шером. Красивый, голубоглазый, он мне очень нравился. В нашем классе были самые красивые мальчики: Валера Чиликин (круглый отличник), Шамиль Садеков и другие. Но мне пришлось перейти в другой класс во вторую смену, так как я ездила на лечение с утра в детскую больницу, которая находилась на Серпуховке (Большая Ордынка). Лечилась я около двух лет у доктора – Ольги Ивановны Максудовой.

 В 1937 – 1938 учебном году я закончила семь классов и решила поступить в радиотехникум, который заканчивал мой брат Василий, но не набрала нужное количество баллов. Пришлось поступить в Московский Торфяной техникум с этим экзаменационным листом. Во время каникул, в 1940 году, работала на ВДНХ озеленителем. Это был мой первый рабочий день в жизни. После работы я возвратилась домой усталая и огорчённая: « Неужели так всю жизнь буду мучиться? И все так мучаются?». Проучилась в техникуме три курса и в 1941 году уехала на практику на Вареговское торфяное предприятие Ярославской области. Там меня застала Великая отечественная война.

 Когда я училась на втором курсе, брат Василий, заканчивал техникум. Придя вечером домой после учёбы, мы долго обсуждали свои результаты. И вдруг зашёл разговор о том, что с немцами заключён пакт о ненападении на нашу Родину. Я этому не поверила и стала аргументировать приезд Риббентропа тем, что он, пролетая над нашей территорией, увидел убожество и бесхозяйственность наших руководителей, и пойдёт на нас войной. Брат мне говорил, что я должна приветствовать такой шаг со стороны Германии. Но мои предчувствия оправдались…

 Вскоре Василия призвали в армию. Его провожали друзья. Я очень плакала, когда он ушёл за ограду. Меня успокаивали, говоря, что два года пролетят незаметно. Но с 1940 по 1958 год он находился в рядах советской армии, служил в танковых войсках радистом. Сёстры: Лида и Дуся ушли на трудовой фронт для строительства заграждений в Московской области.
Я старалась после практики вернуться домой в Москву, стремилась поступить в Тушинский авиационный клуб. Хотела пойти по стопам наших героев-лётчиц: Валентины Гризадубовой, Марины Расковой и Полины Осипенко. Но набор был уже укомплектован. Ждать до следующего года было невозможно. И в 1941 году пришлось поступить на завод Вооружения №538. Занятия в техникуме прекратились. Через некоторое время завод переименовали в завод № 746 Министерства миномётного вооружения страны.

 В юности к нам приходил товарищ Василия – Миша Пустыльников. Я в это время училась в техникуме. Брат и Миша играли в молодёжном оркестре. Василий играл на кларнете, а Миша – на духовом инструменте – бас. У нас дома всегда звучала музыка и пение. У девочек были хорошие голоса. Папа хорошо знал музыкальную грамоту. Он для каждого переписывал партитуру. Миша у нас бывал часто. Я не замечала, что ему нравлюсь. У меня была своя компания в техникуме. Он приглашал меня в кино. Но вскоре его призвали в армию. Служил он в Мурманске, во флоте. А Василия послали на Дальний Восток.
Миша писал мне часто, своей матери – редко. После демобилизации Миша возвратился домой. Мы часто встречались и планировали совместную жизнь, но через некоторое время расстались, так как его мама хотела ввести в свою семью еврейку. Я в это время училась на первом курсе института дневного отделения, так что разрыв прошёл менее болезненно.

Я окончила первый курс, совмещая работу в институте. Папа Мишу любил. Он был уверен, что я буду с ним. С такой мыслью он и умер.

 В 1942 году, когда я работала на заводе, возвратилась тётя Шура из эвакуации. Зима была очень суровая. Дома не отапливались. Я заказала на заводе «буржуйку», привезла и установила в комнате. Дымоход вывели в форточку. Я привозила регулярно в мешке отходы строительного отдела (чурочки), которыми топили «буржуйку».

 13 февраля 1943 года умер папа, Мунтян Тимофей Владимирович. В похоронах участвовали: тётя Шура, мой крёстный папа, муж тёти Жени, Сергей Андреевич Сазонов.

 Мой крёстный папа похоронен в Москве на территории Крематория у стены Донского монастыря, в общей могиле.

 Я осталась в семье старшей, и вся дальнейшая жизнь легла на мои плечи.
 В военные и послевоенные годы средством существования для нас была учёба, так как студент получал рабочую карточку. Это 400 грамм хлеба в день и остальные, необходимые для жизнедеятельности продукты, а так же мизерную ежемесячную стипендию. Поэтому своих сестёр: Дусю, Лиду и Аню я устроила в Торфяной техникум, который мы все окончили успешно.
 В сентябре 1943 года я уволилась с завода в связи с уходом на учёбу. Тётя Шура сшила мне красивый костюм из маминого платка, чёрного цвета, чистой шерсти – мамин подарок. Этот костюм я очень любила и в нём защищала диплом техникума. Этот костюм я взяла собой, когда поехала по распоряжению Главторфа на Гатчинское торфяное предприятие.
 Меня провожали: мама, тётя Шура, М.А. Велер, В.А.Зюзин. Я благодарила Тётю Шуру за её добрые дела и за то, что она дала мне деньги за обучение в техникуме. И вообще, она была моим другом и благодетелем. Я научилась у неё шить и обшивала своих сестёр. Это я буду помнить всегда. Тётя Шура зарабатывала шитьём. Она в годы войны обслуживала солистку Большого театра СССР Наталью Дмитриевну Шпилер.

Когда я училась в техникуме мама с младшей моей сестрой Нюсей (Анной) ходили на работу за 10 километров в совхоз Ватутино. Работали там до вечера. Осенью привозили на телеге урожай. Овощи: картошку, морковь, свёклу и капусту. Вся комната была завалена овощами. Мама нагружала Нюсю овощами и посылала к тёте Шуре, так как на рынке они стоили безумно дорого. Мы целую зиму были обеспечены овощами.
В это время город Гатчина был уже освобождён от немецких захватчиков. На торфяном предприятии я занимала должность зав. лаборатории качества торфа. Мы жили в доме, где окна были забиты фанерой. Зимой по ночам нас засыпало снегом, и мы едва вылезали из-под одеяла. Ходили в лес за брусникой. Набирали её вёдрами и ели до тех пор, пока не набивали оскомину и не могли на неё смотреть. Не было сахара, чтобы её варить.

Иногда я ездила в командировку в Ленинград для приобретения лабораторного оборудования. Директор торфяного предприятия предлагал мне выбрать дом в городе Гатчина и обосноваться для постоянного житья, но я стремилась вернуться домой в Москву. Поступила в московский торфяной институт на дневное отделение. После первого курса пришлось перейти на вечернее отделение и продолжить работу.

В 1955 году я окончила Московский торфяной институт, получив диплом №256947: « Настоящий диплом выдан МУНТЯН МАРИИ ТИМОФЕЕВНЕ о том, что она в 1947 году поступила в Московский торфяной институт и в 1955 году окончила полный курс названного института по специальности «Торфяные машины». Решением государственной экзаменационной комиссии от 22 июня 1955 года Мунтян Марии Тимофеевне присвоена квалификация инженера-механика. Председатель экз. ком. Академик А.Винтер. Выполнила дипломный проект на тему: «Машина для очистки кортовых каналов» с оценкой – ОТЛИЧНО.

 После окончания института меня пригласили в помощь приёмной комиссии с абитуриентами этого же института.

После подведения итого экзаменов абитуриент Юрий Ефемов не добрал одного балла до проходного. Когда он пришёл за документами, я ему посоветовала оставить документы. Хотела, чтобы он пришёл на приём к директору для зачисления в студенты института. Молодой человек был застенчив, воспитан и внимательный в обращении с людьми. Личное дело я взяла на себя и помогла ему осуществить его мечту – получить образование. Окончил он институт успешно.

 Во время учёбы в институте я попала в окружение студенческой среды со вниманием и дружбой. На моём пути встретился Геннадий Константинович Шестаковский. Сначала он искал случая заговорить со мной. Я была очень общительная со всеми.

 С некоторыми я пела в студенческом хоре, например, с Лёней Волкогоном, другом Геннадия.

Вот через Лёню Геннадий и смог заговорить со мной. Почему-то я перестала ходить на занятия в хоре. Как-то Геннадий спросил меня, почему я не пою. Я ему ответила, что у меня нет голоса. «Да ты говоришь, как поёшь!» – возразил он.

Мы с Геннадием часто путешествовали по Москве и беседовали, беседовали…Часто ходили в кино, но я старалась погасить свои чувства, так как была старше его на восемь лет и с физическим недостатком, по молодости, который я особенно не замечала, за исключением танцев. Но со временем боялась быть кому-то обузой.

 На предложение Геннадия поехать на юг старалась отнестись с юмором. Он защитил диплом раньше меня и после защиты пригласил в кафе мороженое. Я растерялась и пригласила с собой одну сотрудницу, в результате, оказавшись, третьей лишней… Я старалась себя убедить в том, что ничего серьёзного у нас не может быть.
Он несколько раз приглашал меня к себе в гости, но я отказывалась. Геннадий уже работал по назначению.

Я твёрдо решила, что нужно рассчитывать только на себя. Как участник художественной самодеятельности, принимала участие в сводном студенческом хоре города Москвы под управлением профессора консерватории Владиславом Геннадиевичем Соколовым.

Через некоторое время Геннадий Шестаковский приехал в институт, когда я уже работала инженером-конструктором в научно исследовательском отделе института. Увидев его перед собой, я очень обрадовалась. Мы долго беседовали и не замечали время. Это была наша последняя встреча, 1956 год.

 В стенах института я пребывала около двадцати лет. Ездила в командировки в город Иваново, на завод «Ивторфмаш». За это время я многим помогала и словом и делом, пользовалась уважением и вниманием, как со стороны сотрудников, так и преподавательского состава института. Наконец, в 1957 году я со слезами уходила из института, так как он являлся моим вторым домом. Я и Галина Князятова были направлены Сергеем Георгиевичем Солоповым к начальнику Главка Энергозапчасти к Аркадию Ивановичу Савиных Министерства энергетики и электрификации СССР. Там нас направили в ЦКБ к начальнику Вячеславу Ивановичу Кислому, который зачислил нас в отдел тяжёлого и транспортного машиностроения на должность инженера-конструктора. И назавтра мы поехали на месяц в командировку на Демиховский завод. В ЦКБ я проработала до 1967 года. Здесь я получила авторское свидетельство, а в 1960 году получила комнату в Кунцево по адресу: улица Ярцевская, дом 15, квартира 34.

 АВТОРСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО № 114119

 Настоящее авторское свидетельство выдано гр. МУНТЯН Марии Тимофеевне, Корсаку Б.Н., Епишину В.В. и Князятовой Г.Н. на изобретение « Устройство для открытия и закрытия люков железнодорожных полувагонов типа Гондола и зачистки их кузовов от остатков, выгружаемых материалов» в соответствии с приложенным описанием по заявке 583253, а приоритетом от 13 сентября 1957 года. Зарегистрировано в Государственном реестре изобретений Союза ССР. Москва 25 июля 1958 года.
В ЦКБ я поработала около десяти лет. Я привыкла работать стоя, сидя, было неудобно чертить. А восемь часов за кульманом стоять уже было невмоготу.

 И, наконец, я решила изменить стиль работы, написав заявление: « по собственному желанию» Уговаривали остаться, но… В1967 году я поступила на работу в институт «ВНИИНМАШ» (Всесоюзный научно-исследовательский институт по нормализации в машиностроении) в должности старшего научного сотрудника отдела стандартизации, унификации и агрегатирования в тяжёлом, энергетическом и транспортном машиностроении.

 В 1970 году я окончила, ВИСИМ (Всесоюзный институт стандартизации и метрологии). Удостоверение № 8246 выдано 15 апреля 1970 года.

 4 февраля 1977 года была освобождена от занимаемой должности в институте, в связи с уходом на пенсию.
 11 апреля 1980 года умерла вторая жена моего крёстного папы Анастасия Григорьевна. Для меня Разгуляй, который был почти родным домом 48 лет, перестал существовать. Ведь 21 июля 1946 года после тяжёлой болезни умерла тётя Шура, Александра Григорьевна. Это было для нас большое невосполнимое горе. Похоронена она на территории Донского монастыря. 29 апреля 1965 года умер Гавриил Саввич, мой крёстный папа, похоронен тоже на территории Донского монастыря.
В 1959 году демобилизовался мой брат Василий в чине майора и приехал к нам со своей семьёй, женой Анной и двумя дочерьми Катей и Лидой. Жили все вместе: мама, я, Дуся. Когда я приходила домой, то мне даже сесть негде было. А как мы спали, сейчас даже представить трудно.

В военкомате брата не прописывали в Москве, так как нет документа о том, что он был призван из Москвы. Он был расстроен. Ноя сохранила его призывное свидетельство и вручила ему. К счастью, этот документ дал право на прописку в Москве. Мама, я и Дуся не возражали и его с семьёй прописали по адресу: Осташковское шоссе, дом 9, квартира 5.
 В 1961 году в городе Вербилки, по павелецкой железной дороге, умер Сергей Андреевич Сазонов, муж маминой сестры Евгении. Он работал на октябрьской железной дороге в должности начальника дистанции Москва-Бологое. Хоронить приехали его сотрудники. Тогда я встретила Евгения Яковлевича Зельмана, с которым мы не расставались около 19 лет. Он женат, имел дочь Ольгу.
Сначала я боялась увлечь себя, но потом решила больше никого не отталкивать от себя. Мы встречались каждый день после работы. Я жила в Кунцево и ездила на электричке с Белорусского вокзала. Женя меня ждал в сквере у памятника Максиму Горькому. И мы шли гулять по Москве или ехали в Кунцево. Мне с ним было интересно. Мы понимали друг друга с полуслова. Он воспитывался в интеллигентной семье. Мама его, Ольга Дмитриевна, была учительницей русского языка, в её классе учился Женя. Жили они в городе Ливне, потом переехали в город Курск. Я встречалась с его сестрой Галей, братом Виктором, который приезжал из Риги в Москву со своим ансамблем. Женя с мая 1962 года перешёл на службу в Министерство путей сообщения МПС СССР. Он знал мою тётю Евгению Саввичну, мою сестру Анну. Мы посещали могилу его отца, который похоронен на немецком кладбище. Когда он умер, я посещала его могилу на 40 дней и в день его рождения (21 сентября 1916 года).

 Женя был с большим юмором. Он предлагал мне поехать с ним на север, но я отказалась. Последняя встреча с ним была у меня дома и очень загадочная. Я увидела в его глазах какую-то отрешённость. Видно он себя очень плохо чувствовал. Интуиция подсказала, что эта встреча последняя. Около года он работал, будучи на пенсии, потом уволился и лёг в больницу. Звонил из больницы каждый день. Летом я гостила у двоюродного брата в Твери и чувствовала какую-то нервозность. Возвратившись домой, я получила печальное известие. 10 июля 1979 Женя умер. Почти одновременно, 14 июля 1979 года, умер неожиданно брат Василий.
Через 50 лет, уже в пенсионном возрасте, в 1981 году, мне посчастливилось побывать на родине. Я запомнила место, где находилась наша хата. Теперь там медицинский комплекс. Когда мы вошли во двор, то я расплакалась и спросила у молодого человека, где же шелковица, которая когда-то здесь росла. И он объяснил, что шелковица доставила большие хлопоты при планировке, и её спиливали целую неделю. Эта шелковица была посажена нашими предками.

 Мы посетили двоюродного брата Семёна, сына дяди Андрея. У Семёна и его жены Александры шесть дочерей: Клавдия, Вера, Тамара, Галина, Нина, Таисия.
В пенсионное время стараюсь всегда находить время для разнообразных работ.

***
 
Машка
Моя история
Рейтинг: 0 1239 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!