1
Она резко проснулась, будто вынырнула на поверхность воды, чтобы глотнуть воздуха. Сев на постели, она замерла:  правый бок ныл. Наверное, так же ноет морской песок, в который мы втыкаем палку, выискивая в нем ракушку покрасивее. И когда нам попадаются только обычные, ничем не примечательные раковины,  мы входим в раж, все больше и больше терзаем песок, делая ему еще больнее.

Боль не проходила, а только нарастала с каждой минутой. Вдруг она стала  невыносимой, как будто морской песок, истыканнный и перерытый, не хотел отдавать ракушку, а его пытали, заставляя расстаться с ценностью. Может, у отдыхающего слишком огромные запросы? А что если он захочет пригнать тяжелую технику и перероет весь пляж?

Терпение на исходе. Дыхание участилось,  из глаз запросились  на свободу слёзы. Она встала, взяла с полочки таблетку обезболивающего и проглотила, запив  водой. Прилегла. Однако легче не становилось.
Женщина  растолкала спящего мужа:
- Антон, что-то мне плохо... Вызывай "Скорую".
Тот невнятно пробурчал :
-Выпей что-нибудь.
-Уже выпила. Не помогает. Вызывай, говорю.
Муж вскочил, словно его облили водой. Аня, его жена , лежала рядом и стонала, держась за бок.
- Скорая? Жене плохо...Что-то в правом боку... Тридцать пять...Температуры, вроде, нет. Но ей плохо, она корчится от боли.
Дальше он уже не говорил, а кричал в трубку адрес,  фамилию,  имя, отчество, дату рождения и перечислял симптомы. Но на том конце провода не торопились высылать машину, словно заполняли анкету каллиграфическим почерком, аккуратно выводя буквы и дорисовывая на них старинные вензели. А больная в это время, свернувшись калачиком, выла как дикий одинокий волк в тёмном зимнем лесу от  незавидной участи - умереть в одиночестве.
- Сказали: ждите.  Давно были бы здесь, если бы не задавали  много вопросов.  Как будто нельзя записать  инициалы больного вместо выведения  длинного  отчества, - возмутился муж.- Если задали вопрос, сколько лет, то зачем нужна еще и дата рождения?  А если человеку станет плохо на улице и "Скорую" будет вызывать чужой человек, который  не знает ответов на все эти бесконечные  вопросы, то что тогда, не приедут? Ещё бы паспортные данные по телефону затребовали, я бы тогда их точно послал куда подальше!
-Да, у нас все как всегда, через пень колоду... Ничего не изменилось, только с каждым годом все больше и больше заморочек придумывают. Раньше спросят что болит, сколько лет и куда ехать. А все остальное уже выясняли после оказания помощи. А потом удивляются, почему такая высокая смертность. Хорошо хоть не требуют рифмовать информацию о больном! -  пошутила скорчившаяся на кровати женщина.
- А воды так и нет. Видимо, опять какая-то авария. То, что поврежден водопровод в Алеппо, наши власти волнует: целый день с экрана не сходит этот сюжет. А наш захудалый городишко который день сидит без воды, всем по барабану, - возмутился мужчина.
- Дорожку в коридоре скрути и убери в сторонку, чтобы не затоптали, а то неизвестно, когда дадут воду и можно будет навести порядок. Это от больных требуют при посещении больницы надевать бахилы, а сами в квартиру  вваливаются в грязной обуви: наличие ковров их не останавливает.
- Не волнуйся, я все сделаю...Ты лежи, не шевелись, мало ли что. Может, аппендицит?

2
"Скорая" приехала минут через двадцать. Доктор, мужчина лет сорока пяти, худощавый, с лицом и манерами интеллигента, не ворвался в квартиру, как ожидалось, а  задержался на мгновение на пороге, осматриваясь по сторонам .
-Можете не разуваться, проходите так, сюда...- пригласил Антон, махнув в сторону комнаты, где лежала жена.
Подробно расспросив больную, пощупав живот, доктор измерил давление и сделал укол.
- Скорее всего это - желчная колика. Но вы говорите, что только вчера вам делали УЗИ и камней в желчном не обнаружили. Ничего не понимаю... Я вколол вам "платимифин". Он расслабит - и скоро наступит облегчение. Но нужно денек поголодать. Можно есть только что-то типа овсяной кашки, пить воду. Ничего больше...

3
Действительно, скоро наступило облегчение, но чувство тревоги не отступало. Внутри все равно было неспокойно. Казалось, что там кипит лава, которую слегка остудили, выплеснув на нее ушат холодной воды. Ещё немного, и раскаленная магма вырвется наружу.

К вечеру стало понятно, что эта лава уже двинулась с места.
- Что-то мне опять плохо.
- Звонить в "Скорую"? - спросил Антон.
- Не знаю. Со мной что-то не то... Хотя, может, мне только кажется?
- Смотри сама...
- Вызывай! Чувствую, что боль нарастает. Утром было так же. А впереди - ночь. Что я буду делать тогда?
- "Скорая"? Мы уже сегодня вызывали вас утром... Опять плохо...
- Приедут?
- Да, приедут, но сказали, что все машины - на вызовах, придётся подождать, может, около часа, -  успокоил жену Антон.
- Ничего. Я пока терплю. Хорошо, что вызвали заранее... Надо пока собрать сумку. Если предложат поехать с ними, я поеду... Боюсь, второго такого приступа, подобного утреннему, не переживу.
Приехавшая через сорок минут молодая девушка - фельдшер, поставила тот же диагноз, что и врач с первой "Скорой", - желчная колика. Новый укол спазмолитика сделал своё дело - снял очередной приступ.
Через несколько минут Аня уже сидела в промерзшем салоне белого микроавтобуса с красным крестом.

4
В приемном покое первые слова, сказанные молоденькой дежурной были:
-У вас есть тапочки? Переобуйтесь...
Потом переобувшуюся Аню повели по лестнице на третий этаж, где взяли кровь на анализ. Хорошо, что второй укол "платимифина" еще действовал и позволял безболезненно преодолевать длинные лестничные проемы. Видимо, гонять вновь прибывшего по этажам здесь было обычным явлением.
- Придётся подождать, пока будут готовы результаты анализов, - объявила розовощекая молоденькая дежурная и предложила Ане присесть на кушетку здесь же, в приемном покое.
- Да, конечно, - согласилась Аня.
Пока действовал укол,  больная терпела и даже пыталась шутить, но через полчаса действие лекарства стало ослабевать и боль снова  заставила Аню  согнуться, стиснуть зубы и взвыть...

5
Неожиданно дверь в приемный покой распахнулась. Тёплый больничный воздух, хранящий ароматы медицинских лекарств, разбавился свежим морозным озоном.

В проеме приемного покоя появилась каталку с окровавленной горой тряпья, которую толкала молодая девушка - врач или фельдшер в синей рабочей куртке, рукава и передняя часть которой были запачканы  кровью. Аня сидела боком ко входу и не сразу поняла, что происходит.  За каталкой тянулась красная извилистая дорожка. Дежурная и санитарка тут же бросились к новоприбывшим.
Аня  ловила обрывки фраз.

- Быстрее! Черепно-мозговая... Торчал топор, мы его вынули... Нашли в гараже. Милиция едет следом... Документов при нем не было... - цедила информацию молодая врач в окровавленной куртке.

Аня забыла о своих проблемах. Человек на каталке тихонько стонал. Это был немолодой мужчина, а точнее, кусок мяса в грязной рабочей одежде.
В приемный покой  из больницы спустился пожилой, чуть прихрамывающий врач и стал осматривать  тяжело раненого. Медсестры, врачи "Скорой", дежурная и санитарка, - все суетились вокруг окровавленного мужчины.
Огромными портняжными ножницами прямо на нем медики  разрезали одежду. Ткань темно-серой спецовки и брюк была очень толстой и прочной, поэтому поддавалась с трудом.

- Спецодежда шахтерская, ещё советских времён, потому сшита из добротой ткани, - подумала Аня. - У отца и деда была такая же - прочная, качественная, не то, что сейчас  у мужа - легко рвется без особых усилий.

Пока Аня делала выводы о принадлежности пострадавшего к армии многострадальных шахтеров, в приемный покой втолкнули  каталку с "инсультником". Буквально сразу же за ним - еще одну, но эта последняя не помещалась в небольшой комнате, и больной  на ней только головой "въехал" в помещение, а ноги его остались на улице. Еще через мгновение в приемное отделение протиснулись  подоспевшие  за  человеком с ранением люди в погонах.

Аня поняла, что врачам не до нее. Конечно, ее   положение было не самым ужасным на фоне остальных, но действие укола постепенно ослабевало. Женщина стала клониться на бок, чтобы лечь на кушетке, где сидела. Дежурная, заметив это,  предупредила: надо крепиться и ждать. Аня кивнула в знак понимания.

6
Все! Наконец-то разобрались с тяжелыми больными, и до Ани дошла очередь. Впору было кричать. Медсестра повела её по тёмной лестнице на второй этаж, но, оказалось, что врач был занят другим больным. Анне снова пришлось ждать. Минуты тянулись подобно  бесконечным нитям паутины.  Дыхание учащалось. Утренний приступ теперь казался детским лепетом по сравнению с этой раздирающей плоть болью.   Стоны окрепли и переросли в нечто более мощное и зловещее.  Ни сидеть, ни стоять, ни лежать, ни ходить Аня не могла, как не могла и найти себе места. И только одна мысль, одно  желание пульсировало в голове: когда же этот  кошмар  закончится.

Собрав последние силы, словно рассыпанные бусы, женщина  встала и  доковыляла до кабинета. Постучав, она приоткрыла дверь и спросила:
- Доктор, сил  нет терпеть.
- Ожидайте, я еще занят, - последовал металлический равнодушный ответ.
Женщина снова опустилась на лавочку и приняла позу улитки, подтянув ноги к груди и сгорбив спину домиком. Стоны теперь походили на  плач отчаяния и безысходности. Пальцы рук теребили копеечный крестик на шее. Губы шептали "Отче наш". Слезы текли по щекам. Надежда выбраться из этого медицинского ада живой отступала, пятилась побитой собакой.

И вдруг... Дверь распахнулась. Вышел мужчина, а следом за ним - пожилой врач, прихрамывая на одну ногу.
-Ну, кому тут не терпится? - обратился он к корчившейся на лавочке женщине. - Заходите!

Аня вошла в кабинет.

Пожилой доктор предложил лечь на кушетку и спросил, где болит. Аня показала на правый бок и рассказала, что еще вчера ей делали УЗИ поджелудочной и желчного. Ничего серьезного не нашли. А вот сегодня врачи двух "Скорых" обнаружили желчную колику. Врач, что был утром, сказал больше пить и голодать.
Доктор прогулялся датчиком по животу больной и вскрикнул:

- Двое нашла  желчную колику? Просто невероятно! Это вы сегодня весь день усиленно пили воду?
- Да...Как и было велено!
- Вот в чем причина! Диагноз неверно поставлен. При желчной колике действительно надо больше пить... Но в вашем случае...
Доктор, по-стариковски кряхтя, развернул  монитор и показал  больной  картинку.

- Вот, смотрите! У вас полная почка камней! Надо срочно резать, иначе сейчас рванет!

- Как резать? Как - рванет?
Доктор  тыкнул  пальцем в большое чёрное пятно на экране.

- Вот! Смотрите! Это ваша лоханка. При норме в тринадцать сантиметров, у вас - двадцать семь. Вы хоть понимаете, что это значит?
- Нет, не понимаю, - чуть не плакала Аня.
- И как на УЗИ не увидели, что у вас полно камней в почках?
- Но ведь терапевт меня направила смотреть желчный!
- Направила? А узист, что, совсем слепая?- продолжал возмущаться доктор, отъехав на трехколесном стуле к столу и бегло записывая что-то на многочисленных листочках бумаги.
- Так выходит... А я еще сомневалась, ехать мне в больницу или продолжать принимать спазмолитики, - бормотала она. - Ну, теперь вы верите, что я не симулирую?

Но доктор уже ничего не отвечал. Он полностью ушел в писательство. Закончив строчить, он вскочил, протянул ей бумаги.
- Иди в приемный покой, оформляйся и жди меня там.

Аня, согнувшись пополам, как будто её тело было шеей гуся, снова побрела по тёмной бесконечной лестнице, но теперь уже вниз. Она отдала бумаги розовощекой дежурной и передала слова доктора. А сама, обессилев, опустилась на кушетку и погрузилась в неспокойный водоем ожидания.

Через несколько минут в приемный покой влетел доктор и закричал на дежурную: почему больную еще до сих пор не оформили.
Молоденькая розовощекая дежурная промямлила, что еще возится с документами.

- Вы что, быстрее не можете! Я же русским языком написал: срочно!   Не видите, в каком состоянии человек? - кричал доктор на дежурную, кивая на корчащуюся на скамейке Аню.

Розовощекая, прервав разговор по мобильному о заказе торта, стала  писать гораздо быстрее,  в сотый раз переспрашивая Аню об имевшихся у нее  заболеваниях, аллергии и тому подобном.
Ане  казалось, что в её теле- маленькой  вселенной  - сейчас произойдет большой взрыв: миллиарды молекул,  живущих  в ней, разлетятся в космосе приёмной.

7
Наконец-то розовощекая  оформила  документы и попросила санитарку проводить больную  к Бренскому, на второй этаж.

И снова Аня поплелась по тёмным просторам  огромного здания, будто  нарочно спроектированного Минотавром.  Пройдешь испытания крутыми лестницами и  длинными коридорами - выживешь, а нет - пеняй на себя.

Аню  привели в  отделение хирургии. Дежурная  медсестра - брюнетка сделала два укола, и боль слегка отпустила. Жизнь, казалось, снова подарила белоснежную улыбку. Проводив больную  на другой этаж,  сказали немного подождать Бренского в коридоре на диванчике.

Аня просидела ещё, наверное, около получаса, прежде чем в полумраке  коридора замелькал бегущий силуэт доктора. Он приближался в сопровождении пожилой женщины в белом халате и молодой медсестры в розовых одеждах.

- Варвара Романовна, я вам говорю, надо делать блокаду, - донеслись до Ани слова Бренского.

-А я считаю, что обезболивающего и спазмолитика на сегодня хватит, - спорила с ним пожилая женщина - врач.
-Нет! Не хватит! Я же вам сказал, там двадцать семь...
-Да мы уже сто лет никому блокады не делали. И иглы у нас такой нет...

-Не знаю! Ищите, где хотите. Давайте двадцати кубовым шприцом попробуем! Но что-то надо делать, - пролетая мимо Ани и  приглашая ее следовать за ним, скомандовал хромающий доктор.

Аня вошла в операционную. Высокий длинный стол, огромный прожектор,  много ламп. Стало жутко и страшно.
-Ложитесь на спину! - скомандовал Бренский.
-Доктор, а это больно? Может, обезболить?- взмолилась Аня при виде огромного шприца в руках медсестры.
-Это просто укол. Не бойтесь, - сказал, как обрубил, доктор.

Действительно, было не так уж больно. По крайней мере, это не шло ни в какое сравнение  с дневными муками.

- Чувствуешь, пошло? Куда: вверх, вниз?- почти кричал Бренский, обращаясь к больной.
- Кажется, вниз...- отозвалась Аня.
- Слава Богу! - выдохнул доктор, отходя от стола,   снимая с лица маску и смахивая пот со лба.

8
Войдя в палату, Аня обнаружила, что будет ночевать одна. Не обрадовалась и не огорчилась. Было все равно. Главное, бок успокоился. Появилось чувство защищенности и умиротворение: ей наконец-то помогли одолеть приступ.

Женщина  легла на кровать, накрылась тоненьким одеялом и только сейчас поняла, что ее бьет озноб. За окном было морозно.  Подойдя к окну, она ощутила холод, который шел от новеньких стеклопакетов. Аня провела рукой вдоль подоконника.

- Руки отрубить бы таким мастерам!- подумала она. Тяп-ляп окна установили, откос и подоконник не утеплен, в раме - щель, куда спокойно пролезает ноготь.  Поэтому и   холодно.
Поежившись, женщина  достала из пакета свитер и надела под халат. Так и не согревшись под тонким одеялом, заснула.

Проснувшись утром, поняла, что голодна. Вспомнила, что вчера весь день ничего не ела, выполняя предписание   врача  "Скорой".
Вышла в коридор.  Все спали. На посту в центре зала никого не было. Аня пошла по коридору в поисках столовой. Хотела попросить воды или кусочек хлеба. Вспомнила, что у нее нет ни ложки, ни кружки, ни денег. Столовая оказалась ещё закрытой. По дороге в свою палату встретила медсестру и поинтересовалась, когда здесь кормят завтраком. Та сказала, что около девяти.

Вернувшись в палату, нащупала в куртке мобильный и позвонила мужу. Рассказала, что кризис миновал, попросила привезти ей посуду, деньги и ещё кое-какие мелочи. Больница находилась на другом конце города, поэтому надо было снова ждать, когда муж сначала найдёт все, что требовалось. Больной желудок все громче и громче заявлял о себе. Накатывала тошнота. Бок почти не болел.

Пришла медсестра и сделала три болезненных укола, от которых  нога стала чужой, как будто пристегнутой. Так бывает: попали в сосуд. Аня  с детства отличалась худобой, поэтому площадь мягкого места для уколов у неё была более чем скромной, а инъекции всегда оставляли синяки на теле.


Вскоре позвали на завтрак. Больные с кружками  и тарелками в руках  птичьим косяком  потянулись  в направлении раздаточной. И только  Аня шла ни с чем, ведь муж еще не выполнил ее заказ на посуду. 

-Меня ночью на "Скорой" привезли... Сейчас родственники мне подвезут посуду. Вы не дадите мне тарелку? Я верну, - попросила  Аня в  раздаточной.
-Конечно, я дам вам тарелку  и стакан дам, - по- доброму ответила  полненькая, похожая на воздушный шарик, темноволосая кухарка.
-Вот спасибо!
-Вам хлеб белый или серый? Чай с сахаром или без?
- Если можно, белый... Лучше без... А то у меня изжога, - бормотала Аня, оробев от такой неожиданной волны доброты и заботы.
После дневных приступов, после ночных гонок по коридорам и лестницам, после цунами равнодушия, участие этой милой  женщины, пахнущей домом, ее искреннее желание помочь ошеломило и потрясло. Вера в хорошее, доброе, светлое напоминала распустившуюся среди зимы диковинную розу.

9

Глубокой ночью, часа в три, Аня проснулась от яркого света и  шума. Медсестра привела пожилую женщину, взяла у неё кровь на анализ и ушла. Новенькая  заняла  кровать напротив, возле раковины. Сев на кровати и поздоровавшись, Аня  поинтересовалась диагнозом. Больная ответила, что толком ничего  не знает.

Утром в палату ворвался  дежурный доктор в зеленом операционном костюме - брюках и рубахе на выпуск, подлетел к кровати вновь поступившей и резанул вопросом:
-Так, бабуся! Откуда вы к нам?
-Из Ковалевки, - ответила старушка, усаживаясь на кровати.
-Вы же относилась к Авдеевскому району, и у вас там - своя больница!
-Доктор, до  той больницы - все шестьдесят километров, а  до этой - всего двадцать. По телевизору говорили, что с полюсом можно обращаться в любую... "Скорая" не поехала к нам, сказали, чтобы своим ходом добирались. А на дворе ночь, зима, дорога скользкая...Меня чужие, но добрые  люди привезли...

Тут доктор обернулся на скрип кровати. Это Аня напомнила о своём существовании. Молодая, красивая, уверенная в себе женщина  сидела  в позе лотоса и смотрела на последователя Гиппократа, многократно  пронизывая его копьями презрения.

Присутствие  свидетеля охладило его пыл  доктора. Он   осекся  и смягчил тон:

- Да, конечно... Ночь... Зима... Острая боль... К тому же ваша деревня всю жизнь относилась к нашей больнице. Это  совсем недавно губернатор вдруг перекроил карту, отнеся близлежащие поселения к другому району. А люди едут и едут к нам по старой памяти. А средства-то нам на них не выделяют... Вот где мне на вас лекарства брать?

Аня чуть не взорвалась после этих слов. "Скорая" доставила её в больницу своего района, но почему-то бесплатные лекарства нашлись для неё только ночью. А уже утром с неё потребовали купить свои. Выходит, здесь нет лекарств на лечение не только "чужих", но и "своих" пациентов?

-Да вы скажите, какие нужны лекарства, у меня есть деньги, я куплю, - взмолилась старушка и полезла в карман халата.

-Ладно, оставайтесь. Сейчас придёт медсестра и скажет, что нужно купить, - ответил доктор, отходя от старушки и направляя своё внимание на Аню.
-Так, а у вас как дела?- спросил он, обращаясь к молодой женщине.
-Гораздо лучше. Не сравнить с тем, что было. Побаливает немного, но терпимо, сдержанно и лаконично ответила Аня.
Доктор кивнул в знак удовлетворения и вышел вместе с медсестрой.

Старушка представилась: бабушка Надя. Она рассказала о своих мытарствах по платным больницам, где из неё только за последний месяц высосали четыре тысячи на  анализы и обследования. А   пенсия у нее - всего двенадцать тысяч. В их селе принимает раз в неделю приезжий врач - терапевт, но в его распоряжении - только руки и никакой техники. Чтобы сделать УЗИ, сдать анализы, надо ехать в ту самую больницу, что находится в шестидесяти километрах. Больному человеку на девятом десятке это очень тяжело сделать.

-Раньше, при Союзе, хоть маленькая, но была у нас своя больница. А теперь... Никому мы, деревенские, не нужны. Пока молодые были, работали. Я трудилась всю жизнь в колхозе дояркой, а муж - на шахте. Жили не тужили. А сейчас... Колхоза больше нет, а шахта закрыта. Молодежь слоняется без работы. Кто картошку вырастит да продаст в городе, кто самогоном "кормится". Куда катится Россия? - сетовала старушка.

-Да! Закрытые предприятия - наша больная тема. Восемнадцать шахт в округе  было, да только все теперь закрыты. По телевизору только и слышишь и необходимости помощи моногородам, подобным нашим. Да только воз и ныне там, - отозвалась Аня на больное больным.

- Муж умер от рака лёгких еще в девяностые. Сын  пробовал  работать на местного фермера, да только труд такой подобен рабству: рабочий день до шестнадцати часов в сутки - без отпусков и больничных. Выходные - и те за счастье. А пожалуешься, так и вовсе не заплатит. В общем, ушёл он оттуда. Живём тем, что сами вырастим на своих десяти сотках. Полностью натуральное хозяйство... А говорят, скоро налог на тунеядцев введут. Двадцать тысяч в год придётся платить. Где сын возьмёт такие деньги? Это, значит, из моей пенсии придется отдавать. Невестка - на инвалидности. Ноги у неё плохо ходят. Пенсия - ещё меньше моей.

- Если этот налог введут, думаю, народ возьмется за вилы. У нас с работой давно - не очень, но теперь её нет совсем. У меня - высшее образование, но на бирже по моему профилю нет ничего. Я туда уже больше и не обращаюсь. Хоть в дворники иди. Живу тем, что одной соседке обои поклею, другой- халат сошью. А вообще, тоже кормимся только огородом. Благо, от родителей дача в наследство осталась. Покупаем разве что  лекарства. Одежда и обувь - роскошь. Мясо и рыба у нас по самым большим праздникам. Одни долги...Муж полтора года без зарплаты... Слышали, наверное, про забастовку  шахтеров?

- Да, по телевизору показывали.
- Очередной московский гастролер выкупил угольное предприятие, высосал, выжал и бросил. Он себя объявил банкротом, а люди остались без зарплаты и без работы. А как шахтеры собрались в Москву к президенту поехать, как их не пустили: вдруг объявили в этот день операцию "Антитеррор". Автобусы, на которых они ехали, вызвали подозрение у гаишников. Стёкла, видите ли, тонированные! - Аня аж подпрыгнула на кровати, а пружины заскрипели в знак солидарности. - Ну, проверьте документы у людей и убедитесь, что это не террористы, и отпустите их, куда ехали. Да нет же! Говорят, в это день на авто- и  железнодорожном вокзалах - кассы закрыли. В общем, сделали все, чтобы шахтеры не успели добраться в Москву на митинг, где их ждали депутаты. Я по"Свободе"смотрела сюжет этого митинга. Там депутаты по громкой связи общались с нашими шахтерами. Митинг получился заочным...
- И чего добились?

- Какая-то тётка из правительства сказала, что разберутся, деньги выплатят. Только когда? У нас президент тоже много чего обещал. Например, двадцать пять миллионов рабочих мест с достойной зарплатой, а не прожиточным минимумом...

- Детки-детки! - вздохнула старушка. - Жалко вас! Мы войну пережили. Много горя от фашистов видели. А вот смотрю на нынешнюю власть, и думаю, русские ли они. Если русские, то почему ведут себя как фашисты по отношению к своему народу? При Сталине тоже много всего было. Но потом-то народ зажил. Все везде строилось, людям квартиры давали. Рабочие руки везде требовались, человека труда уважали. А теперь... Слышала, ПТУ теперь все закрыли. Это что ж, слесари и электрики стране больше не нужны? Не понимаю я этого...

-Да, колбасы нам было мало, джинсов хотелось. Вот! Получили! Колбасы теперь и джинсов - полно. Да только народ опять этой колбасы не видит. Купить не на что. Кому зарплату не отдают, кто работу найти не может... У меня один родственник плюнул, поехал в Москву на вахту. Так там тоже свои подводные камни. Половину не заплатили. Обещали, когда снова приедешь, получишь остаток. В итоге, так и ездит, каждый раз работая "вперёд"-  ему все время остаются должны. И опять же, не пожалуешься:  сто желающих на это место. Ведь вся глубинка нынче сидит без работы и ездит в Москву.

- Зато фильмы теперь приказывают про бизнесменов. У всех - дома огромные, машины крутые, - вздохнула старушка. - А тут тянешь эту лямку, - она стряхнула слезу, - и не знаешь, как до пенсии дотянуть. Живые  деньги только с моей пенсии и видим, да летом, когда то клубника, то виноград, то картошку продадим.Деньги, которые за лето   насобираем, в основном, на внучку уходят. В школу теперь ребенка собрать - надо быть миллионером, - женщина  снова вздохнула. - А сын целыми днями разрывается на огороде, за скотиной ходит. Я-то уж совсем в последнее время никуда не годная стала. Невестка тоже болеет...

Так и плакались друг другу две женщины, молодая и пожилая, заброшенные судьбой в одну палату, породненные одной болезнью.

10
Утром,в понедельник,  первой из персонала в палату пришла уборщица. Сделала замечания по поводу пакетов с вещами и продуктами на подоконнике. Пришлось  кефир, которому было так уютно у холодного окна, убрать в тумбочку.  Протерев подоконник,  женщина вымыла полы огромной шваброй и ушла.

-За чистотой здесь следят серьезно. Видимо, заведующий гоняет по-полной. Посмотрим, как нас будут лечить, - заметила Аня.

-В шесть утра мыть прибежала, будто на пожар, - зевая проговорила старушка, переворачиваясь на другой бок.
-Значит, заведующий строгий, - повторилась Аня, поправляя подушку.

Через несколько минут палата снова погрузилась в мир сна и покоя. Однако вскоре свет зажегся -  вошла женщина лет сорока  во всем белом:   рубахе навыпуск, брюках и   болоневом жилете с кармашками и молниями. И даже шлепанцы у нее были белоснежными.   Она сразу же расположила к себе, потому что начала расспрашивать: что болит, где болит, как болит, как спалось и так далее.

Когда она вышла, старушка спросила Аню:
- Это обход?
- Не знаю... Вообще-то рано для обхода. Ещё только семь. А обход должен быть после восьми.
- Интересно, что это была за женщина? Только она расспросила обо всем и  внимательно выслушала.
- Да! Со вчерашним полоумным дежурным не сравнить.
- Как он вчера кричал на меня: бабуся, вы что сюда приехали! - обиженно вспомнила старушка.
- Кстати, вам надо было сказать, что никакая вы не бабуся, а  уважаемый человек, проработавший всю жизнь в колхозе, и годитесь ему в матери. Вообще, можно было даже пригрозить, что пожалуетесь, - прорвало Аню, которая вчера сдержалась, а теперь не могла скрыть эмоций.- В конце концов, что это за хамство трамвайное!

- Да какой там - возмущаться! Выгнал бы вообще. Я же тут - на птичьих правах, - вздохнула бабушка. - Слышала же, как он кричал, что я не в ту больницу приехала.
- Ерунда все это! Обязаны принять. То, что средств на вас не выделено, тоже вранье. Они подадут отчёт или заявку, как у них  это называется, и средства перечислят  потом. Просто на носу - Новый год, а им  не хочется мороки, возьни с дополнительными бумажками. На человека-то, как всегда, им наплевать.
- Да, верно! - согласилась старушка. - Человек всегда - на последнем месте.

Разговор женщин прервал шум в коридоре.
-А вот, кажется, и настоящий обход!- предположила Аня. - Похоже, по палатам ходит целая делегация.

И действительно, через несколько минут в палате появилась  целая делегация: два высоких мужчины - один пожилой, другой помоложе, и та женщина в белом.
Пожилой, очевидно, заведующий, тоже набросился на бабушку, как и вчерашний  дежурный по поводу того, что она должна была ехать в другую больницу. Потом он прицепился к ней по поводы  даты поступления. Старушка пробормотала только день недели. Числа она не могла вспомнить то ли из-за стресса, то ли в силу своего преклонного возраста. Аня, на которую пока что не обращали внимания, дотянулась до мобильника и уточнила, какое сегодня число, высчитала дату своего поступления на всякий случай, если доктор накинется и на неё с подобным вопросом. Здесь, в больнице, каждый новый день ничем не отличается от вчерашнего. От уколов, температуры и слабости постоянно спалось, поэтому числа и дни недели перестали быть актуальностью. Главное, что интересовало больных, их самочувствие.

После того, как старушку  пристыдили за забывчивость и обращение не в "свою" больницу, очередь дошла и до Ани. На вопросы доктора, когда поступила и что болит, она оттарабанила, как солдат на плацу. Доктор, удовлетворённый "рапортом", распорядился об УЗИ и  ещё паре анализов.

-Что это было?- спросила старушка, когда в палате снова воцарилась тишина.
-Вот это был обход! В зеленом - заведующий, а молодой в темно-синем, очевидно, наш лечащий врач.
- А эта женщина в белом?
-Выходит, медсестра. Не знаю. А молоденькая девочка в белом халатике тогда кто? Или они обе медсестры?- гадали больные.
-Завтрак! - прервал рассуждения женщин голос лупоглазой, ярко накрашенной девушки, заглянувшей в палату.

11
На следующий день все было, как всегда: еще до первого луча солнца - мытье полов, завтрак, уколы. Разве что  обход был поспокойнее: никто больше не кричал на бабушку. Все как будто свыклись, смирились с ее присутствием.

- Вы заметили, в нашем туалете так накурено, что угореть можно, - поделилась Аня своими наблюдениями.
- А меня вообще чуть не вытошнило, - поддержала разговор старушка.
- Надо пойти, пожаловаться медсестре, - предложила Аня. - Видимо, в нашем крыле "поселили" какую-то заядлую курильщицу, которая плевать хотела на новый закон о запрете курения  в общественных местах. В конце концов, мы лежим больнице, пытаемся поправить здоровье, а не потерять то, что было. Надо идти жаловаться! Пойдете?

- Ой! Не знаю даже... Боязно как-то.
- Да у нас уже вся палата пропиталась запахом табака. Дверь в коридор плотно не закрывается, вот дым и доходит до нас. Пойдемте, сколько можно терпеть. Жаловаться буду я, а вы будете группой проддержки.

Через минуту женщины стояли   в  сестринской с   челобитной. Медсестры ответили, что они уже сто раз предупреждали курящую о нарушении правил поведения в больнице, но та плевать хотела на их замечания. Уборщица,  услышавшая этот разговор,  пообещала гонять курильщиков поактивнее.

- Ну, вот видите! Ничего страшного не случилось оттого, что мы пожаловались! - радовалась своей решительности Аня.
- Ох! Не знаю, -  выразила сомнение старушка. - Узнают, что жаловались именно мы, вредить станут.
- Ну, мы ещё посмотрим! Закон на нашей стороне! - ответила бойцовски настроенная Аня.

Старушка ничего не ответила, только вздохнула...
Табаком пахнуть перестало. Каждый раз, возвращаясь из туалета в палату, Аня констатировала этот факт. Старушка подтверждала, что так и есть. Обе радовались своей маленькой победе над неизвестным и невидимым врагом.

Но на утро старушка вошла в палату расстроенная:
- Опять накурено.
- Да... Я тоже ночью это обнаружила. Ничего! Надо опять пожаловаться, - предложила  Аня.

Старушка промолчала.
В столовой, пока стояли в очереди, Аня переговорила с несколькими женщинами из соседних палат. Оказывается, запах табака заметили все, и многие уже не один раз жаловались медсестрам. Аня обрадовалась, что у нее нашлись единомышленники. Было решено не давать спуску курильщикам и продолжать борьбу с ними. Поэтому, когда однажды, встретив в дверях туалетной комнаты молодую  девушку, державшую в руках зажигалку, Аня не сдержалась и сказала:

- Так это ты куришь?
- И что из того? - сквозь зубы ответила нарушительница, выходя их туалета и сплевывая сквозь зубы на чистый пол.

Тут Аня просто взорвалась. Она бросилась к стойке, где на данный момент, находилась медсестра.
- Нет! Ну вы видели эту нахалку! Она еще и на пол плюется! И в туалет после неё не зайти: там хоть топор вешай, так накурено! Моё терпение лопнуло! Все! Я иду жаловаться главврачу!

И Аня направилась в сторону ординаторской.

Медсестра, женщина под пятьдесят с короткой аккуратной стрижкой, аж подпрыгнуна на месте. Вскочив, она  выбежала из-за стойки  и метнулась вслед за курильщицей.
-Вот я ей сейчас!
Аня слышала, как медсестра, настигнув нарушительницу уже в палате, кричала и ругалась:

- Да сколько же можно! Я тебя предупреждаю, вылетишь из больницы...Сколько можно выслушивать жалобы! Ты что, русского языка не понимаешь?
Аня, нырнув в свою палату, рассказала бабе Наде об инциденте с курильщицей.
- Так вот кто нас обкуривает! Девчонка какая-то! Наглая, как танк. Никого не боится. Ну ничего, медсестра ей задала перца! - ликовала Аня.
- А я смотрю, ты ушла и пропала. Потом слышу, какой-то шум в коридоре...
- Так это я наткнулась курильщицу и позвала медсестру. Та её отчитала. Давно пора! Сколько же нам можно терпеть! Тут постоянно тошнит, посторонние запахи раздражают, а дышать приходится этой гадостью.

Старушка ничего не ответила, только снова глубоко вздохнула и скрылась под одеялом.  Сон не шёл. Аня достала планшет.

- Что читаешь?- спросила старушка.
- Толстого "Воскресенье" перечитываю.
- Это про Катерину-то?
- Ага, про неё.
- Я раньше тоже любила читать. Но в последнее время совсем ничего не вижу, - пожаловалась баба Надя.
- А я вот читаю и думаю... Толстой двести лет назад писал о тяготах простого народа, о беззаконии, о самодурстве чиновников и безнаказанности власть имущих. И что? Ничего по сути не изменилось. Народ как был расходным материалом, так и остался...
Тут в дверь простучали. Аня и соседка по палате переглянулись: кто бы это мог быть? Медсестры и уборщицы влетают без стука, для родственников - поздновато.
-Войдите! - ответила Аня.
Но никто не вошел. Зато из-за двери донеслось:
- Я там в туалет по большому сходила и испортила воздух. Можешь идти - жаловаться...

Аня и баба Надя переглянулись. Старушка повертела у виска пальцем, мол, ума не хватает. Аня молча кивнула в знак согласии, ничего не ответив той, что стояла за дверью. Так женщины и просидели в тишине несколько минут, словно потеряв дар речи. Было противно и гадко на душе. Первой нарушила тишину Аня:

- Верно кто-то из медсестер вчера сказал про неё: " Ссы в глаза - божья роса". Там - или не хватает, или это - какая-то зэчка. Нормальная женщина разве будет себя так вести?
- А я с самого начала чувствовала, что не выйдет из этой затеи ничего. Если человек сам не понимает, что доставляет другим людям неудобства, то бесполезно требовать. Это человек такой.

- Но почему другие курящие выходят в коридор, на лестницу, и никому не мешают, а эта не может? Ведь ей же не запрещают курить, просто просят не делать этого именно здесь, в туалете.  Так нет!  Пошла на принцип, мол, я вам всем покажу "куськину мать".

- Теперь  не стоит  выходить из палаты вдвоем, надо, чтобы кто-то оставался здесь.   Мало ли: такая и вещи может украсть, и испортить что-то, и еду еще отравит. У нас, вон, кефир на подоконнике стоит. Плюнет еще туда и заразит чем-нибудь. Кто ее знает, с чем она тут лежит? - предложила старушка.

- Верно! Будем выходить теперь из палаты по очереди, - согласилась Аня. - От такой ненормальной действительно можно чего угодно ждать. Если ей даже медсестры не указ, то  мы - тем более...

12

Утром оказалось, что  курящая, доставлявшая всем неудобства,  слегла с высокой  температурой. Но Аню теперь это  не интересовало: ей объявили, что  анализы пришли в норму, и она может после обеда отправляться домой. Радости не было предела!Женщина  позвонила мужу и сообщила о выписке.

Когда приехал муж, Аня попрощалась с бабой Надей.

- Ну, поправляйтесь и не давайте себя в обиду. Если что, пригрозите, что будете жаловаться в министерство здравоохранения.
- Мы - люди маленькие, мы - не умеем за себя постоять, потому нас все и шпыняют, - сетовала баба Надя. - А тебе - удачи! С Богом!
- Спасибо! Всего Вам доброго!

Аня закрыла дверь палаты и пошла вместе с мужем по длинному коридору, по дороге заглянув в сестринскую и забрав документы.
 - Надо было  зайти к Бренскому отблагодарить его хотя бы коробкой конфет, ведь он мне, фактически, спас жизнь. Если бы не его решительность, с которой он ставил блокаду, как знать, может моя почка разорвалась бы, - сказала Аня мужу, сидя в машине и уставившись на забор мелькающих  деревьев.

- Вообще-то, он только выполнил свою работу, - ответил муж. - Мы так редко встречаем людей,  относящихся  к своим обязанностям  подобающим образом, что принимаем это  за  героизм. Пока каждый из нас  на своем рабочем месте не научится  нормально трудиться, мы так и будем  плохо жить. Эх, Россия!

- На таких вот бренских, не требующих подарков от пациентов,  медсестрах, у которых даже тапочки белые и душа такого же цвета, на милосердных поварихах, дарящих тепло домашнего очага, и держится Россия!- добавила Анна и снова уткнулась в забор бегущих деревьев.