В доме номер тринадцать и в квартире номер тринадцать по Южной улице жила-была маленькая девочка по имени Машенька. Но во дворе все мальчишки дразнили ее Красная Попочка за красные трусики, которые постоянно мелькали в песочнице. Эта кличка так прилипла к девочке, что переходила с ней из яслей в детский сад, а затем – в школу и университет. В детстве Машу это очень обижало. Было много слез.
Но шло время, девочка повзрослела, и на зло всем под коротенькой мини стала носить красные бикини. А когда она случайно зачем-то наклонялась или просто порыв ветерка поднимал юбку, а иногда она делала это сама, как бы невзначай, очевидцы мужского пола, при виде этих бикини и того, что окружало их, давились слюной, откусывали себе языки, быстро засовывали руки в карманы, нащупывая, а затем сдерживая свое Я.
Она была стройна, красива, юна. Про нее можно было словами поэта сказать так:
В том же дворе, в доме напротив, и тоже, в квартире с номером тринадцать, года на три постарше Маши, со своими родителями жил «заводила» всего двора Вовка Серый – такая уж фамилия у него. Можно догадаться, что именно он и дал Маше это обидное прозвище. Все мальчишки двора, да и соседнего тоже, и те, что были старше Вовки, ходили под ним, покуда Серый не «загремел» в армию. Он был рожден лидером. В школе его знания не оценивались учителями более чем на «тройку», и зря. Вовка много знал, много читал, интересовался всем и докапывался до самого дна интересующей его темы, но правильно подать свои знания как-то не получалось, а иногда и не хотелось. Семья Серых жила не богато. Соответственно университет, да еще и с тройками вообще не «светил». Армия приняла Серого Вовку с распростертыми объятиями. По разному служилось парню: сначала, конечно, тяжеловато, а потом…
Высокий, стройный парень, красив по мужски, умница, Вовка, однажды в увольнении познакомился со своенравной эгоистичной, туповатой, красавицей Эллочкой. Ну, башку снесло ему, иногда бывает с мужиками так. А она, как оказалось, была младшей дочерью командира части. Папаша души в ней не чаял, баловал ее и шел у нее на поводу. Узнав, что у любимицы, богатой красотой, хоть бедной мозгами, появился кто-то, ради ее счастья для Кто-То начал делать много что-то.
Служба – мед, ночью – секс, свадьба? – блин! Так ведь, башку снесло, а без башки….
На свое место она вознеслась к «дембелю». Но бесшабашная сытая жизнь задержала на пару лет возвращение Серого Вовки в логово, где когда-то он был вожаком. С Эллочкой-людоедкой, так он ее называл, они разошлись, вернее – он. Билет на самолет, и – родной город, родная улица, родной двор, родные мать и отец. Но через неделю Вовка заскучал. Маялся – маялся, да и махнул в Украину в Донецк – красивейший зеленый город, к друзьям. А тут – Майдан, Крым, Донбасс. Закрутилось – завертелось. Вовка попал в водоворот событий, которых давно жаждала его душа. Нет, ему не нужна чужая чья-то кровь. Риск, лидерство, возможность постоянной быстрой работы мозга – вот что заставило его здесь остаться и примкнуть в первые же дни к ополченческим отрядам.
Серый двигался по окопу обходя своих ребят. Только что была отбита очередная, наглая, подкрепленная огнем тяжелой артиллерии, танков и минометов атака на блок пост.
Уже третьи сутки бессменно Волк (такой позывной был у Владимира) с двадцатью ополченцами из шахтеров и пятью казаками, тяжело, но успешно сдерживали наступление нациков. Смекалка подсказала защитникам закупорить дорогу двумя мастерски подбитыми танками. Попытки нацгвардии оттащить тягачами эти машины еще более усугубили ситуацию: казачки, обойдя с флангов, рванули и их, тем самым, еще более закупорив пробку. Говорят, что только русский может наступить на грабли дважды, ха, казачкам пришлось еще четыре раза показывать свои способности, пока кто-то из тех командиров не «допер» остановиться. А, может, они там пьяные все были? Вот и хлещут теперь из всех видов стволов, да между артобстрелами пехота делала попытки пройти, но, как-то, у них все не получалось. Сейчас затишье. Нацики почему-то не убирают тела своих солдат и не помогают раненым, хотя мы им это позволяем. Кто может – сами уползают, кто не может…. Не мы к ним пришли. Да Бог с ними!
Вот и смена. Наши все живы. У одного, правда, сотрясение. Бывает же такое, банка сгущенки прямо в лоб, взрывной волной принесло, даже дата изготовления на лбу отпечаталась, . Бедного Борю тут же новым именем нарекли : «Сгущенный». Но он не в обиде. Да и вообще, ребята все – нормальные, адекватные, огнем крещеные, а кто – банкой. Шутка.
Серый Вовка шел по улице Челюскинцев, где жил в одном из домов у своего дальнего по отцу родственника. Шел смертельно уставший, в просоленной от пота одежде. На скамеечке у подъезда симпатичная девушка что-то пыталась объяснить, доказать худенькой кокетливой старушке.
- Спать, спать, спать. Чай, и спать, - Думал про себя Серый Вовка. Углубился в чрево подъезда.
Почти двое суток Волк отсыпался ( шум обстрелов городских кварталов не мешал ему, он к этому привык), а потом приводил себя в порядок, отъедался, хотя и на блокпосту не бедствовал от голода, всегда было что поесть, другое дело – бывало некогда.
Серый шагал по Артема. Июльское солнце в полдень палило нещадно. Где-то раздавались раскаты редких в это время взрывов.
- Твари, - Подумал про себя Серый и свернул в скверик, в тень деревьев.
На скамеечке сидела знакомая уже ему парочка: кокетливая бабушка и симпатичная, видимо, внучка. Девушка, доев мороженое, наклонившись в сторону, бросила обертку в урну. На мгновение из под коротенькой юбочки мелькнули красные трусики. Мгновенье, но для любого мужчины этого достаточно, что бы уловить и осознать увиденное.
- Красная Попочка! – Мгновенно пронеслось в ясном мозгу Серого Вовки, - Она, ли это? Если она, то как здесь?
Волк подошел.
- Извините, Вы - Маша?
Девушка какое-то время всматривалась в лицо Серого, как будто вспоминая что-то.
Вдруг глаза ее расширились, заблестели:
- Вовка…, Володя, это ты? Господи, как ты изменился, а что ты тут делаешь? Я, вот, к бабушке приехала, забрать ее отсюда, к нам, в Белгород, а она не соглашается. Говорит, что из своего родного города ни куда не уедет. А ты как здесь? Бабушка, Ба, это – Володя Серый, из нашего двора. – Тараторила она.
Что-то говорила бабушка, но Серый Вовка уже ни чего не слышал. Он весь был там, в самой глубине бездонных глаз девушки.
Очнулся оттого, что Маша трясла его за рукав свеженькой сорочки.
- Извини, задумался. Я, здесь, с ополченцами, воюю. Нациков долбим. Уже бы додолбили, но не дают. Сдерживают. Когда вы уезжаете? Я вам помогу до Ростова добраться, у меня много знакомых. Я здесь уже свой.
- Спасибо, Володя, это – хорошо бы. Но я еще не знаю. Может, придется одной назад, Ба ни как не хочет. Дай свой сотовый, я позвоню.
Они разошлись в разные стороны, но в каждом из них осталось какое-то щемящее сердце, еще им непонятное, волнующее чувство. Каждому хотелось обернуться.
Всю ночь Вовка не спал:
- Ее глаза! Какие глаза! Красная По…, Маша, какой ты стала…, - Забылся во сне только под утро.
Следующие сутки он, со своими, был на блокпосту. Там его ждал сюрприз – двое пленных нацгвардейцев. Сначала их было шестеро. Пытались обойти блокпост с тыла. Их засекла предыдущая смена. Четверых положили, двое – сами сдались в плен. Говорят, за созданную пробку, их послали за головой Волка.
- Охотнички нашлись! Слабоваты и трусоваты – духа в них нет. Да и откуда он возьмется: пришли грабить и убивать на чужую землю. Кто их, вообще, звал сюда?. Стоп! Работать надо. – Остановил Вовка ход своих мыслей.
,Сутки прошли относительно спокойно. Блокпост не трогали. Стреляли по жилым кварталам города, твари. Теперь Вовка думал о Маше, беспокоился за нее, и на исходе дня она позвонила:
- Володечка, извини, может я со своими проблемами тебе мешаю, но сама я не решу их. Я готова ехать, а Ба остается, и…
- Что ты, Машенька, естественно я помогу тебе. Сейчас договорюсь с Борей Сгущенным. Он тебя отвезет до самого Ростова. Кстати, вот он, сам подошел, сейчас… - Волк быстренько переговорил с Борисом.
- Машенька, алло, завтра в пятнадцать у подъезда, с вещами…
- Спасибо, Володечка, спасибо. Целую в щечку… До завтра.
От слов «Целую в щечку» Вовку бросило в жар, запылали как у юнца щеки.
В четырнадцать часов следующего дня Серый Вовка, выглаженный, выбритый вышагивал у подъезда взад-вперед, взад-вперед – не усидел дома, выскочил на целый час раньше.
Вот и она: красивая, стройная, с большущими глазами и в коротенькой юбочке, предстала перед Серым. У него произошел кратковременный ступор, но, усилием воли, взял себя в руки. Поздоровались. Дальше Маша смотрела своими бездонными глазами в глаза Вовке и молчала, отдавая ему всю инициативу в решении ее судьбы.
Владимир перезвонил Борису. Тот что-то долго объяснял, Володя качал головой.
- Машенька, извини, у Бори уже нет машины, мина, амба, но с Борей – ничего. Завтра я сам смогу отвезти тебя, извини, что так получилось, война….
- Это ничего, завтра, так завтра, только вот с бабулькой уже простилась, и опять возвращаться, потом опять прощаться…
- Есть решение: ночуй у меня, ты – в моей комнате, я – в дядиной, его не будет еще три дня. Согласна?
Она посмотрела Вовке прямо в глаза. И он опять затерялся где-то в глубокой глубине ее глаз.
- Да, - только и промолвила она и протянула Вовке небольшую спортивную сумочку.
- Здесь ее красные трусики, - почему-то мелькнула озорная мысль, но Вовка тут же ее придавил.
За окном зашуршал дождь и в раскрытое окно кухни потек свежий, чуть прохладный поток воздуха. Сидели пили чай. Вспоминали детские годы, общих знакомых, говорили о их судьбах. Взгляды глаза в глаза становились все продолжительнее, как и паузы в их разговоре. На улице стемнело. Стемнело и на кухне. В сумраке их губы нашли друг друга, слились в долгом горячем поцелуе, захватившим в плен их волю, заставившем дрожать их жаждущие любви тела. Их одежда выстилилась дорожкой, соединяющей кухню со спальней. Замыкали эту дорожку красные трусики.
Белая простыня с нежностью приняла их тела, словно родная мать долгожданных детей своих.
Он покрывал поцелуями ее шелковую кожу. Она кусала его соски. Он с жадностью мял ее тугую грудь с отвердевшими, как камень, сосками. Она обвивала своими руками, словно лианами его талию. Пальцы рук его нашли ее пальцы, до хруста сжали их. Он ворвался в нее словно ураганный ветер, сметающий все на своем пути. Она вскрикнула и, вырвав свои руки из его «клещей», впилась ногтями в его ягодицы, вжимая сильнее его тело в свое. Он застонал как раненый зверь, почувствовав самое дно ее плоти и прелесть сей сути. Она застонала, от дерзкого, мгновенного, но желанного проникновения в ее давно созревший, но пустующий бутон. Он терзал этот бутон. Она помогала ему это делать.
Он, с криком вбросил в нее давно копившийся горячий поток гормонов. Она, с криком встретила его поток и залила его своим нектаром.
Долго лежали молча, обняв друг друга. Не спали. Он первым нарушил тишину:
- Что будет дальше…?
- Чего ты хочешь?
- Я люблю тебя…!
- Я останусь с тобой…
- Нет!
- Почему?
- Здесь опасно. Гибнут люди. Я буду бояться за тебя.
- Но ведь люди живут…
- Да, но это их земля, их город, они его защищают. Я понимаю твою бабушку. Она бы поехала к вам в другой ситуации. Но она осталась здесь воевать, просто своим присутствием доказывать свою правоту, свой дух, свою силу, и показывать пример молодым.
- Вот я и останусь. Мы с бабушкой будем тебя ждать и встречать, кормить…
- Любимая, если ты останешься здесь, я буду все время переживать за тебя, мысли будут заняты твоей безопасностью, потеряю бдительность, и сам останусь открытым. Я уговорю и бабушку уехать, вот увидишь.
- С каждым твоим аргументом я, как бы, согласна. Но я – женщина, и, наверное, любимая?
- Любимая и обожаемая…
- Я не капризная и не эгоистичная, но здесь и сейчас решаю я, прости. Я остаюсь с тобой. А бабушку отправим.
Оба замолчали, обнявшись, и уснули. До самого утра.
Так вот судьба связала вдали от родного дома, посреди войны, с детства знакомых Красную Попочку и Серого Вовку. Они поселились в квартире бабушки, а ее отправили к маме Красной… ой, извините, Маши, теперь по фамилии Серой. А друзья Володи тут же окрестили Машу новым прозвищем: «Волчица».
[Скрыть]Регистрационный номер 0299920 выдан для произведения:
Красная Попочка и Серый Вовка (Донецкая сага)
В доме номер тринадцать и в квартире номер тринадцать по Южной улице жила-была маленькая девочка по имени Машенька. Но во дворе все мальчишки дразнили ее Красная Попочка за красные трусики, которые постоянно мелькали в песочнице. Эта кличка так прилипла к девочке, что переходила с ней из яслей в детский сад, а затем – в школу и университет. В детстве Машу это очень обижало. Было много слез.
Но шло время, девочка повзрослела, и на зло всем под коротенькой мини стала носить красные бикини. А когда она случайно зачем-то наклонялась или просто порыв ветерка поднимал юбку, а иногда она делала это сама, как бы невзначай, очевидцы мужского пола, при виде этих бикини и того, что окружало их, давились слюной, откусывали себе языки, быстро засовывали руки в карманы, нащупывая, а затем сдерживая свое Я.
Она была стройна, красива, юна. Про нее можно было словами поэта сказать так:
В том же дворе, в доме напротив, и тоже, в квартире с номером тринадцать, года на три постарше Маши, со своими родителями жил «заводила» всего двора Вовка Серый – такая уж фамилия у него. Можно догадаться, что именно он и дал Маше это обидное прозвище. Все мальчишки двора, да и соседнего тоже, и те, что были старше Вовки, ходили под ним, покуда Серый не «загремел» в армию. Он был рожден лидером. В школе его знания не оценивались учителями более чем на «тройку», и зря. Вовка много знал, много читал, интересовался всем и докапывался до самого дна интересующей его темы, но правильно подать свои знания как-то не получалось, а иногда и не хотелось. Семья Серых жила не богато. Соответственно университет, да еще и с тройками вообще не «светил». Армия приняла Серого Вовку с распростертыми объятиями. По разному служилось парню: сначала, конечно, тяжеловато, а потом…
Высокий, стройный парень, красив по мужски, умница, Вовка, однажды в увольнении познакомился со своенравной эгоистичной, туповатой, красавицей Эллочкой. Ну, башку снесло ему, иногда бывает с мужиками так. А она, как оказалось, была младшей дочерью командира части. Папаша души в ней не чаял, баловал ее и шел у нее на поводу. Узнав, что у любимицы, богатой красотой, хоть бедной мозгами, появился кто-то, ради ее счастья для Кто-То начал делать много что-то.
Служба – мед, ночью – секс, свадьба? – блин! Так ведь, башку снесло, а без башки….
На свое место она вознеслась к «дембелю». Но бесшабашная сытая жизнь задержала на пару лет возвращение Серого Вовки в логово, где когда-то он был вожаком. С Эллочкой-людоедкой, так он ее называл, они разошлись, вернее – он. Билет на самолет, и – родной город, родная улица, родной двор, родные мать и отец. Но через неделю Вовка заскучал. Маялся – маялся, да и махнул в Украину в Донецк – красивейший зеленый город, к друзьям. А тут – Майдан, Крым, Донбасс. Закрутилось – завертелось. Вовка попал в водоворот событий, которых давно жаждала его душа. Нет, ему не нужна чужая чья-то кровь. Риск, лидерство, возможность постоянной быстрой работы мозга – вот что заставило его здесь остаться и примкнуть в первые же дни к ополченческим отрядам.
Серый двигался по окопу обходя своих ребят. Только что была отбита очередная, наглая, подкрепленная огнем тяжелой артиллерии, танков и минометов атака на блок пост.
Уже третьи сутки бессменно Волк (такой позывной был у Владимира) с двадцатью ополченцами из шахтеров и пятью казаками, тяжело, но успешно сдерживали наступление нациков. Смекалка подсказала защитникам закупорить дорогу двумя мастерски подбитыми танками. Попытки нацгвардии оттащить тягачами эти машины еще более усугубили ситуацию: казачки, обойдя с флангов, рванули и их, тем самым, еще более закупорив пробку. Говорят, что только русский может наступить на грабли дважды, ха, казачкам пришлось еще четыре раза показывать свои способности, пока кто-то из тех командиров не «допер» остановиться. А, может, они там пьяные все были? Вот и хлещут теперь из всех видов стволов, да между артобстрелами пехота делала попытки пройти, но, как-то, у них все не получалось. Сейчас затишье. Нацики почему-то не убирают тела своих солдат и не помогают раненым, хотя мы им это позволяем. Кто может – сами уползают, кто не может…. Не мы к ним пришли. Да Бог с ними!
Вот и смена. Наши все живы. У одного, правда, сотрясение. Бывает же такое, банка сгущенки прямо в лоб, взрывной волной принесло, даже дата изготовления на лбу отпечаталась, . Бедного Борю тут же новым именем нарекли : «Сгущенный». Но он не в обиде. Да и вообще, ребята все – нормальные, адекватные, огнем крещеные, а кто – банкой. Шутка.
Серый Вовка шел по улице Челюскинцев, где жил в одном из домов у своего дальнего по отцу родственника. Шел смертельно уставший, в просоленной от пота одежде. На скамеечке у подъезда симпатичная девушка что-то пыталась объяснить, доказать худенькой кокетливой старушке.
- Спать, спать, спать. Чай, и спать, - Думал про себя Серый Вовка. Углубился в чрево подъезда.
Почти двое суток Волк отсыпался ( шум обстрелов городских кварталов не мешал ему, он к этому привык), а потом приводил себя в порядок, отъедался, хотя и на блокпосту не бедствовал от голода, всегда было что поесть, другое дело – бывало некогда.
Серый шагал по Артема. Июльское солнце в полдень палило нещадно. Где-то раздавались раскаты редких в это время взрывов.
- Твари, - Подумал про себя Серый и свернул в скверик, в тень деревьев.
На скамеечке сидела знакомая уже ему парочка: кокетливая бабушка и симпатичная, видимо, внучка. Девушка, доев мороженое, наклонившись в сторону, бросила обертку в урну. На мгновение из под коротенькой юбочки мелькнули красные трусики. Мгновенье, но для любого мужчины этого достаточно, что бы уловить и осознать увиденное.
- Красная Попочка! – Мгновенно пронеслось в ясном мозгу Серого Вовки, - Она, ли это? Если она, то как здесь?
Волк подошел.
- Извините, Вы - Маша?
Девушка какое-то время всматривалась в лицо Серого, как будто вспоминая что-то.
Вдруг глаза ее расширились, заблестели:
- Вовка…, Володя, это ты? Господи, как ты изменился, а что ты тут делаешь? Я, вот, к бабушке приехала, забрать ее отсюда, к нам, в Белгород, а она не соглашается. Говорит, что из своего родного города ни куда не уедет. А ты как здесь? Бабушка, Ба, это – Володя Серый, из нашего двора. – Тараторила она.
Что-то говорила бабушка, но Серый Вовка уже ни чего не слышал. Он весь был там, в самой глубине бездонных глаз девушки.
Очнулся оттого, что Маша трясла его за рукав свеженькой сорочки.
- Извини, задумался. Я, здесь, с ополченцами, воюю. Нациков долбим. Уже бы додолбили, но не дают. Сдерживают. Когда вы уезжаете? Я вам помогу до Ростова добраться, у меня много знакомых. Я здесь уже свой.
- Спасибо, Володя, это – хорошо бы. Но я еще не знаю. Может, придется одной назад, Ба ни как не хочет. Дай свой сотовый, я позвоню.
Они разошлись в разные стороны, но в каждом из них осталось какое-то щемящее сердце, еще им непонятное, волнующее чувство. Каждому хотелось обернуться.
Всю ночь Вовка не спал:
- Ее глаза! Какие глаза! Красная По…, Маша, какой ты стала…, - Забылся во сне только под утро.
Следующие сутки он, со своими, был на блокпосту. Там его ждал сюрприз – двое пленных нацгвардейцев. Сначала их было шестеро. Пытались обойти блокпост с тыла. Их засекла предыдущая смена. Четверых положили, двое – сами сдались в плен. Говорят, за созданную пробку, их послали за головой Волка.
- Охотнички нашлись! Слабоваты и трусоваты – духа в них нет. Да и откуда он возьмется: пришли грабить и убивать на чужую землю. Кто их, вообще, звал сюда?. Стоп! Работать надо. – Остановил Вовка ход своих мыслей.
,Сутки прошли относительно спокойно. Блокпост не трогали. Стреляли по жилым кварталам города, твари. Теперь Вовка думал о Маше, беспокоился за нее, и на исходе дня она позвонила:
- Володечка, извини, может я со своими проблемами тебе мешаю, но сама я не решу их. Я готова ехать, а Ба остается, и…
- Что ты, Машенька, естественно я помогу тебе. Сейчас договорюсь с Борей Сгущенным. Он тебя отвезет до самого Ростова. Кстати, вот он, сам подошел, сейчас… - Волк быстренько переговорил с Борисом.
- Машенька, алло, завтра в пятнадцать у подъезда, с вещами…
- Спасибо, Володечка, спасибо. Целую в щечку… До завтра.
От слов «Целую в щечку» Вовку бросило в жар, запылали как у юнца щеки.
В четырнадцать часов следующего дня Серый Вовка, выглаженный, выбритый вышагивал у подъезда взад-вперед, взад-вперед – не усидел дома, выскочил на целый час раньше.
Вот и она: красивая, стройная, с большущими глазами и в коротенькой юбочке, предстала перед Серым. У него произошел кратковременный ступор, но, усилием воли, взял себя в руки. Поздоровались. Дальше Маша смотрела своими бездонными глазами в глаза Вовке и молчала, отдавая ему всю инициативу в решении ее судьбы.
Владимир перезвонил Борису. Тот что-то долго объяснял, Володя качал головой.
- Машенька, извини, у Бори уже нет машины, мина, амба, но с Борей – ничего. Завтра я сам смогу отвезти тебя, извини, что так получилось, война….
- Это ничего, завтра, так завтра, только вот с бабулькой уже простилась, и опять возвращаться, потом опять прощаться…
- Есть решение: ночуй у меня, ты – в моей комнате, я – в дядиной, его не будет еще три дня. Согласна?
Она посмотрела Вовке прямо в глаза. И он опять затерялся где-то в глубокой глубине ее глаз.
- Да, - только и промолвила она и протянула Вовке небольшую спортивную сумочку.
- Здесь ее красные трусики, - почему-то мелькнула озорная мысль, но Вовка тут же ее придавил.
За окном зашуршал дождь и в раскрытое окно кухни потек свежий, чуть прохладный поток воздуха. Сидели пили чай. Вспоминали детские годы, общих знакомых, говорили о их судьбах. Взгляды глаза в глаза становились все продолжительнее, как и паузы в их разговоре. На улице стемнело. Стемнело и на кухне. В сумраке их губы нашли друг друга, слились в долгом горячем поцелуе, захватившим в плен их волю, заставившем дрожать их жаждущие любви тела. Их одежда выстилилась дорожкой, соединяющей кухню со спальней. Замыкали эту дорожку красные трусики.
Белая простыня с нежностью приняла их тела, словно родная мать долгожданных детей своих.
Он покрывал поцелуями ее шелковую кожу. Она кусала его соски. Он с жадностью мял ее тугую грудь с отвердевшими, как камень, сосками. Она обвивала своими руками, словно лианами его талию. Пальцы рук его нашли ее пальцы, до хруста сжали их. Он ворвался в нее словно ураганный ветер, сметающий все на своем пути. Она вскрикнула и, вырвав свои руки из его «клещей», впилась ногтями в его ягодицы, вжимая сильнее его тело в свое. Он застонал как раненый зверь, почувствовав самое дно ее плоти и прелесть сей сути. Она застонала, от дерзкого, мгновенного, но желанного проникновения в ее давно созревший, но пустующий бутон. Он терзал этот бутон. Она помогала ему это делать.
Он, с криком вбросил в нее давно копившийся горячий поток гормонов. Она, с криком встретила его поток и залила его своим нектаром.
Долго лежали молча, обняв друг друга. Не спали. Он первым нарушил тишину:
- Что будет дальше…?
- Чего ты хочешь?
- Я люблю тебя…!
- Я останусь с тобой…
- Нет!
- Почему?
- Здесь опасно. Гибнут люди. Я буду бояться за тебя.
- Но ведь люди живут…
- Да, но это их земля, их город, они его защищают. Я понимаю твою бабушку. Она бы поехала к вам в другой ситуации. Но она осталась здесь воевать, просто своим присутствием доказывать свою правоту, свой дух, свою силу, и показывать пример молодым.
- Вот я и останусь. Мы с бабушкой будем тебя ждать и встречать, кормить…
- Любимая, если ты останешься здесь, я буду все время переживать за тебя, мысли будут заняты твоей безопасностью, потеряю бдительность, и сам останусь открытым. Я уговорю и бабушку уехать, вот увидишь.
- С каждым твоим аргументом я, как бы, согласна. Но я – женщина, и, наверное, любимая?
- Любимая и обожаемая…
- Я не капризная и не эгоистичная, но здесь и сейчас решаю я, прости. Я остаюсь с тобой. А бабушку отправим.
Оба замолчали, обнявшись, и уснули. До самого утра.
Так вот судьба связала вдали от родного дома, посреди войны, с детства знакомых Красную Попочку и Серого Вовку. Они поселились в квартире бабушки, а ее отправили к маме Красной… ой, извините, Маши, теперь по фамилии Серой. А друзья Володи тут же окрестили Машу новым прозвищем: «Волчица».