Корни

В  В  В  В  В  В Мой дед по отцу КузьмаВ Порфирьевич, из В зажиточных крестьян Аркадакского района Саратовской области, прошагал рядовым пехотного полка с 1914 года на фронтах Первой мировой войны, потеряв в боях с немцами левый глаз. Затем, несколько лет бился на фронтах гражданской, и возвратился домой только в 1921 году. В конце двадцатых, отняли у него его землю, всю скотину, лошадей, излишки, которые посчитали нужными и взяли в колхоз. Здоровым, сильным и не глупым он был - по коротким рассказам дошедших до меня. Работал по четырнадцать - шестнадцать часов в сутки и другой жизни не знал. Этому учил и детей своих. Под это он был заточен, как и все поколения до него. Но застала как то раз его в пути пурга, когда он возвращался из райцентра В на санях, дорогу замело и лошадь с трудом пробивала путь, проваливаясь по брюхо. В результате дед с трудом добрался до дома, но сильно простыл, и из-за воспаления лёгких не дожил до Второй мировой войны 7 лет. Когда он умер, отец мой ещё и в школу не ходил, а мне его и подавно увидать не привелось - даже фотографии. Бабка моя одна воспитывала шестерых детей, так и не выйдя больше за муж. Да и кто возьмёт на себя такое бремя - вот и тянула одна. А потому горький хлеб пришлось откушать всей семье с полна, вкусив его и с голодом тридцатых, В с войной сороковых и с рабским трудом за трудодни - ещё много лет. В Наверное судьба эта постигла и десятки миллионов простых русских людей. В 

В  В  В  В  В  В Дед по матери, окончив Агрономический колледж в Кишинёве, после выпуска В не проработав и дня, был призванВ для службыВ в действующую армию,В  в должности унтер офицера. Шла Первая мировая война. Дед участвовал в нескольких сражениях и имел награды царской армии защищая интересы Российской Империи.В  В 1916 году был направлен сопровождать эшелон с четырнадцатью тысячами пленных чехов вВ  глубокий тыл – в Туркестан, в город Ташкент,В В где и был оставленВ  для прохождения дальнейшей воинской службы.В  В 1917 году, вступил в Коммунистическую партию, и после революции остался в Красной армии командиром эскадрона и долгие годы участвовал в борьбе с банд формированиями, которые в то время назывались басмачами. Его имя и фамилию я даже находил в некоторых исторических и художественных книгах (у Шевердина), и с детства гордился дедом.

Когда он летом выходил во дворик жактовского домаВ  к крану с водой чтобы умыться, и снимал нательную майку, оголив торс, я, будучи ребёнком, с неподдельным любопытством рассматривал на его груди выколотый портрет Ленина и ещё чей то – не помню. Помню, что помимо наколок, тело его хранилоВ  сабельный шрам иВ  в виде розовой гвоздички – отметину о пулевом ранении, которое было видно и со спины.В 

Дед мой – Белов Пётр Нестерович, был человек необычный – он прожилВ около 90 лет, но всегда был чист, опрятен и подтянут. Его туфли всегда сверкали как новые, и он не ленился каждый день их начищать до блеска. Некоторым женщинам на нашей улице Павлова, он здороваясь кланялся, целуя руку, да и женщины эти походили своей осанкой и манерами на графинь из фильмов, или старых фотографий. Правда одеты они были не в роскошные платья, но осанка, посадка головы, взгляд и манера говорить, выдавали в них людей из другого мира, которых теперь уже и не встретишь. Я больше в жизни ни когда не видал такого, не принято было вроде в советское время, да и сейчас тоже - целовать руки, но дед делал это так свободно и элегантно, что порой казалось, что по другому и нельзя.В 

В Бабушка моя - Елизавета Николаевна, зная его привычки, каждое утро гладила старым утюгом белые рубашки и вешала их наВ деревянные плечики, цепляя их крючком за приоткрытую дверцу В шифоньера. Почти вся мебель в доме была темно-вишнёвого цвета, старинная, с резными узорами и бронзовыми, почерневшими местами ручками, и толькоВ шифоньер был куплен недавно В и выделялся своей простотой и жёлто-коричневым цветом. Вот на его дверцу бабушка и вешала рубашки.В ЯВ  не помню ни разу, что быВ дед носил, что-нибудь цветное - всегда белое. Баба Лиза (как называло её множество внуков и внучек) иной разВ ворчала от В чистоплотности деда (когда гладила поутру), но не со зла, а по привычке, особенно, если он, после обеда, просил другую свежую рубашку.

ИдяВ В порой с дедом по улицам почти вприпрыжку, что бы поспеть за его быстрым шагом, мне казалось, что он знает всех, и его знают все. Ташкент не деревня, а город с несколькими миллионами жителей, а деду кивали и уважительно здоровалисьВ называя по имени и отчествуВ почти все в центральной части. Наша улица находиласьВ метрах в семистах от центра, но сначала, надо было выйти на ул. Куйбышева (сейчас Ферганская), а потом под пологом платанов и акаций дойти до Сквера. В 

Иногда к деду подходили совершенно не знакомые мне люди, и спрашивали совета или помощи в чём то. Он ни когда не оказывался безучастным. В Краем уха я слышал, что дед много лет занимался сельским хозяйством Узбекистана,В направлялся наВ руководящие должности, поднимал колхозы и совхозы,В производил селекцию технических культур.В  Работая с местными кадрами, он хорошо выучил узбекский язык и мог В часами смотреть передачи на узбекском языке о сборе хлопка в регионах, или объясняться с местным населением, если те плохо понимали русский язык. В Он давно уже был на пенсии, но регулярно ходил в городские парки, в создании и сохранении которых он принимал непосредственное участие, и даже числился где-тоВ агрономомВ на пол ставки, не смотря на возраст и хорошую пенсию. Особенно часто он ходил в Центральный Сквер, от которогоВ  по кольцу расходились несколько дорог в разные части города.

Этот Сквер В обрамляло кольцо радиусом метров двести из старинных кирпичных зданий. В середине его возвышался монумент - голова Карла Маркса на высоком постаменте, высеченная из цельной глыбы гранита. Невдалеке стоял цветочный магазинчик, похожий на маленькую церквушку. Как я позже узнал, раньше это была В часовенка В возведённая ещё в конце 19 века. Да и вместо головы Карла Маркса в своё время стоял памятник Сталину, а до него Российскому Императору на коне (по моему Александру).В 

Сквер являлся центром творческим - рядом было несколько театров, кинозалов и музеев у входа одного из которых стояли две толстые старинные бронзовые пушки на бетонных подставках вместо лафетов.

Так же он был административным и научным центром - в старинных зданиях размещался юрфак и биофак Ташкентского Гос. Университета (ТашГУ),В  кафедры автодорожного института, и авиационного техникума (сейчас институт). Это историческое кольцо было первым местом размещения русской диаспоры, в километрах двух - трёх от границ Старого города, где жило в основном местное население,В иВ представлял из себя островок Европы среди Восточного оазиса. Так было удобно жить горожанам с разными верованиями и обычаями. Но это не в коем случае не представляло каких то видимых границ, и устраивало всех, не мешая осуществлять свои обряды и пересекаться разным верованиям иВ концессиям.

В 

В 

В Одну из улиц, соединявшую Сквер с центральной площадью - тогда она называлась Площадь Ленина (сейчас - Мустакилик, т.е. Независимость), сделали пешеходной, и в народе за ней закрепилось название Бродвей. Молодёжь зачастую назначала свидания у Карла Маркса (Кырломырло) или на Бродвее у кафешек. На этот островок свободы, длинной метров триста и шириной метров сорок, с ответвлениями в сторону Метро Ленина, выносили на продажу свои работы художники и резчики по камню, продавцы сувениров и надувных шаров, филателисты и антиквары, рядом предлагали свои услуги гадалки с картами и попугаями, играли на гитарах В солидные бардыВ и молодые безусые ребята, иногда слышался звук флейты или скрипки. В  По обочинам готовили шашлыки и прочие восточные и европейские блюда, и конечно стояли будки с газированной водой и продавцы пломбира, кофейного и "Ленинградского" мороженого. С одной из сторон примыкал трёхэтажный ресторан "Заравшан" из белого с серыми прожилками мрамора и с фонтаном. На первом этаже, под вывеской "Пиццерия" подавали бутерброды с докторской колбасой, сладкиеВ пирожные,В и готовили ароматный кофе из молотых зёрен, ставя турки в раскалённый песок. Кофе закипая порой выплёскивалось на него, шипя и мгновенно испаряясь, обдав своим головокружительным ароматом. Но пиццу в этом заведении не подавали - просто название было красивое, а что это такое - мало кто догадывался. Посетителям его редко было больше 25 лет.

Людей на этой улице было ни чуть не меньше. чем на московском Арбате, особенно вечерами. В Через дорогу отделявшую Сквер от кольца зданий у начало небольшой улочки, стояло открытое солнцу и ветрам двухэтажное здание без крыши, с длинной бетонной лестницей на второй этаж - это знаменитый "Уголок" известный каждому студенту своими лёгкими коктейлями и "Цыплятами табака", подаваемыми на длинныхВ металлическихВ тарелках со стаканчиком томатного соуса.

Я отвлёкся чуть от воспоминаний про моего деда, но только по тому, что неразрывно связываю эту часть города с ним. Он был почти ровесником этих зданий и деревьев. Некоторые были правда моложе его, но в моём детском понимании они были в едином пространстве и времени.В 

Я с гордостью мальчуганом смотрел, какВ дед давал советы руководителям служб озеленения города о поливе, обрезке, лечении и удобренииВ парковых деревьев. ИВ он изредка мне рассказывал историю какого нибудь старинного дома или сада. Где раньше жил губернатор края, а где были казармы и женский пансион. И я представлял себе конюшни на сотни лошадей, с конюхами и амбарами зерна, В среди проезжающих трамваев иВ троллейбусов.В  И прочее прочее прочее,В связанное со сквером и домами его окружающими.В 

В 

Деревья были для него как дети. Иногда он подходил к платанам в метр толщиной иВ отщипывая с них отшелушившуюся кору, рассматривал её внимательно. Потом прижав ладонь к дереву, как мать, которая мерит температуру, прикладывая ладонь ко лбу, задирал вверх голову и смотрел на толстые ветви утопающие в зелени, сквозь которые с трудом пробивалось местами голубое небо.

Некоторые из этих деревьев он посадил сам, многие напоминали ему о годах юности и прошедшей истории, которую вобрали в себя эти исполины. В Они раскачивались и кивали деду, как прохожие, которые нам встречались на улицах. Иногда дед ругался и повышал голос, разговаривая с садовниками, и я слышал жёсткие и требовательные нотки в его голосе.В  Глаза его начинали сверкать из под густых бровей, его мясистый нос с горбинкой дела его В лицо орлиным.В  Тело чуть подавалось вперёд, и я уже видел не старого, пожилого мужчину, а кавалериста с шашкой на голо. В Дед очень переживал за каждое дерево, и не любил, когда парковые работники забывали полить или вылечить дерево, не правильно проводили обрезку, или вносили не те удобрения.

В конце восьмидесятых дед умер. Незадолго до его смерти, я узнал, что он мне не родной дед, и женился на моей бабушке, через несколько лет, как она похоронила первого своего мужа и имела на руках уже троих детей – трёх девочек, средней из которых была моя мать.В  А время было послевоенное, и на каждого мужика было ой как много молодых, не замужних девушек и В женщин. Наверное, это была любовь. И от неё родила моя бабушка ещё сына Женю, так похожего на моего деда, тем более сейчас, когда он уже седой, да и величают его уважительно Евгений Петрович. По образованию он геолог, по профессии военный (подполковник в отставке), а по призванию - художник. Я удивлялся и завидовал с какой лёгкостью он рисовал портреты и картины карандашом, вырезал В из камня белочку, В лошадь или другие фигурки, соблюдая пропорции В и точность, даря неповторимость каждому образу. В Но не всегда в жизни мы занимаемся тем для чего рождены, да и кто знает что в нас скрыто, и какова цель нашей жизни. С годами я всё чаще начинаю верить в дороги судьбы, с которых не свернуть.

В 

А что же со Сквером и примыкающим к нему центральным городским парком Горького? Со Сквером, который был местом отдыха многих поколений жителей Ташкента, и с которым у многих связаны личные воспоминания. Который укрывал своими ветвями в летний палящий зной, и в который любили приходить и фотографировать иностранцы, дополняя колорит счастливых, прогуливающихся горожан. Что с зелёными исполинами, под кронами которых В провели свои лучшие годы не одно поколение студентов, как и я? Это место всегда было полно народа и особенно вечером, укрывая в своих аллеях влюблённые парочки.

В 

В  В  В  В СпилилиВ  под кореньВ вековые деревьяВ в 2009В году.В В Горожане приходили к свежим пням платанов, с выступающими как вены на руке корнями, со свечами, словно на могилу к родным.В  И ночью оставленные свечиВ горели у розовых пней, колыхаясь на ветру, проливая восковые слёзы,В молча, как и люди.

А ведь платаны, не смотря на свой вековой возраст, были ещё дети, потому что живут они обычно по тысячу и более лет. Жаль только память людская намного короче.В 

Вместо постамента с головой Карла Маркса, сейчас стоит памятник Амиру Темуру с камчой на коне, посреди низкорослых побегов растительности.В 

Вечерами слышен гул автомобилей, В встречаются редкие прохожие, спешащие домой, и милиционеры в форме цвета аптечной зелёнки с блестящими пуговицами.В 

В 

В